Technological singularity

Сегодня в клубе битком. Золотая молодёжь, детишки всей верхушки общества развлекаются, дергаясь под ритмичные биты попсовой музыки, пьют литрами алкоголь и употребляют наркотики — легальные прямо в зале, а нелегальные — в туалетах. Но Уён не один из них. Являясь представителем рабочего класса, пока развратные девушки и горячие парни его возраста отдыхают, бросая на него многозначительные взгляды, он усердно работает. Зажатый между двумя амбалами охранниками, он стоит на входе в клуб с тяжелой дубинкой самодельного металлодетектора в руках, защищая отпрысков богачей от старомодифицированных. Модификация вошла в моду лет так восемьдесят назад. Сначала механические протезы предложили установить солдатам, потерявшим конечность в бою за галактическую федерацию. Дешевые протезы были медленными, громкими и нечувствительными, приводились в движение оставшимися в культе мышцами, но, все же, были лучше, чем полное отсутствие конечности. Через десять лет у протезов появились новые компоненты и их распространение пошло в массы. Они стали управляться микропроцессорами и получать питание от электрических источников, постепенно заменяя более старые модели, приводимые в движение силой человеческого тела. Электрические протезы двигались с помощью электрических зарядов, были более эффективными и требовали меньше усилий для контроля, но проблемой оставался тяжелый вес и маленький заряд встроенного аккумулятора. Тогда через пару десятков лет наука продвинулась ещё дальше — ученые представили миру безпоршневые протезы из биокерамики, в которых не было ни грамма утяжеляющего конструкцию дешевого и непрактичного металла. Состав керамики перестал быть хрупким, конечности из этого молочно белого материала стали прочнее, чем протезы старого поколения, но, в то же время, были легче. У пальцев появилась чувствительность к горячему и холодному. Керамические протезы стали идеальной заменой потерянной конечности. А самое главное — они работали без аккумулятора, без батарейки, заряжаясь энергией человеческого тела. Постепенно чувствительность и эргономичность таких протезов стала превышать возможности настоящих конечностей. Но была лишь одна проблема — дороговизна производства. Простому народу было не по карману выложить миллион битов за потерянный палец, и тридцать миллионов за потерянную до локтя руку. Зато керамика быстро снискала славу среди аристократии. Модификация керамикой стала популярной фишкой среди богачей и для этого было не обязательно терять конечность, разбившись в гравикаре из-за того что обдолбался делирием. Дети магнатов ампутировали себе ноги и руки, заменяя их красивыми резными протезами из керамики. Увечья стали способом выразиться, протезы превратились в украшения. Девушки удаляли себе рёбра, заменяя их на тонкий керамический экзоскелет, который позволял сделать осиную талию в двадцать сантиметров без вреда здоровью. Уён оглядывает зал с привычным недовольством. Девяносто пять процентов посетителей от восемнадцати до тридцати пяти обладали керамическими модификациями. Не проработав в жизни ни одного дня, унаследовав счета с десятью нулями, они умели только тратить, сначала калеча, а потом улучшая самих себя на операционных столах в самых дорогих клиниках Столицы. И Уён защищает их от работяг. От тех, кто впахивает чуть ли не с рождения, теряя руки-ноги на войнах и заводах, но не обладает достаточным количеством средств, чтобы раздобыть себе керамический протез. От тех в чьих старомодифицированных конечностях столько металлов, что их могут не пустить даже в обычный супермаркет из-за страха обнаружить холодное оружие внутри модификации. Не то чтобы в протезах богачей не скрывалось керамических ножей или другой новоизобретённой