Когезия

Ночной клуб находился на границе районов Роппонги и Сибуя – так, чтобы было удобно добираться сразу от нескольких станций метро. К выдержанному в строгом стиле входу, без кричащей неоновой вывески, развешенных светящихся фотографий танцовщиц или ковровой дорожки, раскатанной прямо на асфальте, можно было даже подъехать на машине и припарковать ее вдоль тротуара, чем и воспользовался Ямато, останавливая их черный тяжелый кроссовер метрах в десяти от дверей из затемненного стекла. В освещенном пятачке у входа, несмотря на вечер пятницы, стоял только великорослый секьюрити, да рядом теснилась кучка молодежи, то ли еще не входившая в клуб, то ли уже покинувшая его. – Какая пошлость, – расслышал с заднего сиденья Какаши слова Цунаде. По статусу именно ей полагалось ехать там, где ехал он, но глава Конохи всегда занимала то место, которое считала необходимым: могла, никого не спрашивая, и сама сесть за руль. Ямато заглушил двигатель. – К сожалению, это он, – произнес Какаши. Цунаде не ответила – потянула на себя внутреннюю ручку и толкнула дверь. Тензо и Хатаке последовали за ней. Из того, что знал о ночных клубах Какаши, вход в них редко бывал бесплатным, и то в лучшем случае лишь для девушек. Ему стало даже любопытно, вносил ли оплату назначивший встречу и выбравший для нее именно это место глава общественной безопасности – причины такого выбора могли послужить отдельной темой для рассуждений. Если же оплату потребуют с них, Сенджу вполне могла развернуться прямо перед дверьми: после того, что сегодня устроил Наруто, набившись в сопровождающие Хьюга Хинаты на время миссии ее укрытия, склонность Цунаде к компромиссам на ближайшее время была исчерпана. Отвлечение в Нагойе прошло успешно, однако его команде предстояла еще бо́льшая часть пути и сама миссия целиком. Тем не менее, стоило им приблизиться к освещенному пятачку, от группы молодежи тут же отделился сутуловатый паренек со светлым ежиком волос, и преградил им путь: – Добрый вечер, Сенджу Цунаде-сама. Мы почти заждались вас, – произнес он настолько почтительно, что не составило бы труда уличить его в иронии. Четкости дикции парня мешала конфета, палочка от которой торчала у него изо рта. Какаши не мог не подумать о том, что у встречающего был довольно странный вид для агента контрразведки. С другой стороны, это ведомство всегда нуждалось в людях различных талантов без оглядки на их внешность или характер. Цунаде не снизошла до ответа. – Прошу за мной, – произнес молодой человек и сделал сдержанно-приглашающий жест рукой. За стеклянной дверью, которую открыл перед ними секьюрити, располагалась еще одна, тяжелая, с хорошей звукоизоляцией, но как только они вошли в слабо освещенный вестибюль с гардеробом, на них сразу упали ритмичные басы, отдающиеся в самой грудной клетке. Основной зал был круглым, справа от входа располагалась длинная барная стойка, напротив нее – выступающая к центру небольшая сцена, по оставшемуся периметру стояли отгороженные друг от друга столики с диванами, едва подсвеченные свисающими с потолка лампами. На танцполе под гремящую музыку бесновалась молодежь, сцену и еще пару тумб заняли танцовщицы в нескромных, открытых нарядах. Пространство простреливали стробоскопы и лазерные лучи, едва чувствовался терпкий запах пота, смешанного с сигаретным дымом. Светловолосый парень провел их вдоль бара и свернул в небольшую арку – за ней был полутемный коридор, ведущий, очевидно, в vip-комнаты. Остановились у пятой двери. – Прошу, – повторил молодой человек, дергая дверную ручку и пропуская гостей вперед. Жест вежливости и контроля одновременно. Как заметил Хатаке, конфету изо рта он при этом уже достал и спрятал за спиной. Комната была совсем небольшой. В ней стоял невысокий стол с двумя прямоугольными диванами по бокам, освещения почти не было, стены от пояса до потолка были драпированы чем-то фиолетовым, но единственным настоящим украшением служило прозрачное стекло в полный рост напротив входа, за которым в отдельном помещении двигалась танцовщица. Окно было выше уровня пола, чтобы зрителям была хорошо видна молоденькая брюнетка в едва прикрывающем грудь костюме, но никто из уже присутствующих участников встречи как будто вовсе не замечал ее. На одном из диванов сидел рослый, крепкий мужчина с резкими, почти грубыми чертами лица и зачесанными назад светлыми волосами, треугольной бородкой и короткими мазками усов над верхней губой – глава службы общественной безопасности, он же начальник всей контрразведки Японии, Уэно Эй собственной персоной. За его плечом стоял одетый в темное вытянутый молодой человек с приятным, но равнодушным лицом и внимательными глазами. На столе – нетронутые бутылки и закуски. – Ну наконец-то, – произнес Эй, чуть поворачивая голову к вошедшим. – Вы заставили меня ждать, Сенджу Цунаде. Голос главы службы общественной безопасности был низкий и властный, теряющийся в басах музыки, но при этом отлично слышный. – Пробки на внутренней кольцевой, – спокойно ответила глава Конохи, прошла вперед и присела на свободный диван напротив, закинув ногу на ногу. Это было враньем. Они домчали по внутренней кольцевой дороге быстрее, чем за пятнадцать минут, просто Цунаде и не собиралась приезжать вовремя. Пройдя вслед за начальницей, Какаши и Ямато встали позади дивана, светловолосый парень закрыл дверь и встал к напарнику за Уэно. Конфету он так и продолжал держать за спиной. – Все ли удовлетворяет вашему вкусу? – спросил Эй, широким жестом обводя стол выпивки и закусок. – Что именно из представленного, по вашему мнению, должно ему удовлетворять? – задала ответный вопрос Цунаде, даже не опустив взгляд. – Я не был уверен, – уступил даме Эй. – Разве главари незаконных группировок встречаются обычно не в таких местах? – Вам лучше знать, – с ледяной светскостью заметила Сенджу. Повисла пауза. Словно нарочно сменилась музыка, молоденькая брюнетка упорхнула из-за стекла куда-то вбок, но ее место тут же заняла другая танцовщица. Глава контрразведки смотрел на Цунаде жестко и прямо – так, как смотрит хозяин положения. – Я давно хотел встретиться с вами, – довольно благодушно заговорил он, подаваясь вперед, открыл бутылку рисовой водки и начал наполнять стоящий перед главой Конохи пустой стакан. – Однако за четыре года после своего назначения так и не поторопились, – едва потеплевшим голосом произнесла Цунаде. – Ха! – оценил выпад Эй. – Да, вы знаете, это очень любопытная метаморфоза, – сказал он с той неподдельной искренностью, которая свидетельствовала о его богатом оперативном прошлом. – Вот я вроде бы глава контрразведки, главный шпион всей Японии, однако публичная фигура: мое имя – на виду, карьера – на виду, достижения – на виду, – Уэно налил алкоголь и себе, взял стакан и откинулся обратно на спинку дивана. – Иногда мне очень не хватает скрытной жизни простого агента… – Так что же вас останавливает? – скучающим голосом спросила Сенджу. Взяла свой стакан, сделала им круговое движение и добавила: – Человек не должен противиться своим настоящим желаниям. Какаши двинул краем губ под маской. Пребывая не в лучшем настроении, Цунаде выбирала более прямой и жесткий путь разговора, заставляя собеседника быстрее перейти к сути, а заодно разбивая те пестрые слова-обманки, какими пока оплетал их диалог глава службы общественной безопасности. – Разве что упрямство, которое уже позволило вам задержаться на этом посту дольше, чем удавалось вашим предшественникам, – глава Конохи любезно приподняла стакан, как бы чествуя сидящего напротив, и сделала большой глоток. – Но не Учиха, – произнес изменившимся голосом Эй. Видимо, он уже тоже понимал, что Сенджу