На своих местах

— Фред, ты не видел мою белую рубашку с коротким рукавом? Я не могу ее найти, — озадаченное лицо Брайана появляется из-за косяка, в то время как остальная часть его тела остается вне зоны видимости. Фредди неохотно отрывается от набросков новой песни, поднимая на него раздраженный взгляд: — Господи, Брайан, вы встречаетесь только в шесть, у тебя еще целый день впереди! — Это не значит, что не стоит подготовиться заранее, — безапелляционно заявляет Мэй, — так ты ее видел? — Посмотри в гардеробе, на вешалке, под черным пиджаком с узором, — отвечает Фредди. — Спасибо, — Брайан исчезает в коридоре, а потом возвращается снова с удивленной миной на лице и найденной пропажей в руках. — А почему она вообще там оказалась? Фредди чувствует, как в одно мгновение у него пересыхает в горле. — Прилетела фея и навела порядок в том бардаке, который был в шкафу, — отшучивается он. Не говорить же, что, поддавшись своей слабости, он пару недель назад сам надел эту рубашку, так явственно пахнущую самим Брайаном, и увлекся настолько, что после ее пришлось самым тщательным образом постирать. А пиджак на нее он, по всей видимости, повесил позже, на автомате. На его счастье, Брайан оказывается слишком занят сборами, чтобы продолжать дискуссию. Он слышит, как тот уходит в ванную и гремит там какими-то флакончиками на полке. Фредди откладывает ручку в сторону. Ему больше не удается написать ни строчки, потому что мысли о песне разбегаются от него со скоростью умудренных жизнью тараканов. Он думает, что если все это продлится хотя бы еще немного, то ему придется сорваться с места и, поджав хвост, бежать из квартиры. Хотя бы к Роджеру. Да, Роджер сегодня как раз торгует на рынке. Заодно можно было бы и развеяться по пути. Сил на то, чтобы лицезреть, с какой тщательностью Брайан собирается на сегодняшнее свидание, у него остается все меньше и меньше. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что во всем этом присутствует и что-то еще. Что-то, что незримой натянутой нитью соединяет чуть более нервно, чем всегда, закрытую в комнату дверь, рассыпавшуюся в коридоре мелочь и пролитую с утра чашку чая. Ему кажется, что Мэй странно взволнован, и волнение это совсем не того рода, которое обычно чувствует парень, предвкушающий свидание с понравившейся девушкой. Он списывает это на присущую Брайану мнительность, и все же не может отделаться от непонятного ощущения, рождающего весьма странные догадки о том, что тот, возможно, сомневается в правильности собственной затеи. Но эти мысли, пожалуй, слишком хороши, чтобы быть правдой. Фредди почти привык ни на что не надеяться, как, вместе с тем, привык, что тактильный Брай, ровным счетом ничего не подозревая, достаточно часто нарушает его личное пространство, заставляя иной раз сцепить зубы, невзначай укладывая руку к нему на спину, склонившись над его поэзией, по-дружески хлопая по плечу или чуть приобнимая для совместного фото. Фредди старается держаться и успокаивает себя тем, что и этого у него могло бы не быть. Впрочем, когда появилась Кассандра, он был уверен, что так и выйдет. На секунду перед лицом возник силуэт с длинными русыми волосами, а в нос словно ударил химический запах помады. Фредди всегда казалось, что именно красная пахнет отвратительнее всех. Эта женщина ворвалась в жизнь Брайана стремительно, как конница — в ряды пехоты, а потом также стремительно из нее исчезла, хлопнув дверью, но не забыв знатно подгадить напоследок, оправдывая свое имя. Поняв, что с песней ничего не выходит, Фредди, бросив свое занятие, решает, что звенящий тысячами голосов, многолюдный, пестрый Кенсингтон и компания Роджа — это именно то, что ему сейчас нужно, чтобы не дать липким лапам меланхолии затащить его в свои пустынные темные недра. Он проплывает из кухни в свою комнату, проходя мимо ванной, где вовсю шумит вода, и как