диковинки. Их постоянно обновляющиеся модификации скрывают многое. Но если аристократ убьёт аристократа в клубе для аристократов — это одно. А если старомодифициарованная чернь с металлической рукой хотя бы толкнёт богатенького сына префекта в этом вычурном заведении, предназначенном только для знати — будет скандал. Рамка металлодетектора надрывно пищит и охранники перекрывают девушке путь. Уён разглядывает ее с ног до головы, но пропускает лицо. Он профессионал в своём деле, он может отличить аккумуляторный протез от керамического на глаз. Технологии разные, принцип работы тоже. Девушка маленькая, со светлой, почти белой кожей и серебряными волосами. Уён знает эту невероятной красоты расу, такие как она живут в системе Лимба, на окраине этой галактики, на четвёртой планете от солнца. Девчушка одета в огромный бомбер и свободные, но модные штаны, большие ботинки должны отвлекать внимание от ног, перчатки на руках — от кистей. Уён крутит в воздухе пальцем, показывая что ей надо развернуться. Руки девушки плавно скользят в воздухе пока она разворачивается, но левое плечо слегка подскакивает вверх, когда она переступает с ноги на ногу. Жесткий поршень в щиколотке не даёт той плавности движения, которую подарила бы керамическая технология. Уён чуть заметно мотает головой и один из охранников просит малышку покинуть здание — старомодифицированные должны отдыхать в клубах попроще, подешевле. Чтобы не мешать дорогое с дешевым. Сердце Уёна неприятно сжимается, когда в последний момент он ловит взгляд синих глаз, наполненных слезами. Ему ее жалко, и не потому что она выглядит невероятно красиво, не потому что она расстроена, что не попала в клуб, где куча богатых парней потратили бы на неё тысячи битов, а потому что он понимает, что она разглядела в нем уроженца ее системы планет и от этого ей ещё обидней. Уён родился на второй планете в системе Лимба, которая гордо носила имя Паллада. Сухая, казалось бы безжизненная планета, с красным песком и фиолетовым небом, она скрывала бескрайние моря пресной воды глубоко под поверхностью. Уён улетел оттуда шесть лет назад, когда ему было всего восемнадцать, когда он отслужил в армии и кое-кто помог ему понять, что родная планета не сможет дать ему то, к чему он стремился. А стремится он ко многому. Во-первых, к новым технологиям. Нигде в ближайших галактиках нет такого скопища новейших технологий, как на огромной, целиком покрытой небоскрёбами вот уже сотни лет, планете под названием Столица. Во-вторых, к ресурсам. А для того, чтобы раздобыть ресурсы, нужны деньги, много денег. Поэтому-то Уён и впахивает в клубе для богатеньких, никто так хорошо не платит как они. А Уён спец в своей работе, что он уже не раз доказывал, оберегая посетителей от неприятных инцидентов. В Столице можно повстречать все расы со всех обитаемых планет. И Уён уже не в первый раз встречает жителей соседних планет из его планетарной системы, и серебряноволосая раса Весты мелькает чаще всего из-за своей необычайной красоты. Большинство моделей из фирм, рекламирующих керамические протезы — вестарианцы. Уён на восемьдесят пять процентов уверен, что нужные части тела им ампутируют уже в Столице. А этой девчушке, видимо, не повезло отхватить керамическую ногу — может недостаточно высокая, красивая, худая. Модельный бизнес жесток. И это печально. Взгляд больших глаз западает в душу и Уёну очень хочется покурить и выпить. Ещё всего лишь полчаса и у него будет возможность, будет перерыв. Тогда он сможет влить в себя двойной Койперийский. Этот напиток, издалека напоминающий джин, делают на поясе астероидов в соседней системе. По консистенции он напоминает сухой лёд, течёт по горлу ледяной лавой, обжигая стенки и пробуждая рецепторы. Коктейль