***
—… Тебе лучше заткнуться, я никогда не поддавался, — чуть ли не задыхаясь от смеха, пытаюсь навесу удержать свой стакан, который через какое-то время казался мне вообще не подъёмным. И что-то мне подсказывало что это всё из-за того, что я был слишком усталым и пьяным, от чего всё становилось каким-то… Другим. И компания Феликса в течении…времени, которого я не знал, стала мне даже приятна. И я больше, чем уверен, что когда протрезвею буду от этого не в восторге. — Ну да, конечно. Я видел всё своими глазами, — Ли облизывает пересохшие губы, издевательски усмехаясь, и, закуривает уже третью сигарету, тут же обволакивая себя дымом, а позже деланно задумывается: так он даёт понять, что копается в своей памяти. — в году в две тысячи семнадцатом, кажется… Бой с чемпионом, у которого за плечами три победы подряд и ты стоишь — весь в крови, такой злющий, будто бы порвёшь его сейчас. Но что по итогу? Ты позволил ему побить себя. — Откуда ты… — осёкся, изумлённо пытаясь найти ответ в его глазах, но потом вдруг до меня дошло, что в самую первую минуту знакомства с ним, понял, что от него можно ждать всё что угодно, и меня немного шокирует узнать, что до этого мог пересечься с ним где-то ещё, там за границей. — а знаешь, не важно. Почему ты вообще думаешь, что всё было так? Мне для победы требовался опыт и дополнительная сила, а ты решил что я проиграл специально. — Вот только не надо тут скромничать… То как ты двигался не было похоже на то, что тебе чего-то там не хватало. Опыта, может быть, но не сил, — его губы сомкнулись в одну тонкую линию. Феликс больше не смотрел на меня, скорее куда-то в пустоту очень удручённо, но когда повернулся, то всё его внимание было целиком направлено на меня, будто больше ничего кроме нас не существует. — Не знаю почему, но ты сдался. Это очень печально.Наши пристальные взгляды отвело то, что бармен выставил нам счёт с просьбой «Покинуть закрывающийся клуб» и только сейчас до нас дошло, что почти никого уже не осталось, а с ребятами мы попрощались ещё задолго до того, как выпить с Феликсом. Снаружи уже начало светлеть к наступлению нового дня. И как я раньше не заметил этого?! Мы поспешили собраться, чтобы покинуть сие заведение, оставив приличную сумму денег. И только тогда я замечаю оповещения на своём телефоне о пропущенных вызовах от мамы.
Опустившись со стула, захотелось перед уходом посетить уборную, так что, интересуюсь у персонала можно ли им воспользоваться. — Можешь не ждать меня, — сказал я, увидев как Феликс начал теряться. — Закончу здесь и поеду домой. Что ж… — Не так быстро, — останавливает меня, тем что разворачивает к себе и я не совсем понимаю, чего он ещё хочет. — Я всё же подожду тебя. Хочу ещё кое о чём спросить, но боюсь, что потом не представится такой возможности. Я тоже собираюсь туда. — Чувак, я очень польщён заслужить твоё внимание, но правда в том, что я в нём не нуждаюсь. Без обид. Мы не в кино и мне не нужен телохранитель, чтобы спокойно…справить нужду. — Чанбин, это — туалет, поэтому каждый может зайти и ты тут ни причем, — кажется, ему доставляет удовольствие меня дразнить и выставляться высокомерным типом. Так что, побежденно промолчав, я уступил ему дорогу в мужскую комнату. — Ты, кажется спешил. Нет? — гордо фыркнув, захожу следом за ним. — Ты вроде как планировал спросить меня о чём-то, — сказал я, остановившись у стойки с зеркалом. — Тебе лучше поторопиться. Через пару минут меня здесь не будет. — А что, малыш — Чанбини, боишься, что тебя подадут в розыск? — его глаза вновь порывисто загорелись, а губы тронула прежняя игривая ухмылка. — Если ты забыл, то напомню: я был готов поставить весь свой нал на то, что ты так и не кинешь меня как только куплю тебе выпить. Получается денег должен именно ты? — смеётся, затягивая потуже ремень. — Очень смешно, — огрызнулся я, попытавшись пройти его мимо, но его рука преградила мне дорогу. — Тебе ещё не надоело играть? Это было довольно-таки весело, — вести себя так, будто мы ближе чем есть, но важно понять, когда пора остановиться. — Так о чём именно ты просишь, Чанбин? — приблизившись почти вплотную, спрашивает Ли и я хмурюсь, отступая на шаг назад. — О чём, Чанбин? Я не понимаю. По-моему я и так был очень сдержан с тобой… Держал дистанцию, хотя очень хотел поприставать. Изучаю его лицо в полнейшем ступоре и никак не могу найти подходящих слов, чтобы хоть как-то возразить ему. Вместо того, чтобы дождаться моего ответа, Феликс впечатывает меня к закрытой кабинке, преградив собой пути ко всякому отступлению, раскаляя мою шею своим дыханием. — Меня не интересует то, что тебе взбрело сделать со мной, — запаниковал я, замечая как тот буквально тянется ко мне, к моим губам. — Я