***
На обеде, в салоне первого класса, Юнги сидел за большим столом, празднующих отплытие, что казалось странным для Мина, пассажиров. Как ни странно, после учёбы в университете, жизни в простом общежитии и шумными бранчами с друзьями, что запивали разговоры пивом, Юнги совершенно не скучал по всем этим изысканным блюдам с громкими названиями. В школьное время парень любил побаловаться дорогим шампанским с праздничного стола, но, делая глоток сейчас, под сдержанные смешки и восторженные речи, Юнги не мог насладиться вкусом. Казалось, что вместо шампанского, по горлу обжигающей струёй потекли горечь и разочарование. За четыре года он очень сильно изменился и пока не понимал, в какую сторону. — Извините, не могли бы вы передать мне вон ту тарелку с устрицами? — не расслышав, Юнги лишь посмотрел на человека, что сидел прямо перед ним, и в тот момент он понял, что лицо парня ему знакомо. Недолго думая, он вспомнил эти хитрые глаза. Это без сомнения тот артистичный парень, что говорил с ним до посадки, когда пытались пронести контрабанду. — Извините? — повторил он. — Ах да, простите, не расслышал. — ответив, Юнги встряхнул головой, продолжая рассеянно наблюдать за парнем. — Ничего страшного, а мы ведь с вами уже виделись? — знакомый усмехнулся, замечая состояние собеседника, которое казалось ему крайне забавным. — Мы разговаривали перед посадкой. — протянув тарелку, парень напротив принял её из рук Мина. — Благодарю. — наложив себе парочку устриц, тот поставил тарелку рядом с собой. — Моё имя Кан Даниэль, а вас как зовут? — Я Юнги. Мин Юнги. То, насколько официально выглядели люди, как сверкал огромный стол из красного дерева, столовые приборы с выгравированными узорами — всё это внушало страх парню. Всю жизнь тот жил в этих условиях, ел экзотические блюда, названия которых ему до сих пор не удалось запомнить. Пил дорогие вина, имеющие миллионы сортов. Но сейчас, он будто не в своей тарелке. Люди здесь совсем не простые, они купаются в той роскоши, что могут себе позволить. Сама интонация произносимых ими слов, была другой, непривычной родному Оксфорду и той Англии, которую он знал. А может, он не знал её по-настоящему? Кажется, будто эти пять лет он провёл на другом краю Земли, в своём настоящем доме — небольшой квартире, в которой жили четыре простых парня. Он стал иначе ощущать себя и окружающий мир и, сейчас, сидя за столом, полным этих людей, он чувствует себя лишним, чужим, неправильным. Словно бракованная игрушка, стоящая на конце полки вместе с остальными пригодными. Даниэль, юноша на вид тех же лет, что Юнги, рос в таких же условиях, но он совсем иной. Общество этих людей его не смущает, скорее, он совершенно точно вписывается в их компанию. Держа ровную осанку, и натягивая самую широкую улыбку, он умудряется говорить с каждым, вставляя подходящие реплики, вызывающие море положительных эмоций, а Мин слышит их слова, наблюдает за чрезмерно эмоциональной жестикуляцией, но не может уловить суть их беседы. Мозг перерабатывает знакомые фразы, звучащие со всех сторон, но сознание отрекается от них, не давая поддержать разговор. — Это самое крупное средство передвижения из всех, когда-либо созданных человеком. Его спроектировал мистер Эндрюс — величайший судостроитель нашего времени. — бросив взгляд на низкорослого, упитанного мужчину, сказал сидящий во главе стола, Брюс Исмей, директор компании White Star Line. — Ну, может я и создал проект, но идея принадлежала мистеру Исмею. Он захотел создать пароход гигантский и столь роскошно-обустроенный, чтобы никто другой не смог с ним сравниться. И вот воплощение его идей. — слегка улыбаясь, ответил тот, устремив взгляд обратно в тарелку. Раздались разговоры восхищённых пассажиров: кто-то подзывал официантов, кто-то обсуждал внутреннее убранство шикарного судна. Казалось, он сидит за этим столом всего ничтожных полчаса, но невыносимая усталость накрыла его с головой. И