***
От страха сжимало лёгкие и тошнило; перед входом опять стояло с дюжину силуэтов, прятавшихся за ослепляющими вспышками камер и потоком вопросов. Они повторяли её имя снова и снова, поворачивали камеры в сторону её машины и ждали, когда же она выйдет. Но делать этого не хотелось, страх оплетал каждую часть тела, хватал холодными руками за горло и заставлял задыхаться в безмолвном крике. Десять метров, отделявшие её от дверей здания суда, растягивались на бесчисленные километры. Она вышла из машины, вокруг неё были объективы и вспышки, и, чтобы они не ослепляли, приходилось опускать голову. Прямо перед ней появлялись незнакомые люди с микрофонами, что-то спрашивали о самочувствии и планах, о её собственной семье и семье Тромби-Драйсдейл, но от одной мысли о будущем желудок будто проволока стягивала, впиваясь в кожу не только снаружи, но и изнутри. Позади себя она почувствовала шаги, именно почувствовала, потому что услышать их в шуме улицы и голосов было просто невозможно. Её обняли за плечи и повели вперёд, не давая журналистам и шанса остановить её ради нескольких вопросов. В ожидании приглашения, возле колонны, оба стояли молча. Не хватало сил сказать хоть слово, не хватало желания уйти, не хватало уверенности обнять. А тишина между ними была готова разорваться в любое мгновение, если бы только в душе было что-то кроме страха и предстоящего решения. Но в ней не было ничего. Звенящая пустота давала такой простор и вместе с тем сковывала, придавливала к одному месту и за любой шаг грозилась разорвать на кусочки. Своим тонким как лезвие звоном, подобно тому, что было во взгляде Ренсома вчера. Возможность увидеть его снова угнетала ещё больше, чем мысль о том, что ей скажет его семья. Дети и внуки Харлана, их мужья и жёны. Будут ли рады тому, что всё закончится, или возненавидят её теперь навсегда? Детектив также, не нарушая молчания, взял её за руку и повёл в один из залов. Туда только что вошла Мэг, дописывая последние слова смс, прежде чем отправить. Её взгляд обеспокоенно скользнул по Кабреро и переключился на остальных. Все они выглядели иначе, чем сутки назад, будто только сейчас до каждого в полной мере дошло то, что происходило прямо перед их глазами. Теперь уже не было оживлённых разговоров и занятых каждая своими мыслями и делами голов. Было лишь всеобщее смятение и неозвученное, подсознательное желание, чтобы это закончилось как можно быстрее. Вернуться к рутине, обычной жизни — все хотели, но просто не были в состоянии думать об этом. Марта подняла голову, только когда вошли присяжные заседатели. Их одинаково похоронные лица будто уже читали приговор, неподлежащий ни обжалованию, ни ослаблению. Несколько человек без интереса смотрели на неё, изредка кидали взгляды на детектива и подсудимого. Ренсом сидел расслабленно, для полного счастья, казалось, ему не хватало только бокала виски или какого-нибудь в меру пафосного и дорогого коктейля. Он ленивым котом, гревшимся на солнышке, махнул обоим родителям и улыбнулся. Его опустившаяся рука сжимала подрагивающее от напряжения колено. Совсем незаметно, но достаточно было увидеть это, чтобы понять, сколько стоила его фальшивая самоуверенность. Судья что-то говорила, обращаясь к находившейся среди присяжных женщине, которая встала и уже подняла со стола лист бумаги. Время замерло, превращаясь в тягучую карамель, липнувшую к зубам и пальцам жвачку. Руки дрожали, а вдыхать тёплый воздух приходилось медленно, для того чтобы не захлебнуться в ужасе. Он был повсюду: падал солнечными лучами и стекал по стенам, нагревал воздух, пролетал лёгким ветерком под потолком и опускался тяжёлым взглядом под ноги. — Присяжные путём долгих обсуждений вынесли единогласное решение, Хью Рэнсом Драйсдейл, — женщина на мгновение замолчала, подняв глаза на Марту, которая смотрела на неё с немой мольбой, трясущимися пальцами сжимая края кофты, — виновен в смерти Харлана Тромби, своего дедушки… Первую секунду в зале воцарилась тишина, а затем резко, набатом ударило осознание её слов. Она говорила ещё что-то про наказание и срок, но Марта уже не слышала. Обернувшись к Рэнсому, она наткнулась на его прожигающе ледяной, полный самой чёрной ненависти взгляд и невольно поёжилась, но ликование в душе это испортить не могло. Правду говорят: будто камень с души упал. Тяжёлый валун волнения и лжи, страха и неуверенности катился по горе, всё набирая скорость, и ему ничего не мешало раздавить её, стоявшую у подножия этой самой горы. Но валун промчался мимо, даря незатмеваемое ощущение лёгкости. Одинокие слёзы катились по щекам, поблёскивая в электрическом свете ламп. Всё закончилось. Всё действительно закончилось. Она вытерла краем рукава влажные щёки и прислушалась к судье, но ничего важного для неё не было сказано. А вскоре их вообще отпустили, объявив судебное дело завершённым. Светящаяся неподдельным счастьем девушка вышла в коридор лёгкой походкой, правда тут же врезалась в суровую реальность: семья Тромби не разделила её воодушевлённый настрой. — Пусть Рэнсома посадили, но после выступлений адвоката я уверена, что ты не такая невинная, какой хотела прикинуться, — открыто припечатала ей Джони, совершенно не стесняясь людей вокруг. Уолт с женой попытались увести её в сторону, но она высказала неожиданное сопротивление. — Оставила настоящую семью Харлана без гроша в кармане, охмурила известного детектива, но я тебе не завидую: твоё счастье рухнет, как карточный домик. — Не слушай её, — попросила Мэг, беря Марту за руку и уводя в сторону колонн. Она обеспокоенно поглядывал в сторону Линды, Уолта, Джони и остальных, стоявших вроде бы вместе, но державшихся обособленно