не хочу… — Думал я тебя поцелую сюда? — наигранно поморщил нос и с плохо скрываемым желанием воплотить свои грязные мыслишки в жизнь, прикусывает нижнюю губу, оттягивая мою вниз указательном пальцем. — Я уже сделал это ещё вчера. По коже прошёлся табун мурашек. Тут же стало не по себе от его слов. И как же это я начал так резко тупить рядом с кем-то, вроде него?! — Дело в том, что я не хочу целовать тебя в губы, хочу прямо туда, — Феликс опустил глаза, на характерный участок паха, проводит рукой по моей груди и медленно опускается ниже к ширинке моих джинс, но я хватаю его за руку, останавливая. — И тебе совершенно не интересно, что я думаю об этом? — пытаясь избавиться от приступа тошноты, возникшего в горле от его привычки делать, всё что ему захочется. Сбрасываю его руку с себя и замечаю его до жути самонадеянный вид, словно его мои слова никак не тронули. — Понадеялся на то, что увлёкся взрослым мальчиком, который сам прекрасно понимает, что будет, если останется, — его тяжёлый вздох звучал разочарованно. — Мне, очевидно, как другому мальчику захочется чего-то большего. Думал, что ты понимаешь это. Сейчас это выглядит так, будто я пристаю к тебе, как к жертве сексуального насилия, но ты же не такой? Ты остался со мной, невзирая на время. Добровольно. — Но… Разве было непонятно, что я был против любой близости с самого начала? — нервно сглатываю, совсем отчаявшись, ведь все его слова звучат как аргумент, опровергнуть который было невозможно. И я был сбит с толку. Феликс читал меня, как книгу, будто бы прикасался ко всем моим страхам, и, совершенно не боялся рассказать о них мне. Будто так он мог лучше понять меня и мои желания, которые я либо отрицал, либо не находил им места в своём сердце. — Не понимаю о чём ты, малыш, — заявляет тот, с осторожностью касаясь тыльной стороной руки моей правой щеки, с какой-то трепетностью и аккуратностью, будто бы пытался сохранить безупречный вид хрупкому предмету. — До того, как я коснулся тебя, ты ни разу не сказал о том, что ты против. Я по-твоему экстрасенс? «Что, чёрт возьми, он несёт?! Да, по мне было видно, что я не по «этим делам». — Пожалуйста, не делай такое милое личико, от этого я завожусь ещё больше, — Феликс отпрянул со снисходительной улыбкой, чтобы дать мне немного личного пространства и успокоить. — Как ты уже понял, я всего лишь дразню тебя, но что будет, когда я стану, куда серьёзнее? — Если когда-нибудь такой момент настанет, мне придётся и правда нанять телохранителя, потому что… Я не позволю прикасаться к себе так легко. К счастью, я больше, чем уверен, что мы больше не встретимся. — Твоё мнение также старо, как мир, Чанбини, — его глаза загораются миллионами искр, которые угасали также быстро, как и его желание сотворить безумства. — Суть в том, что лучшего момента почувствовать себя счастливым не существует и если не сейчас, то когда?***
Несколько будних дней, как раз под конец последней свободной для меня, от учёбы, недели, я провожу в новом тренировочном зале, который посоветовал мне пропадающий на парах Минхо. Сам зал представлял собой громадную развалюху, однако, было в ней какой-то местный колорит, с его устаревшим оборудованием и вывеской «Рубикон». Но оно ничуть не создало мне личного дискомфорта. Чистый и просторный клуб. Я мог хоть немного отвлечься и забыть о том дне, в баре. Мне совсем не хотелось по телефону обсуждать это с Минхо или с кем-либо другим, не встретившись лично, поэтому мы, какое-то время, не могли нормально встретиться. У меня и Минхо было куча других дел, но я рассчитывал на то, что мы увидимся хотя бы в это воскресенье, перед моим первым учебным днём. Ну, а пока…
Размявшись, перелез на специально подготовленную площадку и я тут же ощутил, в некотором смысле, дежавю. От того чувство тревоги начало разрастаться, как и от того, что перед собой увидел другого члена клуба, в качестве своего оппонента. Доля секунды и я повален на спину, а он сверху, крепко держащий меня в своих тисках…
«Долго собираешься валяться? Лентяй. Поднимайся на ноги!» — слова отца не выходят из моей головы всякий раз, когда поднимаюсь на ринг, будь то тренировка или бой, он будто всегда со мной. Мужчина чуть за пятьдесят, с небольшой щетиной, порицательным взглядом, туда-сюда бегающий по тренировочному залу. Тяжело дыша, я пытаюсь перевернуться на спину, ощущая как ноги предательски дрожат, а тело становится тяжёлым. Оппонент не уступает по силе и выносливости, именно поэтому нам приходится несладко. — Уже выдохся, новичок? — усмехается боксёр, возвышаясь над моим телом. Слегка отдышавшись, поднимаюсь на ноги, почувствовав прилив энергии, который возник благодаря его самоуверенной мордашке. Удар по лицу и