всё из-за этих глупых принципов людей и их же жалких попыток скрыть свою гнилую сущность за маской, не свойственного им благородия. Боль в висках копилась горечью разочарования обществом, к которому он был причастен. С самого детства существовало клеймо, объединяющее его с этими людьми, преследующее его везде и не дающее возможности быть самим собой, от которого никак не убежать, а тем более не избавиться. Носить его всегда было непростой задачей для Юнги, особенно будучи ребёнком, не знающим всех прелестей мира. Кто знал, что главными уроками в жизни маленького Мина станут не точные или гуманитарные науки, а методы обольщения других людей. Почувствовав давление от непривычной ему атмосферы роскоши, разбавленной лицемерием присутствующих за столом, Юнги полез во внутренний карман пиджака, доставая оттуда коробок спичек и портсигар, цепляясь за него, словно за спасательный круг. Кан Даниэль, заприметив это и поняв, что Юнги собрался делать, наклонился к нему и, указывая на сигарету, что тот только достал из портсигара, тихо произнёс «не здесь». Полная краснолицая женщина напротив, которая всегда поддерживала разговор и, невзирая на свой статус, не боялась быть открытой и искренней, сейчас не улыбалась, как она это делала всегда, а с совершенно спокойным выражением лица наблюдала за тем, как Юнги встаёт из-за стола и, ничего не говоря, выходит из помещения. Он пару секунд стоял возле двери, будто давая себе отдышаться после столь утомительной беседы, долго не замечая как на его плече, удобно расположившись, лежала чужая рука. Кан Даниэль был совершенно спокоен, оперевшись о стену, он выглядел, будто знал всё, что будет происходить наперёд. Легонько потрепав брюнета по голове, он простой походкой направлялся вдоль освещаемого светом из больших иллюминаторов коридора, невесомо цепляясь за предплечье Юнги. Тот, уже забыв о своих мыслях, не понимал ничего, но отчего-то шёл за ним. В какой-то момент Даниэль упомянул о том, что ему нужно к своему другу, чтобы что-то забрать, предлагая Мину пойти с ним, аргументируя это тем, что тому всё равно нечего делать в компании людей первого класса. Впрочем, с этим спорить он не мог. Солнечные коридоры сменялись более тёмными, создавая видимый контраст порой даже мрачными. В голове стали возникать вопросы, когда тот понял, что они прошли второй класс, и направлялись к третьему, но озвучивать Юнги их не стал. Ниже, к палубе F, менялся не только интерьер, но и заметно различались люди. От дорогих меховых накидок, украшений с увесистыми драгоценными камнями и строгих шляп не оставалось и следа. Тут люди выглядели просто, не заморачиваясь над тем, как уместить все свои кольца всего на десяти пальцах, чтобы каждому было как можно понятнее, насколько большой у них кошелёк. Тут были истинные эмоции и особая доверительная атмосфера. Слишком много отголосков недалекого студенческого прошлого, навевающих грусть и счастье одновременно. Монотонная одежда, практически у всех одинаковые чёрные ботинки, неухоженные волосы и взбудораженный вид. Худощавый мужчина среднего роста с длинной бородой держал на руках маленькую, с кудрявыми волосами, девочку в красной накидке и чёрной шляпе на голове. Та завороженно смотрела в иллюминатор, разглядывая океан. В её почти чёрных глазах отражался горизонт. В тот момент Мин задумался о том, насколько необычно для этих людей столь увлекательное путешествие на самом огромном корабле в мире. Девочка осыпала отца вопросами, ей было не понятно, как такой большой и тяжелый корабль держится на плаву. — Кстати, Юнги-хён, ты ведь старше меня, вроде, да? — Мин кивнул, но попросил называть его просто по имени, ссылаясь на то, что они говорят на английском языке и в приставке «хён» нет необходимости. — Хорошо, Юнги, — Кан продолжил разрывать тишину своим звонким голосом, — я вот что хотел узнать. Неужели тебе так не нравятся люди с которыми мы обедали сегодня? Или