Несовершенные

      Ночь опустилась на город тяжëлым покрывалом, принося с собой тëмную мглу и холод. Окна, до сих пор горевшие искусственным жëлтым светом, потихоньку гасили свои огни. Вару закончил читать главу и наконец отвлекся от книги. Его сосед уже спал и десятый сон видел, как и ящерица, свернувшаяся рядом с подушкой. Из окна поступал мерзловатый воздух, заставивший парня поëжиться. Кляйн поднялся с постели и подошёл к окну, чтобы его закрыть. Вот только внимание его привлекло какое-то движение снизу. Кто-то невысокий и длинноволосый направлялся в сторону парковой зоны.       "Вечерний обход давно уже прошел, кто это?" — подумал парень. Он пригляделся и, пока неизвестный не успел зайти в тень деревьев, разглядел на секунду освещëнный блеском Луны голубой цвет волос. Быстро накинув джинсовку и ботинки, Вару выбежал из комнаты.       Он следовал ровно по пятам Зонтика, стараясь не шуметь и вообще по возможности не издавать лишних звуков. Объект наблюдения прошел не через главный вход, а через секретный(о котором знает весь универ, ага).       "Что он здесь забыл?" — задал вопрос сам себе Вару, прячась в высокой траве и наблюдая оттуда за голубоволосым. Сейчас было бы неплохо скинуть его прямо в пруд, так как для этого были идеальные условия: Зонт думает, что он один, темнота, освещаемая лишь слабым светом луны, и Сим сидит так близко к воде. Вдруг Зонтик прокашлялся и, только открыв рот, затеял инфернальную песню на языке подводных существ. Своим благозвучным и красивым голосом, речной монстр непроизвольно создал вокруг себя приятную атмосферу. Симидзу не прислушивался к тону, тембру и интонациям, не ставил перед собой задачу сделать так, чтобы всё подходило под изученные на хоре приёмы... Он просто пел. Дивно, очаровательно, от чистого сердца. Зеленоглазый замер, прислушиваясь. Кляйн и ни черта не понимал. Это всë сыграло свою роль и парень лишь поудобнее устроился в траве, лишь бы послушать звучание голоса речного монстра. Это было... Потрясающе, завораживающе. Нельзя даже подобрать слов, чтобы описать эмоции Вару от этого пения.       Петь Зонтик продолжал на протяжении пятнадцати быстротечных, но таких красивых минут. Столь печальной песни, полной невыразимой меланхолии, глубоких и скорбных флейтовых звуков, как этой, нет и никогда не будет у других певцов. Зонтик сочетал в ней только реальные эмоции и чувства, которые на самом деле одолели его этим днём.       Состояла она из трёх актов, коих достаточно просто друг от друга отличить по тону, общими ритму и настроению. Что-то вроде осознания, действий и переосмыслений. В туманные осенние дни, когда вся природа как бы съеживается в ожидании скорого прихода суровой гостьи — зимы, и когда даже в самое беззаботное сердце прокрадывается какое-то тоскливое чувство, звонкий голосок Зонтика в пустом саду, действует на тоскующую душу, словно яркий луч солнца, прорвавший густую пелену тумана... Постоишь так, послушаешь голубоглазого, легко становится, и в университет как-то веселее б идти...В общем, психологический эффект на высшем уровне.       Однако было бы неправильным утверждать, что эстетическое значение Зонтика исчерпывается только пением. Вару никогда не рассматривал Симидзу как следует, а ведь этот юноша довольно симпатичный. Святая простота и непорочность прослеживается в каждой детали: голубых глаз, обрамлённых густыми ресницами, длинными волнистыми волосами лазурного оттенка, россыпи синих точек по всему лбу и запястьям (они есть и на других частях тела, просто только их видно в данный момент), вечно закрытая, но не обделённая лёгкостью, одежда, будто у служителя церкви, прелестное личико в целом, хорошая фигура...Теперь полностью ясно, почему Ромео принял Зонта за девушку.       Под конец песни, речной монстрик залопотал и завопил, точно взывая о помощи. Наблюдатель невольно вздрогнул, по телу мурашки поползли, а стёкла очков едва не треснули. Когда слова себя исчерпали, Зонт с полминуты отдыхал, смотрел то на своё отражение в воде, то на сияющие осколки звёзд... Но по истечению этого времени тишину прерывают громкие аплодисменты. Симидзу вздрагивает, и смотрит как из травы появляется его главный мучитель, в лице Варукавы. Именно он бил рука об руку, глядя на голубоглазого заворожённо... Хоть этого из-за очков и не видно.       — Ч-что ты тут делаешь и к-как много ты слышал? — с дрожью в голосе интересуется перепуганный Зонт, вскакивая с места. Убежать не даёт схватившись его за плечи Кляйн. Последовал шквал вопросов о голосе, возможных эффектах от него, проклял ли Сим ящера, почему парень никогда не говорил, что так потрясающе поёт и прочее. Голубоглазый смутился, покраснев, - Я...Я всё расскажу, только отпусти меня, ради Бога.       Вару послушно разжал пальцы, но применил хвост, оплетя его кончиком запястье речного. Парни уселись на траву, Зонтик принялся по порядку отвечать на все вопросы кудрявого.       — Я хожу на хоровое пение, а поодиночке петь... Стесняюсь, вот и сбегаю сюда периодически. Голоса речных и морских существ, конечно, можно использовать в корыстных целях, но такое не практикую, никому ничего не внушаю, да и не умею так-то... А вот насчёт проклял ли я тебя, или нет... Такое невозможно знать заранее, всё зависит от использованных слов, а я никаких заклинаний не произносил, значит точно не проклял, — длинноволосому было страшно говорить с Вару. Просто потому что... Это Вару, и он непредсказуем.       Зеленоглазый молчал. Он совершенно забыл о том, что хотел сделать, когда шел за голубоглазым к пруду. Совершенно забыл, что произошло днëм. Кляйн поправил очки.       — Ты... Ты красиво поешь. Очень красиво. Знай, я не разбрасываюсь комплиментами просто так. — Парень замолчал, наклонив голову и отведя взгляд. — Ты часто сюда приходишь? — Губы Вару были поджаты, будто ему неудобно об этом говорить. Да и в принципе ситуация странная. Тот, над кем он насмехался, сейчас сидит перед ним и Кляйн не может решиться попросить его спеть ещё. Чего он боится? Потерять репутацию? Стать слабее в глазах Зонта? Он и так его уже оскорбил, когда вдруг набрался смелости и высказал все тогда, вечером. Было неудобно, было страшно...       – Ох, если бы, — вздохнул Зонтик на вопрос Вару по поводу прихода к пруду. Взгляд голубых глаз был направлен куда-то за горизонт и при этом был абсолютно пустым. Его прелестное личико было полно покоя, блаженства и удовлетворения. Кажется, что если сейчас где-то поблизости взорвётся ядерная бомба, Симидзу этого даже не заметит. Речной опустил руку в немного мутную воду и нежно огладил её, будто прикасаясь к хрусталю, — Хотелось бы ходить сюда каждый день... Но скоро зима, пруд замëрзнет, утратится общая атмосфера. Я после таких походов не высыпаюсь и клюю носом весь оставшийся день, прослушивая всё, что говорит учитель. А это не есть хорошо... Что-то не так?       Понятное дело, что Зонтик не слепой и видит некий дискомфорт Кляйна, однако он мысли читать не умеет. Потому юноша, пересилив свои страхи, обнял ящера и попытался добиться от него ответа. У Варукавы, впервые при плаксе, дрожал голос. Никогда речной монстр и подумать не мог, что в личном словаре ящера есть такие слова, как смущение и стыд. Ибо, если судить по списку его проделок только за начало первого семестра... у него и совести отродясь не было. Но нет... Всё-таки она у него есть.       — Говори, — уже чуть более требовательно просит Зонтик, убирая выбившиеся из неслишком плотной косички локоны со своего лице.       —Ты... — голос снова дрогнул, — Ты можешь спеть... Ещё раз?       — Пхе... Я... Конечно же я могу спеть тебе ещё. Только скажи, что хочешь услышать, и спою.       У Кляйна было только одно условие: что-то менее депрессивное, ибо у него и так скоро глаза на мокром месте окажутся. Первак кивнул, и в ту же секунду до ушей донеслись чудесные звуки необыкновенной чистоты, будто звенел ручей. Ящер чувствовал, что от этой песенки у него постепенно распахивается душа, а губы сами раздвигаются в улыбку. Нужно испытывать на себе почти наводящее ужас спокойствие глуши, чтобы понять силу, с которой этот "малёк" овладевает грубым сердцем.       Восприятие действительности вдруг переменилось. Будто бы всё было несколько минут назад мертво, безжизненно, а теперь внезапно ожило, одухотворилось. Были будни, стал праздник. На душе посветлело, на сердце повеселело, в сознании возникают поэтические образы, воспоминания, может быть, о самых счастливых минутах жизни. Всем эта песня была бы радостна, если бы в парке помимо Вару хоть кто-то из разумных существ находился.       Так продолжалось почти полчаса. За это время Зонт всё надрывал и надрывал свои голосовые связки, пока Кляйн заворожённо слушал. Никогда ещё у Симидзу не было такого марафона, до этого момента он никогда не пел индивидуально и при зрителе, никогда ему не довелось пообщаться с главным разгильдяем университета так тепло и дружески... Как говорится, Всё бывает в первый раз. Когда голубоглазый уже откровенно устал, он замолк и уставился на Кляйна пустым взглядом.       – Слушай... Я уже хочу спать, — пожаловался речной монстр ящеру, потирая глаза и машинально взглянув на экран телефона. Почти полночь, — Давай, пойдём по блокам? А завтра... Если я опять сюда приду – возьму с собой, в качестве слушателя. Подойдёт?       — Ам, ладно. — Кляйн поднялся с травы и отряхнул брюки. Парни вышли через тот же проход, где и вошли. Уже на подходе к общежитию ящер схватил голубоглазого за плечо и приблизился к уху.       — Всё, что было у пруда, остается у пруда. Ты меня понял? — спросил он достаточно серьезно. Когда Зонт все же кивнул и пробормотал что-то по типу "да, конечно", Кляйн отпустил его и забежал в общежитие, а после и на свой этаж. Время уже за полночь, его сосед точно спит. Юноша прошел в темной комнате, чуть не грохнувшись, когда запнулся об ковер, и лег на кровать. Зеленоволосый положил очки на близстоящую тумбочку и наконец мог отключиться.