на любителя, но Уёну нравится. Всего полчаса и можно будет расслабиться. Рамка металлодетектора пищит реже, чем обычно, хотя цепкий взгляд Уёна продолжает выхватывать из толпы жаждущих войти в зал резкие, несвойственные плавной биокерамике движения. Все дело в том, что последние поколения старых модификаций используют встроенные «шумодавы», из-за которых появляются помехи и на них не реагирует обычная рамка-детектор. Именно поэтому кроме охранников, ориентирующихся на элементарный писк, здесь нужен Уён. Именно поэтому кроме зоркого зрения ему необходима эта дурацкая на первый взгляд дубинка ручного металлодетектора. Уён сделал ее сам, собрал из запчастей роботов и старых металлоискателей, которые можно купить на чёрном рынке. Ведь даже в напечатанных на 3D принтере полностью пластиковых конечностях нужна проводка, содержащая пускай даже минимальное количество металлов. Иначе можно, но лишь единицы знают как. Дубинка Уёна не пищит, не мигает красным, а незаметно вибрирует в его руке, когда он подносит ее к подозрительным личностям. На его короткие кивки молниеносно реагируют охранники, прогоняя с десяток не подходящих под звание керамической знати ребят. Уён на секунду отвлекается и смотрит на свой гапто-коммуникатор на левом запястье, маленький браслет высвечивает голографические часы, несколько пропущенных звонков и сообщений. До перерыва осталось две минуты. Через рамку проходит человек, она не срабатывает и охранники пропускают его. Уён, просматривая сообщения, на автомате поднимает дубинку, сначала не чувствует ничего, но потом, все же, улавливает еле заметную вибрацию прибора и тут же вскидывает голову, отрываясь от текста сообщения. Перед ним стоит невысокий парень. Уён по привычке не смотрит на лицо, разглядывая одежду. На парне тяжёлая кожаная куртка и футболка в мелкую сетку, позволяющая разглядеть пресс за полупрозрачной тканью. Ремень широких штанов стягивает тонкую талию, контрастирующую с шириной плеч. На ногах большие берцы. Уён просит развернуться, выставляя вперёд дубинку продолжающую слабо вибрировать. Парень легко крутится на носке ботинка оказываясь к Уёну на шаг ближе. Но вибрация не усиливается и всего лишь на секунду Уёну кажется, что это глюк прибора, но предчувствие говорит обратное. — Это пирсинг, — приятный голос чуть слышно долетает до уха из-за грохочущей музыки. Парень левой рукой подхватывает край своей прозрачной футболки и тянет вверх до самых ключиц оголяя живот и грудь. Уен смотрит на обнажившуюся кожу красивого медового оттенка, скользит взглядом по косым мышцам живота, замечает проколотый пупок, медленно поднимается по рельефу пресса к груди и проколотым соскам, непроизвольно закусывает губу, видя микродермалы на ключицах. Уён не может остановить себя и переводит взгляд на лицо. Из его легких будто крадут весь воздух, а крепко сжимающая металлодетектор рука вздрагивает. Иссиня чёрные волосы, узкий разрез глаз, карамельная кожа, обласканная светом звёзды. И Уён точно знает, что это за звезда и на какой планете она целует кожу, оставляя после себя светящиеся золотом веснушки. Перед ним стоит уроженец Паллады и сомневаться в этом не приходится. Палладианцы редко улетают с родной планеты, плодородные почвы соседствующие с водоёмами глубоко под землей благоприятны для выращивания множества культур, которым не нужно солнце, а которым нужно - освещаются искусственно. Несмотря на сухость планеты снаружи, внутри процветает фермерство и эта профессия переходит от отца к сыну многие поколения. Люди были довольны и лишь единицы стремились к чему-то большему. И за все шесть лет что Уён жил в Столице, он встретил лишь одного земляка. Этот второй. Коммуникатор на руке высвечивает время перерыва, но Уён не сводит взгляда