мне только показалось. Вопрос Даниэля застал Юнги врасплох. Он не знал, что ответить, он даже не сообразил, каким образом Кан это понял, ведь Юнги ничего не говорил. Неужели эмоции в тот момент так явно читались на его лице? «Что ответить?» «Нет.» «Но как правильно ответить?» Мин ведь сам не знает, что испытывает по отношению к тем людям и Даниэлю. — А ведь ты и правда не из тех, кто любит поболтать, — улыбнувшись, как-то кратко произнёс Кан. — Я просто отвык и немного устал, не принимай это на свой счет, пожалуйста. — Даниэль кивнул в ответ, сказав что-то вроде «понимаю». Когда тишина между ними возобновились и слух снова сконцентрировался на шуме океана, Мин понял, что должен спросить. Хотя бы из чистого любопытства. — С чего такие выводы? Даниэль, недолго думая, произнёс: — Ты молчал всю беседу. Вышел тоже молча. И Юнги понял в тот момент, если единственный аргумент из уст Даниэля — это бесконечное молчание, то значит дело не в том, что Юнги, сам того не понимая, выставил свои эмоции на показ, ведь за столом были и другие люди, которые и слова не проронили во время беседы. Дело в самом Кан Даниэле. Судя по всему, он из тех людей, чей взгляд способен уловить любые детали, проанализировать и запомнить их. Даниэль молча делает выводы, составляя маленькое досье в своей голове на каждого знакомого ему человека. Это поражает и пугает одновременно, но не настолько, чтобы Юнги не мог не обращать внимание на эту маленькую способность его новоиспеченного знакомого. Они уже стояли у серой двери каюты, как послышался знакомый писклявый голос: «Папа, дельфины, смотри!». Это была та самая маленькая девочка в красном. Даниэль стучится, произнося странные слова, когда ручка слабо дергаётся и ощущается присутствие кого-то внутри. — Это дама с горностаем, — когда звуки за дверью прекращаются, тот с явной нотой раздражения произносит, — Мадонна Бенуа, ты там? Открой уже! С тихим скрипом, который они бы и не услышали, если бы не воцарившаяся тишина, что их окутала, дверь медленно открылась до того момента, как оттуда не выглянула незнакомая, как Мину, так и Кану, голова. — Вы только что назвали себя картиной Леонардо да Винчи и звали другую его картину? — Быть не может. — едва слышно произносил тот, — неужели этот пустоголовый дурень дал мне не тот номер каюты. Чёртов Хосок, возомнил из себя шутника, ну что за идиот. — Вы сказали Хосок? Этот парень наш сосед, он вышел, не желаете подождать его внутри? Думаю, он скоро придёт. Вы же Даниэль, да? Лицо Даниэля озарила ехидная улыбка, придающая ему вид, будто таивший за собой плохие намерения. — Проходи, Юнги, — пропуская парня вперёд себя, проговорил Кан. — Пожалуй, я подожду снаружи, — с безразличием в тоне и выражении лица, Мин отдалился от двери на пару шагов.***
Выдыхая клубы дыма, Юнги старался ни о чём не думать кроме того, как дым рассыпался по воздуху, сливаясь, а потом полностью растворяясь в нём. Шум рассекающихся о корабль волн создавал гармонию с криками чаек. Вся эта умиротворённая атмосфера поглощала его, полностью искореняя назойливые мысли. Диалоги людей, негромкие смешки и оживленные разговоры пассажиров совсем не отвлекали, однако, громкая речь стюарда и знакомые корейские слова привлекли его внимание. Стюард настойчиво продолжал говорить на повышенном тоне, активно жестикулируя, но в ответ глубокий голос лишь безнадёжно повторял одни и те же фразы. — Сэр, вы не можете находиться тут, это прогулочная палуба первого класса! Мин подошёл ближе, встав за спиной стюарда, ждал, пока незнакомец заговорит, чтобы помочь ему с переводом, но в ответ лишь ловит взгляд полного немой мольбы. — Меня не надо ничего, я, я… — объяснялся на ломаном английском парень, попутно показывая руками крест и получая в ответ нескончаемый поток слов от работника. — Черт, я ничего не понимаю! Твою ж мать, Намджун, а говорил что этих слов будет достаточно… — прошептал себе под нос на