Гефестион идет на охоту! (Hephaestion Goes Hunting!)

      Возможно, дело было в шоке, или в целом утре топанья через лес, или даже в ударе головой о землю, который я получил при падении на охоте, но сидя у походного костра и наблюдая, как Александр и Лисимах тонко режут и давят травы, собранные Александром, я обнаружил, что волнами вплываю в ленивую дрему и выплываю из нее. Я слышал, как Александр разговаривает настойчивым шепотом со своим старым учителем, но кроме периодического упоминания моего имени, не различал толком, что же он говорит.       – Вот так, сынок, попробуй сейчас остаться с нами… выпей это, – мягко сказал Лисимах.       Я открыл глаза и принял чашу чего-то, что пахло настойкой, которую делала моя няня Айтра, когда я болел.       – Простой ромашковый отвар, – подбодрил он меня, – он укрепит тебя… и немного меда, чтобы восстановить энергию.       Я с благодарностью выпил и нашел питье довольно приятным.       Минуту спустя Александр подошел и присел рядом, нежно подняв и уложив мою ногу к себе на колени, и начал втирать в опухоль темную зеленоватую пасту. Мазь, из чего бы она ни состояла, имела прохладный свежий запах и очень быстро начала унимать пульсирующую боль. Наложив ее, Александр обмотал щиколотку чистой тканью.       Он проделал все это в молчании, едва обращая внимание на мое бормотание благодарностей. Когда я смотрел на него, он отворачивался, но как только я отводил глаза, то сразу же опять чувствовал на себе его взгляд. Я невольно нахмурился – сколько, он думает, это будет продолжаться? И почему он был таким молчаливым?       Мне пришло было в голову, что Александр, возможно, ревнует, но ведь он уже убил своего первого кабана – Пердикка успел выложить эту историю до того, как Кратер окончательно потерял терпение и утащил других ребят продолжать охоту.       В любом случае, Александр, по идее, должен быть полностью доволен собой – ведь безусловно, в его логике исключительная доблесть, проявленная одним из солдат полководца, должна была позитивно отразиться на самом полководце. Я прямо слышал, как он говорит моему отцу, что забрал мальчика, а вернул мужчину!       Я проглотил остатки отвара и стал из-под полуприкрытых век наблюдать за Александром. Скоро к нему вновь вернулся румянец – собственно говоря, он выглядел заметно раскрасневшимся, почти как в лихорадке. И эти его серые глаза сияли так ярко… Пока он ухаживал за моей вывихнутой лодыжкой, я слышал его дыхание, легкое, но быстрое, как будто он только что бежал.       – Извини, что пропустил момент твоей славы, сын Аминтора, – сказал Лисимах, прерывая мои размышления, – но Александр мне все о нем рассказал. Он говорит, ты выглядел великолепно; ты бросил копье, как герой Троянской войны, и поразил кабана в самое сердце! Не так ли, Александр?       – О… да…, – пробормотал Александр, неловко заерзав.       Лисимах с озорной улыбкой перевел взгляд с меня на Александра, а потом опять на меня. Я неуверенно улыбнулся в ответ, спрашивая себя, меня ли он дразнит или Александра, или, в действительности, мне подавали тонкий намек... Робея, я улыбнулся и Александру тоже, но он покраснел даже еще больше и посмотрел в сторону.       Вечер был волшебным. Вся охотничья компания пила за мое здоровье, когда мы ужинали пряной, хорошо приправленной свининой, поданной с медом из определенно неисчерпаемых запасов Гектора. Хлеб из припасов зачерствел, но еще оставалось немного сыра и завернутых в листья кореньев, запеченных в костре, и достаточно фруктов. Потом Лисимах рассказал заставившую нас блаженно хихикать историю Ориона-охотника, наткнувшегося на обнаженную Артемиду, которая купалась с нимфами.       