друг от друга. Такова была натура всей их семьи, неудивительно, что дедушка не захотел раздавать своё имущество в меру расчётливым и не в меру эгоистичным родственникам. Все или перегрызлись бы, или потратили бы бешеные деньги на адвокатов, деля каждый метр особняка и приусадебного участка. — Ты как? — Нормально, — пожала плечами вновь сникшая девушка и обняла себя за плечи. Откуда-то дул прохладный ветерок, устремляясь в периодически открывающуюся дверь первого этажа. — Просто не думала, что твоя семья всё ещё ненавидит меня. Думала, обрадуются, что убийца понесёт наказание, а, оказывается, они были бы рады, если бы адвокат Хью убедил присяжных в моей виновности. — Не вся семья, даже не думай, — перебила её Мэг, нервно поправляя волосы и не переставая поглядывать куда-то в сторону. — Линда на самом деле рада, что ты владеешь всем. Никаких ссор из-за наследства и не страшно, что дом или издательство захилеют. А за мою маму хочу извиниться, она просто надеялась получить деньги на моё обучение. — Послушай, — внезапно взяла её за руку Марта, думая, впрочем, совсем не о том, что говорила, — если тебе правда нужны деньги на учёбу, то я дам их, только не тебе, а сразу колледжу. Подумай, и если что, только скажи мне. Я готова помочь любому из вас, но в разумных пределах. — Спасибо, я ценю твою заботу, — они обнялись, и Марте даже показалось, что ей полегчало. Радость возвращала свои права, но уже не накатывала такими безумными волнами. — Мне пора, звони, если что. До встречи. Она махнула рукой и убежала вниз, её кудрявые волосы, чуть приподнимающиеся каждый раз, когда она спрыгивала со ступени, своими лёгкими движениями притягивали к себе взгляд. Они напоминали о чём-то далёком и светлом, тенью промелькнувшим в глазах. Ночью, маленькой девочкой, Марта любила потихоньку выбираться через окно на улицу и уходить к берегу. Оттуда, сидя у самого края рощи с фруктовыми деревьями, она видела подъезжающий последний автобус из города и выходящий из него силуэт мамы, как всегда сонной и измученной, но главное, она видела океан. Бескрайнее пространство, ограниченное лишь человеческим воображением и мнимой линией горизонта. Жизнь в Америке изменила её, показала совершенно другой мир, и даже стало казаться, что кроме вот этого небольшого островка суши и цивилизации не существует больше ничего важного. А то, что вокруг была вода — всего лишь географическая особенность, ничего больше. Но сейчас вернулись воспоминания, а с ними и вновь детское понимание, что все границы только в нашей голове. Океан не знал и никогда не узнает, что люди нарисовали ему предел владений и расписали всё разными оттенками синего на глобусах. Потому что океан не только огромные водные глади, но и живая красота природы. Он волновался тёплыми ночами, когда Марта встречала первые звёзды на небе и рассматривала их отражение в неровной воде. Он отражал непреодолимый путь луны, который тянулся дорожкой от самого берега и сужаясь доходил до того места, откуда луны можно было пальцем коснуться, достаточно на носочки встать. И сидеть вот так, под шепчущим свою тихую историю деревом, хотелось бесконечно. Океан жил, дышал, говорил и приказывал, и пятилетняя девочка чувствовала это всем своим существом, от голых, греющихся о горячую из-за дневного палящего солнца землю ног до наспех убранных коротких волос, пряди которых от свежего бриза пушились и намокали. И никогда больше в жизни ей так легко не дышалось, как в те вечера. И тишины такой приятной уже никогда не повторялось, а если и было что-то похожее, то всё ограничивалось отсутствием океана перед глазами. Его волн, блеска и солёного ветра. — «Умей мечтать, не став рабом мечтанья, И мыслить, мысли не обожествив», — от тихого и задумчиво голоса за спиной девушка на миг сильнее сжала руками перила, на которые облокотилась в начале своих размышлений. — «Равно встречай успех и поруганье, He забывая, что их голос лжив», — Бенуа подошёл к ней ближе, думая будто о чём-то далёком. Его расфокусированный взгляд на несколько долгих мгновений замер на её лице. — Как вы себя чувствуете? — от обращения на «вы» хотелось и плакать, и смеяться. Ещё не отошло больно резанувшее по сердцу его холодное спокойствие, которое он фактически излучал, сидя на соседнем кресле в зале суда. Ни одного взгляда, даже в момент оглашения приговора он лишь раз или два взглянул на Ренсома и ни разу на неё. Марта окончательно поняла, что запуталась в собственных мыслях, противоречивших всему: желаниям, логике, здравому смыслу, самим себе. — Как будто совершила величайшую ошибку в жизни, — всё ведь позади, верно? Тогда можно было не бояться цепких, хищных взглядов со стороны, тем более Грей уже потерял к ней и к этому делу интерес, а журналистам жёлтой печати совсем скоро наскучило бы следить за будними, послесудебными днями молодой бизнес-леди. Жизнь не дремала и уже начали появляться новости поинтереснее для искушённых скандалами, сплетнями и сенсациями читателей. Девушка развернулась к нему, наблюдая за тенью сомнения в голубых глазах, перекрываемой интересом, тем самым, каким они светились, когда он расследовал преступления. Сердцебиение отличалось поразительным спокойствием, будто она сидела дома возле камина и читала один из детективов Харлана, а не стояла в здании суда напротив человека, чью жизнь могла так резко изменить из-за собственной глупости, неумении быть выше обстоятельств и смотреть на них под удобным углом. Адвокат создал прекрасную теорию, и люди даже бы поверили ему, если бы не один невысказанный — по крайней мере, не во время судебного процесса — факт. Марта была просто неспособна на такую виртуозную