бы он ни старался, образ обнаженного Брайана, стоящего под душем, не идет у него из мыслей. Встряхнув головой, чтобы прогнать назойливые картинки самого восхитительно-пикантного содержания, он вспоминает, зачем пришел. Скинув с себя домашнюю одежду, он ищет свои брюки и блузку все в том же шкафу, снова невольно вспоминая, как застегнутая чуть дрожащими пальцами чужая рубашка, словно заключила его в свои мягкие пленительные объятия, и чувствуя волну мурашек, стремительно сбегающую вдоль позвоночника. Он сводит вместе лопатки в мучительной попытке поймать фантомное ощущение прикосновения тонкой ткани к ставшей очень чувствительной коже. Все, что ему остается — это воспоминания с медово-горчичным привкусом несбывшихся надежд. Его собственные брюки оказываются на одной из вешалок и, втискиваясь в них, надевая следом найденную там же свободную светлую блузку, он мысленно хвалит себя, что все-таки сделал небольшую уборку. Если бы Брайан не был так занят планированием свидания, то, наверное, нашел бы время, чтобы этому удивиться. Впрочем, во всей остальной части комнаты обнаруживается традиционный творческий беспорядок. В поисках ремня ему приходится развернуть масштабные археологические раскопки на стоящем напротив кровати стуле, откладывая в сторону большой плед, под которым оказываются несколько исписанных нотных листов, пара номеров Vogue с загнутыми краями, карандашный огрызок и… Где-то внутри неприятно ёкает, потому что, помимо всего прочего, почти в самом низу он видит расширенный курс инфракрасной астрономии, который Брайан пару недель назад искал по всей квартире, нервно мечась из угла в угол и тщательно осматривая каждую полку, включая антресоли и пару шкафов на кухне. Теперь на душе скребут кошки, потому что тогда он, слишком торопящийся на встречу с поджидающими его внизу бывшими однокурсниками, с их веселыми голосами и песнями, обещающими новые знакомства и кутеж до утра, даже не потрудился обыскать собственную комнату, рассудив, что к нему эта книженция никаким образом попасть не могла. Уже в дверях он, стараясь не смотреть Брайану в глаза и сделав вид, что очень занят отрезанием выбившийся из рукава пиджака нитки, сообщил, что так ничего не нашел. А сейчас он вполне может представить, как учебник, оказавшийся между журналов и черновиков с нотами, просто-напросто был перенесен им самим в комнату и оставлен на стуле вместе с прочим барахлом. Выудив ремень из-под завалов, он думает о том, что попробует аккуратно вернуть пропажу, подложив ее так, чтобы не подставляться. Звук открываемой двери в ванную заставляют его встрепенуться. Он быстро прячет книгу под кровать и, застегнув ремень, выходит в коридор, заставая там Брайана в домашних шортах, футболке, с полотенцем в руках и с абсолютно мокрыми волосами, роняющими переливающиеся капли на пол и тонкую ткань на плечах. Мэй окидывает его недоуменным взглядом. — Ты же, вроде, не собирался сегодня никуда? — спрашивает он. — Да вот, все-таки решил, что Роджу может понадобиться моя помощь, а ты-то уж как-нибудь здесь сам справишься, — Фредди, сам того не ожидая, отвечает резче, чем нужно, и тут же злится на себя за это. Стараясь не пялиться и не пожирать глазами стройную фигуру, он снимает свою небольшую сумку с вешалки и наспех всовывает ноги в обувь, делая вид, что не замечает, как Брайан сверлит его глазами. Откинув назад свесившиеся на лицо волосы, он уже берется за ручку, собираясь попрощаться, но его останавливает негромкий обеспокоенный голос: — Фредди, подожди… Он оборачивается и все-таки встречается с Брайаном взглядом. Тот смотрит на него, словно провинившийся щенок, ожидающий, что хозяева не возьмут его в этот раз на прогулку и оставят в пустой квартире одного. Чувство вины за свою неоправданную грубость, превращается в ноющую под сердцем грусть. — У тебя все в порядке? — осторожно задает