Сидя у огня, я неожиданно почувствовал укол сожаления – завтра нам надо сворачивать лагерь и отправляться домой. Никогда не думал, что эта мысль вызовет у меня какое бы то ни было сожаление, но эти два дня оказались особыми. Возможно, в немалой степени потому, что к этому моменту я полностью осознал истинное величие моего достижения. Переезжая из города в город, из одной культуры в другую, я имел весьма туманное представление о македонском ритуале убийства кабана, и получение права возлежать на банкетах казалось очень абстрактным достижением – чем-то, о чем я стану беспокоиться лишь в будущем, если Македония, наконец, станет моим постоянным домом.       Но сейчас я начинал ощущать пронзительное возбуждение от того, что я мог не только убить, но и быть убитым. Реальная опасность. Дикий кабан мог убить меня! Я мог примерзнуть к месту и быть разорванным до смерти. Я мог обмочиться или сбежать, как девчонка. Перед Александром! Я мог убежать… и зверь убил бы его вместо меня.       Я спас Александру жизнь? Поэтому он вел себя так странно?       Нет, здесь было что-то другое.       Весь вечер Александр был тих, но беспокоен. Казалось, он едва ли обращает внимание на истории Лисимаха или на болтовню друзей. Александр не отреагировал, даже когда Леоннат отпустил несколько грязных шуток о том, что именно мог увидеть Орион перед тем, как Артемида поразила его. И каждый раз, когда я поворачивался к нему, он не успевал отвести глаза, и я ловил на себе его взгляд. Он выглядел… смущенным. Он выглядел…       Внезапно ответ открылся мне. Я был вполне уверен, что понял, в чем дело… Хотя не был настолько уверен насчет причины, почему так вышло. Но внезапно ожидание момента отхода ко сну стало непереносимым...       – Сегодня еще холоднее, чем вчера, – рискнул я, когда мы разложили наши меха.       – О… да, правда, – кивком подтвердил Александр, будто я сказал нечто глубокомысленное.       – Так… мы опять разделим меха?       – Я… если ты хочешь, Гефестион…       Я быстро разделся, стоя спиной к Александру, чтобы он не мог видеть мою эрекцию. Он ее почувствует, как только ляжет рядом, но по какой-то причине меня охватила застенчивость при мысли о том, что он увидит ее. Я сказал себе, что с новым юношей всегда немного волнительно: никогда не знаешь, чего ожидать. И уж никто не мог знать, чего ожидать от Александра.       Я улегся и закрыл глаза, ожидая, когда Александр присоединиться ко мне.       Прошло довольно долгое время, и я снова открыл глаза.       Александр на коленях стоял рядом со мной, все еще в хитоне, руки сложены на бедрах. Его взгляд был смущенным и беспомощным, и я слышал, как он очень быстро дышит.       – А ты не собираешься раздеться? – невинно спросил я.       – Я…       – Ты в порядке, Александр?       – Да! Нет, я… Гефестион… я…       – Все хорошо, Александр… Правда, все хорошо…, – я не мог сдержать улыбку, но в этом не было и тени насмешки. Медленно-медленно я отодвинул меха с собственного тела и дал ему увидеть меня.       Александр смотрел, широко раскрыв глаза.       – Гефестион…?       Очень нежно я скользнул рукой по его бедру, под хитон. На мгновение его руки остановили мои, но потом он позволил мне дотронуться до него. Услышав, как Александр слабо застонал, я встал на колени и стащил с него хитон, а потом посмотрел на его эрекцию: не такой большой, как у меня, отметил я, но пропорционален фигуре и очень красивой формы. Опытными пальцами я начал гладить его член, вздыхая от удовольствия, когда Александр постепенно начал отвечать. Он не был так умел, как я, но очень быстро учился – что я ни делал, он ловко повторял это.       Когда я увеличил скорость, Александр вдруг всхлипнул – достаточно громко, чтобы могли услышать остальные.       – О, Гефестион…, – задыхался он, – это…       – Шшшш, – усмехнулся я, – весь лагерь узнает, чем мы занимаемся!       