игру, тем более развивающуюся по его задумке не просто стремительно, но непредсказуемо. Собственная несмелость, порой так её раздражавшая, в итоге спасла их обоих. А теперь не давала сказать хоть слово, извиниться и поблагодарить за помощь, объяснить, почему так странно поступила. Но даже представить, что сказать, ей было чертовски сложно и, что уж там говорить, волнительно, и сердце опомнилось, набрало обороты вдвое выше нормы. Поэтому путь — действия лучше слов — возник сам собой и негласно получил с её стороны одобрение и вздох облегчения, что можно хоть немного чувств выразить таким простым, но очень удобным способом. Она обняла его, обхватив шею и немного сжав рукой край его пиджака. Увидеть его улыбку было невозможно, но тихий смешок, затерявшийся в её волосах, как нельзя лучше определял его мысли в тот момент. Выравнивалось дыхание, теплели руки, а главное — волнение пропадало, таяло, как сахарная пудра или снежинка, упавшая на ладошку. Девушка чувствовала себя странно, это не описать словами. Это можно только почувствовать и осознать, но не разумом и даже не сердцем, а душой. Каждой тонкой стрункой души перебирать неизвестную мелодию и бесконечно повторять «я счастлива». Это сродни необъяснимому состоянию, когда приезжаешь после долгого отсутствия домой: обволакивающее одеялом чувство защиты и спокойствия. Желание остаться с осознанием этого навсегда, только родной дом и ты, знающий — может быть за короткий период — все его особенности, черты и повадки. Может быть это и есть любовь? Чувство уюта в независимости от того, где ты сейчас находишься, достаточно подойти к одному определённому человеку и обнять его. А иногда просто сесть рядом или совсем буднично посмотреть, но в этом простом целая Вселенная уместится. — Как мило, — подавляя зевок, прокомментировал Грей. Он стоял с папкой каких-то бумаг и совсем незаметно постукивал ею по ноге, будто хотел показать, что ждёт что-то очень важное, а они ему мешают. И судя по его лицу, мешают они ему одним своим существованием. Он поднял папку, демонстрируя её Бенуа, который обнимал Кабреро за талию, но стоял чуть ближе к нему. Будто хотел оградить её, защитить. — Не забыл? — Нет, — когда он повернулся к Марте, его глаза и всё лицо выражали серьёзную задумчивость. — Позвони мне вечером, когда приедешь домой. И, пожалуйста, постарайся не засиживаться до ночи за работой. — Завтра вечером я думала устроить праздник с семьёй, — как нельзя кстати вспомнила она данное Алисии сегодня утром обещание. — С меня торт, — детектив улыбнулся и, прежде чем уйти, поцеловал её в лоб. Грей показал ему направление в нужный кабинет, где он может забрать документы, а сам сказал, что встретит его на выходе. Такое внезапное сотрудничество озадачивало, даже немного пугало, что в этой самой заурядной на первый взгляд папке? — Мучаетесь от любопытства? — сразу же угадал адвокат, видя её сведённые к переносице брови и складку на лбу. Его вроде бы беззлобная усмешка заставила поёжиться и совсем немного отступить назад. — Один из судей предложил нам двоим работу: Бенуа провести собственное расследование, а мне на его основании защищать одного человека. Работа непыльная, а главное не такая скучная, как была с молодым мистером Драйсдейл. — Вы же с детективом не любите друг друга, — ей было интересно узнать, что же произошло между ними такого. Ведь вряд ли простое расследование могло привести к серьёзной ссоре, люди таких профессий почти всегда по разные стороны правосудия. — Если бы он спал с вашей младшей сестрой, думаю, вы бы тоже это не одобрили, — его взгляд и плотоядная улыбка не скрываясь демонстрировали веселье от её удивления. — Я ведь не случайно вчера спросил у вас про последний телефонный разговор. Вам, наверное, должно быть любопытно, откуда я знаю про него и зачем мне было знать, где находился детектив? — Марта медленно, будто под гипнозом, кивнула. — Ничего вам не показалось странным тогда? Может быть то, что он курил на улице, хотя живёт один? — Ваша сестра, — на выдохе ответила на повисший в воздухе вопрос и только тогда окончательно поняла. Девушка мелко начала качать головой, хватаясь за неё и зарываясь пальцами в волосы. Она думала, что ей послышался женский голос тогда, но это была не галлюцинация. — Эта дурочка влюблена в него, а он играется. Не приходит в ресторан, потому что встречается с вами, начинает телефонный разговор в комнате, чтобы она точно слышала, чей звонок его заставляет прямо светиться от счастья. После разговора ходит задумчивый и уезжает куда-то, кидая на стол ключ от дома, чтобы она закрыла дверь и оставила его в почтовом ящике. Забавно, не правда ли? Наверное, после пережитых потрясений Марта начала иначе расставлять приоритеты и в одних словах слышать совершенно другое, нужное и важное для себя. Грей говорил о том, что Бланк изменяет ей, а она слышала лишь то, как на глазах меняют его её звонки, как он не задумываясь снова и снова выбирает её вместо лёгких ощущений. От собственных мыслей она улыбнулась и подняла на мужчину смелый, серьёзный взгляд. Если новая жизнь и меняла её, то конкретно эти изменения ей в себе нравились. Никогда не считая себя неуверенной серой мышкой, она всё чаще чувствовала желание и готовность идти даже под пристальным вниманием неожиданным образом. Удивлять людей, но чувствовать безумную гордость за себя и свой проделанный путь. — Я сочувствую вашей сестре, — слова давались ей тяжело, но какая-то внутренняя сила помогала ей держать взятую высоту. — Но скажите ей, что пусть лучше она перестанет ждать взаимности от человека, который не уважает её. Тем более зачем ей лишние проблемы. — Угрожаете, мисс Кабреро? — оскалился Грей, в котором путались раздражение и неожиданное уважение, удивление и даже лёгкий призрак опасения. — Что вы, только советую, — она улыбнулась и, прежде чем с той же самой лёгкостью, с какой сбегала со ступенек Мэг, спуститься на первый этаж, попрощалась с ним, улыбаясь на его манер, немного хищно.***