просто так не возьмешь. – Да, не Учиха, – любезно согласилась Цунаде. – В нашем телефонном разговоре, кстати, вы как раз упомянули одного из них. – Сразу к делу? – не сводя с нее взгляда, лишь для вида удивился Эй. – Ладно… – он одним глотком осушил свой стакан и с громким стуком поставил его на стол, подавшись вперед и сведя свои большие руки. – Должен сказать, ты очень ловко поступила, Цунаде, – перешел Уэно на «ты» без всякого предупреждения. – Сделала вид, что хочешь разрушить свою же организацию, да еще и денег за это отхватить. Как и предполагалось, глава контрразведки имел в виду состоявшееся несколькими днями ранее собрание крупных бизнесменов, на котором Учиха Обито предложил свои высокооплачиваемые услуги для уничтожения Конохи. Значит, этот разговор будет проходить по одному из наихудших обсужденных Цунаде и Какаши сценариев. – Мне вот только интересно, – продолжал Эй, – Учиха Обито по твоему плану будет после этой операции все еще жив или снова мертв? Повисла пауза, которую заполняла только тягучая электронная музыка. – С чего вы вообще взяли, – вежливо, но вновь холодно заговорила Сенджу, – что Учиха Обито имеет ко мне какое-либо отношение? Она не упоминала организацию. Официально ее не существовало, и даже назвать себя во множественном числе значило бы для Цунаде перед лицом правоохранительных органов признать как ее существование, так и свое главенство. Аудиозапись их разговора точно ведется, а видео с установленной в углу под потолком камеры наблюдения наверняка будет изъято у охраны клуба. – Он – Учиха, – ответил Эй. Как будто это все объясняло. – И что с того? – не поддалась на уловку Сенджу. – Цунаде, – осуждающе развел руками Уэно, – ты еще спроси, почему меня не беспокоит возможность похищения Хьюга Хинаты. Потому что на упомянутом собрании Учиха Обито во всеуслышание озвучил принадлежность Хьюга Хиаши к Конохе. Цунаде молчала. Какаши опустил взгляд на ее плечи – те застыли в напряжении. – А это, кстати, хороший вопрос, – наконец произнесла она. Решила все же немного открыться, понял Хатаке. Глава общественной безопасности своим утверждением ставил их на одну планку с преступным миром, что в нынешних условиях могло повлечь особо неприятные последствия. Признание осведомленности о собрании еще не означало подтверждение существования организации, но уже говорило кое-что о них. – Вас разве не должно волновать, – продолжала Цунаде, – что одни люди заказывают чье-либо уничтожение, которое явно не обойдется без убийств, и похищение других? – ее голос обрел вкрадчивость. – Разве вы не должны наказывать тех, кто замыслил такое? Взгляд Какаши скользнул выше головы Эя. Вытянутый не шевелился и смотрел без неприязни, но внимательно, а лицо светловолосого пусть и было повернуто вперед к ним, но глаза были устремлены влево, на то, что происходило за прозрачной перегородкой. На губах гуляла неприглядная полуухмылка. Какаши проследил его взгляд – тот, разумеется, был направлен на танцовщицу. Первое, что отметил Хатаке, наряд на ней был не в пример предыдущей девушке более закрытый. Черный, едва поблескивающий переливами костюм полностью открывал только ноги, одно плечо и одну руку. Второе – это была молодая женщина, вряд ли младше двадцати пяти. Красивое лицо без излишеств косметики обрамляли светлые длинные волосы, уложенные в крупные волны. Третье – двигаясь, она не демонстрировала себя, не выставляла напоказ, а действительно танцевала. Тонкие запястья плыли рядом с плечами в такт обволакивающей электронной музыки и женского соло, поющего что-то про ложь. – Все участники той встречи, – наконец произнес глава контрразведки, – в свое время обязательно получат то, что им причитается, но, – выделил он, – законным путем. Четвертое – танцовщица, казалось, была полностью погружена в себя и в музыку, но в тот момент, когда Какаши уже был готов отвести взгляд, в очередном повороте ее головы их глаза на мгновение встретились – секунда, не дольше. – Так вот, Учиха Обито… – напомнил Эй, откидываясь обратно на спинку. Глава Конохи молчала. Светловолосый продолжал пялиться за стекло. – Есть куда более традиционные способы заработать, – произнесла Цунаде, одним глотком допила водку и тоже поставила стакан на стол. Какаши не нужно было видеть ее лицо, чтобы знать, что Сенджу раздражена. Она заставила Уэно говорить открыто, но и только. Сама Цунаде не раз сетовала на отсутствие законных полномочий с тех пор, как они теряли все больше связей в Министерстве обороны и полиции. – Если это все… – вновь начала глава Конохи. – Не все, – перебил ее Эй. Скорее всего на лице Цунаде отразился неприязненно-вежливый вопрос. – Хочу рассказать тебе еще кое-что, – продолжил Эй, – Ты должна знать, что два года назад было найдено тело одного из агентов, работавшего под прикрытием, – Хатаке сразу понял, о чем пойдет речь. – Его смерть была отвратительной, неприкрыто показательной, и всем, кто присутствовал на месте происшествия или позже видел снимки тела, запомнилась одна деталь: вырезанная скальпелем на животе фраза «manet res», – негромкий, но тяжелый голос Уэно перекрывал даже электронные басы. – Открою тебе тайну, Цунаде, которая и до сих пор известна немногим, – его взгляд давил на Сенджу не хуже пресса. – Погибший агент был моим младшим братом. Какаши подавил вздох. Хреновость этой новости была даже не в том, что он, а следовательно и Цунаде, действительно не знал этого. Это значило, что у главы контрразведки есть личный мотив против них. Обрывок известного изречения Лукреция «Eripitur persona, manet res» – «Человек гибнет, дело остается» – семнадцать лет назад оставляли на телах разгромленных якудза члены Конохи, мстившие тогда за смерть Четвертого. Сдержанность характера не позволяла Какаши опускаться до такого, но он пару раз лично видел, как эти два слова выписывал на телах погибших главарей банд тот, о ком и шел сегодняшний разговор – тогда еще ручкой или маркером. Само использование обрывка этой фразы уже бросало тень на Коноху. Зато теперь было понятно, почему в свое время полиция так быстро прекратила расследование. – Не подскажешь, как это может быть с тобой не связано? – особо выделив отрицательную частицу, закончил Эй. – Чтобы раскопать такую деталь, достаточно лишь иметь доступ к архивным документам полиции, – спокойно ответила Цунаде и была права. – Или знать того, кто имеет. В наставшей паузе, словно специально, снова сменилась музыка и танцовщица за стеклом уступила место новой девушке. Светловолосый перестал пялиться, но ухмылочка с его лица не прошла, взгляд устремился прямо и не понравился Хатаке. – Если мы закончили про Учиха Обито… – со вздохом повторила Цунаде, поставив ноги рядом, намереваясь встать и уйти. – Закончили про Обито, – вновь не дал ей договорить Эй. Каким-то чудом глава Конохи осталась сидеть на месте. – Если уж у нас такой откровенный разговор, – тяжело продолжал Уэно, – должен также сказать, что мне не нравится, что двое из троих выживших Учиха переметнулись на ту сторону, – он вновь подался вперед и с усилием потер свои большие ладони друг о друга. – Но еще меньше мне нравится то, что последний поступил в Полицейскую академию. – И что же вы сделаете? – вернувшимся ледяным тоном спросила Цунаде. – Вышвырну его оттуда, если потребуется, – прямо заявил глава контрразведки. Какаши почти почувствовал, как Цунаде поднимает одну бровь. – Не это ли называется превышением служебных полномочий? Эй не ответил, но и взгляда не отвел. Это была не дискуссия – это было предупреждение. – Что ж… – решительно поднялась со своего места Сенджу. – Спасибо за выпивку. Надеюсь, пока больше не увидимся. Она направилась к