АБЬЮЗ

      Что-то говорить и пытаться переубедить ее, выискивая возможности встречи, смысла не было. Между нами все было предельно ясно, с обеих сторон. Мы продолжали испытывать друг к другу чувства, но переступить через этот порог недоверия она не могла. А я не могла винить ее в этом. Дело было уже не в прощении и не в отпущении грехов. Она хотела бы все забыть, но твердо отдавала себе отчет в невозможности это сделать. Это я тоже могла понять, хотя принимать мое сердце ее решение не хотело. Я знала, что рано или поздно маски будут сорваны, но не знала, что все это окончится именно так. Лучше бы было, если бы она просто злилась на меня, тогда со временем злость могла бы пройти. Но она в очередной раз обожглась. Не потеряла достоинства после первого промаха, не потеряла его и сейчас. Она жила совершенно особенно — несмотря ни на что, решила всегда быть опорой для своего человека, быть ответственной за двоих, и полностью растворяться в ком-то, доверяя ему свое сердце, хотя и потратила восемь лет на то, чтобы снова открыться. Мне было больно от мысли, что теперь она вовсе не соберется и не решится на это снова. Даже не со мной, а с кем-нибудь другим. Ведь когда дважды наступаешь на те же грабли, волей-неволей учишься. К сожалению, ее «учителями» оказались самые близкие. Я много рассуждала на эту тему, и мне было странно, как Марго, человек, которого сначала оставили родители, которую потом оставила и обманула любимая девушка, которую потом обманула и я, заставив снова усомниться в том, что людям можно верить, как она вообще могла быть такой. Доброй, порядочной, достойной. Я поняла, что будь мы в другой жизни, где я бы не повела себя, как настоящая идиотка, то я бы жутко хотела познакомиться с ее родителями. Увидеть, кто эти люди, которые смогли воспитать в ней такой железный характер, научить ее, как из любой ситуации выходить достойно, как жить так, чтобы не было стыдно даже за какую-то мелочь, как быть такой искренней и открытой. Но сейчас, в этой жизни, я могла лишь мечтать об этом и сожалеть о своих поступках, сидя на руинах того, что когда-то было таким прекрасным.

***

      У времени есть один существенный плюс — оно помогает притупить боль. Даже самую сильную, даже самую отчаянную и порой казавшуюся безысходной. Первое время после нашего последнего разговора я все еще не могла прийти в себя. Не могла свыкнуться с мыслью, что все кончилось, что все завершилось и пути назад нет. Разумом я все понимала, но сердце ни в какую не хотело принимать ее решения, не хотело с ним соглашаться. Поэтому я решила прибегнуть к одному странному методу, который пришел мне в голову, когда я в очередной раз ворочалась ночью, страдая от бессонницы, ставшей моей постоянной спутницей. Я начала ей писать. Я писала ей письма. На бумаге, ручкой, по старинке. Я писала ей каждый день. Вечером, возвращаясь из магазина или после выезда в офис, или просто, когда на часах было далеко за полночь, брала чистый лист и писала, писала, писала. Писала о том, что у меня происходит, писала, о чем думала или чем занималась. Это было похоже на какой-то идиотизм, но мне так было легче. Я словно общалась с ней. Странно, но когда мы только разошлись, мне было проще, ведь тогда я могла еще надеяться, что все будет, как прежде, что все рано или поздно наладится. А сейчас, зная, что она больше никогда не сможет быть со мной, меня буквально разрывало. От эмоций, от безысходности, от чувства вины, которое ядовитой змеей опутывало мою шею, стягивая ее все туже. Чувство вины — самое мерзкое, что я ощущала в это время. Оно отравляло меня, не давало спокойно жить и работать… Хотя полноценной жизнью я бы, конечно, это не назвала. Я просто работала, автоматически принимала пищу, иногда виделась с Ленкой, которая как могла, пыталась привести меня в чувство, но… Мне было не интересно. Я хотела только одного — чтобы все было так, как раньше. Я хотела быть с ней. Сама я словно… закончилась. Оборвалась на середине и не знала, куда дальше двигаться и, главное, как это сделать. Было ощущение всепоглощающего опустошения, и это чувство тоже не давало покоя.