Марта уже второй час упорно прожигала взглядом иконку почты на своём ноутбуке, ожидая того счастливого мига, когда наконец владелец одной известной книжной сети на юге США пришлёт ей заказ. Ещё в издательстве она пыталась дозвониться до него, чтобы лично записать каждую позицию списка, но вместо него ответил его личный помощник, сообщивший, что его начальник сейчас на каком-то важном совещании, но пообещавший, что всё будет сделано и отправлено буквально в течение полутора часов. Со звонка прошло уже не меньше трёх, но пустота продолжала встречать её каждый раз, когда она открывала почту. Детектив обещал позвонить, как только освободится, но пока телефон вторил молчанию ноутбука, и от тотального игнорирования — или всеобщей занятости, тут как посмотреть — хотелось скулить. Девушка коснулась лбом стола и почти решила выпить чашечку кофе, когда на улице забегали собаки, а затем звучно хлопнула входная дверь: это Алисия вернулась с прогулки домой. Обычно она не спеша поднималась к себе, переодевалась и шла пить чай, но в этот раз что-то было явно не так. Она, скинув куртку, побежала наверх, начиная звать сестру. И её обеспокоенный голос вывел девушку из полусонной задумчивости. — Марта! — Элис вихрем ворвалась в комнату, распахивая дверь, и подбежала к ней, останавливаясь с другой стороны от стола. Она резко развернула к себе ноутбук и начала что-то набирать в поисковике. Марта с интересом следила за её резкими, рваными действиями, забыв даже возмутиться. Высветившаяся на экране чья-то фотография заставила её испуганно вздохнуть и развернуть компьютер обратно к сестре. На фото был Ренсом Драйсдейл. — Я видела его полчаса назад в пробке на главном шоссе. А знаешь кто был за рулём? Джей! Разум начинал работать с поразительной медлительностью. Джей, ухажёр-неудачник Элис, который вёз куда-то человека, только сегодня осуждённого за убийство. Его не могли освободить, не могли позволить разгуливать по улицам так просто, без охраны и полиции, только с мальчишкой-водителем. Неужели эта история никогда не оставила бы её в покое? Стоило только подумать, что вот сейчас закончились все трудности, и остались в прошлом все пережитые страдания, как вновь накрывала волна каких-то событий, начиная круговорот заново. — Ты уверена? — ситуация казалась просто нереальной для того, чтобы быть правдой. Каждый человек может ошибиться, обознаться, принять свой страх за действительность. Но от этого они остаются такими же эфемерными, как кошмары на утро. Алисия с серьёзным выражением лица кивнула и посмотрела ей в глаза, задавая немой, но понятный и без слов им обеим вопрос: веришь или нет? Причин не верить у Марты, если не считать только полную нелогичность этого, не было. Но и кивнуть на заявления сестры не хватало мужества. Решение позвонить Бенуа пришло само собой и ударило в колокол похоронным маршем, будто заранее знало, к чему приведут такие внезапные новости. Она сжимала в холодных пальцах телефон и шептала, будто сама себе, «возьми трубку», но с такой отчаянной надеждой, что если бы он мог её слышать, уже бы из-за одной жалости перестал её мучить. — Бенуа! — воскликнула она, как только гудки прекратились и послышался его голос, тоже будто чуть обеспокоенный, но профессионально замаскированный под самый обычный и спокойный. — Ренсом сбежал. — Я уже знаю, — после короткого молчания ответил детектив и нехотя, заставляя себя выговаривать каждое слово, продолжил. — Мы едем по его следу на дорожных камерах, он где-то в южной части города. — Он в нескольких километрах от меня, на шоссе, — Кабреро забывала моргать, вслушиваясь в каждый шорох в телефоне и вокруг неё. Бланк тихо чертыхнулся и приказал водителю, почему-то она не сомневалась, что им был Грей, разворачиваться. Значит она была права: убийца каким-то чудом оказался на свободе и даже смог прилично засветиться на камерах, чтобы отвлечь полицию от главной его цели. Девушка не теряла надежду, что этой целью было исчезнуть с поддельными документами куда-нибудь в Канаду или даже на другой материк, но разум настойчиво повторял, что ответ лежит на поверхности. Точнее сидит за столом Харлана Тромби. — Мы уже едем к тебе, — наверное, она ждала от него более вдохновляющей или хотя бы успокаивающей фразы. Однако мысли её были заняты не чужими словами, а собственной семьёй, которая могла прямо сейчас быть в опасности. Собаки на улице обязательно предупредили бы о приходе Рэнсома, возможно, он даже потерял бы пару минут, пытаясь от них отбиться. Теперь она понимала, что собаки не зря одних ненавидят, а других любят. На Бенуа, постороннего человека, они никогда даже не рычали, а на знакомого всегда готовы были кинуться с лаем и оскалившимися мордами. — Всё будет хорошо. Алисия отошла к окошку, обхватывая себя за плечи. Спокойствие и тишина за окном уже не были такими привлекательными, как это казалось час назад. Сестра обменивалась с детективом короткими фразами и обещаниями, что она глупостей никаких совершать не будет и вообще как хорошая девочка будет сидеть и ждать, когда всё решится как по удару волшебной палочки. Жаль, что мечтам не суждено было сбыться. Прошло не больше пятнадцати минут, за которые Элис только успела переодеться, а Марта снова сделать затяжку, доставая электронную сигарету Мэг, когда смутно знакомая чёрная машина показалась из-за