***
Ой послушайте песню хвальскую, Песню древнюю, задушевную. Да о том, Как раскрыл Небо очи ясные. Да о том, Как рассек себя на части равные, Да о том, Как из очей его вышли дети небесные. Да о том, Что с детьми теми сталося.
***
Хвалы верили... Ничего вначале не было. Ни света, ни края. Лишь тьма, непроглядная и вязкая, царила над всем, и все в той тьме, что было и не было, блуждало неприкаянное. Вдруг обрела тьма тело плотное и раскрыла глаза огромные. Так появилось Небо. Хвалы верили... Огляделось Небо величавое в разные стороны, да ничего подле себя не увидало. Жадно горели очи небесные. Искали, в каждый угол заглядывая, а хоть и светом сияли — ничего не находило Небо, от грусти грозами громыхая. Нестерпимо оттого стало. Заныло сердце небесное от одиночества, и протянуло Небо руки к груди своей необъятной. Взвыло, громыхнуло, заискрило сердце огромное от боли неуемной. Взмахнули рукава, самоцветами-звездами усыпанные, и рассекло Небо себя с тоски пополам. С треском пронеслась полоса бесконечная. По одну сторону осталось Небо, а по другую — волны всплеснули. Так появилось Море. Хвалы верили... Все равно Небо места себе не находило. В глади морской вся печаль его отражалась, вдвое помноженная, и засасывала, утягивала ко дну непроглядному. Не нравилось то ни Небу, ни Морю. Нет-нет, да взбурлит, завоет, заплещется пучина морская. Нет-нет, да прорычит громогласно небосвод, а то и синевой грозливой захлебнется. То тесно им вдвоем, а то и одиноко становилось. Крыло Небо глаза ладонями могучими, чтобы более ничего не видать да скукой не мучиться, а не помогало то. Хвалы верили... Тогда вырвало Небо себе глаза-очи сверкающие. Один глаз водрузило над гладью морской, вдохнуло в него жизнь горячую, и так появилось Солнце. Нарек его Небо Персой, и расправил сын его названный крылья огромные. Разгорелся Перса слепящим огнем, да вот... Как приучен глаз на сон закрываться, так и Перса затухал, на время во тьму звездную все погружая. Так появились день и ночь. Хвалы верили... Взял Небо второй глаз и подул на него дыханием холодным. Покрылось око небесное коркой-скорлупкой, и раздавил Небо ту скорлупку перстами. Развеялись осколки пылью блестящей и обратились звездами бесчисленными, а в ладони у Неба остались два змееныша. Были то близнецы. Игралось серебро в их гривах, золотились глаза, посередь тонкой линией рассеченные. В близнецах, свет очей небесных впитавших, искрила сила недюжинная. Обернулся один змееныш сыном небесным — Ветром-Олло, радостным да быстрым. Обернулась вторая змея дочерью — Землей-Вердой, непоколебимой и могучей. Приникли голодные змееныши к перстам родительским и, пролив кровь небесную, вскормились. Ослепнув, успокоилось Небо. Нашло оно отраду, детей своих младших баюкая, и от довольства лазурью разливалось. Хвалы верили... Отрастили змееныши крылья. Ветер — сотню серебряных расправил, а Земля лишь четыре в стороны раскинула. Остальную силу в рогах ветвистых сберегла, что короной остроконечной из головы ее явились. Сбросили змееныши чешую, и обратился Ветер юношей ладным, высоким да статным. В плечах широк, в чертах тонок, а глаза золотом плещутся. Всем хорош был, да затмила брата Земля, девой обратившаяся. Уж и гибкая, уж и стройная. Губы алые, косы длинные, ноги прыткие, а в дыхании — будто сама жизнь теплится. Хвалы верили... Опустил Небо ладонь свою к глади морской. Спрыгнул Ветер, лихо волны всколыхнув, и, извиваясь змеем огромным, полетел в даль бескрайнюю. Земля же тихо к воде припала. Испила той водицы. Ох и искривилась недовольно. Ох и прыснула от соли едкой. Стряхнула Земля воду соленую с ладоней, а вместо капель упали в воду разные гады морские. Больше к воде не притрагивалась Земля. Только лишь глядела, словно в зеркало. Косы серебряные заплетала и песню дивную напевала отцу-Небу на радость:Как взмахну я крылом — Оживет все кругом. Как рукой проведу — Саму жизнь пробужу. Я ведь Неба дочь, Сестра Ветрова, Сестра Солнцева, Верда верная. Как сплету я косу — Так уж и запляшу. А от танца того, Устоять нелегко. Я ведь Неба дочь, Сестра Ветрова, Сестра Солнцева, Верда верная.