***

      Когда наступило лето, я более-менее была похожа на человека. Я снова начала интересоваться чем-то, помимо четырех стен в своей съемной квартире. Я даже пару раз выходила с Ленкой в кафе и на прогулку. Но возвращаясь домой, глубоким вечером снова садилась на кресло, подкладывала под себя ноги и брала листы на планшете и ручку. И писала. Рассказывала про Ленку, про свою мать, с которой наши отношения не то, что не улучшились, а стали только хуже, про свои успехи на работе, про подработку. И, конечно же, я писала про нее. Как мне ее не хватает, как я скучаю, и как сильно ее люблю. Что я не стала любить ее ни на йоту меньше, хотя уже несколько месяцев мы даже не виделись. Писала про то, что до сих пор помню ее запах и то, как она курит. Помню запах ее сигарет, как мурчат ее коты, и как она забавно выглядит по утрам. Слегка озадаченной и непонимающей, что происходит, и… невероятно, по-детски доверчивой. Писала то, о чем никогда не говорила — как мне нравилось, как темнели ее глаза, когда мы оставались наедине, как вздымалась ее грудь, когда я поцелуями опускалась по ее телу все ниже, как напрягались вены на ее руках, когда она склонялась надо мной, чтобы поцеловать. Я знала каждое ее привычное движение, каждую интонацию, каждый смешок. Все, что и как она делала. И… мне жутко этого не хватало. Но пока я писала эти письма, то мне казалось, что она здесь, что она рядом. И я клянусь, несколько раз я начинала слышать аромат ее туалетной воды. Видимо, мое воображение работало на всю мощь в эти моменты.

***

      В июле у меня набралась приличная стопка этих «писем». И я даже в какой-то момент подумала, что пора с этим заканчивать, но не могла остановиться. Они словно давали мне силу двигаться дальше. Я жила, глубоко в душе все еще не теряя надежды, что когда-нибудь, как-нибудь, каким-то пока совершенно непонятным для меня образом, но мы сможем быть вместе. Но один особо жаркий июльский день разбил в прах все мои мечты. Был выходной, и я в кои-то веки решила не нагружать себя подработкой, а просто отдохнуть. Погода стояла великолепная, поэтому я вышла на улицу и… пошла вперед. Просто вперед, куда глаза глядят. Я прошла какой-то парк, минуя статую, потом по каким-то переулкам, вышла на тротуар одного из центральных проспектов и снова пошла прямо. Я гуляла часа два, не меньше, и оказалась у торгового центра, в котором мы не раз были вместе с Марго. И только тогда я поняла, что даже не отдавала себе отчет, когда как-то автоматически построила маршрут почти до ее дома. Этот ТЦ был рядом, поэтому мы так часто в него наведывались. Было мазохизмом вспоминать все это, но я не могла себя остановить. И также не смогла себя остановить, когда пошла прямо по направлению к ее дому, а сердце билось внутри, словно подталкивая. Мне так хотелось взбежать по лестнице, позвонить в дверь и сказать, что все это глупости, что я согласна на то, что она будет меня подозревать, контролировать и какое-то время не сможет довериться мне. Мне было плевать, я просто хотела быть рядом с ней, снова дышать, снова чувствовать, снова жить. И я решительно шла вперед, будто на самом деле могла позвонить ей в дверь. Когда я оказалась почти у дома, шла по небольшой аллее во дворе, я смотрела на ее подъезд, словно пытаясь мысленно позвать ее, заставить появиться, и… Я чуть не свалилась в кусты, за которыми стояла, когда дверь отворилась, и из подъезда вышла Марго с рюкзаком за плечами и какой-то спортивной сумкой в одной руке и кошачьей переноской в другой. Я впилась в нее глазами, глядя, как она остановилась, поставила переноску на землю и, сняв болтающиеся на футболке солнцезащитные очки, нацепила их. В ту же минуту дверь снова открылась и за ней следом вышла… другая женщина. Сердце заходилось в бешеном ритме, было ощущение, что меня накрыла волна, не давая вдохнуть и вынырнуть на поверхность. Дрожь пробежала по позвоночнику, когда я увидела, как Марго повернулась к этой женщине, улыбаясь, и что-то ей сказала. Та засмеялась, слегка запрокинув голову, и совершенно по-собственнически положила руку на плечо Марго. Тут я увидела, что у женщины в руке была еще одна переноска, и мне стало еще хуже. Они куда-то уезжают. Вместе. Даже вместе с котами. Наверняка собираются отдыхать где-то все выходные, пока я, как идиотка, стою тут и шпионю. Эта дама была ниже Марго ростом, светловолосая, тоже в очках. Конечно, я особо ее не могла разглядеть с такого расстояния, но было ясно, что она явно красавица. У женщины была красивая фигура, довольно подтянутая и спортивная, а одета она была хоть и просто, но со вкусом. Марго снова что-то сказала и, чмокнув женщину в щеку, взяла переноску и направилась к машине. Ее новая пассия последовала следом. Я смотрела на них, пытаясь заново научиться дышать. Они выглядели такими… близкими, что я физически почувствовала боль от того, насколько сильно я хотела быть на месте этой блондинки. Я готова была отдать свою руку, лишь бы у меня был шанс снова стать частью ее жизни, но она решила по другому. Она решила начать новую жизнь с кем-то другим. Я испытывала смешанные чувства — с одной стороны момент того, что Марго снова начала с кем-то встречаться, а значит, не закрылась от мира, а с другой, что я чуть не до дрожи хотела ненавидеть эту женщину рядом, потому что, кажется, она делала Марго счастливой. И тогда я поняла, что теперь у меня точно нет шансов на какое-то совместное будущее с ней. Она сделала свой выбор, а я лишь могу писать в никуда эти письма, «рассказывая» ей о том, как прошел мой день и что происходило в моей жизни. И это все, что мне осталось. Я смотрела, как они затолкали вещи в багажник, поставили переноски на заднее сиденье и сели в машину. Спустя пару мгновений автомобиль тронулся с места.

