One more night

      Ветер пробегает сквозь волосы Юнги, свежесть портового воздуха наполняет лёгкие. Невзирая на всю свою любовь к морю, крики чаек, приносившие раньше удовольствие, создающие любимую атмосферу, напоминали юноше лишь о неизбежном возвращении в Нью-Йорк, расставание с товарищами из университета, ставшими для него будто родными за эти долгие четыре года. Не обращать внимания на повисшую над двумя друзьями тишину для парня было очень сложно, отводя взгляд на небольшие морские волны, разбивающиеся о пришвартованные корабли, Юнги пытался собраться с мыслями, но все что приходило на ум — это грусть. Они оба понимали, что этой разлуке было суждено свершиться при любых обстоятельствах. Это осознание ранило Чимина. Молодой парень из Саутгемптона, уже прибывший к себе домой из Оксфордского университета, юноша, не разбирающийся в делах такой элиты, как его лучший друг, не мог возразить, не мог предложить бросить все свои дела и задержаться на недельку. Шум чемодана друга о брусчатку лишь накапливал в Чимине раздражение. Ему так хотелось, чтобы тот махнул рукой на свои дела, приобнял за плечо, и они вместе пошли в какой-нибудь шумный бар, выпили и повеселились, как это бывало в студенческие годы. — А тебе обязательно сегодня отплывать? — спрашивал светловолосый парень с отчётливой ноткой печали в охрипшем голосе. — Чимин, ты задал мне этот вопрос уже сотый раз за день. Не думаю, что что-то могло измениться за десять минут. — с сарказмом проговорил Юнги. И это не означало, что его достало слушать друга, просто было так тяжело расставаться, а тут ещё и ежеминутное напоминание об этом, которое усугубляло ситуацию.       Нахмурившись, Чимин копил в себе злость, которую так и хотелось выплеснуть. Это была злоба, что таила в себе безвыходность своего положения. Он не злился на Юнги, Пак слишком любил своего друга. Переполненный эмоциями, что словно душили его изнутри, Чимин, сдерживая слёзы, поднял голову к ясному небу, что светило ярким синим цветом без единого намёка на дождь или бурю. — Тебе повезло, погода хорошая, значит волны будут не сильными и тебя не укачает.– Чимин старался не выдавать грусть в том объёме, в котором он её чувствовал, но голос будто сорвался, предательски раскрыв все карты. И в тот момент, хоть он до сих пор смотрел ввысь, слеза спустилась по щеке к подбородку, и вся печаль, что таилась в глубине души, настигла его в двойном размере. Слёзы продолжали течь, и Пак больше не видел смысла их скрывать, но он не осмеливался повернуться в сторону друга.  — Думаю, что меня больше не укачает, как тогда, когда мы напились в той пивнушке напротив общежития, помнишь? — с усмешкой проговорил парень, вспоминая забавный, давно забытый инцидент. Но, не получив ответа, нахмурился, повернулся к другу и увидел перед собой расстроенного Пака, медленно впадающего в отчаяние. — Чимини, ты что, плачешь? — удивлённо спросил Юнги, вспоминая, что он тот ещё сентиментальный человек, готовый сострадать и помочь любому. Благодаря своей доброте, Пак и привлёк в их первую встречу внимание Юнги.  — Я так хочу вернуть то время, хен. — Чимин ощущал, что всё его лицо заполонила жидкость, он плохо видел за пеленой слёз, но, найдя Юнги, тот уткнулся ему в плечо, оставив мокрые следы на тёмном пальто друга. Мин обнял его, крепко сжимая в своих руках, что лишь провоцировало Пака на больший поток слёз. — Эй, Пак Чимин, слушай меня внимательно, — протерев большим пальцем слёзы парня, он продолжал обнимать друга, поднимая голову и указательный палец вверх, — видишь это небо? Это то, что всегда нас будет объединять. Просто подняв голову наверх, мы уже будем вместе. Если тебе будет грустно или ты захочешь поговорить со мной, то обязательно смотри на небо и знай, что я тебе отвечу, потому что тоже всегда буду смотреть туда. — закончив свою речь, Юнги улыбнулся сквозь подступающие слезы другу, давая понять, что всё будет хорошо.       Они шли, приобнимая друг друга за плечи. Всё вокруг будто окрасилось серыми тонами, даже зеленоватая вода не казалась такой красочной, а шум прибоя звучал как грустный аккомпанемент их разлуке. Вдали виднелся огромных размеров корабль, людей становилось всё больше, а шумиха сопровождающаяся посадке людей на борт, вызывала у Чимина желание схватить друга и убежать куда подальше, забыв об этом недоразумении под названием «Титаник».  — У меня плохое предчувствие, хён. Может, всё-таки, отменишь поездку? — с надеждой спросил Пак.  — Заманчивое предложение, Чимин, но я чувствую, что должен это сделать, понимаешь? Родители будут волноваться, перенеси я отплытие. –прерывая уговоры друга, объяснил Мин. Хоть он и мог остаться, несмотря на свои доводы, но что-то глубоко внутри не давало ему покоя, словно крича о том, что ему необходимо попасть на борт.  — Всегда ты отмазки находишь. И почему я до сих пор продолжаю общаться с таким упёртым человеком? — показательно нахмурив брови, начал «размышлять» на эту тему Чимин, также дурачась с Юнги, как и раньше, наивно пытаясь вмиг забыть о скором расставании.  — Потому что ты принимаешь меня таким, какой я есть, Чимин. — произнеся с серьезным выражением лица, Юнги взглянул прямо в глаза парня. — Со всеми моими недостатками, которые отталкивают других. И даже несмотря на это, ты смог стать моим близким другом. — Я тебя внезапно возненавидел, знаешь, хён?  — Почему же ты тогда улыбаешься? — хитро прищуриваясь, спросил Мин.  — Ты и сам знаешь почему. — ещё шире улыбнувшись, ответил юноша. Юнги замечал, что когда Чимин улыбается, его глаза становятся похожи на два месяца, придавая лицу некий шарм. И парень думает, что его улыбка по-настоящему прекрасна, потому что она всегда придавала ему надежду на лучшее в самые тяжёлые моменты в жизни.       Тишина, наступившая сразу после слов Чимина, невообразимо долго тянулась тяжёлым грузом. Каждый из друзей понимал, что медлить больше не получится и теперь нет времени на разговоры, которые хоть как-то заглушали боль расставания.       Юнги посмотрел на корабль, который своим видом давил на него, лишний раз пытаясь поторопить парня.  — Не забывай мне писать письма и посылать открытки.  — Я приеду как только смогу, не волнуйся ты так, мы ещё будем видеться, обещаю. — попрощался с парнем Мин.  — Тогда до встречи, хён.       Поддавшись порывам, Чимин внезапно для обоих, тяжелой хваткой обнял друга, сжимая его в своих руках настолько сильно, будто пытался навсегда запечатлеть этот момент в голове. Юнги же, словно протрезвел и осознание ситуации вмиг проникло в голову. Это ведь их последние объятия до его отплытия и никто не знает, когда они в следующий раз встретятся. И тогда, он начал судорожно пытаться запомнить каждую частичку происходящего: одеколон Чимина, который парень пытался вдохнуть в самую глубину легких, чтобы навсегда сохранить в себе этот родной запах, маленькие руки, умудряющиеся сильно сжимать его спину, аккуратные пальцы, которым умилялся и над которыми все подшучивали, из-за чего Чимин всегда обижался. Мягкие золотистые волосы, напоминающее пшеничные поля породнившейся Англии. Черты лица, ставшие за эти года одними из самых родных. Хоть и пообещав себе с самого начала не плакать, чтобы друг ещё больше не расстраивался, Юнги не выдержав, ощутил одинокую слезу, быстро скатывающуюся к подбородку. Ведь, пока Чимин не видит этого, можно себе такое позволить, не так ли? А он точно не узнает. Никогда. И в следующий раз они обязательно расплачутся друг перед другом, но только не как сейчас, пытаясь сдерживаться и чувствуя себя опустошенными, а испытывая безграничное счастье из-за долгожданной для обоих встречи.       Чимина уже не было рядом, когда приблизясь к шумной толпе пассажиров, проходящих посадку, Юнги вблизи увидел невероятных размеров чёрно-белый корабль. Казалось, что посмотрев вверх, ничего, кроме него и огромных медных труб, что были высотой как здания в центре Нью-Йорка, видно не было. Только лишь в расстоянии между ними проблескивало безоблачное небо, смешавшееся с паром, выпускаемым из труб. Из жилых домов, находящихся вблизи порта можно было разглядеть людей, наблюдавших за таким масштабным событием, как первое плавание самого большого и безопасного современного судна.       Титаник называли «рывком в будущее»; «прорывом и вершиной технологий XX века». И, наблюдая за происходящим, Мин понимал, почему. Зрелище безоговорочно впечатлило юношу, но больше его внимание привлекла шумиха, что, как показалось Юнги, сопровождалась лёгкой паникой. Больше всего его поразил страх в глазах женщины, стоящей с двумя сыновьями. Один из них, не переставая дёргать мать за платье, спрашивал, что случилось, а другой же просто беззаботно пинал ногой отвалившиеся от брусчатки камни в воду, окружающую корабль. Женщина же стояла неподвижно, одна ее рука была у груди, казалось, она сжимала крестик. Тогда в Мине зародилось недоумение.       Осмотревшись, он увидел десятки таких же удивленных людей, слышались вскрики, и только один стройный высокий человек азиатской внешности, стоял спокойно, с еле-заметно поднятыми уголками губ, что Юнги на секунду даже показалось, что тот улыбался. Мин подошел ближе с таким же спокойным видом, как у впереди-стоящего парня.  — Извините, вы случаем, не знаете, что происходит?  — Вы не знаете? — с недоумением спросил, уставившись на парня. Но Юнги показалось, что он только и ждал этот вопрос от него, ведь его глаза заблестели, а осанка резко выпрямилась. — Но как такое может быть? О том, что сейчас происходит знают даже те, кто совершенно непричастен к «Титанику». — парень будто медлил, пытаясь разбудить в Мине любопытство. Обычно, такие люди любят привлекать внимание, а после нести настоящую чепуху, что не нравилось Юнги, так как он хотел бы слышать всё четко и кратко, а не что-то в стиле «давайте я вам расскажу историю своей жизни», но он продолжил свою речь. — На борт пытались пронести контрабанду.       Теперь Юнги понимал тревожность окружающих. Эта новость и его самого немного шокировала. Мин постарался оставаться спокойным и спросил:  — Контрабанду чего? — повисла небольшая пауза, которая немного подкосила его уверенность. Поправив пиджак, парень напротив сделал встревоженное лицо.  — Всего, что только можно было. Кто-то пронести лишний предмет боится, а они и оружие, и наркотики. Боже, и это происходит ещё до отплытия, а что же будет на борту? Сейчас они просто попытались пронести, а потом что? — театрально прикрыв глаза, спросил собеседник. Глубоко вздохнув, он пытался собрать себя в руки, но Юнги казалось, что тот только и пытался проговорить это громко и максимально страдальчески, но дело действительно серьёзное. Сделав вывод, что артистичности у этого парня хоть отбавляй, Юнги не стал придавать значения его интонации и манере речи.       Мин не успел подумать, насколько безумны могут быть люди, как шум стал намного громче, разговоры и сплетни усилились, а его собеседник умчался обсуждать ситуацию уже с другим человеком. После того, как молодой офицер махнул рукой стюарду, тот громко прокричал о продолжении посадки, но люди были не в состоянии выполнять указания, поддавшись сильному страху. У всех словно включился инстинкт самосохранения и самое главное было защитить себя от ещё не случившейся опасности. Попасть на Титаник было большой радостью для многих, кто-то отдал на счастливый билет чуть ли не последние сбережения. Сейчас же всё это забылось, а многие уже были готовы вернуться обратно, перечеркнув свои планы. Юнги молча наблюдал за тем, как знакомый ему парень, с которым у него недавно был диалог, хоть и больше похожий на монолог, теперь мучал бедного стюарда своими вопросами, по виду, готового провалиться сквозь землю, лишь бы избавиться от окружения в виде надоедливого собеседника. Сотрудник корабля повернулся к остальным стюардам, которые как по команде подняли свои глаза на него и начали слушать приказ. Тот, поджав губы, не проявляя никаких эмоций, сказал близ стоящему сотруднику что-то, а затем, ограничиваясь легким кивком, отстранился. Стюард же, в свою очередь, оживившись, вмиг принялся расхаживать в противоположные стороны, распространяя слова до остальных работников. К ранее паниковавшим пассажирам, отказывающимся слушать других, начали подбегать сотрудники. Все одним заученным текстом успокаивали людей, уверяя их в полном контроле над ситуацией, потому что «Титаник» не то судно, на которое возможно пронести контрабанду. На нем не может быть опасно.  — Можно не проверять на блох? Прошу. Это оскверняет моё достоинство. — по правилам, пассажирам третьего класса приходилось проходить через такие унизительные процедуры. Всё это проводилось в «целях безопасности». Будто каждый бедный человек не соблюдал элементарные правила гигиены, впервые видя шампунь и недоумевая как им пользоваться, пытаясь перекусить этим, принимая за еду. Сам парень знал человека из высшего слоя общества, который не удосуживался хотя бы раз в неделю чистить зубы, но этот факт он решил оставить при себе, так как стюард не меняя выражения лица, лишь попросил наклонить голову, продолжая копаться в волосах. Деление людей на бедных и богатых на Титанике ощущалось с большой силой, даже до отплытия.  — Билет и паспорт, пожалуйста. — на просьбу, парень немедля достал из растрепанной и единственной сумки документ. Работник, пробегая глазами по страницам паспорта, на фотографии, увидев лицо того же улыбающегося парня, кивнул то ли себе, то ли пассажиру, протянув его обратно.  — Добро пожаловать на «Титаник», Чон Хосок. — натянув дежурную улыбку, произнес стюард.       Парень, улыбнувшись в ответ, подмигнул стюарду, вызвав у того недоумение, и забрал паспорт с его рук.