призрачно

чеён ненавидит уезжающие с вокзалов поезда. особенно, когда внутри них сидит лалиса со своим жёлтым чемоданом и улыбается в маленькое окно. — обещай хотя бы не забывать. — пак смотрит под ноги, звеня каким-то старым браслетом на запястье. лиса неслышно улыбается. это кажется ещё тише от гремящих колес чемодана. мятая футболка пахнет точно так же, как волосы чеён, и у лисы немного сдавливает в груди. обычно она не любила лаванду, но чеён любила очень сильно. лиса говорит, что пак напрасно так сильно грустит и что у них есть интернет, скайп и почтовые голуби на крайний случай. но чеён будет грустить, смотреть под ноги и долго думать перед сном. чеён всегда будет чеён, которой кажется, что вся её жизнь состоит из сборов клубники, книг рэя брэдбери, баллад депш мод, душистых трав и разрезания старых пожелтевших блузок. чтобы все называли её странной, и только лиса говорила об этом с улыбкой. манобан прижимает светловолосую к себе так сильно и пак утыкается в тёплую пульсирующую шею, незаметно складывая веточку мелиссы в боковой карман чужого рюкзака. потому что чеён помнит, что лиса любит жевать мелиссу и слушать плейлист из старых песен, бережно составленный пак на её mp3 плеере. — я правда, слышишь? правда буду очень скучать. — лиса шепчет так, чтобы слышали только они. пак прижимается сильнее, чувствуя чужое сердце, стучащее где-то в горле. она верит ей. — я слышу. — девушка отпрянула, заглянув в мутные, будто разморенные теплом самой лисы глаза. потянулась за поцелуем, который будоражил лёгкие, но одновременно с этим до краев наполнял их грустью. лиса отбыла куда-то в город больших мечт с третьей платформы в 15:25 шестого августа, а чеён оставалась смотреть ей вслед. как и всегда. вернувшись в небольшой оранжевый домик на окраине окмулги, где была лишь нара — самая странная на свете мать, доставшаяся своей не менее странной дочери, пак вспомнила о том, как сильно прополоскало её две недели назад. она не знала, что именно было ужаснее всего в том, что она захотела этого вновь, посмотрев в зеркало. телефон с потресканным экраном завибрировал на тумбочке рядом с кроватью. это было сообщение от манобан. оно гласило: "не скучай, рози. я вернусь совсем скоро." чеён сморщила нос — "видимо, ещё не выехала из зоны со скоростным интернетом." пак заправила прядь лавандовых волос за ухо, положила мобильник на место, отключив его. она ненавидела прощания и сотовые так же сильно, как уезжающие поезда. звонок раздается в 4:23 в тихой комнате. на экране высвечивается "ли" и этих двух букв достаточно, чтобы поднять чеён настроение. — я доехала, все в порядке. попутчики оказались из балтиморского колледжа искусств. как раз того, в который я хочу поступить, помнишь? — конечно, а ещё я помню, как пару секунд назад твой звонок чуть не поднял на уши весь мой дом, — имея в виду свою мать, она не говорит об этом с должным раздражением. скорее, снисходительно-сонно. — я рада, что все в порядке. созвонимся утром. после этого разговора, пак не смогла сомкнуть глаз до семи часов. по письменному столу скользил рассвет, а снизу слышались тихие материнские шаги, но в чеён абсолютно не было сил или сна, только непонятная тревога. — ты проводила вчера лису? — нара сидела за столом в странном халате и пила травяной чай из своей огромной кружки, когда пак спустилась вниз. — да. она светилась от счастья. — в голосе не было зависти, только совсем немного тоски по улыбающейся лисе, жующей мелиссу. — это не удивительно. — нара хмыкнула, громко поставив кружку на стол. — мы с лисой любили это место, кажется... — любили? что же, теперь оно полностью твое. будет, куда деть свою огромную любовь. — женщина встала, чтобы подойти к окну, попутно запахивая халат. их маленький город штата оклахома, больше напоминающий деревню, мог показаться убогим. но чеён с лисой знали его так же хорошо, как друг друга. а ещё здесь имелся чудесный лес, в который они таскали лисин полароид. он слышал все их истории из старшей школы — одной из немногих государственных школ здесь; видел самый первый раз, когда лиса решилась положить свою голову на чужие колени, и полные растерянности глаза чеён в тот момент. включенные на фоне завтрака новости ещё сильнее утомляют. на самом деле, в доме пак большинство времени пахло ладаном и свечками, но сейчас лишь новостями и дешевым порошком с химическим запахом "альпийской свежести", которым стиралась вся одежда в доме. нара раз в неделю проводила большую стирку, была местной швеей и собирала лечебные травы. она никак не была связана с колдовством, что часто приписывали ей окружающие, но её и вправду было трудно назвать обычной женщиной, чем она научилась гордиться. лицо пак младшей выражало озадаченность. овсянка была до безобразия сладкой, что, впрочем, в стиле нары. в новостях говорили об акциях и расценках на бензин, а еще о курсе евро. старый телевизор, купленный до появления чеен на свет, показывал белый шум каждые десять минут. "сошедший этой ночью с рельс поезд..." — нара и чеён одновременно повернулись на звук, когда внутри второй всё замерло. с маленького синего экрана виднелся лежащий на боку поезд, на который вчера чеён посадила лису ровно в три часа дня. женщина в строгом костюме вещала на всю кухню о том, что произошло приблизительно в два часа ночи, когда пак с грохотом бросила ложку в тарелку с кашей, спеша наверх за сотовым. она ненавидела сотовые и прощания, так же сильно, как чертовы поезда. чертовы поезда. на экране с небольшой трещиной поперек, в журнале вызовов было написано: « 4:23. входящий звонок от контакта "ли" » ей не приснилось. ночью она говорила с лисой. с лисой, разбившейся два часа назад на чертовом поезде.