— Мы скоро прибудем, — сказал Макалаурэ малышам, которые ехали в середине отряда вместе с верными и испуганно глазели на Фэанариони.
Элронд и Элрос, услышав голос одного из предводителей нолдор, ощутимо вздрогнули, и менестрель незаметно вздохнул. Понимают они его или нет, он никак не мог угадать. За все время пути от Гаваней до Амон Эреб те ни разу не отреагировали на обращенные к ним слова иначе, чем страхом. Впрочем, говорил он на квенья, так как речь прибрежных «рыб» слышать сейчас был просто не в состоянии.
Кано оглянулся и посмотрел на старшего брата. Тот ехал рядом, сжав челюсти и мрачно сдвинув брови, и смотрел прямо перед собой. С тех самых пор, когда были обнаружены тела Амбаруссар, не проронил он ни единого слова. И ни разу не улыбнулся.
А впереди постепенно рос холм с возвышавшейся на нем крепостью. Что ж, сегодня впервые эти стены не дождутся своих лордов.
Анар уже опустился за горизонт, и на потемневшее небо высыпали звезды. Такие же, как всегда — холодные и равнодушные. Лошади мерно перебирали копытами, а на лицах всадников, членов их сильно поредевшего отряда, читался вопрос. Что ждет теперь их всех?
Сердце менестреля болезненно сжалось, а к горлу подступил тугой горький ком. Внутри, там, где раньше билось живое сердце, теперь царила пустота, и только мысль, что о нем самом еще кто-то волнуется, придавала сил хоть как-то двигаться вперед.
Силмерин. Звук ее имени прозвенел для него подобно голосу множества маленьких колокольчиков, и Тьма поспешила втянуть свои невидимые щупальца обратно. Мелиссе ждет его!
— Скорее, — шепнул Макалаурэ на ухо коню, наклонившись к самой его шее, и тот услышал, сразу прибавив шаг.
В крепости заметили приближающийся отряд, и Майтимо, достав рог, протрубил. Ворота распахнулись, и отряд въехал во двор. Все так же молча спешившись, оба Фэанариони взяли за руки не сопротивляющихся близнецов и пошли вместе с ними внутрь.
Пламя свечей с непривычки больно резануло по глазам. Все та же гостиная, почти невозможно мирная и уютная. Те же гобелены на стенах. Потухший камин. На столике у окна лежал оставленный Питьо перед самым отъездом свиток с балладой.
«Потом дочитаю!» — сказал тогда брат, и Кано заметил, что старший при виде него, переменившись в лице, поспешил отвернуться.
Кано слегка поморщился, затем решительно пересек комнату и, скатав пергамент, сунул его за пазуху. После отнесет в библиотеку. Установившаяся неловкая тишина давила на уши. Хотелось сказать хоть что-нибудь, но он никак не мог сообразить, что именно. Эарендлинги все так же испуганно жались друг к другу, косясь на своих пленителей, и вдруг в этот самый момент в коридоре раздался знакомый легкий топот ног.
Мелиссе! Сердце мужа рванулось ей навстречу, пропустив удар, а после часто заколотилось. Дверь распахнулась, и взволнованная Силмерин вбежала в зал.
— Мельдо! — воскликнула она, порывисто кинувшись к нему, и вдруг резко остановилась, словно натолкнулась на невидимую преграду. — Любимый, что произошло?
Макалаурэ опустил глаза, не зная, как сказать о том, что случилось в Гаванях. Майтимо с шумом выдохнул и, заложив руки за спину, отошел к окну и уставился в ночь. Силмерин растерянно оглянулась по сторонам, и на лице ее появилась тень понимания, поначалу робкая, однако постепенно перераставшая в уверенность.
— Кто это? — спросила она, взглядом указав на Элронда и Элроса.
— Сыновья Эарендила, — лаконично ответил Макалаурэ.
— А где другие близнецы? — чуть помолчав, спросила она.
Целое мгновение он не мог произнести ни слова. В окошко ударил резкий порыв ветра, и сразу гулко забарабанили первые капли дождя, быстро переросшего в ливень. Ответить было надо, и менестрель, собравшись с духом, глухо проговорил:
— Их больше нет.
Силмерин тихонько вскрикнула, в зрачках ее отразился ужас.
— О нет, мельдо, — прошептала она и сделала несколько шагов по направлению к нему.
И тогда Кано не выдержал. Подойдя к жене, он крепко обнял ее и ткнулся лицом ей в плечо, словно искал защиты.
— Прости меня, мелиссе, — прошептал он.
— За что? — все так же тихо спросила Силмерин.
Она обняла его и, поцеловав в висок, принялась ласково гладить по голове, перебирая волосы.
— Не знаю, — признался муж. — За все.
Мысли путались, и он при всем желании не смог бы сформулировать собственную идею внятно.
— Но я счастлива с тобой, — ответила жена. — А значит, ни к чему извиняться.
И вдруг она запела. Макалаурэ на долю секунды замер от неожиданности, а после расслабился и, в конце концов, ощутил, как распускается, подобно цветку под действием лучей Анара, фэа. Голос Силмерин тек, подобно ручью, и в нем он отчетливо ощущал любовь и ласку.
Смятенный разум приходил в порядок, и, хотя боль никуда не ушла, теперь он чувствовал, что может жить и действовать.
— Я люблю тебя, — прошептал он, глядя прямо в глаза жене.
Она улыбнулась, и на лице ее отразился свет, который шел, должно быть, из глубин фэа. Она привстала на цыпочки и быстро поцеловала Кано в лоб, положив ладони ему на плечи.