вопрос Брайан, чуть наклонив голову, отчего вода, капающая с волос, собирается маленькой лужицей у его правой ноги. Фредди думает: «Ни хрена не в порядке». Фредди говорит: — Да, все отлично, просто обидно, что не сложилось с песней, — и, не дав Брайану ничего больше сказать, сделав тон как можно более вежливым и беззаботным, добавляет: — Удачи на свидании, дружище! Он выскакивает на лестничную клетку, закрывая за собой дверь и краем глаза по привычке замечает справа от нее неровные буквы FM и BM, соединенные странной формы загогулиной, смутно напоминающей амперсанд. Пока он спускается вниз, в сознание врываются картинки из не такого уж и далекого прошлого, когда они вчетвером, вместе с Роджером и тихоней Джоном, отмечая статус последнего в качестве их нового басиста, завалились в квартиру после знатного ночного рейда по нескольким пабам. Пока Фредди возился со своей сумкой, доставая ключи, Родж, изображая Пизанскую башню, привалился к стене, блуждающим взглядом изучая ее поверхность, а потом вдруг, издав какой-то странный звук, то ли фыркнув, то ли хрюкнув, выдал: — Эт-то что еще за новости? Фредди, Брайан и Джон втроем проследили направление его взгляда, и заметили, что кто-то выцарапал на побелке жирную букву «F» и уже начал выводить следующую, собираясь, по всей видимости, написать у их двери неприличное слово, но так и не успел довести дело до конца. Брайан, старательно поддерживая за локоть слегка зеленоватого Джона, пробормотал что-то о хулиганах, бесцеремонно портящих общественную собственность, заставив Фредди почувствовать внутри микровзрыв раздражения пополам с восхищением. Он уже собирался открывать замок, как вдруг Родж, проявив неожиданную для своего состояния резвость, выхватил у него из руки звенящую связку и, со словами «это нужно исправить, дружище», провел самым острым ключом еще несколько не очень ровных линий, не обращая совершенно никакого внимания на шикающего на него Брайана, не способного никаким другим образом помешать ему из-за Джона. Когда Роджер, наконец, закончил этот вопиющий, по мнению Брайана, акт вандализма, на стене остались первые буквы их с Фредди имен. — Не, ну, а что? — пожалуй, слишком громко спросил Тейлор, и его высокий голос стремительным эхом разлетелся по подъезду, — теперь хотя бы понятно, что здесь живут Фредди Меркьюри и Брайан Мэй, а не какой-то безызвестный хрен. Фредди вспоминает, что представил их тогда со стороны — хулиганистый Роджер, умеющий получить выгоду даже из самой хуевой ситуации, высокий и худой, как тростинка, Брайан, с уморительным оскорбленно-смущенным выражением лица и крепко ухватившийся за него Джонни, прошедший этим вечером свое боевое крещение, — и ему почему-то стало очень смешно. Он закрыл ладонью рот, чтобы не дать себе расхохотаться во весь голос, но отдельные смешки прорывались сквозь плотно сомкнутые пальцы, как резвые пузырьки шампанского. Остальные пару секунд смотрели на него с недоумением, еще на долю секунды повисла гробовая тишина, а потом между ними словно лопнул раздувавшийся все это время шарик с водой, окативший всех четверых новой волной веселья. Фредди никогда не открывал дверь так быстро, как в тот раз, потому что как только они втиснулись в небольшую прихожую, то расхохотались как ненормальные. И даже Джон, лицо которого было по-прежнему слегка салатового оттенка, едва дышал от смеха, схватившись рукой за живот. Тогда Фредди думал, что такие моменты объединяют не хуже клятвы на крови и чувствовал себя счастливее, чем все Дети Цветов, вместе взятые… На улице стоит жара, совершенно нетипичная для обычно сдержанного, как целомудренная барышня, британского лета. Не говоря уже о том, что на дворе только конец июня. Фредди выходит в этот зной, быстрым шагом направляется к ближайшей остановке и, чувствуя себя гребаным Орфеем, изо всех сил сопротивляется желанию обернуться.