Александр едва ли слышал меня; глаза у него были затуманены, голова откинута назад, а кожа горела огнем. Когда он застонал еще раз, я сгреб его в охапку, уткнув лицом в основание своей шеи, надеясь хоть как-то приглушить его вскрики.       Но мгновение спустя я вдруг почувствовал, что влажные теплые губы прижались к чувствительной коже горла. На секунду я застыл, пораженный, а потом все мое тело начало вибрировать от удовольствия. Возможно, я заблуждался насчет Александра? Возможно, он совсем не был неопытен? Возможно, именно так это делали парни в Македонии? И я сам не сумел удержать слабый стон, когда губы Александра прошлись по моей щеке, покрывая ее легкими маленькими поцелуями.       Это определенно было неожиданностью! Я никогда раньше не целовал другого юношу, и уж конечно, никто не пробовал целовать меня! Я неуверенно раздвинул губы, позволив языку Александра проскользнуть внутрь, и, немного поколебавшись, встретил его язык своим. Вкус казался странным – рот Александра был и немного сладким, и немного соленым. Но это ощущалось приятно.       Я обхватил рукой его талию и прижал ближе, выпустив из руки твердый член и позволив ему тереться о мое тело.       Ни один из нас не смог продержаться долго. Александр закончил первым, но не отстранился, а продолжал целовать меня и гладить мои волосы, когда я уткнулся лицом в его плечо, а я достиг пика чуть позже, сцепив зубы, чтобы не дать себе закричать.       Наконец, я отпустил его и, прихрамывая, скользнул вниз на меха. Я ожидал, что Александр тоже отпустит меня – именно так делали другие юноши в Афинах. Но вместо этого он вцепился в меня и упал вместе со мной, так что мы лежали в переплетении, голова Александра у меня на плече, а его рука прижата к моему сердцу, как будто он хотел убедиться: то, что мы сделали, не повредило его биению. Я чувствовал, как он дрожит, а его мягкое торопливое дыхание ласкает мою шею.       – Это нормально? – шепнул он. – То есть… лежать вместе вот так…       – Ну…, – начал я бездумно, – обычно мы не…       Я понял, что сморозил глупость, даже до того, как Александр внезапно попытался освободиться. Без дальнейших размышлений я поймал его за талию и притянул назад. Объятия были не приняты – может, это и значило вести себя не совсем по-мужски… Но мне было все равно. Единственное, что я знал – мне нравилось обнимать его, и я хотел и дальше обнимать его! Через мгновение он поддался, и его руки змеей обвились вокруг меня.       – Я никогда не делал такого ни с кем другим, – сказал он очень тихо.       Его откровенность ошеломила и даже немного тронула меня.       – Я бы никогда не подумал, – уверил его я.       – Я не чувствовал, что мне хочется, – продолжил он тем же мягким, доверительным тоном, а его губы слегка терлись о мою кожу, когда он говорил, – мне это не казалось важным… Я думал, что, может, я должен что-то чувствовать, а я не чувствую, и я спросил об этом Феникса, но он ответил, чтобы я не беспокоился, и я так и сделал, но… когда я увидел, как ты убил кабана, я… ты был таким красивым, как сам Орион, и таким же бесстрашным, и внезапно я…       Кровь ударила мне в лицо. Никто никогда раньше не говорил мне, что я красивый. Пара знакомых ребят постарше называли меня «симпатичным» и «хорошеньким», но я понимал – это было только потому, что они хотели делать со мной вещи посложнее, чем просто трогание, и не обращал внимания. А здесь звучало совсем другое. Что же мне ответить?       В итоге, я не сказал ни слова. Просто склонил голову и очень легко поцеловал Александра в губы. Почувствовав, как он издал сонный вздох и прижался ближе, я понял, что сделал правильный выбор.       