***

      Я не помнила, как вернулась обратно. Шла, не разбирая дороги, но в итоге оказалась у своего дома. Поднялась, зашла в квартиру и взяла телефон. Сделала несколько звонков, из последних сил пытаясь контролировать свой голос. После чего снова села в кресло, взяла чистый лист и ручку. И пока слезы текли по щекам, попадая на бумагу и размывая чернила, я писала ей свое самое последнее письмо. Моя милая, славная девочка! Сегодня моя жизнь окончательно разделилась на «до» и «после». Я видела тебя с новой девушкой, стройной блондинкой, которая, кажется, сделала то, что так хотела сделать я. Она сделала тебя счастливой. Я стояла и смотрела на вас, хотя мне хотелось бежать без оглядки и в конце концов убедить себя, что это была не ты. Не ты стояла с ней и улыбалась, не от твоих шуток она смеялась, запрокидывая голову, и не вы собирались куда-то ехать, прихватив твоих стероидных монстров. Но мои ноги словно приросли к земле, и я не смогла сделать ни шагу до момента, пока твоя машина не скрылась из виду. Говорят, что если любишь кого-то, то будешь счастлив отпустить человека, если с другим ему будет лучше. Может, я как-то неправильно люблю тебя, но я бы хотела, чтобы ты нашла свое счастье со мной. Но я сама все испортила. Я сама все уничтожила, предав твое доверие. И это чувство вины ни на день не покидает меня. Я с ним просыпаюсь по утрам и ложусь спать с ним же. Оно мой вечный спутник. И мне кажется, что я буду жить с ним всю жизнь. Просто знай, что не было ни минуты, ни одной чертовой секунды, когда бы я не жалела о том, что сделала. Но прошлого не вернешь, и, наверное, нет особо смысла говорить о том, насколько сильно мне жаль. Знаешь, ты изменила мою жизнь. Изменила меня. И я всегда, каждый день благодарю Бога за то, что он дал мне шанс узнать, каково это — любить тебя. Ведь именно любовь к тебе дала мне силы начать жить по-новому, не так, как раньше. До тебя все было пустое и ненастоящее, лишь с тобой я поняла, что такое дышать полной грудью. Поэтому спасибо тебе. Спасибо за то, что любила, и за то, что научила любить. А сейчас мой внутренний мир разрушен и раздавлен, изрешечен и полон прорех. Но ты тут ни при чем. Это только моя вина. Еще сегодня я поняла, что не смогу тут оставаться. В этом городе, который, как глупо бы и пафосно это не звучало, пахнет тобой. Я не смогла за столько времени выкинуть тебя из головы и не смогла научиться меньше думать о тебе и жить без тебя. Поэтому я решила уехать. В понедельник я поговорю со своим начальством о переходе полностью на удаленный режим, и уеду. Я еще не решила куда, но твердо знаю, что хочу уехать отсюда. Просто возьму билет в какой-нибудь городок и свалю, оставив все, как есть. У меня больше нет сил оставаться здесь. У меня нет ничего, я разведена, почти не общаюсь со своей матерью, и я потеряла самого лучшего и самого дорогого человека в своей жизни. Но жалею я только о последнем. Поэтому искренне верю, что так будет лучше. Что где-то в другом месте, где не будет никаких воспоминаний, где не будет никакого риска увидеть тебя, мне будет легче. Я написала тебе много писем, уйму. Я писала их каждый день на протяжении долгого времени. Но отправлю тебе только это. Потому что я не могу с тобой не попрощаться. Я не буду ни о чем просить тебя. Я на это просто не имею права. Но я надеюсь, просто надеюсь, что ты когда-нибудь сможешь меня простить. Я бесконечно люблю тебя, Марго. И я искренне желаю тебе счастья. Твоя К.