корейском. Этого было достаточно для Юнги, который уже не мог смотреть на мучения парня. Подойдя поближе, Мин кладет руку на плечо стоящего перед ним работника. — Это прогулочная палуба первого класса, он говорит, что тебе нельзя тут находиться. — обратившись к смуглому парню на корейском, проговорил Мин. Поймав на себе озадаченное выражение лица стюарда, Юнги, ничего не ответив, слабо хватает корейца за запястье и вместе с ним удаляется к положенной для того зоне. — Спасибо за помощь. Я уже десять минут не мог понять, что ему от меня нужно, думал, что возможно чаевые просит, слышал здесь такое распространено, — широко улыбнувшись, протягивает руку, — Меня, кстати, Ким Тэхён зовут. — его улыбка еще оставалась на лице. Он был на сантиметров пять выше Юнги, с блестящими на солнце черными волосами. Его глаза прикрывала длинная чёлка, но она не скрывала блики от падающего на них солнца. — Мин Юнги, — пожав руку, представился парень, скромно улыбнувшись в ответ. — А ты не хочешь прогуляться? Тут мне не с кем поговорить, кроме брата, но его разговоры порой слишком умные для меня. — помедлив, он исправился. — хотя нет, всегда. В любой другой ситуации Юнги бы незамедлительно отказался, так как не любил прогулки, в особенности с незнакомыми для него людьми, вот только было в этом Тэхёне нечто не дающее ему сделать этого. Возможно, причина в его глупой, но привлекательной, улыбке, а может виной и детская наивность. Хотя, это могла быть и его национальность. Мин так давно не встречал корейской речи, напоминающей о родном доме, что услышать её стало неким глотком свежего воздуха. Каким бы не был мотив его действия, Юнги согласился, получая в ответ лёгкую улыбку. Они остановились у лееров, Техён, облокотившись на них, уставился на бурлящие волны, что сталкиваясь с бортом корабля и распадались в разные стороны. Солнечные лучи, отражаясь в атлантических водах, слепили ему глаза, но он, будто загипнотизированный, не мог оторвать взгляда. Юнги же смотрел в другую сторону. Наблюдал за людьми и свойственной им суетой, за тем, как уборщик моет полы, прислушивался к шуму волн. Прикрыв глаза, он на минуту забыл, что был не в одиночестве. Его голову заполонило то приятное спокойствие, когда не хотелось даже думать о чём-либо. — Впервые плыву на таком огромном корабле. Ну, то есть, это логично, учитывая, что это самый большой в мире корабль. Знаешь, плыть через моря мне не впервой, но тот факт, что мы плывём посреди огромного и глубокого океана будоражит моё сознание. — не отрывая взгляда, проговорил Тэхён, словно вырвавшись из транса. — Ты много путешествовал? — Прищурившись, Мин посмотрел на собеседника. Казалось, морская синева отражалась в темноте глаз Тэхёна. — Да, много где бывал. Мы с братом бежали из Кореи ещё до японской оккупации. Точнее, тогда мы не знали о том, что грядёт. Хотя, может, родители с братом догадывались, мне то было всего четырнадцать лет. Мы много пути преодолели, пока не решились отправиться в Америку. Почти всю Европу объездили. А ты? — У меня всё было порадужнее. Я тоже во многих странах бывал, но это были весёлые поездки с родителями. Прости, тебе наверное тяжело об этом говорить. — Совсем нет, тяжело только думать о тех, кого мы оставили, а мне, знаешь ли, не свойственно много думать, так что всё в порядке. — улыбнувшись, Тэхён, наконец, посмотрел Мину в глаза. — Это хорошо, глубокие размышления никогда ни к чему хорошему не приводят. — недоговаривая, Юнги отвёл взгляд на зарождающийся закат, пока его волосы поддувало ветром. — Но, несмотря на это, я догадываюсь, ты думаешь больше, чем тебе кажется. — Кто знает. — ухмыльнувшись, он оттолкнулся от лееров. Выпрямился, устремляя взор на горизонт, туда же, куда смотрел Мин. Небо заливалось всё более насыщенными цветами, заменяя серость облаков багровыми бликами. В тот момент ощущалось, что предстоит что-то новое. То, с чем они ещё не сталкивались. Новый этап.