с парня, который медленно опускает футболку на место. Чутьё никогда не подводит и Уён не позволяет соблазнительной внешности напоминающей о родной планете обмануть его. — Я могу пройти? — парень улыбается, на его смуглых щеках, усыпанных светящимися золотыми веснушками, показываются ямочки. Уен проводит металлодетектором рядом с грудью и животом парня почти касаясь. Дубинка вибрирует монотонно и слишком слабо. Помехи. Только электропомехи могут вызвать у его устройства такую реакцию. Не протезы ног и не экзоскелет, не левая рука, остаётся только... — Добро пожаловать в клуб Иксион... — Уён протягивает правую руку, не снимая перчатки - это давно вышло из этикета, и вопросительно смотрит на парня, ожидая рукопожатия. Тот слегка дергается и никто бы не заметил этого, но Уён замечает. Парень неохотно протягивает ладонь в плотной перчатке и хмурит чёрные брови, в одной из которых блестит металлическое кольцо. — Сан. Уён сжимает небольшую ладонь и чувствует, как в ответ, спустя пару секунд задержки, тяжело сжимаются протезированные пальцы. Он ощущает каждое движение маленьких поршней. Бинго. — К сожалению, — Уён смотрит в чёрные глаза и видит в них разрастающийся гнев, веснушки на чужих щеках и шее начинают светится все ярче. — Сегодня наш клуб не сможет принять вас, Сан. Он кивает охранникам и отпускает чужую руку отступая на шаг. На плечах парня появляются две огромные лапищи, его разворачивают и просят покинуть здание, а Уён, бросив последний взгляд на широкую спину, уходит на заслуженный перерыв. Двойной Койперийский в высоком стакане-колбе дымится холодом, оседающим на липкую стойку. Ледяная жидкость пьянит, как только касается языка и течёт обжигающей лавой по горлу в пустой желудок. Уён оглядывает тут же помутневшим взглядом зал и думает, что это лучший момент вечера, ведь теперь и он может расслабиться. Почти каждый рабочий день в свой часовой перерыв он выбирает себе того, кто может подарить ему горячий десятиминутный секс в самой дорогой приватной комнате. Уён привычно сбрасывает рабочую куртку и дубинку за стойку бармена, оставаясь в коротком открывающем плоский живот топе, завитки татуировки выглядывающие из-за ремня, обещают незнакомцам эротические приключения, и вплывает в толпу разгоряченных тел. Уён красивый и сексуальный, он знает это и умеет этим пользоваться. Ему никогда не составляет труда найти кого-то для одноразового развлечения, будь то парень или девушка. И сегодня он хочет парня. Сначала это кажется простым выбором, но потом в голове назойливо всплывает образ Сана и желание найти кого-то похожего становится все сильнее. Внизу живота начинает ворочаться возбуждение. Уён закрывает глаза и двигает бёдрами в такт музыке, ведёт руками по рёбрам, затем по груди, пока не поднимает их вверх, рисуя в воздухе узоры. Татуировки подземных палладианских цветов невероятной красоты, струящиеся от его кистей до плеч, начинают слабо светиться холодными оттенками неона. Он знает, что на это ведутся многие, на то, как он двигается, на то, как он выглядит. Чужие руки появляются на его талии слишком быстро. Касание тёплое, но жесткое — точно протезы. Теплые словно кожа, но твёрдые, керамические пальцы скользят рядом с ремнём, обводят пупок и поднимаются к кромке топа, не решаясь забраться под него. Уён разворачивается в кольце рук, опускает ладони на чужие плечи и открывает глаза. Незнакомец встречает его милой улыбкой с маленькими зубами и почти незаметно спиленными клыками. На каштановой макушке дергаются округлые кошачьи уши. Красивый молодой морф, но даже несмотря на взрослые черты лица, можно сказать, что он младше Уёна. Темная кожа лоснится бархатом переходя в шоколадного цвета керамические протезы рук. Необычные, резные, такие делают