Technological singularity

У Уёна все валится из рук с самого утра. Сначала стаканчик с недопитым Миорийским кофе из красных зёрен, выращенных на одном из зелёных спутников Столицы, потом ключи от лаборатории, в дверь которой вместо электронного все ещё врезан старый добрый цилиндровый замок, отмычки к которому найдутся разве что в солнечной системе, затем электроотвертка и, наконец, колба с контактным веществом. Ёсан смотрит на него осуждающе, но молчит. Уён убирает густую жижу за сотню тысяч битов с пола, но к работе не возвращается. У них висят вот уже три заказа, а он все не может собраться с мыслями. Прошло больше недели со встречи с Саном, но фантазии о нем никак не отпускают Уёна. Он думал о его возможных пирсингах в самых интересных местах на работе в клубе, он представлял его обнаженное тело в душевой у себя дома, его влажные губы и чёрные глаза приходили к нему во сне, и даже здесь, в мастерской, где обычно Уён находил умиротворение и покой, свою отдушину и нирвану, все его мысли возвращаются к светящимся золотом веснушкам на шее и щеках Сана. Уён закрывает глаза — его воспалённый желанием мозг не в силах бороться с искушением. Эротическая фантазия берет над ним верх. Всю эту неделю у него не было секса. Все казались не такими горячими, как хотелось бы, поэтому возбуждение приходит слишком быстро. Дыхание учащается, кровь начинает шуметь в ушах, и даже в штанах свободного покроя становится тесно. Когда цветы на руках загораются неоном, уронив стул Уён сбегает в ванную. Ледяная пахнущая ржавчиной вода холодит кожу, но не приводит в чувства. Он ощущает неуемную дрожь в теле и трепещущее в груди сердце, пошлые мысли неустанно мечутся в голове, маленькими искрами разбегаясь в стороны и распаляя его разум ещё сильнее. Казалось бы, Уён взрослый человек, но иногда его маленькие прихоти держат его под своим контролем, взять например приём нелегализированных наркотиков или секс с незнакомцами каждый рабочий день в клубе. И хоть он полностью осознаёт возможные последствия всех своих опрометчивых решений, он все равно идёт у желания на поводу. Так и сейчас — неконтролируемое возбуждение, вызываемое засевшим в голове образом палладианца, держит его в ежовых рукавицах и не собирается отпускать. И он бессильно позволяет этим чувствам властвовать над собой. — Мне нужен мой инженер, — Ёсан заходит в ванную не постучав. Уён давно перестал быть инженером-робототехником, которым выпустился из школы, переквалифицировавшись в биохакера, незаконно клепающего протезы нового поколения на коленке в подпольной мастерской. Продайся он государству и начни комплектовать военных дешевыми по сравнению с керамикой, но инновационными карбоновыми протезами, напичканными оружием, он мог бы зарабатывать десятки миллионов. Но Уён ненавидит войну и презирает тех, в чьих руках находится власть. А Ёсан все равно продолжает называть его инженером, зная, что от этого слова в груди Уёна разливается тепло. — Я скоро вернусь, дай мне минутку, — Уён прижимает охладившиеся под водой пальцы к раскрасневшимся щекам и через зеркало над раковиной смотрит на серьезное лицо друга. Он познакомился с Ёсаном в галактической армии, когда им было всего по шестнадцать лет. Рождение в одной системе планет в один год стало неплохим залогом их крепкой дружбы. У Ёсана были амбиции и цель, Уён был талантлив, но потерян по жизни. Это объединило их, сблизило. Ёсан стал родным плечом, на которое можно опереться, жилеткой, в которую в любой момент разрешали поплакаться. Он был и остаётся тем, кто все эти годы не даёт Уёну забыть кто он такой. Многие называли их красивой парой. Уён с Паллады, Ёсан с Весты. У Уёна чёрные волосы и горячая, как разогретый на солнце песок, кожа. У Ёсана серебро волос, спадающее на плечи, и белоснежный фарфор кожи, обжигающий холодом. Красивые. Контрастные. Но они никогда не были парой — слишком разные. Оба понимали это, хотя их неоспоримо влекло друг к другу. Зато они всегда были готовы протянуть руку помощи. Засучив рукава ещё выше, Уён набирает в ладони холодную воду и умывает лицо. Шесть лет назад, когда он потерял надежду найти своё законное место на Палладе и собирался улететь в Столицу вслед за человеком, который обещал ему светлое будущее, Ёсан был единственным другом, кто полетел вместе с ним. Четыре года назад Ёсан стал тем, кто не дал ему совершить фатальную ошибку, разорвал порочный круг, остановил токсичную связь, которая сделала все воспоминания Уёна о родной планете болезненными. И после всего случившегося, после того, как спустя четыре года, раны на сердце, наконец, затянулись, Уён был готов не вспоминать о