выходу, Какаши и Ямато последовали за ней, светловолосый тоже сделал шаг. – Цунаде, – окликнул Эй, и та все же остановилась. – На сегодня я поверю, что ты не связана с действиями Учиха Обито, но это не значит, что я перестану искать эту связь. – Так просто арестуй его и спроси сам, – раздраженно-холодно бросила через плечо глава Конохи и дернула ручку двери от себя. Выходи она последней, не преминула бы и хорошенько хлопнуть ею. Но последним шел светловолосый. В коридоре их вновь на секунду оглушили басы – в vip-помещениях музыка играла значительно тише. Не оборачиваясь, Цунаде решительно направилась к выходу, желая покинуть клуб, но это оказалось не так просто. В основном зале у барной стойки столпились люди – Тензо обогнул Сенджу и стал расчищать путь. Какаши заметил, что идущий за ними светловолосый выхватил из толпы официанта и что-то быстро ему заговорил, суя сложенную купюру. Официант сказал что-то в ответ, взял деньги и исчез. Второе препятствие поджидало в вестибюле: то ли что-то разлили, то ли кого-то вырвало, но секьюрити не позволяли людям ни зайти, ни выйти, пока роботы-пылесосы не закончат уборку. Остановившись, Хатаке вновь глянул на плечи стоящей впереди Цунаде – они не двигались, застыв параллельно полу, руки глава Конохи в этот момент наверняка держала скрещенными под грудью. Их разговор с главой контрразведки прошел не слишком хорошо, но все же лучше, чем мог бы. Уэно Эй не пытался прижать их слишком сильно – в конце концов, для такого разговора он выбрал бы не клуб. Однако обещанное пристальное внимание, основанное на всплывшем личном мотиве, было нерадостной вестью: им сейчас и так едва хватало ресурсов, особенно с учетом того, что военного они практически лишены. Роботы закончили уборку, охранники клуба отступили в сторону, и Цунаде, пусть и пропустив вперед всех тех, кто тоже хотел выйти, не стала более задерживаться внутри. Светловолосый, давно вернув конфету в рот, по-прежнему терся рядом. Летний вечерний воздух обнял душной теплотой. Они направились к машине – парень остался у входа и в их сторону почти не смотрел, озабоченно озираясь. Хлопнула дверца: на кресло рядом с водительским села Цунаде. Открылась вторая – Ямато. Какаши неспешно потянул на себя ручку еще одной, краем глаза продолжая следить за светловолосым. Что-то еще не закончилось – он не знал, что именно, но это что-то не вызывало в нем положительных эмоций. И вдруг стеклянная дверь клуба вновь распахнулась, и из нее выскользнула женская фигура в бежевом плаще – парень тут же шагнул ей наперерез. В следующее мгновение женщину узнал и Какаши: это была та самая, вторая танцовщица. Светловолосый, даже будучи ниже, уверенно и нагло что-то заговорил ей, поднятой рукой не давая сделать шаг, – молодая женщина слушала его с вежливым изумлением, в это же время продолжая завязывать пояс плаща. Хлопок: Ямато сел за руль. Договорив, парень ухмыльнулся. Танцовщица не отвечала. Словно почувствовав еще внимание, она подняла глаза и вновь встретилась взглядом с Хатаке, который так и стоял у открытой дверцы машины. На этот раз они смотрели друг на друга на пару секунд дольше, после чего Какаши, оставив дверцу в том же положении, сделал шаг назад и стал обходить кроссовер с другой стороны. Работница клуба улыбнулась, обогнула светловолосого, прошла до машины, простучав каблуками по тротуару, и одновременно с Какаши села в салон. Хлопнули дверцы, и уже заведенный автомобиль сразу вырулил на проезжую часть. Уплывающее назад лицо светловолосого выглядело раздосадовано глупым и немного злым. – Благодарю за спасение, – приятным голосом произнесла молодая женщина. – Я выйду на ближайшем перекрестке. Сидящая на переднем сиденье Сенджу не ответила, хотя и сама танцовщица не обращалась ни к кому конкретно. С ней была небольшая сумка на длинном ремне, но волосы были распущены, а макияж, насколько это можно было разглядеть в полутьме салона, остался нетронутым, словно она просто накинула плащ поверх того, в чем танцевала буквально только что. – Вам не понравился наш клуб? Эти слова снова были обращены ко всем сразу. – У нас не было времени оценить его по достоинству, – заговорил Хатаке понимая, что Цунаде, позволив ему джентельменскую выходку, теперь так же оставляет отдуваться его одного. – Мы были заняты встречей, которая закончилась довольно быстро. Разве вы не слышали? Это был важный вопрос. – Нет, – на секунду задумавшись, произнесла молодая женщина, – vip-комнаты сделаны так, чтобы танцовщицы ничего кроме музыки не слышали: мало приятного знать, как именно тебя обсуждают посетители… – Значит, – продолжил Какаши, – вы просто, не задумываясь, сели в машину к незнакомцам? – Незнакомцам, во главе которых стоит женщина, я доверяю больше, чем тем, кого ведет мужчина, – ответила работница клуба и посмотрела вперед на затылок Цунаде. По ее плечам и укрытым полами плаща коленям скользили квадраты уличного света. Насколько мог видеть через зеркало заднего вида Какаши, глава Конохи позволила себе даже движение головой. – С чего вы взяли, что я главная? – спросила она, но тон ее слов не был недовольным. – Музыка за стеклом звучит громко, но оно не одностороннее, – сказала молодая женщина с легкой смешинкой. На это Цунаде могла и улыбнуться. Ямато остановился на светофоре. – Так куда вас подвезти? – вновь заговорил Хатаке. – К каким-нибудь особым клиентам? Улыбка застыла на губах танцовщицы, но полутьма скрывала глаза. А судя по повисшее паузе, в них наверняка что-то поменялось. – Спасибо, что подбросили, – вновь обратившись ко всем, произнесла она. – Я выйду здесь, как и говорила. Доброго вечера, – работница клуба потянула на себя внутреннюю ручку дверцы и выпорхнула из машины. Они стояли во второй полосе, поэтому молодая женщина в считанные мгновения оказалась на тротуаре и, закидывая сумку на плечо, зашагала по улице прочь. Еще несколько секунд Какаши смотрел на ее удаляющуюся спину, которую почти сразу заслонили другие прохожие. – Иногда я начинаю серьезно беспокоиться за твое будущее, – произнесла с переднего сиденья Цунаде. Какаши едва слышно вздохнул в маску: у него самого пока не было времени о таком беспокоиться. *** – Знакомьтесь, это Шикамару Нара, – представил его стоящий рядом Хатаке. – Если вас интересует, за какие заслуги он с нами, посмотрите, например, вчерашние записи с камер железнодорожных вокзалов в Токио и Нагойе. – Сберег специально для вас, – обращаясь к остальным, поднял руку худощавый мужчина с банданой на голове и в черных очках кружочках. Потом встал с компьютерного кресла и протянул ладонь: – Эбису. Отлично вчера постарался. Шикамару пожал его руку, кивая. Он не ожидал, что продуманная и произведенная им операция по вывозу Хьюга Хинаты принесет ему такие дивиденды. – Эбису у нас за главного компьютерщика, – пояснил Какаши. – Всякие программы, алгоритмы слежки за сайтами, шифрование данных – все к нему. Следующим он указал на стоящего напротив высокого мужчину с русыми волосами и прямым взглядом. – Генма, – продолжил Какаши. – В данной команде мой зам. Мозги, аналитика, командные функции. Шикамару коротко поклонился представленному – тот кивнул. – Котецу и Изумо, – Хатаке показал на двух оставшихся молодых людей, один из которых, с торчащими во все стороны волосами, локтем опирался на плечо другого. Оба молодых человека, на вид не старше двадцати трех лет, широко улыбались, словно светясь от гордости. Какаши помедлил, а потом спросил: – Все время забываю: а вы что тут делаете? – Ну Какаши-сан!! – в один голос возмутились оба, раздосадованные, что их не представили как остальных. Нара чуть не подавился непрошенным смешком, но виду не подал. – Ну