на заказ несколько месяцев самые искусные мастера Столицы, которым надо отвалить такое количество битов, которое Уён в жизни не увидит. Но единственная мысль, которая проскакивает у него в голове, когда он смотрит на парня... Не то. Не тот. Он не такой, как хотелось бы. Его внешность не сравнится с образом, который отпечатался в голове назойливым веснушчатым бликом. Но Уён все равно танцует с ним, закрывая глаза и представляя, что под его пальцами горячая кожа палладианца. Парень мнёт его бедра, прижимается к нему всем телом, обвивает хвостом лодыжку и вскоре Уён чувствует крепкий член, прижимающийся к его паху. В нос заползает пряный аромат чужого возбуждения. Снимая перчатки, Уён переплетает свои горячие пальцы с искусно отлитыми керамическими, тянет незнакомца в сторону приватных комнат. Парень не глядя расплачивается за лучшее место, быстро проводя запястьем с коммуникатором над терминалом даже не смотря на сумму, которую списывают с его счета, и сразу же возвращает ладони на тело Уёна. В приватной комнате хорошая шумоизоляция, здесь играет другая музыка, хотя басы из зала все ещё чувствуются глухим стуком в висках. Благородный полумрак придаёт помещению ощущение дороговизны, здесь нет неона, а лишь дрожащее свечение тёплых винтажных ламп. Парень садится на мягкий диван и Уён встаёт между его разведённых ног. — У тебя красивые татуировки, — низкий тембр голоса приятно ласкает слух. — Откуда ты? — Система Лимба, — почти шепчет Уён, стягивая с себя топ и чувствуя, как чужие пальцы начинают рисовать узоры на его груди и руках. Свечение цветов становится немного ярче. — Это цветы Палланиса с моей родной планеты. — Система Лимба... где это? — мягкие губы касаются живота. — На окраине... — Уён зарывается руками в густые волосы, легонько тянет за уши. Обычно он не любит говорить ни откуда он, ни что это за светящиеся татуировки, ни вообще что либо. Но сегодня какой-то не такой день. — На окраине соседней галактики. Слышал когда-нибудь? — Нет, — парень щёлкает застежкой ремня и расстегивает молнию. — А ты откуда? Закрыв глаза Уён не слышит ответ. Вместо этого он представляет, как спрашивал бы об этом Сана, пока тот спускал бы с него штаны и касался возбуждения растянутыми в ухмылке губами. Сан бы ответил какое пресное море омывает его родной дом и что выращивает его семья, какие созвездия видно если подняться на поверхность. Палладианцы всегда говорят о растениях и звёздах. Тоска по родной планете не напоминала о себе целых четыре года. Целых четыре года он не позволял себе скучать по дому, убеждая себя в том, что сделал правильный выбор прилетев сюда. Но этот непонятно откуда взявшийся парень со старым электрическим протезом, так ещё и с неплохим «шумодавом», который почти обманул его дубинку, все испортил. И Уён все равно позволяет себе думать о нем, позволяет себе представлять его образ, даже когда чувствует, как керамические руки тянут его к себе, а шерсть хвоста касается его обнаженных ног. Он не открывает глаза, когда садится на чужие бёдра. Он целует чужие полные губы, но представляет тонкие губы палладианца. Возбуждение отступает как только он решается открыть глаза, чтобы надеть на парня презерватив, и возвращается вновь, когда веки смыкаются и в памяти всплывает поджарое тело с невероятным количеством пирсинга, светящееся веснушками. Уён отдаётся своей фантазии целиком и полностью, тихо стонет, когда его наполняет чужое возбуждение. Зажмурившись он держится за чужие плечи и начинает размеренно двигаться. Но парень кончает слишком быстро. Уён теряет реалистичность картинки в своей голове, как только кольцо керамических пальцев сжимает его член. Не то. Совершенно не то. Несколько секунд он пытается поменять в воображении керамику на