Палладе ещё целую вечность. Но встреча с Саном и эти изводящие душу мысли ломают Уёна снова. И Ёсан снова оказывается рядом, чтобы помочь. — Я не узнаю тебя уже неделю, что с тобой происходит? Ты не собран, витаешь где-то в облаках. Мы задерживаем сдачу одного заказа уже на два дня, — Ёсан подходит практически вплотную. — Что не так, Уён? — Я просто... — Уён мямлит, отводя взгляд от пронзительных голубых глаз на ржавую воду, текущую из крана. Ёсан прекрасно представляет, что происходит, видит свет исходящий от его кожи, чувствует ее жар. Он знает, как выглядит Уён, когда его тело голодно до ласк, понимает, что перегретый желанием мозг не может концентрироваться. — Ты просто возбуждён, — устало выдыхает Ёсан холодный воздух на шею. — Я чувствую это, как только ты появляешься в мастерской, — он сжимает пальцами бёдра Уёна и прижимается грудью к спине, и даже через одежду Уён чувствует холод его кожи. — Ты раньше справлялся с этим, снимая напряжение в клубе, что изменилось? Опираясь о раковину руками, Уён пытается отстраниться, прижимаясь лбом к зеркалу. Он не станет говорить правду о палладианце, но и врать тоже не будет. Он зажмуривается, собираясь сказать, что все хорошо, что он справится с этой слабостью. Но возможно, какая-то часть его очень хочет, чтобы Ёсан помог ему так же, как помогал в армейское время, так же, как помогал после, когда это было необходимо. Мысли вновь уплывают не в то русло, тело предательски вздрагивает и подаётся холодным рукам навстречу. Тонкие пальцы щёлкают застежкой ремня, расстёгивают молнию и не спеша чужая ладонь проскальзывает под резинку нижнего белья. У Ёсана ледяные руки и горячую палладианскую кожу обжигают его прикосновения. Контраст ощущений от медленной ласки вызывает легкую эйфорию нейронов, разносящих информацию об удовольствии по всей нервной системе, провоцирует мелкую дрожь, заставляет колени подгибаться. Ёсан знает как сделать приятно, знает где дотронуться, чтобы побежали мурашки, знает как подарить наслаждение, за которым придёт облегчение. Его ледяные прикосновения совсем не такие каких хочет Уён, не горячие и исследующие, но умелые и чувственные. И это то, что сейчас так нужно. Уён сдерживает стон кусая губы, сжимает фарфор раковины, продолжая упираться лбом в зеркало. Он вздрагивает, когда вторая рука Ёсана проскальзывает по животу поверх толстовки и прижимает его напряженное тело к груди, заставляя оторваться от зеркала и откинуть голову на плечо. Движения Ёсана медленные, размеренные, словно не он только что говорил о горящих сроках. Его прохладные губы прижимаются к вспотевшему виску. — Уён-а, расслабься, — низкий голос проскальзывает по позвоночнику вниз и вибрирует в лёгких. Уён стонет, оглушая себя своим же голосом, который отражаясь от стен туалета забирается обратно под кожу сотнями игл. Уён чувствует как учащается дыхание Ёсана, но движения его руки остаются плавными и невыносимо медленными. Именно такая ласка всегда выбивает из него лишние мысли, а после, яркая разрядка опустошает возбужденный желанием разум. Уён открывает глаза, но вместо обветшалого потолка перед глазами разливаются цветные пятна, кончики пальцев впивающихся в раковину немеют, а стоны становятся немыми. Когда он близко к оргазму, Ёсан всегда делает одну и ту же вещь, от которой подкашиваются ноги и дрожь прошибает все тело. Его холодный и влажный язык проскальзывает по неприкрытой толстовкой шее и острые зубы впиваются в кожу. Татуировки цветов вспыхивают ярким светом всего на секунду и потухают совсем. Уён кончает, удерживаемый сильной рукой Ёсана. Тот продолжает ласкать его, растягивая прокатывающиеся по горящему телу волны оргазма. — Все хорошо? Ёсан убеждается в том, что Уён устойчиво стоит на ногах и отпускает его, смывая следы с ладони под все ещё текущей водой. Уён чувствует чужое возбуждение упирающееся в его бедро. — Да, — он не поднимает взгляда, не хочет смотреть на отражение Ёсана в зеркале, когда задаёт следующий вопрос. — Ты хочешь?.. — Нет, — лёд в его голосе всегда холоднее его кожи. Он вытирает руки и выходит из комнаты, бросая через плечо: — У нас работа, Уён. Соберись. Когда сексуальное напряжение снято, мысли быстро разлетаются, устраиваясь на нужных полочках, и кажется, все внутри Уёна расставляется по местам. Он полностью погружается в работу, не думая больше ни о чем постороннем. Дело спорится. Микротрубки заполняются контактным веществом и безошибочно подсоединяются к электродам, электронные компоненты быстро припаиваются к энергопреобразователю, ловко закручиваются микрошурупы из высокопрочного пластика, собирая отдельные части воедино. Механизм