После завтрака, состоявшего из каши и холодной свинины, мы разобрали палатки и нагрузили наше имущество на крепеньких вьючных пони. Моя щиколотка, позабытая ночью, не гнулась и все еще немного болела, хотя – возможно, благодаря сделанной Лисимахом и Александром мази – опухоль значительно уменьшилась. Начав уводить одного из наших пони, я попытался скрыть хромоту.       – Хочешь поехать на лошади вместе со мной, сын Аминтора? – обратился ко мне Лисимах в манере, слишком деловитой для того, чтобы я мог почувствовать смущение.       Собственно говоря, я и хотел бы. Длинный марш по жесткой неровной земле во все возрастающей жаре не был привлекательной перспективой. Но потом я перехватил взгляд Александра, а следом – Кратера: оба они остановились и наблюдали за мной. Я покачал головой:       – Спасибо, со мной все будет в порядке, – сказал я Лисимаху, – солдат должен учиться переносить боль.       Кратер одобрительно кивнул, хоть я и услышал смешки некоторых из парней; Лисимах тоже позволил себе легкую ироничную улыбку, а потом отвел глаза.       – Как пожелаешь, Гефестион…       Александр просиял мне и без смущения довольно дерзко обхватил рукой мою талию.       – Вот, обопрись на меня, Гефестион, – весело сказал он, – солдат должен всегда иметь возможность положиться на помощь товарищей!       Так мы и продвигались, медленно, но верно. Было вполне естественно, что Александр и я отстали, но по мере того, как мы все ближе и ближе подходили к Пелле, я стал осознавать, что Александр намеренно замедляет ход. Наконец, он остановился, притворившись, что привязывает тюки к спине маленького пони, а потом застенчиво взглянул на меня.       – Гефестион, я… ты никому не скажешь о том, что мы делали, правда?       Я усмехнулся.       – Не беспокойся об этом, Александр… никто ни о чем не узнает, я и мои друзья всегда так делали!       К моему удивлению, Александр выслушал эту новость с подавленным видом.       – Ты делал это со многими другими юношами?       – Ну… не со многими, – неохотно признался я, – только с несколькими… А что? Что в этом такого?       – Ничего…, – печально ответил Александр, – просто… я думал… что тебе понравился именно я…       – Так и есть, – подтвердил я и сам себе поразился, почему я это сказал.       – Тогда ты больше ни с кем не будешь заниматься этим?       Я воззрился на него в удивлении.       – О какой странной вещи ты просишь!       Александр хмуро взглянул на меня.       – Так ты бы не возражал, если бы я делал такие вещи с… с Леоннатом или Пердиккой, или с кем-то еще?       Я заколебался. Честно говоря, такая идея мне совсем не понравилась. Не знаю, по какой причине – ни с кем другим раньше это никогда не заботило меня. Но было что-то особое в прикосновениях Александра ко мне и что-то особое в его реакции на мои. Мне не хотелось, чтобы кто-то еще почувствовал то же, что чувствовал я, когда трогал его. Все это было слишком сложным, чтобы проанализировать и понять прямо сейчас, и я решительно сказал себе, что у меня еще будут дни и месяцы на разгадку.       – Может, я и возражал бы…, – ответил я после длинной паузы, – не знаю… Я только знаю, что это… ну… было лучше, чем со всеми другими раньше.       В ответ Александр просветлел.       – Правда? – И… мне понравилось, знаешь, когда ты поцеловал меня, – прибавил я мягче, – никто так раньше не делал…       Александр тепло улыбнулся мне, протянул свою руку к моей и сжал ее. Я робко посмотрел в сторону, удивляясь, почему у меня защекотало в животе…       Что бы я ни планировал, на что бы ни надеялся в день, когда мы отправились на охоту, о таком я, уж конечно, не мечтал. Эти новые чувства были озадачивающими и не то, чтобы безусловно желанными… В них было нечто тревожащее и взросло-серьезное, и я не был уверен, что полностью готов к таким вещам… Только в одном я могу быть уверен твердо, внезапно осознал я: какой бы ни оказалась жизнь в Македонии, она определенно не будет скучной!