горячую ладонь палладианца, но у него не выходит. И он сдаётся. — Не надо, — Уён убирает руку парня от себя и поднимается. — Тебе не понравилось? — в голосе морфа звучит подростковая неуверенность в себе и почему-то Уён не хочет его расстраивать. — Мне очень понравилось, — натянуто улыбается он, касаясь шерсти на ухе и проводя по волосам за ним, от парня тут же слышится грудное урчание. Уён приводит себя в порядок в туалете и выпивает ещё один коктейль. До конца перерыва остаётся двадцать минут, а резинка нижнего белья все ещё неприятно давит на головку возбужденного члена. Он обходит зал несколько раз, его касаются руки: прохладные, сухие и влажные, керамические, но ни никто не похож на того, кто ему нужен. Ничьё прикосновение не похоже на огонь палладианской кожи. В голове стучит глупая мысль — жаль, что он его не пустил. Уён выпивает ещё один двойной Койперийский и вываливается из задней двери для персонала на улицу, полной грудью вдыхая загазованный городом, но не пахнущий потом воздух, достаёт портсигар, доставшийся от отца, из заднего кармана и выуживает самокрутку. Палладианский табак — один из лучших в галактике. Это не просто приносящее никотиновое расслабление курево, этот табак, выращенный под землей, так же дарил легкое наркотическое опьянение. Зажимая губами чёрную бумагу сигареты Уён ищет по карманам зажигалку, вскоре понимая, что та осталась в его куртке, все ещё лежащей за стойкой бармена. Разочарованно стукнувшись затылком о бетонную стену, он разворачивается и прикладывает коммуникатор к электронной панели двери, та разблокируется, но за ручку он потянуть так и не успевает. В горло впиваются грубые выполненные из дешевого пластика пальцы, без шума музыки слышно микродвижение каждого поршня в протезе. Уён хватает ртом воздух, выпуская из губ самокрутку, но легкие вместо глубокого вдоха получают обжигающие крохи кислорода. — Электрический усилитель в моем протезе позволит мне сжать твоё горло с силой в двести шестьдесят килограмм на сантиметр квадратный, — горячий шёпот обжигает ухо. — Это эквивалентно укусу палладианского аллигатора. Видел таких? Огромные, кровожадные, перекусывают добычу пополам как крохотную щепку. Сознание Уёна плывет от нехватки воздуха, от опьянения, от этого голоса, глаза слезятся, а кожа горит. — Да, — хрипит он, опираясь руками об обшарпанную стену. Уён даже не пытается вспомнить про навыки самообороны, да и электрошокер остался в его куртке как и складной керамический нож. — Керамические ручонки этих мажоров на такое не способны, — протезированные пальцы поочередно сменяют силу нажатия, словно перебирают клавиши на пианино. — Нет, — глаза Уёна закатываются и он может обьяснить своё состояние только, тем что он пьян. Поэтому он так возбуждён и не пытается вырваться, поэтому кровь стучит в висках, поэтому ему не хватает воздуха, поэтому татуировки на руках начинают светиться все ярче, все потому что он пьян, а не потому что Сан сжимает его горло прижимаясь грудью к спине. — Так чем же моя рука хуже? — рычит Сан рывком разворачивая Уёна спиной к стене и вновь сжимая горло холодной ладонью. Уён больно ударяется затылком и в глазах темнеет. Но через долгие секунды непроглядной тьмы он слышит тяжёлое дыхание, чувствует как чужой жар опаляет лицо. Не открывая глаз он касается протезированных пальцев, скользит по крупным и шумным суставам фаланг, под толстым, но не прочным, пластиком которых скрываются стальные поршни, ведёт подушечками пальцев по дешевому корпусу запястья, поднимаясь выше и прощупывая жесткий пластик протеза через кожаную куртку, пока не находит его конец чуть выше середины плеча. — Твоя рука хуже, потому что ты не чувствуешь, как твои пальцы сжимают мою шею, — Уён открывает глаза и