Бетховен. Людвиг ван Бетховен

Изможденный многолетними заботами о большой семье, Бетховен был неимоверно рад предоставившейся возможности переезда в Вену. Известный композитор Йозеф Гайдн, будучи проездом в его родном городе Бонне, обратил на творения юного музыканта внимание, обещав оказать ему помощь, что не могло не вызывать у Людвига чувство гордости. Приехав в Вену, он обосновался в небольшой местной гостинице, и почти сразу после приезда отправил письмо Гайдну с вопросом о том, когда можно будет начать занятия. Ответ не заставил себя долго ждать, и уже через несколько дней Бетховен получил приглашение на посещение дома знаменитого композитора. Деревушка на окраине Вены, куда за несколько лет до этого переехал Гайдн, встретила Людвига приветливо и доброжелательно. Хоть долгая дорога и была тряской и утомительной, приятный свежий деревенский воздух и бескрайние зеленые поля затмили собой все неприятные воспоминания о поездке. Когда Людвиг, обмолвившись парой слов со слугой, зашёл в гостиную, Йозеф Гайдн сидел за письменным столом, сжимая в руке перо. Едва завидев в дверях юношу, композитор оторвался от работы и приветливо улыбнулся: было видно, что гостя он ждал уже давно. — Очень рад, что Вы все же не пренебрегли моим предложением, — все с той же легкой улыбкой протянул Йозеф после короткого сухого приветствия. — Еще раз благодарю, — тихо ответил Людвиг, усаживаясь в кресло напротив композитора, и после недолгого молчания продолжил: — Как Вы и просили, я привез несколько своих новых сочинений. С этими словами Бетховен неосторожно опустил на стол неровную стопку нотных листов и отрешённо перевел взгляд на окно. — Я обязательно посмотрю их, но немного позже, — все той же ласковой интонацией ответил Гайдн, отодвигая стопку чуть-чуть в сторону. — Расскажите лучше, как вы доехали? Как сейчас погода у вас, в Вене? Давно я уже туда не заезжал... — продолжил он, видимо, стараясь завязать хоть какой-то разговор: спокойная и размеренная жизнь в деревне после долгих лет ярких красочных путешествий, хоть и давала возможность отдохнуть и расслабиться, уже начинала надоедать общительной натуре композитора, и приезд гостя заметно его воодушевлял. — Доехал хорошо, погода удовлетворительная, — отрешенно отрезал Людвиг, провожая взглядом сонную муху, вяло бегавшую по стеклу, после чего снова замолчал, сдвинув брови к переносице, чем вызвал у Йозефа лёгкое недоумение. — Может, все же посмотрите? — наконец, спросил он, кивая на сиротливо ютившуюся на краю стола стопку. — Ладно, если вы настаиваете... — растерянно пробормотал Гайдн, и пододвинул ноты ближе к себе. Чуть меньше получаса оба провели в абсолютной тишине. — Да у Вас, мой дорогой, настоящий талант! — улыбнулся Гайдн, закончив просматривать ноты, но улыбка вышла вялой и слишком наигранной. — Только Вам не кажется, что всё написанное слишком... мрачно? — все же осторожно добавил он. Услышав замечание, Бетховен перевел пристальный серьезный взгляд светлых глаз на лицо композитора, отчего тому стало немного не по себе. — А жизнь вообще мрачная вещь, не замечали? — выдержав паузу, тихо и четко произнес он, после чего встал и добавил: — Я напишу Вам, когда буду готов показать что-то еще. С этими словами юный композитор скрылся за дверью. С тех пор почти каждую неделю Бетховен привозил и показывал Гайдну свои новые произведения, и каждый раз великий композитор находил их слишком тёмными, тяжёлыми и грузными. Людвиг точно понимал, что взаимопонимания им достичь, вероятно, не удастся, поэтому уже через несколько месяцев в тайне начал подыскивать нового педагога. Имя Сальери в то время было на устах у всей Вены, и мимо Бетховена оно, конечно, не прошло. Слава придворного композитора интересовала его еще до переезда в Вену, поэтому уже скоро решение было принято. Сальери узнал о приезде Бетховена в Вену почти сразу и уже давно ждал его визита к себе. Поэтому когда на пороге появился "странный черноволосый юноша", как его описывало большинство тех, кто имел с ним дело, Антонио без доли удивления окинул его изучающим взглядом. — Чем обязан? Сальери безэмоционально сверлил юношу усталым, обреченным и на первый взгляд даже безразличным взглядом, лишь слегка изогнув бровь. — Я Бетховен. Людвиг ван Бетховен, — холодно представился тот. — Должно быть, вы слышали обо мне? Сальери хмыкнул и еле заметно грустно улыбнулся. Если бы только он знал, сколько он слышал об этом странном молодом музыканте, если бы только знал, как долго он, поддерживая сотни связей, следил буквально за каждым его движением, то сейчас бы, вероятно, осознал, насколько глупым показался этот простой вопрос для Антонио. — Да, наслышан. Чем обязан? — коротко и все так же безэмоционально отчеканил Сальери, не отводя взгляда. — Я принёс несколько своих произведений и был бы очень благодарен, если бы Вы смогли их оценить, — спокойно ответил тот, и, не дожидаясь ответа, плюхнул ноты на стол перед Антонио. — У меня к Вам встречное предложение, — заметил однако Сальери и указал рукой на фортепиано. — Мне будет намного удобнее оценить, если Вы сами их сыграете. Бетховен промолчал, лишь слегка пожав плечами, и сел за рояль. — Что играть? — Что Вашей душе угодно, мне всё равно. Людвиг чуть нагнулся над клавиатурой и задумался, после чего осторожно опустил руки на клавиши. Широко и тяжело прозвучал первый минорный аккорд. Медленное вступление сонаты, звучавшее одновременно тоскливо и нежно, неумолимо, хоть и совсем слабо, цепляло что-то в душе Антонио. Слушая все новые и новые тяжелые аккорды, рассыпающиеся затем в искристых легких пассажах, он все больше и больше начинал понимать слова Моцарта. "Он всех заставит о себе говорить? — думал он, все глубже погружаясь в заполняющие помещение звуки фортепиано, сливавшиеся в единый удивительный поток. — Не могу сказать. Но что я знаю точно, он всех заставит себя слушать". — Неплохо, — сухо изрек Сальери, когда Бетховен, доиграв, повернулся к нему лицом. — Что ж, мою оценку вы слышали. Нужно ли Вам от меня что-то ещё? Юноша задумался, опустив взгляд в пол, но уже через несколько секунд снова повернулся к маэстро. — Вы станете моим учителем? — прямо спросил он недрогнувшим голосом. Сальери лишь улыбнулся и кивнул головой: слишком долго он ждал этого вопроса, и теперь слова в ответ на него были бы излишни. — До встречи, Людвиг ван Бетховен.