заснеженных деревьев. Девушка обернулась на зов сестры и ей даже не нужно было вставать с кресла, чтобы понять, что она хочет ей показать из окна. Холод металлической окантовки сигареты совсем не ощущался ледяными ладонями. — Он здесь, — она снова вдохнула густой пар и убрала её в верхний левый карман шерстяной кофты. Бенуа напомнил ей, что она обещала не совершать глупостей, но вряд ли его слова дошли до неё в первоначальном значении. — Пожелай мне удачи. — Не вздумай, Марта! — услышала она, отключая вызов и ставя телефон на беззвучный. Элис смотрела на неё с плохо скрываемым испугом и растерянно вглядывалась в чужие глаза, будто хотела найти в них ответ, чем же это закончится. Но ответа не было. Кажется, прошла вечность до тех пор, пока она смогла сдвинуться с места, но на деле не прошло и пяти секунд. Её движения рваные, а взгляд лихорадочный, и Марта перехватила её руки, сжимая ледяные пальцы своими, которые едва ли были теплее. — Забери маму и закройтесь в твоей комнате, — так серьёзно и рассудительно давала она команды, что наблюдая со стороны, можно было бы лишь удивиться её умению держать себя в руках. Но внутри неё бушевал ураган, сдерживать который с трудом удавалось. Одна мысль заставляла её напрягать все силы, для того чтобы быть спокойной: спасти сестру и маму, протянуть время так, чтобы они оказались вне опасности. — И что бы вы не услышали, не выходите, пока не услышите голос Бенуа. Ты поняла меня? Даже если вы услышите выстрелы, обещай мне, что вы не откроете дверь. — Обещаю, — одними губами произнесла Элис, и по её щекам медленно текли слёзы. Она не была маленькой неразумной девочкой и понимала, что могло произойти. От чего сестра хотела их уберечь. Только понимание хорошо работает, когда смотришь сериал, в котором всё не по-настоящему, в нём лишь актёры и прописанный до мелочей сюжет. А в жизни тоже легко понять следующий шаг человека, только времени осознать его уже не остаётся. Паузы чертовски не хватает. — Пожалуйста, вернись живой, — прошептала она, чувствуя, как ломается голос на последнем слове. Рыдания душили её, но нужно было ещё успеть забрать маму с первого этажа. На улице лаяли собаки, на мгновения переходя на рык. Это значило, что он уже вышел из машины и теперь как всегда пытался отбиться от них. Просто поразительно, как животные точно определяют, каким людям можно доверять, а от каких нужно защищать дом. Марта пропустила Алисию вперёд и просто наблюдала за не перестающим мигать телефоном. Детектив звонил уже не третий раз и останавливаться явно не собирался, но отвечать ему уже не было времени. Как только хлопнула дверь комнаты на втором этаже и щёлкнул замок, как и было велено, она, словно теряясь в слоу моушене, медленно открыла дверь, не зная, получится ли не впускать Ренсома в дом. Но он и не думал заходить: стоял на крыльце и с задумчиво отстранённым видом рассматривал окна поместья. Словно он всего лишь надолго уехал, а теперь вернулся в родной и горячо любимый дом, не спеша входить. Удивительно, как быстро, но не менее — и одного взгляда на его штанины хватало, чтобы понять это — проблематично в этот раз от него отстали главные охранники. Их не наблюдалось даже возле машины, будто они нашли себе занятие поинтереснее, чем кусание чужой одежды. — Здравствуй, — он лениво перевёл на неё взгляд, полный хищного, непреодолимого желания отмщения. Она вышла на улицу, напрягаясь и вместе с тем несказанно радуясь тому, что окна комнаты Алисии выходили не на эту сторону. Какой шанс, что сестра пошла бы в кабинет Тромби, чтобы видеть всё происходящее, так сказать, в первых рядах? Огромный, на самом деле, но здравый смысл их мамы мог утихомирить желание её младшей дочери быть в курсе всех событий, особенно тех, что касались жизни и здоровья близкого человека. — Как тебе живётся в чужом доме, хорошо? — Ты хотел сказать, как мне живётся в доме моего друга, который решил, что я заслуживаю жить здесь больше, чем его собственный внук? — она не понимала, зачем говорила это. Зачем озвучивала крутившиеся в голове мысли, если все справочники по выживанию на всех страницах в красную рамку всегда выделяли единственное правило общения с опасными людьми: не злить их. Но было уже поздно, её грубая, неприятная правда вероятно больно резанула его, если он сжал кулаки и резко очерченные скулы выдавали плотно сомкнутые челюсти. — Прекрасно. Но как ты сбежал? — Остались ещё добрые люди в нашем мире, — сейчас Рэнсом своими ленивыми перешагиваниями по всему крыльцу напоминал змею, которая схватила добычу и теперь только решала, с какой стороны будет лучше нанести последний удар. Собственное сердце стучало в висках и, кажется, совершенно не грело горячей кровью ледяные ладони. Марта пыталась изобразить равнодушие, но каждая частичка её тела была готова распасться на молекулы, только бы не чувствовать прожигающего взгляда, превосходства и пропитавшего морозный воздух напряжения. Домашняя кофта крупной вязки не сильно согревала, но от этого только возрастала надежда, что шоссе оказалось вдруг почти пустое и Бенуа уже совсем скоро будет здесь. И то ли сами мысли о детективе вызвали у неё какую-то странную, но вполне недвусмысленную улыбку, то ли сам Хью решил вдруг заговорить с ней на тему, которая никакого к делу отношения не имела, но казалась ему чрезвычайно интересной и важной. — Вы с детективом, как я успел заметить, подружились, — он облокотился о колонну и, не дожидаясь ответа, продолжил свои рассуждения, больше похожие на издевательство. — Я ведь сначала подумал, что старина Грей совсем из ума выжил, раз захотел такую версию предлагать суду. А потом я послушал допросы, посмотрел