вновь защищает своё лицо, отступая к своей половине. Я бью и он выносливо уворачивается, но в момент передышки, открылся. Удар. Этот адреналин овладевает быстрее, в точности также, как и тогда, когда отец впервые привёл меня в зал и дал перчатки. Так и сейчас, когда я чувствовал, можно сказать, чью-то жизнь в своих руках. — Остынь уже, Со, — приказным тоном требует здешний тренер, и взобравшись на тренировочный ринг начинает нас разнимать. — Слезь с него. Не видишь? Он больше не может дать отпор… Разумеется, подчиняюсь, пытаясь унять свой темперамент. Косо взглянув на лежащего в последний раз, поднимаюсь с него и перевожу дыхание уже в сторонке, пока соперника приводят в чувства. Спустившись с площадки, поплелся в сторону душевой, попутно стягивая с себя перчатки. «Если перед закрытием клуба попадусь ему на глаза — огребу по полной…» — думал я, чувствуя как кровь приливает к голове. Как же я зол за то, что вышел из себя. Казалось, что хорошо контролировал себя во время спаррингов, но что-то каждый раз задевало похлеще ударов соперников. «Ходить по острию ножа так же красиво, как и опасно», — повторяю мысленно очередную реплику погибшего отца. Перед своим уходом, как и всегда, проронил тренеру, что больше не приду в зал, но кажется, он никогда так и до конца не поверит моим словам. Он просто будет ждать, что я вернусь к прежним тренировкам и не только из-за него, наблюдавшего мой рост и развитие все эти восемь лет, но прежде всего из-за собственной необузданности. — Негодник, ну и куда же ты без спорта? — отчаявшись рассуждал давний друг моего отца и мой тренер. — Просто забудь обо всём и возвращайся… Подлатаем тебя, не бойся. Тогда в Австралии я отказался, хотя в глубине души горел желанием вновь вернуться в бокс и к серьезным тренировкам. Но я же обещал бросить, поэтому переступить свои убеждения не мог. По пути к раздевалке меня догоняет тренер и предлагает немного поговорить, но в душе я понимал о чём будет речь. — Это был просто прогон твоих навыков, а ты взял и вышел из себя. Как это понимать? Тебя беспокоит что-то? — в голосе звучали стальные нотки, от которых внутри начинает всё сжиматься. — Послушай, можешь конечно, не рассказывать из-за чего ты перестал быть боксёром. Это только твоё дело, но теперь, когда ты занимаешься в этом клубе, значит, что мы в какой-то степени несём ответственность за твою моральную и физическую целостность внутри этих стен. — Впервые слышу о подобном правиле, — скептично выгибаю бровь, с недоверием принимая от него подготовленную бутылку с прохладной водой для утоления жажды. Что весьма профессионально. Смех мужчины разглаживает его возрастные морщинки и тот присаживается на самую близкую скамейку напротив меня. — Так и знал, что один из самых молодых чемпионов страны, окажется сообразительным юношей, — одобрительно кивает и слегка погружается в думы. — Видишь ли, это правило я установил для себя уже очень давно. Кто-то решит, что это всего лишь навязанный принцип ещё одного сентиментального старика, у которого кроме этого обедневшего зала ничего и не осталось. Но для меня комфорт и безопасность посетителей, значит гораздо больше, чем что-либо в этом мире. Хочу, чтобы его считали «домом», куда можно прийти отвести свою душу, успокоить мысли, а потом вновь возвращаться к житейским делам внешнего мира. — И вы… Правда верите, что это возможно? — Ну конечно, — без лишних раздумий ответил тренер и подал мне новое полотенце, потому что моё было насквозь мокрое от пота. — Это, конечно, не храм, куда люди приходят, чтобы найти ментальный приют. И всё же мне бы хотелось, чтобы у этого места было что-то общее с этим. Понимаешь? — Немного, — на выдохе ответил я и тот поблагодарил меня за то, что выслушал его, медленно начал уходить. Но я остановил его и с плохо скрываемым любопытством, спросил: — Простите… Вы сказали, что этот зал обеднел, что с ним будет потом… Скажем, через пару лет? — Чанбин, а что по-твоему бывает со старым и никому не нужным? — с вымученной улыбкой спросил он моё мнение, но я запнулся, щадя его чувства. К моему удивлению тот, напрочь лишает возможности проявить к нему сочувствие, и, кажется это напрямую связано с первым днём нашего знакомства, когда он показал, что ненавидит чувство жалости ни к себе, ни к другим, отвечает за меня: — Оно исчезает и о нём забывают раз и навсегда.В голове промелькнула мысль, которая начала приводить меня в ужас: «Я могу стать таким, как это место. Не надёжным и старым, лишённым хотя бы одного близкого участника в своей одинокой жизни. И никто не захочет спасти меня от внутренней разрухи своей улыбкой, своей нежностью к моим давним ранам, потому что будет слишком поздно что-либо менять во мне».