ладно, – смилостивился Хатаке. – Наши основные руки и ноги, а также связи с общественностью. Котецу и Изумо вновь просияли. – А где видео можно посмотреть? – обратился второй – кажется, Изумо – к Эбису. – Сейчас покажу, – тот повернулся к компьютеру и застучал по клавишам. – Ты же не из Токио, так? – оборачиваясь, задал вопрос Какаши. Шикамару кивнул. – Подселишься тогда к ним: как раз живут недалеко, – он посмотрел на молодых людей – те, подбираясь к мониторам компьютера Эбису, продемонстрировали оттопыренные большие пальцы. – Хорошо. Последнюю неделю он, занимаясь разработкой плана укрытия для Хьюга, по настоянию Цунаде жил у Кибы, где за ним могли наблюдать сразу несколько пар глаз – Какаши просто сменил одних сторожей на других. Что ему рассказала Цунаде? И насколько она еще склонна за ним самим следить? Шикамару остался в городе, как и хотел, но не стоило расслабляться. В конце концов, даже сейчас они находились на одном этаже с главой Конохи. – Это наша рабочая комната, – продолжал Хатаке, как бы вместо Нара обводя взглядом небольшое помещение с одним окном, приставленными друг к другу под разными углами столами с двумя стационарными компьютерами, полукруглым диваном для отдыха и парой стеллажей с папками, книгами и бумагами. – Через две комнаты направо – кухня, через одну налево – туалет, дальше пожарная лестница с балконом, но это ты и сам должен знать. Шикамару кивнул. – Что будет входить в мои обязанности? – Пока, – Какаши подошел к одному из стеллажей, – тебе стоит изучить все вот это, – он указал на несколько полок с папками разной толщины. – Здесь все бумажное досье на Учиха Обито. Шикамару прикинул время работы: до завтрашнего вечера скорее всего справится. – Помимо этого, часть файлов хранится на сервере, на них в досье имеются адресные ссылки, – Какаши посмотрел на Нара. – Выбирай любое место и можешь начинать. Через четыре часа пойдем на обед. Шикамару подошел к стеллажу и взялся за первую папку в ряду. Учиха Обито родился и рос в тот период, когда Коноха активно набирала вес на внутриполитической арене Японии, захватывая все больше сфер влияния. Будучи членом одного из трех кланов, создавших саму организацию, Обито имел и определенные привилегии: его обучали боевым искусствам и готовили к вступлению с детства, даром, что у Учиха всегда были сильны по-военному строгие традиции. Уже в средней школе он участвовал в рейдах со старшими братьями, показывая неплохие результаты – никто не сомневался в его светлом и успешном будущем. Из личностных качеств наставники Обито отмечали в нем усидчивость, упорство, горячность и порывистость натуры, но одновременно преданность, а также максимализм. Когда в шестнадцать лет Учиха Обито официально вступил в Коноху, его назначили в одну команду с Хатаке Какаши и Нохара Рин. Их наставником должен был стать сам Четвертый Каге, Намикадзе Минато, но этого так и не произошло. Буквально в то же время якудза, недовольные быстрорастущим влиянием организации, совершили успешное покушение на Четвертого, подстроив аварию его автомобиля. Второй и, скорее всего, непредвиденной жертвой стала Узумаки Кушина – так погибли родители Наруто. Коноха пошла на банды войной. Не прямой, с оружием и гранатами наперевес, использованием военной техники и еще запрещенной на тот момент армией, но настолько безжалостной и эффективной, что по-другому это и нельзя было назвать. Предприятия, которыми руководили главы и члены преступных группировок, были поставлены на грань банкротства, сами главари и их заместители с завидной регулярностью подвергались нападениям и попадали в несчастные случаи, целые дома развернулись друг против друга, бросаясь обвинениями в заговорах и предательстве, а полиция, возглавляемая на тот момент Учиха, просто не вмешивалась. В течение всего десяти месяцев с криминальной карты Японии исчезли практически все хоть мало-мальски значимые кланы якудза. Во главе Конохи вновь встал Третий – Сарутоби Хирузен, протежировавший в свое время Четвертого и сломленный его смертью сильнее остальных. Впитав положительные реформы Минато и приняв их как должное, организация начала ужесточать внутренние порядки и закрываться от взаимодействия с неохваченными общественными сферами, при этом усиливая давление на другие. Все думали, что после окончания войны заживут спокойнее, смогут оплакать погибших и помочь невинным, вернув им честь и бизнес, но даже этого не происходило. Тогда-то отец Шикамару вместе с родителями Ино и Чоджи вышел из организации и увез семью из Токио. Шикаку не любил рассказывать об этом периоде, говоря только, что в ту пору было достаточно недовольных новой политикой, но никто не мог переубедить Третьего и его ближайшее окружение. Коноха стала терять людей, их преданность и веру, но в ней по-прежнему был силен костяк из трех семей-основательниц, пока, спустя еще несколько лет, не перевернулась самая страшная страница в новейшей истории клана Учиха. В большом пожаре во время семейного торжества погибли сорок семь человек, включая нанятый обслуживающий персонал. Выжили, как думали на тот момент, только двое – сыновья главы клана, десятилетний Итачи и шестилетний Саске. Последний никогда не рассказывал, как именно им это удалось, но благодаря всего паре строчек из досье Шикамару узнал то, чего, быть может, и не хотел знать. По счастливому стечению обстоятельств оказавшийся в момент пожара на кухне десятилетний Итачи закрыл себя и брата в большой холодильной камере, обшитой металлом и защищенной дополнительной термоизоляцией. Благодаря отдельной вентиляции у них был воздух, а бушующее снаружи пламя все же немного подняло температуру внутри. Двое детей провели в холодильнике несколько часов, пока снаружи работали спасатели, а потом – еще долгое время в больнице. Их спасла находчивость, физическая подготовка и воля к жизни – коротко говоря, то, что они были Учиха. Идентификация же четырех с половиной десятков сильно обгоревших трупов растянулась на несколько недель. По официальному заключению среди них был и труп молодого двадцатиоднолетнего мужчины с генетическим материалом Учиха Обито. Умерших оплакали, дело закрыли и поставили на полку. Дальше шло несколько папок, охватывавших девять лет истории различных инцидентов, к каждому из которых шла пометка «Возможно, замешан У.О.», даже с той или иной степенью вероятности в процентах. Видимо, их добавляли постфактум, раз Обито на тот момент еще числился мертвым. Нара осилил примерно половину и уже две пятых от общего количества, когда Котецу и Изумо ненавязчиво подкатили и обиняками намекнули, что неплохо бы и домой пойти, раз еще нужно за его вещами заехать: все равно работы на сегодня больше нет. Со смирением бесправного новичка Шикамару закрыл папку, попрощался с Какаши и Эбису и последовал за своими сторожами. Камизуки и Хагане жили действительно неподалеку – близко к центру, в пребывающей в холостяцко-студенческом хаосе квартире-студии. Шикамару даже понравилось. На вечер заказали пиццу, поиграли в приставку, обсудили общих знакомых, которых оказалось неожиданно немало и спать легли не так уж рано, несмотря на то, что завтра им вновь нужно было возвращаться в офис: Коноха работала без выходных и практически без перерывов на сон. Лежа под тонким пледом на освобожденной от груды вещей тахте, Нара, глядя в потолок, думал о Темари – о том, что стоит ему только зарекомендовать себя в команде Какаши, как свободное время и все доступные ресурсы организации будут у него в кармане. С этими мыслями он позволил себе заснуть. Утро выдалось неоживленным: Котецу и Изумо передвигались по кухне как сонные мухи – Шикамару даже не удивился, что