на вас, кое-что он мне в приватной беседе рассказал, и тогда я понял, что за такую чистую монету можно купить себе свободу. Только что-то пошло не так, не подскажешь, что именно? — Потому что это ложь, — как молоко, тонкой струёй попадая в кофе, постепенно, но уже необратимо меняло его, всё больше забирая его собственный насыщенно кофейный цвет, так и ненависть медленно заполняла девушку, как чашу. Холод отошёл куда-то на второй план, остался за пределами важного. Каждое его слово помогало освобождаться от ощущения собственной беспомощности, разрывало его уверенность в её глазах на мелкие лоскуты. Она не перестала бояться, но страх потерял свою силу перед ненавистью. Сложил полномочия и освободил разум от ледяного короба, через который не получалось пробиться здравому смыслу. — Ты убил Харлана, и ни я, ни Бенуа тут не при чём. — Бенуа… — усмехнулся он, приятно удивляясь её смелости, и обернулся к окнам дома, — где же он сейчас, когда так нужен? Неужели твой храбрый защитник взял себе отгул? — Истинное значение его слов пришло не сразу, но достаточно быстро для того, чтобы успеть понять его мысли и предположения. Он медлил, потому что допускал возможность, что в доме была полиция и стоило бы ему хоть один резкий шаг в её сторону сделать, его бы тут же схватили. Но ведь не зря он путал следы, значит и возможное отсутствие кого-либо, кроме семьи Кабреро, в доме он не исключал. Только пока вытянуть из неё информацию, чтобы окончательно решить этот вопрос, не получалось. И это было только на руку Марте, которая хоть и с трудом могла врать, но зато научилась за этот месяц уходить от правды. — Боишься его? — абсурдный вопрос попал в цель. Рэнсом помрачнел и нахмурил лоб, уводя одну руку за спину. Напряжение разве что электрическими молниями не танцевало вокруг них. — Он прекрасный детектив, даже немного жаль будет лишать его такой милой подружки, — а в глазах совершенно другой ответ: да, он боялся его. Потому что никто, кроме него, не смог бы распутать все нити и найти виновного. Если бы не этот человек, не стоял бы он сейчас здесь, сбежав час назад из камеры. На него бы подумали, но доказать ничего не смогли. Слишком подозрительно выглядела Марта, слишком много несостыковок было в деле, а он вроде бы и ни при чём. А Бланк со своей дотошностью и подозрительностью решил взять и поверить глупой испуганной девчонке. — Так где же он? — Хочешь убить меня, тогда зачем тебе свидетели? — сквозь деревья и белые сугробы мелькнуло знакомое пальто и тут же скрылось. Куда-то в ту же сторону пробежали обе невесть откуда взявшиеся собаки, выглядя при этом максимально дружелюбно. Марта перевела взгляд и сделала небольшой шаг в сторону так, чтобы и Рэнсому пришлось немного повернуться. Теперь он бы и при всём желании не увидел медленно подходящих со стороны леса к нему людей. — А знаешь, с одной стороны ты права. Он вытащил пистолет, один из тех, что обычно выдаются полицейским, из заднего кармана джинсов и поднял его на уровень груди. Казалось, два его положения отделяло всего мгновение. Вот он усмехнулся на её слова, а вот уже направил оружие куда-то между ключиц. Только мгновение в миг превратилось в бездонную пропасть, когда вновь подступил страх. Он сковывал и без того холодные и почти нечувствительные руки, не позволял ногам сделать и полшага. Даже мысли остановили свой обычный поток, замирая где-то в бескрайней пустоте. Собственный рваный вдох для неё заглушил голос сержанта, приказавшего Рэнсому убрать пистолет и развернуться. Его глаза горели яростью, когда он перевёл руку куда-то на левый верхний карман её кофты и крепко сжал чёрную глянцевую рукоять. Вдалеке, может возле сторожки, послышался оглушающе громкий хлопок. Марта видела, как словно по команде дёрнулись вперёд офицеры, как выкрикнул её имя ошарашенный Бенуа, как победно улыбнулся Ренсом, прежде чем повернуться к остальным. Она всё это видела, но вокруг неё была ледяная, звенящая пустота, пропускающая звуки реального мира как через пару метров воды. Не было боли, исчез страх, осталось одно непонимание, что только что произошло и что может случиться в следующее мгновение. Колени будто сами собой подогнулись, и она упала на припорошенные снегом доски крыльца, которые самолично год назад покрывала лаком. Дневной свет отражался от сугробов, заставляя прикрывать глаза, в попытке спрятаться от режущей боли. Силуэтами она видела, как о чём-то говорили между собой люди, но разобрать слов пока не могла. Тело вело себя так, будто в крови у неё было не меньше бутылки виски. Голова гудела, как от сильнейшего похмелья, а мозг реагировал на каждое чужое движение заторможенно, опаздывая в хоть какой-то реакции на добрые несколько секунд. Поэтому она ясно увидела, как поднималась рука Рэнсома с ещё вложенным в неё пистолетом и как медленно она прижала дуло к виску. — Не двигайтесь! — его голос взрезал тот купол, что образовался вокруг и одним своим существованием не давал услышать и слова. — Не делай глупости, Хью, — Грея не узнать было бы просто невозможно. Как всегда насмешливая, хотя сейчас и невероятно серьёзная интонация не вызывала доверия. Он что-то говорил ещё, пытаясь убедить его в абсурдности действий, но водой сквозь пальцы утекали секунды, а вместе с ними и терпение. Марта попыталась подняться, но, почувствовав отдавшуюся в рёбра тупую боль в груди, с тихим стоном снова коснулась затылком разворошенного снега. Рэнсом повернул голову совсем немного, только чтобы удостовериться, что она всё ещё лежит и ему ничего не угрожает со спины. Но и этого короткого мига было достаточно, для того чтобы стоявшие впереди Бланк и Грей смогли схватить его