поднимает взгляд на гневное лицо, усыпанное веснушками. — Потому что ты не можешь ощутить тепло моей кожи, дрожь моего тела. Сан вспыхивает, злится, но захват становится слабее. — Это не главное! На улице прохладно, но кожа Уёна горит от этого взгляда от этого положения, жар исходящий от Сана чувствуется через одежду. Внизу живота все ещё ворочается возбуждение, а член все ещё налит кровью. — Думаешь? — Уён сам не понимает, что творит. Он тянется за второй рукой Сана, находит его запястье и кладёт его горячую ладонь на оголенную полоску кожи на своём животе. — Думаешь, нет разницы? Горячая, словно кипяток ладонь скользит по животу, бесстыдно проскальзывая под топ, протезированные пальцы отпускают горло и их заменяют мягкие человеческие, вскользнувшие из-под ворота. Настоящей рукой Сан сжимает шею гораздо слабее, поглаживает большим пальцем кадык. — Мог бы пустить меня, — выдыхает он уже менее агрессивно. — Хотя бы потому что мы с одной планеты. — Это тебя не оправдывает... — шепчет Уён, когда Сан прижимается к нему бёдрами. — Хочешь... — Что именно? — ухмыляясь спрашивает парень, точно чувствуя возбуждение Уёна, приподнимая его подбородок и наклоняясь к губам. — Хочешь... я сделаю тебе руку, которая будет чувствовать? — Уён прикрывает глаза, опуская руки на чужую талию под кожаной курткой, чувствуя как огонь кожи обжигает нервные окончания, и тянется вперёд. Но Сан отпускает его, убирает руку из под его топа, отходит на пару шагов назад. — У меня нет денег на керамику, — отрезает он, разворачиваясь на пятках. — Пол миллиона за всю руку и это не керамика, — окрикивает его Уён, пытаясь не сползти по стене вниз. — Ультра карбон. — Контактное вещество? — Сан останавливается, но не оборачивается. Контактное вещество — это и есть тот самый прорыв ученых, который позволил делать протезы без металла, без аккумуляторов, используя только энергию тела, позволил сделать их чувствительными. И как раз Уён был одним из тех, кто знал как сделать альтернативное контактное вещество, производство которого будет в десятки раз дешевле, чем то, которое используется в керамических протезах, а качество — выше. — Авторская технология, — коммуникатор на руке Уёна мигает сообщением, что осталось пять минут до конца перерыва. — Не могу сказать составляющие, но оно будет дешевле и лучше чем то, что в керамике. И сила будет пятьсот килограмм на сантиметр квадратный, — Сан поворачивается, вместо света фонарей и неоновых вывесок его лицо подсвечивают золотом его собственные веснушки. — Есть зажигалка? — дрожащими пальцами Уён снова достаёт из кармана портсигар. В два больших шага Сан оказывается рядом. Щёлкает колесиком старой бензиновой Zippo, последнюю партию которых выпустили ещё пару веков назад. — Если бы ты сказал, что мой металлодетектор сработал на твою зажигалку, а не на пирсинг, я бы, может, поверил и пропустил тебя, — Уён затягивается, пытаясь скрыть дрожь в собственных пальцах, и с интересом разглядывает ретро вещицу, исчезающую в кармане чужих штанов. — Не пропустил бы, — отрезает Сан ловко выхватывая из губ Уёна сигарету, делает глубокую затяжку и возвращает на место. — Ммм, палладианский, с южного побережья, — тянет он выпуская из легких сизый дым. — Откуда знаешь? — Уёна трясёт, ноги еле держат, но пьяное любопытство и раскрепощённость берут верх. — Родился там, созвездие Зеро. Хорошее место и табак растёт хорошо. Листья белые, словно свет Лимба, — Сан замолкает, будто сказал лишнего. Его взгляд прожигает до самых костей, к нему влечёт, его хочется, его образ отпечатывается на подкорке сознания ещё чётче. — Я сам найду тебя. Сан разворачивается и уходит, а Уён ещё долго смотрит ему в след, докуривая сигарету, анализируя свои безумные поступки и вспоминая дом.