Хвалы верили... Услыхал ту песню Море. Всколыхнулся, встрепенулся. Поднялся он со глубин непроглядных, обратившись мужем грозным и могучим. Покорно перед ним волны расступались, гребнями вдаль убегая, но как увидал Море Землю-красавицу, так рассыпался перед ней пеною жемчужною. Никого и ничего прежде краше не видал, и хоть грозен был, да присмирел Море. Взбурлило сердце его. Истомой захлебнулось. Попросил Море у Неба Землю-красавицу в жены, и согласилось Небо. Лишь Земля не согласною сталась. Как посмотрела она жениху в глаза синие-синие, как почуяла силу огромную, так испуганно на плече родительском схоронилась. — Не люб, — завопила Земля, грозно нахмурившись. Пала она перед родителем на колени и взмолилась пуще прежнего: — В глазах его пучина — вот-вот и поглотит. А от соли его так и вовсе мне жизни не будет! Не губи, родитель родимый, родитель любимый. Осерчало Небо, расслышав речи те недовольные, и громом пророкотало. Повелело одуматься, да больно уж упряма была Земля. Цыкнула, рыкнула, да только и слушать ее не стали. Пригрозило Небо расправой жестокой, сжало ладонь, едва не придушив, и испугалась Земля. Притихла она, слезами горькими умывшись, и были те слезы солоны, как воды морские. Хвалы верили... Воротился Ветер, и поплакалась ему сестрица родная о несчастье своем девичьем, а погодя уговаривать принялась: — Брат ты мой, Олло. Помоги. — Что ж я сделаю, Верда? — шептал Ветер, к груди сестру прижимая. — Облетел я весь свет, и куда бы не летел — повсюду Море и Небо. Никуда от отца да жениха твоего не спрятаться. — Как Перса уснет, так и отец утихнет, а там сбегу я, Олло. Никто и не заметит. Больно огромен Море — ничего перед носом не замечает, — сказала Земля, слезы враз иссушив. — Решилась я. Ты только помоги. Все я придумаю. Все сделаю. Обещай лишь, что не выдашь, а коль совсем невмоготу станет, так поможешь. — Отныне и вовек. Как было и будет. Дал Ветер клятву братскую и клятвы той ни разу не нарушил. Хвалы верили... Уселась Верда тихонько на затылке родительском, а как взошло Солнце, так тень отбросила. Была та тень четырехкрылой, двурогой и... Трехликой — боялась Верда, что отец проснется да обнаружит обман задуманный, оттого головой во все стороны вертела. Оттого-то и разделилась голова у тени на три части. Отсекла Земля тень трехликую и повелела: — Стань мной, да не мной. Броди теперь по свету, а не в моей тени, да не за мной. Пусть Море тебя в жены возьмет, а меня в покое оставит! Согласилась тень, голову рогатую склонив, и улетела к свадьбе с Морем готовиться. Так появилась Смерть Всеведущая. Так появилась Мора Трехликая. Хвалы верили... Оторвала Земля-Верда одно из крыльев и в пучину морскую бросила. С всплеском утонуло крыло, а погодя поднялись из пучины скалы серые. Острыми вершинами подперли те скалы небо. Тверды они были, как воля Земли. Могучи, как сила ее необъятная. Остры в вершинах, как ум ее живой. Протянулись скалы-горы грядами в разные стороны, отделив сушу от моря. Так появилась земля. Хвалы верили... Отломила Земля второе крыло и развеяла перья по воздуху — обратились те перья облаками да тучами. Согнал Ветер их в кучу и укрыл сестру любимую от отца да жениха нежеланного туманом сизым. Солнце небосвод алой зарей раскрасило, и слетела Верда вниз. Ступила она на землю твердую и отсекла оставшиеся крылья, чтобы никогда более назад не возвращаться. Обратилось одно крыло Шу Стоглазым — лесом, высоким и непроходимым, а другое Лелью — полями и долами. Возрадовалась Земля. От взгляда ее животворящего оживало все вокруг, красками яркими играясь. Дышало все с Землей дыханием единым. Распускались цветы диковинные, зеленела изумрудами листва, золотились поля, рожью и пшеницей шелестевшие, и полнилась земля тварями да запахами чудными. Пели птицы и бродили по полям, по лесам звери. Гордо Земля-Верда поводила головой. Разветвились ее рога на концы острые, и все царапали те концы Небо, об упрямстве дочернем напоминая. Шла Земля-Верда вперед, творениями своими любуясь. И как ступала, так в следе ее каждом новая жизнь порождалась. Хвалы верили... Так появились земли хвальские, Матерью-прародительницей созданные. Так появился мир...