они не позавтракали: было нечем. По дороге до офиса перехватили по бенто в комбини, а заварив себе кофе и вновь открыв папку с документами, Нара даже испытал некоторое облегчение. Представленные за девятилетний период дела не давали прямых отсылок на Учиха Обито, но выстраивались в определенную картину. За сухими фактами, отчетами и протоколами разговоров и допросов можно было проследить, как некто, не участвовавший в инцидентах напрямую, постепенно набирал влияние, обрастая все большими связями и ресурсами. Так, участники одних дел непосредственно упоминали чьи-либо наводки или указки, в других же содержался лишь слабый намек на какую-то фигуру за кадром, но незримая тень кукловода объединяла почти все случаи. Этот период заканчивался делом трехлетней давности, в котором впервые непосредственно упоминались имя и фамилия Обито. Тонкую папку и делом-то назвать нельзя было: в кратком отчете на одном-единственном листочке сообщалось о том, что Учиха Обито жив и собирает уникальную преступную группировку, состоящую из талантливых в своем деле мерзавцев, при этом даже не являясь ее лидером. Кое-что об этой организации Шикамару тоже уже знал. Достоверность слов информатора, судя по всему, не подлежала сомнению. Было принято решение навести на след восставшего из мертвых Учиха полицию – Пятая передала это задание Хатаке Какаши, им же были подписаны последующие отчеты. К делу не прилагались копии улик, которые тот разбросал на пути правоохранительных органов, но Шикамару почему-то не сомневался, что сделано это было тонко и виртуозно. Полиция заглотила наживку и взяла след. Какаши все время следовал рядом. Однако в день икс искатели провалились: Обито ушел из облавы, одному из офицеров удалось лишь ранить его в ногу. Правоохранительные органы взяли под контроль все внутренние аэропорты и вокзалы и даже на какое-то время смогли перекрыть ведущие из префектуры дороги, но Обито так и не покинул столицы в течение двадцати четырех часов. Полиция вновь сосредоточилась на внутреннем поиске и вновь потерпела неудачу. Учиха Обито как сквозь землю провалился. Зато спустя пару месяцев тишины всех их ждал неприятный сюрприз: на сайте Конохи были выложены видео, демонстрирующие закрытые технические помещения, внутри которых тем или иным способом размещались взрывные устройства с таймером, отсчитывающим пятнадцать часов. В пояснениях или подписи видео не нуждались. С разрешения Каге Хатаке подключил к этому заданию Эбису и Генму, а несколько связных в правоохранительных органах в течение всех пятнадцати часов были постоянно на связи. Это даже можно было назвать первой за долгое время совместной операцией Конохи и полиции, но только саму организацию никто, конечно, не упоминал. В ходе расследования и оперативных действий было установлено, что бомбы заложены в метро с расчетным временем взрыва в утренний час-пик – стоило отдать должное, первой к этому пришла команда Какаши. Благодаря же работе органов и службы метрополитена, взрывные устройства были своевременно найдены и обезврежены. Дело закрыли, но не забыли. Дальше снова следовала папка с десятком описаний инцидентов, за которыми так или иначе мог стоять Учиха Обито, а также папка о громком ограблении одного из банков, где Коноха хранила часть активов. Все случилось средь бела дня, в объектив одной из камер попал человек с обезображивающим застаревшим ожогом на пол-лица. Так Нара узнал, как теперь выглядит их цель: до этого ему попалась лишь фотография времен вступления Обито в Коноху. На ней был запечатлен темноволосый молодой человек с открытым, честным лицом, прямым, уверенным взглядом и гладким лбом без намека на тень сомнений – в его чертах даже прослеживалось что-то общее с чертами Саске. На кадре же с записи камеры наблюдения в момент ограбления можно было разглядеть лицо ожесточенного человека с холодным, но таким же прямым взглядом – случайность или неожиданная откровенность, которую свойственно ловить только технике, а не людскому глазу? Шикамару отложил этот вопрос. Ограблением в первую очередь занялась полиция. Преступники ушли с деньгами, но их накрыли неожиданно быстро – вновь всех, кроме Обито, забравшего львиную часть. Шикамару даже задумался: уж не сдал ли сам Учиха своих подельников, однако содержание следующей же папки опровергло данное предположение. Буквально через неделю после поимки грабителей в одном из портовых доков было найдено тело агента контрразведки, работавшего под прикрытием – некоего Киллера Би, являвшегося на тот момент для всех потенциальным кандидатом в Акацуки. Убийство было показательным, даже показным: труп с многочисленными ранениями и выколотыми глазами, подрезанными сухожилиями и окровавленным ртом без языка и зубов, подвешенный на цепях как туша животного на бойне, оставили на виду как предупреждение. Заключения патологоанатомов показали, что смерть агента контрразведки была очень долгой и очень мучительной. На одной из следственных фотографий была особенно хорошо видна оставленная скальпелем на животе убитого фраза «manet res» – о связи этих слов с Конохой Нара тоже знал от отца. Захотелось пойти покурить. Шикамару вышел на балкон в конце коридора и долго цедил одну сигарету, рассматривая виды беззаботно мельтешащего летнего города, ослепительного в лучах обеденного солнца. Шикаку редко говорил о войне с якудза и последующей паре лет до его выхода из организации, но предупреждал сына, что после вступления в Коноху рано или поздно он обязательно столкнется с тем, что может ему очень не понравиться. За два прошедших года работы Шикамару не вспоминал об этих словах отца: его миссии требовали в основном умственных усилий по защите, укрытию, поддержке или разрешению конфликтов, были направлены на созидание или мирное устранение проблем. Он сталкивался с мелкими шайками или молодежными бандами, но никогда – с крупными игроками. Даже миссию по вывозу Хьюга Хинаты он не рассматривал в этом ключе: ему нужно было обыграть преследователей, поставить их в безвыходное положение, навести на ложный след, но он мало задумывался, чем это могло реально обернуться, если бы члены Акацуки открыли огонь прямо на том же вокзале в Нагойе. Не считая дела о нападении на его отца, которое, к счастью, обошлось без жертв, дело об убийстве Киллера Би было для него первым настоящим случаем, в котором погиб человек – вернее, был зверски убит. Стоило бы отнестись к этой миссии серьезнее. Докурив и постояв на балконе еще какое-то время, Нара вернулся к документам. Папки, датированные последними полутора годами, занимали целую полку. Помимо этого, большую часть из них объединяла тематика: в течение четырнадцати из шестнадцати месяцев команда Какаши расследовала распространение среди молодежи некоего вещества в виде таблеток, которые якобы повышали концентрацию и обучаемость, но на деле, вследствие долгосрочного приема, вызывали привыкание и нервную деградацию. Первые папки были помечены еще малым процентом вероятности участия Учиха Обито, но чем дальше, тем выше становилось число до соответствующего знака, пока не пропало вовсе: видимо, сведения стали напрямую поступать команде Какаши. Среди бумаг нашлось немало подписанных Котецу или Изумо. Их отчеты были корявыми и нестройными, но содержали множество деталей, помогавших Шикамару увидеть картину почти целиком. По всей стране, и особенно в Токио, школьники и студенты, желая улучшить свои учебные результаты, стали употреблять неизвестно откуда взявшиеся таблетки. Первые месяцы у принимавших действительно наблюдалась повышенная мозговая активность, позже сменяющаяся резким спадом вплоть до дегенеративных заболеваний в отдельных