за руки. Слаженно, как выдрессированные по команде — девушка видела это и не могла сдержать слабой улыбки, поймав мысль о том, что они были бы прекрасными напарниками. Тем временем полное осознание того, что произошло с ней, уже пришло, медленно и вальяжно заняв собой всё свободное пространство мысли. Если где-то есть соревнования по самому удачливому событию в жизни, в этом году приз бы точно достался ей. — Марта! — передав арестованного офицерам, Бенуа опустился перед ней на колено. Она, не переставая улыбаться, протянула руку к верхнему карману и достала электронную сигарету Мэг, в корпусе которой теперь виднелась оставшаяся целой часть патрона. — Я должна ей новый под, — медленно приподнимаясь, усмехнулась Марта и даже сама не смогла понять почему. Может быть, потому что собственная фраза показалась ей слишком уж сатиричной для такой ситуации. Может быть, потому что всё ещё не могла поверить в собственное счастье и, чего уж там, здоровье. А может быть, потому что до этого безумно испуганный взгляд голубых глаз теперь поблёскивал, отражая её улыбку на чужих губах. — Ты должна ей жизнь, — прошептал он, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Его ещё не мог отпустить страх и неверие, что всё закончилось вот так: не просто хорошо, а прекрасно. Но вот он видел её прямо перед собой, живую и невредимую, вытирающую слёзы ладонью и вдруг прижимающуюся к нему. От неё веяло холодом и её задевшие оголённую кожу ледяные ладони только убедили его в своей правоте: за это время она успела не только смертельно испугаться, но и замёрзнуть. И пока было неизвестно, что в итоге обернулось бы большими последствиями. Страх уже сходил на нет, а вот простуду, к сожалению, никто не отменял. Детектив расстегнул пальто и как мог укутал её, на задворках сознания чувствуя что-то сродни счастью. — Если бы ты знала, как я боялся потерять тебя. — Теперь мы просто обязаны встретить Рождество вместе, — сказала она с хитрым прищуром, чуть отстраняясь, чтобы снова увидеть его глаза. — Кажется, я тебя люблю. — Кажется? — Бенуа не мог унять заполошно бьющееся сердце и только сильнее обнял её, целуя в висок. Любые возвышенные, поэтические слова только мешали бы выразить саму сущность, ради которых их обычно и используют. А счастье, и с недавних пор они оба успели в этом убедиться, любит тишину. — Я тоже люблю тебя. Девушка мелко дрожала, касаясь пальцами тёплого свитера, и уткнулась носом в шерстяной ворот, надеясь хоть немного согреть не только руки, но и лицо. Даже спиной она чувствовала тепло его рук, так бережно, но крепко обнимающих её, и снова слёзы текли по её щекам. И остановить их она была не в силах: слишком много событий произошло за этот день, слишком много самых противоречивых чувств и эмоций свалились на неё одним комом, слишком страшной теперь казалась мысль о том, что Рэнсом попытался снова её убить. Повинуясь какому-то странному чувству, которые уже не могла различать между собой, она приподняла голову и взглянула на своего несостоявшегося убийцу как раз в тот момент, когда он, резко дёрнувшись вперёд, смог высвободить одну руку и выхватить у одного из офицеров пистолет. Кабреро хотела что-то крикнуть, но усталость ей позволила только сжать — насколько это могли замёрзшие и мало чувствительные пальцы — плотнее чужой свитер и закрыть глаза. Раздался выстрел.***
По щеке медленно текла слеза, а каминные часы отбивали десять. Они, да тихий шелест листов не давали комнате потонуть в тишине и тихом треске горящих щепок. Девушка заворожённо следила за пламенем, сидя в кресле с большой кружкой в руках с надписью «Мой дом. Мои правила. Мой кофе» на боку. Она едва касалась губами керамической стенки, отпивая на время забытый и потому уже остывший кофе. Никак не проходило ощущение, что это всё произошло когда-то очень давно и вообще может быть лишь приснилось. Тогда, два месяца назад, она была уверена, что её жизнь закончилась и в ней уже ничего не будет. О будущем, хоть в каком его проявлении, думать она не могла, но всё сводилось к следующему утру, дню, вечеру, ночи. Заранее забыть будущее человеку не представлялось возможном, хотя в иные минуты он бы и отдал всё за такую возможность. А может и хорошо, что сделать такое не в человеческой власти. Сколько бы пропало в нашей жизни, если бы мы могли забывать будущее, и сколько бы появилось, если бы мы умели его помнить. Словно плёночное кино, такое старое, в пыльной коробке с наполовину стёршейся надписью серым карандашом. И на этой плёнке вся ваша жизнь, от начала и до конца. И вы могли бы в любой момент перекрутить её вперёд насколько захотите или назад, вспоминая всё лучше, что успело с вами случиться. Вопрос лишь в том, стали бы вы это делать или нет. Девушка коснулась затылком спинки кресла и снова отпила из кружки, после устраивая её на подлокотник. Мысленно она бродила по коридорам этого дома того времени, когда здесь ещё всё жило и дышало Харланом. Это ведь было не столь уж давно, а снова кажется, что даже не в этой жизни. Она проходила по второму этажу, находя под ногами скрипучие половицы; спускалась по лестнице, в комнате под которой спала обычно Линда; заглядывала на камин, где в ящичке под часами лежали сигареты, спрятанные Мэг. А после выходила на террасу и мимо плетёных кресел на задний двор, где играла с собаками, пока не приходило время делать Харлану укол. Марта печально улыбнулась, возвращаясь мыслями в настоящее и удивляясь тому, как много всего успело произойти и как мало прошло с тех пор. Она наклонилась к журнальному столику, ставя на деревянную подставку свою кружку. Мгновенно брошенного взгляда хватило, чтобы увидеть раскрытую