***

      Ленка пыталась уговорить меня этого не делать. Мама вообще никак не отреагировала, поскольку все еще не желала со мной общаться. А больше сообщать было некому. На работе все прошло неплохо. Было решено, что в случае каких-то совещаний будем устраивать видео-конференции, а так в целом я вполне могу работать из любой точки мира. Поэтому я собрала свое немудреное барахло, купив для этого новый чемодан, сдала квартиру хозяину, который вернул мне половину залога, так как я не предупреждала его как положено за месяц о том, что съезжаю, и в моем кошельке лежал билет на плацкарт до Томска. А сама я сидела у Ленки, так как до отъезда были еще целые сутки. — Ты уверена, что хочешь этого? Город там больше, но там… Там холодно зимой, — проговорила подруга, сидя на диване. — Не холоднее, чем у нас, — вздохнула я, откидываясь на подлокотник. — Ксюш, ты же из-за Марго это делаешь, я знаю, — не унималась Самсонова, непонятно для чего говоря это. — Я это делаю, потому что так будет лучше. Для всех. И для меня в первую очередь. Но спасибо за поддержку. И за то, что пыталась наладить между нами отношения, — криво улыбнулась я, вспоминая Ленкин план по приглашению нас обеих в ресторан. — Я правда думала, что все получится. Что вы поговорите и… все будет хорошо, — грустно протянула Самсонова. — Ведь я же видела, что она тоже страдала. Она почти не разговаривала, не смеялась, даже срывалась пару раз на коллег. Я была уверена, что если вы сможете все обсудить, то… ваши отношения наладятся. Я правда в это верила. — Я знаю, Лен, — я выдавила из себя улыбку. — Слушай, у меня будет к тебе просьба. — Какая? — Самсонова почти сразу оживилась. — Передай кое-что Марго. Только передай не завтра, а… Когда я уеду. Ладно? — А почему… не завтра? — нахмурилась подруга. — Просто… сделай, как я говорю, ладно? — вздохнула я, не имея сил что-то объяснять. Я сама не могла точно сказать, почему нужно было передать письмо именно после моего отъезда. Может, потому что хотела, чтобы она прочла это, когда я буду далеко и когда окончательно закрою эту главу своей жизни. А может, чтобы она не решила примчаться на вокзал, чтобы сказать что-нибудь в ответ. Типа… Что не стоит из-за этого оставлять все, уезжать куда-то, потому что у нас с ней ничего не вышло, я не знаю. Но я точно знала, что Марго не должна увидеть это письмо, пока я еще была в городе. — Ну, хорошо, — согласилась Ленка, забирая конверт. — Читать не буду. — Я знаю, — усмехнулась я, понимая, что Самсонова бы руку себе скорее отгрызла, но никогда бы не полезла читать чужое письмо. — И… Спасибо тебе за все, Лен. И прости, что из меня такой хреновый друг, — криво улыбнувшись, я сжала колено подруги. — Ты идиотка, но не хреновый друг, — улыбнулась Самсонова в ответ. — И я буду скучать по тебе. Обещай, что будешь приезжать. И что меня в гости позовешь. — Обязательно, — кивнула я, улыбаясь. — Как только устроюсь, так сразу. — Ты где пока остановишься? Ты же не нашла квартиру еще? — На пару дней в гостинице, у меня есть несколько вариантов съемного жилья, посмотрю, что там. И потом будет видно. Я немного подкопила, не зря ж на подработки тратила все свободное время, — усмехнулась я. — Так что на первое время хватит. Да и с кредитами рассчиталась. — Я тебе говорила, надо было судиться, чтобы долги оба выплачивали. Вы же в официальном браке были! — снова начала ворчать Ленка. — Да ну, Лен, — махнула я рукой. — Лучше это говно было не трогать, вонять бы не стало. Кстати, я тебе говорила, я соседку не так давно встретила? Которая с нами на одном этаже жила? — Нет, и чего? — заинтересованно спросила Ленка. — Говорит, он квартиру продал, купил какую-то комнату. Она конечно ничего не знает в подробностях, но говорит, что регулярно к нему какие-то мордовороты в кожаных куртках захаживали. Видать, за долги предложили квартирку-то продать. — Так ему и надо, ублюдку паршивому, — с чувством проговорила Ленка. — Будет знать. — Каждому по заслугам, это точно, — протянула я, больше говоря даже о себе, чем о Саше. — Не расстраивайся, — Ленка подсела ближе и приобняла меня. — Все наладится, обязательно. Может, там себе найдешь какую-нибудь красотку, — хихикнула она, а я лишь глаза закатила. — Пожалуй, сконцентрируюсь пока на работе. Про красоток думать мне не хочется. — Ну, может, потом, — усмехнулась Ленка и потрепала меня по волосам. — Может, потом, — повторила я шепотом и вздохнула. Как бы не было больно это осознавать, но не у каждой истории любви, даже настоящей, может быть счастливый конец.