случаях. За полгода здоровые, умные, талантливые подростки превращались в апатичных амеб, испытывающих проблемы с концентрацией и физическими нагрузками. Подобным явлением, конечно, заинтересовалась и полиция. На этот раз Цунаде не выпускала ситуацию из-под контроля: зачистку притонов, наркотических вечеринок и мест распространения, как и финальную ликвидацию мест производства проводили правоохранительные органы, но и Коноха по-своему вела разговоры с дилерами, отбирая товар и выведывая информацию о сети распространения и производства. Как заметил Шикамару, отдельные отчеты вновь были подписаны самим Хатаке. В конце концов, несколько месяцев назад все лаборатории, где производились таблетки, были накрыты, начались судебно-уголовные процессы. Размышляя за новой сигаретой над произошедшим, Нара понимал страшную вещь: жертвами масштабной операции Обито была активная, думающая молодежь – потенциальные кандидаты на вступление в Коноху. Если так подумать, он не слышал ничего как минимум о последнем наборе: вероятно потому, что набирать было особо некого? Редкие исключения не шли в счет. Такими темпами в организации вряд ли появятся новые члены раньше, чем через пару лет, пока не подрастут те, кого не затронула наркотическая зависимость от погони за успехом. Учиха Обито отнял у Конохи до сотни новых участников, и это если не задумываться о семьях и самих пострадавших, счет которых шел на тысячи. Шикамару нравилось это все меньше. Параллельно с делом о таблетках шли иные расследования возможных действий Обито. У Нара уже вырисовывались определенные предположения насчет его главной цели – их подтвердил один из последних отчетов, в котором передавалась информация с собрания крупных консервативных бизнесменов, настроенных против Конохи и возглавляемых Сабаку но Расой. Уж с ним-то и его намерениями Шикамару был знаком не понаслышке. И даже то, что отцом Темари были недовольны его же союзники, не грело Шикамару: заказ похищения Хьюга Хинаты был лишь вершиной айсберга, сопутствующим условием, тогда как основной целью данной политической группировки, Обито и, как подтверждал следующий отчет, Акацуки было уничтожение Конохи. И, судя по всему, обратный отсчет уже начался. На таком безрадостном выводе закончился второй рабочий день Шикамару. Мозг пух от количества информации, деталей, имен и подробностей, поэтому Нара не отказался сходить с Котецу, Изумо и Эбису в раменную неподалеку, плотно поужинать и завалиться спать раньше обычного. На утро была назначена планерка, и ему еще только предстояло окончательно уложить все в голове. Понедельник встретил ясной солнечной погодой и городской духотой. Шикамару стоял на балконе, поставив кружку с кофе на перила, курил и обдумывал последние моменты и вопросы, которые нужно будет задать. – Йо! – раздался сзади голос его нового начальника. – Уже облюбовал это место? Шикамару немного поклонился подошедшему и вставшему рядом Какаши. – Еще сигарета есть? Нара протянул пачку. Какаши достал одну, стянул маску на подбородок, прикурил от предложенной зажигалки и спросил: – Со всеми папками разобрался? – Да, – ответил Шикамару. – Но есть несколько вопросов. – Задавай, – Хатаке выпустил вверх струйку белесого дыма. Шикамару начал не сразу. – Кто-нибудь кроме вас в команде был знаком с Учиха Обито лично? – Да, Генма, – произнес Какаши и добавил: – Не слишком близко, но достаточно, чтобы знать, что Обито за человек, и представлять, во что он мог измениться. – А ваша… – Шикамару подбирал слово, – сокомандница? Нохара Рин. Глядя на Нара чуть прищуренными то ли от слепящего утреннего солнца, то ли по иной причине глазами, Какаши затянулся, выдохнул дым и сказал: – Она умерла. Примерно через месяц после трагедии с Учиха. Несчастный случай. Шикамару кивнул. – Вы или кто-нибудь лично видел Обито после этой трагедии? Еще одна пауза, наполненная приглушенно-размытым шумом города. – Мы встретились с ним три года назад, после той самой неудачной облавы полиции, – начал Какаши. – Анализируя место укрытия, с которого его прогнали, и предпринятые меры, я решил, что Обито воспользуется одним из окон, которые так или иначе возникали в выставленном кордоне, а зная школу, которую он прошел, предположил, каким именно. И оказался прав, – он снова затянулся. – Времени было совсем мало, и я направился туда один, зная, что ему придется разлучиться со своими соратниками, чтобы отвлечь полицию и выскользнуть – рассчитывал, что справлюсь с ним самостоятельно. Хатаке замолчал. – Но он ушел? – подсказал Шикамару. – Да, ушел, – подтвердил Какаши. – Однако мы успели заметить друг друга. И я – его, и он – меня. Нара на секунду представил, каково это, встретиться с человеком, которого девять лет считал мертвым. Человеком, который за это время перешел на другую сторону. Он захотел спросить, были ли они с Обито друзьями, но не знал, насколько это будет уместно. Поэтому произнес: – Он сильно изменился? – Смотря в чем, – покачал головой Какаши. – Внешне – возможно, но точно остался тем же максималистом – эта черта характера всегда толкала его на эффектные поступки. Да уж, заложенные в метро бомбы, личное ограбление банка средь бела дня, формирование наркотической сети и сбор группы отъявленных и уникальных преступников вполне подпадали под категорию эффектных поступков. – Тогда, – заговорил Шикамару, – почему он хочет уничтожить Коноху? Хатаке ответил почти сразу: – Считает, что организация убила его семью. – Откуда вы знаете? Еще один внимательный взгляд. – Я знаю Обито. Нара принял этот ответ. – Однако, – продолжил он, – судя по отчетам саму эту миссию он передоверил Акацуки. Не логичнее было бы бросить усилия на их поиск и ликвидацию? Какаши облокотился на перила. – Нет, не логичнее, – произнес он. – Обито – это первопричина. Будь то Акацуки, бывшие якудза в его маленькой армии или все преступники Японии, Обито сможет скоординировать их усилия и направить на наиболее слабые точки Конохи, потому что он знает, как и ради чего мы работаем. Он помолчал, стряхивая пепел, затягиваясь и вновь выпуская дым. – Но, если тебя это так волнует, ты еще можешь сменить команду: разработкой мер против потенциальных действий Акацуки тоже уже занимаются, в том числе твой сенсей. Шикамару раздумывал: это была уловка или честное предложение? – Не стоит, – наконец сказал он, как можно искреннее глядя на Какаши. – Вы сказали, что я нужен вам и даже пошли наперекор Пятой. Я остаюсь. – Принято, – ответил Хатаке, затушил и выбросил окурок. – Еще остались вопросы? – Есть еще один… – без уверенности растягивая слова, произнес Шикамару, но все-таки решился: – Кто после девятилетнего перерыва сообщил, что Учиха Обито жив? – А ты не догадываешься? – спросил Какаши, берясь за маску на подбородке. – Догадываюсь, – признался Нара. – Но все же хотел бы иметь подтверждение. – Ты же понимаешь, что вслух о таком не говорят? – продолжил Какаши, но Шикамару, чей взгляд был направлен ему в лицо, отчетливо разглядел, как губы Хатаке выразительно произнесли «Учиха Итачи» до того, как их скрыла маска. – Да, понимаю, – Шикамару даже отвернулся к городу, чтобы задавливаемая всеми силами улыбка была не столь заметна. Ох, Саске-Саске… – Ну что, пойдем? – Какаши уже стоял в дверном проеме на лестницу. – Да. Нара выбросил окурок и последовал за начальником. – Так все же, – спросил он, пока они приближались к их рабочей комнате, – что я буду делать? – Читать круги на воде и слушать ветер, – загадочно ответил Какаши перед тем, как открыть дверь. *** Хатаке понравились те вопросы, которые задал ему Шикамару. Он не во всем был откровенен с ним, но и не соврал, не исказил информацию по