Evolved

Вблизи стенд был похож больше на шарнирную куклу — карикатурно длинная, тощая деревянная болванка в чёрно-белой раскраске, от которой у Окуясу быстро зарябило в глазах. — Так… — Нагаи потихоньку приходила в себя, дрожащей рукой ощупывая пострадавшее место в районе рёбер. — Тяжёлая у тебя рука, Ниджимура. — Твой стенд пытается тебя убить, — ляпнул он, не до конца осознавая происходящее. Нагаи неровно дышала, поднимаясь и пытаясь не шататься. — Да, последние два месяца. Стенд медленно исчезал, будто растворяясь в дымке пара. Нагаи вдохнула и присела на стул, потирая глаза. — Поэтому мне нужно избавиться от стенда поскорее. На бледной худенькой правой руке красовался отпечаток ладони, чёрный и похожий на огромный кровоподтёк. Он догадался принести подрагивающей Миюки воды и наблюдал за тем, как она трясущимися руками принимает стакан. Она выглядит такой измученной, будто её только из реанимации выпустили. Окуясу смутно помнил бледное лицо матери, когда они всей семьёй навещали её в больнице, и оно было весьма похоже на теперешнее лицо Нагаи. Нехорошо это всё… — Тот Джоске, о котором ты говорил… Он вроде бы умеет восстанавливать предметы? Или на людей это тоже распространяется? — Да он меня с того света буквально вытащил, когда я подставился под Bad Company. — Подо… что? — недоуменно спросила Миюки, выравнивая дыхание и присаживаясь на старое пыльное кресло. Окуясу присел следом на стул, на что тот жалобно заскрипел. Надо будет купить новую мебель сюда или хотя бы выбросить старую. — Это стенд брата, Bad Company. Ты не знала? Та дернула уголком губы, но не улыбнулась: — Мне повезло словить только стрелу, а не напарываться на что-то ещё повеселее. Так Джоске может лечить, — задумчиво прикусила она губу, — нужно только попросить правильно. Он кажется довольно добрым… но своей выгоды он не упустит, у него на лице написано. — Ну, я думаю, что он не откажет девушке в беде, тем более что ты умеешь подли… быть милой, — неловко почесал в затылке Ниджимура. Лицо Нагаи мало что выражало, но она блеснула глазами — опять довольно жутко, по мнению Окуясу — и потёрла лоб. — Ладно. Завтра разберёмся. Он не знал, как правильно утешить её. Нужно ли ей было утешение вообще? — Я пойду, наверн… Глухой голос сорвался на фальцет: — Останься, прошу! — она, видимо, сама себя испугалась, потому что выронила пустой стакан, чудом не разбившийся о пол, и прижала ладошки к губам. — Я… Я знаю, что ты не обязан, но… Мне надо дожить хотя бы до утра, а в одиночестве я не могу и… — Ну ты можешь не спать, — задумался Ниджимура. — Я сплю по два-три часа урывками, это не вариант. О… Окуясу, пожалуйста. Побудь здесь немного до утра, я сделаю что угодно — могу заплатить, могу… Не знаю, что тебе требуется? Чтобы ты укатила отсюда, раздражённо нахмурился он. Но она так помогла со всеми бумагами, даже на похоронах была рядом, так что это он ей должен. И за брата, видимо, тоже должен — он зря тогда сделал с ней это всё, всё же не все люди способны быть обладателями стендов. Тем более, девчонки. Взрослые дамочки хотя бы поумнее. — Ладно, — лицо Нагаи посветлело, будто на минутку стало прежним. — Мне надо просто посидеть тут и посмотреть, что с тобой всё в порядке? Только учти, что это на один раз, и больше с тобой носиться я не буду. Почему-то лицо горело ужасно. Миюки подошла и аккуратно обняла его, как… Как сестра, наверное, или подруга детства — так мягко и податливо, но в то же время так тепло, и ему этого будто не хватало. Он неловко погладил бледное костлявое плечико Нагаи и прошелся по волосам ладонью. — Спасибо. Я рада, что могу положиться на тебя, Ниджимура, ты очень мне помогаешь, — пробормотала Нагаи. — Кстати, ты чего-то горячий, заболел? И лицо красное. Он дёрнулся от неё в сторону кресла: — Давай ложись уже. Я присмотрю, как обещал. Она нырнула в кровать и накрылась, подложила ладонь под щёку и закрыла глаза. До рассвета осталось шесть часов, обшарпанность комнаты сглаживал тёплый свет старого торшера, а плед, который так и остался неприкаянным, Окуясу всё же забрал себе. Мордашка Нагаи вскоре смягчилась и стала совсем мирной и невинной. Она легла на живот — он тоже любит спать в такой позе — и теперь расслабленно сопела. Окуясу проглотил зависть и тихонько ругнулся. Время шло медленно, рассвет всё не наступал, а Нагаи тихонько бормотала во сне неразборчивые обрывки фраз. Почему всё стало таким? Из-за отца, который спутался с Дио? Но что тогда вообще бы с ними было? Из-за брата, который сначала в истерике таскал мутировавшую тушу старшего Ниджимуры по врачам, дошел даже до каких-то китайцев-демонологов, а потом докопался до правды и начал в такой же истерике, уже молчаливой, искать обладателя стенда достаточно сильного, чтобы убить то, что от отца осталось? Или просто сам Окуясу был сначала слишком тупым, чтобы понять, что старший брат творит, а потом просто упустил всё происходящее? Он бы ничего не сделал в любом случае, но, может, хотя бы убедил Кейчо не делать из людей ходячие мишени для стрелы? Может, всё бы даже наладилось… насколько это вообще могло наладиться. «То, что он делал при жизни, и то, как он умер — не твоя проблема». Голос Нагаи настойчиво повторял эту фразу, а Окуясу терялся, потому что как это могло быть не его проблемой, он же был рядом, он мог… «Просто… отпусти ситуацию и живи дальше, как бы мерзко это ни звучало». Это и так понятно, у него нет другого выбора. Просто… Просто он не понимал. Почему это вообще произошло с ними? Глупо спрашивать, почему мама умерла, а отец потом стал неуправляемым, а потом стал… тем, чем стал. Но почему они с Кейчо просто шли по всему этому пути, затаскивая на него людей побольше? Чтобы они тоже получали способности? Или чтобы им приходилось быть, как Нагаи, которую преследовал собственный взбесившийся кусок души, которую пыталось убить что-то в ней же самой? Это сложно понять, да и голова от мыслей уже побаливает, в итоге заключил Окуясу. Надо расслабиться. — Если твой долбаный стенд появится ещё раз, я его лично на коврик пущу, — пригрозил он спящей Нагаи, которая умильно улыбалась и пустила слюну на подушку. Видимо, и правда долго не спала нормально. Через какое-то невообразимо долгое время, пока он то смотрел на худенькую фигуру Нагаи, которую обнимало одеяло, то таращился в потолок, то сам в полудреме прикрывал глаза, узкая полоска света, проникавшего между шторами, легла на щёку. Нагаи дожила до утра, как и обещалось. Теперь он ей уже был не нужен, и Окуясу сам не знал — хорошо это или плохо.