Песнь смолкла. Она улыбнулась тепло одними глазами и посмотрела на близнецов.
— Как вас зовут? — спросила она. — Меня Силмерин.
Малыши переглянулись, перевели взгляд с нее на Макалаурэ и обратно и ответили по очереди:
— Элронд.
— Элрос.
А после первый, задержав на менестреле взгляд чуть дольше, уточнил:
— А он ваш супруг, да?
Нолдиэ улыбнулась и, кивнув, ответила:
— Верно.
***
Раны на руках кровоточили. Уже давно растаяли круги на воде в том самом месте, куда упал Сильмарилл, а Макалаурэ все стоял и стоял, бездумно глядя в синеющую даль. Куда теперь идти? Кто примет его?
Истерзанная фэа болела еще сильнее ладоней. Ушло все, что он знал и любил. Нет больше братьев, как нет отца. Нет цели в жизни. Что осталось ему?
Анар отражался от гладкой поверхности, слепя глаза, а менестрель все никак не мог решить, броситься ли ему в море прямо сейчас или подождать иного случая.
«Но ведь это будет трусость», — подумал он.
Он тяжело вздохнул, опустив плечи, и медленно побрел вдоль кромки прибоя. Вернуться к жене на Амон Эреб он тоже решался. Он так и не смог ей дать ничего — ни спокойствия, ни уверенности в будущем, ни детей.
Чайки кричали, и только эти звуки находили отклик в его душе. Скоро набежали облака, закрыв небо, и начался дождь. Сперва слабый, он с каждой минутой все усиливался, и тут Макалаурэ вдруг услышал за спиной тихий голос:
— Кано!
Он вздрогнул, поняв, кто зовет его, и медленно обернулся. Силмерин стояла, глядя на него с надеждой и болью.
— Ты же не собираешься теперь бросить меня? — спросила она.
К горлу его подступил тугой ком, он судорожно сглотнул и покачал головой:
— Нет. Конечно, нет. Мелиссе…
Она рванулась к нему навстречу, увязая в прибрежном песке, и Кано крепко обнял ее, забыв о боли в руках и о крови, что капала до сих пор. Они стояли, прижавшись друг к другу, и вместо уст теперь переговаривались их фэар.
Ладья Ариэн медленно плыла по небу, уверенно опускаясь к западному горизонту. Наконец, Силмерин и Макалаурэ разомкнули объятия, и жена взяла руки мужа в свои:
— Что же случилось?
Тот вздохнул и, решившись, поведал ей обо всем, не таясь. И тогда она запела. Одну из тех песен, что дарят надежду на спасение. И Кано казалось, будто от пальцев ее исходит свет.
— Мелиссе, — прошептал он.
Боль немного стихла, и, хотя раны еще не затянулись, однако поток крови постепенно начал иссякать. И тогда Макалаурэ, наклонившись, ласково обнял и поцеловал любимую. Они взялись за руки и пошли вдоль берега уже вместе. Когда стемнело, Силмерин подстрелила в ближайшей рощице птицу и разожгла костер. Они с аппетитом поели, а огонь все продолжал гореть, согревая двух усталых путников, и отблески его виднелись далеко, за несколько лиг.
***
Они не заметили, как пришла волна. Ни звери, ни птицы не донесли вестей до двух одиноких путников. Только в какой-то момент вдруг послышался непривычный шум, и огромная тень накрыла небо. Макалаурэ поднял взгляд и увидел гигантский вал, почти до самого неба, который двигался прямо на них.
Силмерин вскрикнула и бросилась к мужу. А тот, обняв ее, прижал изо всех сил к груди и прошептал:
— Я с тобой, родная.
«Должно быть, это конец», — понял Кано. Ни скрыться, ни улететь, ни убежать они уже не сумеют. Что ж, не самый худший финал из возможных. Он выдержал и прошел свой путь до самой последней точки. Не сошел с него, не сдался. И больше он ничего не должен. Если только…
На лицо упали первые соленые брызги. Волна подхватила двух нолдор, закружила в гигантском водовороте, и больше всего Макалаурэ теперь боялся, что потеряет жену. А она смотрела, и на лице ее, в расширенных от ужаса зрачках он по-прежнему читал любовь.
Воздуху не хватало. Казалось, легкие вот-вот разорвет. Перед глазами его вспыхивали светящиеся круги, и в самый последний момент, уже на пороге смерти, пришло видение.
Он шел вместе с Силмерин, держа ее за руку, и над их головами сиял Анар. Но поля были те же самые, знакомые и родные, много раз исхоженные им в детстве. Они с любимой смеялись, и на лицах обоих было написано настоящее, идущее из сердец, из глубин фэар счастье.
Макалаурэ понял, что это предвидение. Apacenye. Но это был еще не конец. Те двое остановились, и навстречу им выбежала девочка. Еще совсем маленькая, лет примерно пятнадцати. На лице ее легко читались черты их обоих — его и мелиссе. И тот, другой Кано подхватил малышку и закружил.
А волна все прибывала. Земля дрожала, стонала, будто от невыносимого горя. Они тонули, все так же крепко держа друг друга в объятиях, и Макалурэ твердо решил, что выйдет из Мандоса разу же, как только это станет для него возможным. Слишком много осталось планов, которые требовалось воплотить. И для этого больше не надо было никуда спешить. Ведь счастье было здесь, с ним, рядом.
«Я выбираю жизнь», — подумал он, постаравшись передать свою мысль мелиссе, и мог бы поклясться, что она его услышала.
«Я выбираю жизнь… — повторил он. — И любовь».