существу. Все участники его команды уже были на месте: взгляд Эбису как всегда был устремлен в мониторы, Котецу и Изумо, вяло позевывая, перебрасывались бейсбольным мячом, невесть откуда взявшимся тут в свое время, Генма сидел на диване и пролистывал документы. – Что ж, давайте начнем, – заговорил Какаши, пропуская Шикамару вперед и привлекая общее внимание. – Есть две новости: плохая и очень плохая. – Давайте с плохой, – тут же отозвался Котецу. – На встрече с главой контрразведки в пятницу мы узнали, что убитый два года назад агент приходился родным братом Уэно Эю, – поделился Какаши. – Значит, – подхватил Генма, поднимая взгляд, – очень плохая новость состоит в том, что у главы контрразведки есть личный мотив? Хатаке кивнул. – Поэтому помощи от службы общественной безопасности ждать не стоит, скорее наоборот. Уэно не настроен открыто против нас, но все же определенные подозрения у него есть, а значит какая-то часть нашей работы в ближайшее время точно осложнится, – он обвел присутствующих взглядом. – Тем не менее, мы должны узнать, как успешный вывоз Хьюга Хинаты из Токио повлиял на планы и действия Обито. Что изменилось за эти выходные? Где волны пошли сильнее и откуда бегут зайцы. Какаши не преувеличивал с метафорами. Вся суть их работы заключалась в том, что изо дня в день они собирали сводки криминального и законопослушного мира, анализировали их и на основе этого судили о возможных и невозможных действиях Учиха, стараясь предсказать его шаги и просчитать планы. Он продолжил: – Котецу, Изумо, на вас мелкие банды и уличные шептуны, – оба парня как всегда подорвались, будто Какаши скомандовал «Смирно». – Мы с Генмой займемся официальными каналами: связными в полиции и нашими членами, которые в выходные патрулировали город, – Ширануи поднялся с дивана. – Эбису, Шикамару, проверьте сайт, интернет-новости и соцсети… Что? – спросил он, увидев поднятую на уровень плеча ладонь Нара. – Могу я еще раз внимательно изучить дела за последние полтора года? – задал вопрос Шикамару. Было видно, что он напряжен и готов принять отказ, но Хатаке знал, какие плоды время от времени приносит личная инициатива. Посмотрел на Эбису – тот пожал плечами, мол, не впервой искать все одному. – Валяй, – разрешил он. Они с Генмой закончили работу уже совсем вечером, когда город стал медленно погружаться в первые сумерки. Официальные источники ничего не дали, как будто никто и вовсе не заметил, что наследница крупной корпорации, на которую была объявлена охота, покинула город. Но следовало еще дождаться завтрашнего утра, когда они смогут собрать картину целиком на основании всех сведений. Генма давно оставил его: после всех встреч направился домой к жене и ребенку. Позволяя мыслям блуждать как придется, Какаши шел по вечерним улицам, вдыхая медленно остывающий после дневного зноя воздух. Навстречу и мимо спешили и гуляли люди: кто домой с работы, кто с работы к друзьям или от друзей домой – кто веселиться и отдыхать, а кто исполнять обязанности, будь они семейными или трудовыми. Когда он сам в последнее время спешил так куда-либо кроме работы? Даже команде своей не уделял последние полгода должного внимания. Или больше? Назначение Наруто в качестве телохранителя Хьюга еще не обошлось без него, а вот когда он последний раз обсуждал какое-либо задание с Саске или Сакурой? Он, конечно, знал, что их отправят на миссию по укрытию, но как он подготовил их к ней кроме кратких напутствий прямо перед отправлением? Никак. Поиски Обито совсем захватили его – это было даже бессмысленно отрицать. Блуждающие сразу в нескольких направлениях мысли вдруг подсказали, что он находится недалеко от того клуба, где в пятницу проходила встреча с главой службы общественной безопасности. Вспомнилась и танцовщица, после его необдуманных слов выскользнувшая из машины прямо на проезжую часть, словно кошка. Нехорошо тогда получилось. Прикинув, что не прочь нанести еще один визит, Какаши направился к клубу. На этот раз ему действительно пришлось заплатить за вход, и еще он не был уверен, кто удивился больше: он – что заведение работает в понедельник, или секьюрити у входа – что кто-то пришел к ним в первый рабочий день недели. Вестибюль и основной зал были ожидаемо пусты, только за несколькими столиками сидели небольшие компании. На сцене под неспешную музыку двигалась танцовщица, но не та, что он искал, а у барной стойки, кроме одного посетителя в дальнем конце, и вовсе никого не было. По другую же ее сторону стоял молодой человек в черной рубашке с абсолютно безэмоциональным лицом, бледной кожей и аккуратной прической. Странный бармен. – Бренди, пожалуйста, – тем не менее, обратился к нему Хатаке, присаживаясь на высокий стул. – Французский или испанский? – безэмоциональным тоном, очень подходящим его выражению лица, спросил тот. – Французский. Парень отошел, и Какаши стал через висящее над баром зеркало рассматривать зал. Две компании состояли из клерков, видимо, пришедших заливать тяжелый трудовой день, третья – из парочки, сидящей на одном диване и очень занятой друг другом, одинокий мужчина в дальнем конце барной стойки сверлил взглядом полупустой стакан. Несмотря на то, что сцена значительно выдавалась на танцпол, молодая go-go в раздельном костюме танцевала почти в самой ее глубине – не вяло, но как-то сдержанно и скованно, словно ей было совсем мало места, хотя на самом деле вокруг был целый пустой зал. – Ваш заказ. Какаши опустил взгляд с зеркала на лицо бармена, на котором застыла вежливая, но как будто неживая улыбка, а потом еще ниже – на стойку. Перед ним стоял невысокий стакан, наполненный на три четверти льдом и бренди, однако компанию им также составляли завернутая кренделем яркая трубочка и такой же коктейльный зонтик. – Я подумал, вам так будет удобнее, – любезно, на самой грани с сарказмом сказал парень, явно намекая на маску Хатаке. Ладно, трубочка, но зонтик-то зачем? – Благодарю, – в тон ему произнес Какаши, поднимая взгляд обратно. Определить, понял бармен его выражение или нет, не удалось: молодой человек, коротко кивнув, отошел. Какаши же стал раздумывать, насколько теперь вообще хочет пить, но от этих мыслей его отвлекла смена музыки. Поднимая взгляд на зеркало, он понадеялся, что на этот раз увидит уже знакомую танцовщицу, и не прогадал. Молодая светловолосая женщина в облегающем костюме с открытыми ключицами и асимметричной баской в такт повторяющихся ритмичных переливов прошла на выступающую на танцпол часть сцены. Зазвучал мужской голос – дошедшая до центра танцовщица широким движением подняла сначала одну руку, потом вторую, словно два крыла. Следуя мелодии, запустила их под волосы, провела вверх, пропуская пряди сквозь пальцы, выпрямила над головой. Сделала поворот бедрами, составив колени вместе – за счет баски движение получилось очень выразительным. Развела запястья в стороны, комбинируя с плавным движением открытыми плечами. Из-под повторяющегося ритма стал нарастать новый тон, мужской голос пошел вверх и вширь – всему этому вторили текучие движения танцующей. Резкий обрыв, динамичный ритм – кисти вместе, движения плечами. Новая фраза – ладони разлетелись и легли на талию, каблуки переступили, и снова плечи. Секунда замершей тишины в музыке – и тот тон, что нарастал, начался заново, но сразу в полную силу. Танцовщица вновь повела бедрами, меняя положение рук, поднимая их от талии вверх, но без пошлого соблазнения – во всех ее движениях чувствовалась почти театральная эстетика. О таких женщинах слагают песни, за такой образ мужчины идут на войны. Хатаке подумал, что ему нравится смотреть на ее танец. В нем не было откровенных или