карбоновой ноги для клиента, сдача которого была назначена два дня назад, приобретает готовый вид всего за пару десятков часов беспрерывной работы. — Оторвись на секунду и поешь. Ёсан ставит на стол перед Уёном стакан холодного пива и одноразовую тарелку с несколькими кусками жирной столичной свинины из соседней забегаловки. Прямо на глазах дешевый белый пластик скукоживается от температуры жира, стекающего из мяса с пылу с жару. Уён благодарно мычит, меняет паяльник на палочки, подхватывает сочный кусок и, несколько раз подув на него, отправляет в рот. Ёсан, прислонившись к его столу, изучающе смотрит, будто пытается разглядеть в Уёне какие-то секреты, словно он не спрашивая хочет понять, с чем связаны все эти вспышки. Уён мог бы сказать, что из-за этого взгляда кусок в горло не лезет, но для такого он слишком голодный. — Ты можешь просто спросить, — Уён делает глоток пива, чтобы протолкнуть все же застрявшую в горле свинину. — А ты мог просто рассказать, но не стал этого делать, — Ёсан наклоняется и достаёт из нижнего ящика стола Уёна бластер. — Доедай быстрей. Я встретил внизу нового клиента, он сказал, что от тебя. Подозрительный тип. — Какой расы? — спрашивает Уён, запихивая в рот сразу два куска мяса. — Не знаю, он был в мотоциклетном шлеме. Без акцента говорит на столичном, так что, он либо местный, либо давно живет здесь, — Ёсан крутит оружие в руках, проверяя количество заряда. — Он хотел сделать перевод, но я сказал ему, что мы принимаем только наличку на картриджах. Почему ты не предупреждаешь о таком клиентов? — Какой протез? — игнорируя вопрос Ёсана спрашивает Уён, отодвигая опустевшую тарелку на край стола. — Я не понял. Даже подумал, что он не для себя спрашивает. Но парень настроен серьезно, — Ёсан прячет бластер во внутренний карман своей куртки. — Предосторожность не помешает. Когда в железную дверь раздаётся стук, будто стучат металлом о металл, Уён покачивается на стуле, покручивая в руке пластиковым стаканом с недопитым пивом. Мясо приятной тяжестью осело в желудке, а алкоголь немного расслабил напряженный работой разум. Он готов принять новый заказ. Ёсан, опустив одну руку на бластер, подходит к двери, поворачивает ключ в замке и откатывает ее в сторону. В мастерскую входит невысокий парень в мотоциклетном шлеме, на его плечах висит тяжелая кожаная куртка, кажущаяся до боли знакомой. Парень снимает шлем и Уён чуть не давится последним глотком пива, понимая, что к такому новому клиенту он совсем не готов. Посередине мастерской стоит Сан. Красивый, немного лохматый, с переливающимся золотом веснушек на шее. Уён не только видит, он ощущает его присутствие, чувствует жар идущий от него даже на расстоянии нескольких метров. И его накрывает снова. По коже бегут волны тепла, разогревая каждую клеточку его тела, зажигая татуировки на его руках. Терморегуляция палладианцев очень сильно отличается от других рас. Температура их тела может подниматься на двадцать градусов в моменты страха или возбуждения. Это рефлекс, особенность организма, это невозможно контролировать. По стаканчику в руках Уена бегут трещины, он отставляет его на стол, но даже там тонкий пластик продолжает трескаться от его жара. Белая тарелка скручивается в трубочку. — Ты сказал, что сделаешь, — Сан сбрасывает с плеч куртку, оставаясь в одной футболке и подходит ближе. — Делай. Он протягивает вперёд протезированную ладонь без перчатки, на которой лежит картридж, высвечивая цифрами количество битов. — Протез от середины плеча стоит миллион, а не половину, — Ёсан цыкает языком и покачивает бластером в руке, его губы медленно искривляются в недобрую в ухмылку. — Только если мой коллега не сделал тебе «особенную» скидку. Ёсан переводит взгляд с одного палладианца на другого, соединяя все точки воедино и получая ясную картинку всего происходящего. Уён вжимается в кресло, чувствуя как по лицу ползёт жар исходящий от Сана. Внутри все скручивается в один сплошной комок нервов. Он думал о нем столько дней, но стоило отвлечься от этих мыслей всего на сутки, как он тут же появляется такой требовательный и горячий, напоминая о себе, впечатывая свой несмываемый оттиск в сознании Уёна свинцовым прессом. Не обращая внимания на недовольного вестарианца, Сан смотрит на Уёна, прожигая взглядом до самой души. — Я сделаю, — шепчет Уён, забирая с раскрытой ладони картридж. — За пол миллиона. Он видит, как закатывает глаза Ёсан, слышит, как скрипит закрываясь за ним дверь, а в догонку летит едкое «тогда сам за такую цену разберёшься». Уён остаётся с Саном наедине и нервно думает о том, что лучше бы он рассказал Ёсану всю правду.