развязных элементов – танцовщица даже ни разу не наклонила корпус настолько, чтобы от неосторожного движения поверх жесткого верха корсета выступил хоть намек на полушария грудей. И взгляд ее в этот раз был устремлен либо вниз, либо вперед и прямо, словно своим танцем она обращалась к кому-то, хотя на самом деле ни на кого не глядела. Пробежав глазами по залу, Какаши заметил, что одна из компаний клерков тоже смотрит на молодую женщину – немудрено. Она действительно делала свою работу: украшала пустой клуб, заполняла его своими движениями, словно он весь был ее сценой. Вернувшись к созерцанию, Какаши на какое-то время даже выпал из собственных мыслей: такое чувство бывает, когда наблюдаешь за природным явлением. – Если вас заинтересовала наша работница, я могу пригласить ее составить вам компанию, – неожиданно прозвучал совсем рядом вкрадчивый до оскомины голос. Хатаке моргнул и опустил взгляд на бармена. Эта застывшая в маску улыбочка означает вышколенные манеры или издевку? Какаши захотелось ответить жестким отказом, но, к счастью или сожалению, именно в личном разговоре с отмеченной работницей и была цель его прихода. – Будьте так добры, – вновь копируя сам тон парня, все же ответил он. Бармен еще шире растянул рот в неживой улыбке и отошел на несколько шагов. Какаши покачал головой: то ли из-за поведения обслуживающего персонала, то ли из-за сожаления, что наваждение спало. Пить заказанный алкоголь окончательно расхотелось. Вместо этого он поставил локти на стойку и, перебирая в голове рабочие мысли, стал дожидаться, когда танцовщица освободиться. Еще через три смены музыки другая девушка, наконец, заняла ее место, и Хатаке вообще перестал обращать внимание на сцену. Он не очень хорошо знал, как подобное обычно организуется в клубах, ведь обслуживавший его парень так ни разу и не отлучился из-за стойки, но спустя еще пару минут у дальнего конца бара открылась дверь, и из нее показалась искомая молодая женщина. Коротко оглядевшись по сторонам, она пошла к бармену и тут ее взгляд скользнул вбок и заметил Какаши. По красивым чертам скользнула тень удивления, а шаг замедлился, но танцовщица все же подошла к коллеге. – Клиент выразил заинтересованность, составьте ему комп… – начал тот, но женская рука, будто крыло, уже легла ему на плечо, а ноготки вцепились в щеку, оттягивая ее. – Сай, милый, зачем ты отвлекаешь танцовщиц и заставляешь их отнимать работу у наших прекрасных хостес, которые томятся от безделья в служебных помещеньях клуба? Какаши не мог не оценить двойного дна этого вопроса. Произнесен он был, тем не менее, с такой улыбкой, что работницу никак нельзя было заподозрить в отказе. Хатаке даже тоже немного улыбнулся под маской. – Но клиент просил позвать именно вас… – с тем же отсутствующим выражением лица и к тому же невнятно из-за затрудненной артикуляции ответил парень. – Это действительно так, – решил вставить свое слово Какаши. – Не волнуйтесь, я не буду заставлять вас пить со мной, я всего лишь хотел извиниться. Глянув на него внимательными темными глазами, танцовщица выпустила щеку бармена – на бледной коже остались розоватые полумесяцы от ее ногтей. – Брысь, – только и сказала она – парень невозмутимо ретировался. – Это работает не так, – покачав головой, начала молодая женщина, все же подходя ближе и становясь напротив Какаши по ту сторону барной стойки. – Никто и не заставляет хостес пить: девушки составляют приятную компанию клиенту, подстраиваясь под его настроение и вкусы. Кому-то нужны уши, а кто-то, напротив, не настроен много говорить… Она замолчала и подняла на него ожидающий взгляд. – Я хотел бы принести извинения за свои слова на той неделе, – произнес Хатаке, глядя ей в лицо. – Тогда я не подумал, насколько оскорбительно они могут прозвучать. Опиравшаяся ладонями в стойку танцовщица была бесстрастна и безмолвна. – Вы примите их? Она вновь не ответила – только опустила взгляд, и тонкие брови дрогнули от вида нетронутого стакана с трубочкой и коктейльным зонтиком. – Что это? – Вольная фантазия вашего сотрудника на тему моего заказа, – ответил Какаши, пока молодая женщина брала стакан, подносила его к лицу и определяла содержимое на запах. – Не судите его строго: он еще только учится, – сказала она. – Вы платили за это? – Еще нет. Одним движением танцовщица вылила бренди в мойку – не успевший до конца растаять лед брякнул по металлу. – Я приму ваши извинения, – произнесла она, – если выпьете то, что смешаю я, – и сразу добавила: – За счет заведения. Какаши подумал, что, пожалуй, все-таки не заслужил что-либо действительно мерзкое за свои слова, и кивнул. Работница клуба красиво улыбнулась и повернулась к бутылкам на стене, выбирая. – У вас сегодня совсем немноголюдно, – продолжил разговор Хатаке, глядя, как на барной стойке появляются бутылки из-под самбуки, Бейлиса, абсента и гренадина. – Да, по понедельникам здесь почти никого не бывает, – она поставила к бутылкам маленькую рюмку для шота. – Хотя случаются и исключения. Танцовщица на глаз налила самбуку на треть рюмки. – Я рад, что застал вас, – искренне произнес Какаши, наблюдая за ее действиями. – Основные вечеринки начинаются не раньше четверга, – будто не расслышав, говорила молодая женщина. – Приди вы вчера, у меня бы даже не было возможности спуститься за бар, – взяв барную ложечку, она стала аккуратно наливать поверх самбуки слой Бейлиса – еще треть. – Вы здесь каждый день? – Как правило, – ответила танцовщица, с помощью той же ложечки аккуратно доливая до краев поверх ликера абсент. Потом взяла еще рюмку и налила в нее немного гренадина. – Что вы смешиваете? – спросил Какаши не потому, что ему это было действительно интересно, а потому что он хотел поддержать разговор. – Этот шот называется «Хиросима», – произнесла она, беря трубочку и подцепляя ею несколько капель сиропа. – Его придумали в прошлом веке советские бармены в ответ на популярный тогда «Б-52», – капли гренадина прошли через абсент и Бейлис, и в прозрачной жидкости самбуки появились ликерно-кофейные столбики, ударяющиеся и расплывающиеся по дну. – Говорят, что это похоже на ядерный взрыв, – Хатаке не мог не отметить определенное сходство упомянутых столбиков с ножкой ядерного гриба, продирающегося через слои атмосферы. Танцовщица отставила стопку с сиропом в сторону, положила рядом с шотом новую длинную трубочку. – Но это еще не все, – предупреждающе сказала она, взяла специальную зажигалку, включила ее, поднесла к рюмке и подожгла коктейль. – Пейте. Какаши поднял взгляд. – Только быстрее, чтобы трубочка не расплавилась и алкоголь не выпарился, – лицо молодой женщины было абсолютно серьезно. Вздохнув, Какаши, стянул маску на подбородок, взял рюмку и трубочку и быстро выпил через нее шот. Абсент прочесал горло, алкогольные пары изнутри ударили в нос, глаза на секунду заслезились. Танцовщица наклонила голову, но Хатаке заметил, как она прикусила губы, чтобы не выдать улыбку. – Похоже на взрыв не только внешне, – сказал он, возвращая маску на место. Она вновь подняла на него темные глаза – на этот раз они смеялись. – Ваши извинения приняты. Какаши ответил не сразу: еще какое-то время смотрел на молодую женщину напротив. – Тогда мне лучше пойти. Неизвестно до чего он еще договорится, если продолжать разговор с таким градусом. К тому же, он уже сделал то, что хотел. – Приходите еще, – то ли формально, то ли нет сказала она. – До свидания, – попрощался Какаши, вставая с барного стула. – До свидания, – произнесла танцовщица, не уходя. Развернувшись, Хатаке направился к выходу, чувствуя кратковременную, легкую, но приятную слабость от сильного алкоголя и общества красивой женщины.