последнюю страницу книги. Как всегда в такие тёплые тихие вечера, погружённая в воспоминания, она могла просидеть не двигаясь больше двух часов, но сейчас не прошло и часа, а она успела заново пережить все последние яркие события своей жизни. Удивительно даже. — Вишнёвый пирог готов, пойдёте пить чай? — заглянув в гостиную, спросила Алисия, на ходу собирая волосы в пучок. В это время она как раз заканчивала свои видео-звонки с друзьями и спускалась вниз перехватить пару крекеров или, если ей везло, как сейчас, съесть кусочек чего-нибудь более существенного. — Да, спасибо, сейчас придём, — быстро кивнув, девушка скрылась за дверью, и послышалось, как с щелчком включился чайник. Марта ладонями вытерла влажные от слёз щёки и перевела взгляд на мужчину, который с одобрительной ухмылкой закрыл книгу и отложил её на столик. — Всё в порядке? — уточнил он, впрочем прекрасно зная, из-за чего она сейчас смотрела на него грустными глазами и старательно изображала на лице спокойствие и умиротворение. Она медленно кивнула и поднялась со своего кресла, попадая в его объятия. Порой она пыталась повторить то единое секундное движение, за которое он вставал со стула, кресла или кровати, но постоянно сдерживаемый ею в те минуты смех не давал сосредоточиться. Поэтому обычно она только украдкой ловила его действия, и иногда, как сейчас, сама делала шаг вперёд, чтобы крепче обнять поперёк груди и на несколько секунд словно бы раствориться в ощущении вечного счастья. — Я всё ещё думаю о том, что могла бы спасти Ренсома. — Марта, — вздохнул он, целуя её в лоб, — он хотел умереть. Поэтому и застрелился, ты ничего не могла бы с этим сделать. — Я понимаю, — кивнула она и на мгновение прикрыла глаза, вспоминая, какой ужас охватил её после второго выстрела. Каждый удар сердца эхом проходил по телу, отдаваясь особенно сильно в висках, а отпустить чужой свитер казалось непостижимой задачей. Но всё позади: Рэнсом мёртв, а они живы и здоровы, и пора идти дальше, оставляя позади всё то, что иногда мешало ей уснуть ночью. Сколько должно было пройти времени, чтобы отучиться, проходя каждый раз в коридоре мимо двери, смотреть на часы и прикидывать, когда закончится её смена. К новому дому, кажется привыкли все, кроме самой Марты, которая всё ещё ловила себя на недоверии к своему настоящему положению. Неужели это правда её дом? Точно, и по документам? А издательство? И Уолт даже не планирует отсудить половину, как законный наследник? Не улыбаться таким мыслям не получалось, и иногда она с тихим смехом входила в зал, чем озадачивала Алисию, которая, насмотревшись «Шерлока», везде и всегда пыталась применять дедукцию, несмотря на слова Бенуа о том, что в жизни это далеко не всегда работает так однозначно и безотказно. На столе в гостиной стояли ещё не расставленные тарелки и кружки, а со стороны кухни пахло ягодами и выпечкой. Мимо прошла мама с только что закипевшим чайником и поставила его на одну из деревянных подставок под горячее. Марта улыбнулась своим далёким от этого места и вообще реальности мыслям, принимаясь расставлять посуду. Бенуа отошёл к большому окну, за которым тяжело было увидеть что-то, кроме кристально чистого и потому слишком яркого снега. И подумал, что завтра можно будет попробовать уговорить Марту пойти гулять с собаками. Они особенно любили свежевыпавший снег, в который были готовы зарыться по самые кончики ушей. После таких прогулок Алисия всегда возвращалась мокрая, но счастливая, будто вместе с ними прыгала по сугробам в поисках добротной палки, которую потом обязательно нужно было утащить к себе в будку и не отдавать минимум неделю, или нору какого-нибудь зверька, одного из тех, чья шерсть поздней осенью сменяется на незаметную на белом фоне. Марта увлечений сестры не разделяла, будучи предельно довольной, что охранники дома накормлены, извалены в снегу, а значит попросту счастливы. Пока вытащить её на такую прогулку не удавалось: она постоянно упоминала горы нерешённых дел, которые, впрочем, решать никто не стремился и даже не собирался стремиться. Словно почувствовав близость какого-то заговора против неё, девушка обернулась на несколько секунд, пытаясь заметить причину его мечтательно-насмешливого вида. Но то ли метод дедукции Элис объяснила ей не слишком хорошо, то ли он действительно давал погрешности. — Какая завтра будет прекрасная погода для прогулок, — как нельзя вовремя проговорила её сестра, выходя из кухни с большим пирогом в руках. Он распространял вокруг себя запах горячей, спелой вишни и абсолютно точно одним своим видом говорил, что любые разговоры и тайны могут подождать до того момента, пока не будет выпит чай и съедено хотя бы по одному его кусочку. Бенуа усмехнулся словам Алисии, бросившей на него серьёзный и вместе с тем заинтересованный взгляд. Он уже успел догадаться, что она прекрасно знала об одном сюрпризе, который лежал в его сумке и вообще-то должен был дождаться дня рождения Марты, который планировалось отмечать в широком родственно-близком кругу через полтора месяца. Но любопытство не порок и теперь она фактически не давала ему прохода, заваливая не только учебно-теоретическими вопросами, но и безапелляционным: когда ты сделаешь ей предложение? При этом имея такой вид, будто всё уже решено, спланировано и расписано, и остались сущие формальности. — Правда, Марта, не хочешь пойти с нами выгуливать собак? — как будто бы сдаваясь под её напором, но на самом деле даже не думая о том, чтобы отступать от своих намеченных планов, весело спросил детектив, подходя к столу и жестом предлагая вернувшейся с кухни миссис Кабреро сесть первой. — Почему бы и нет, — пожала плечами девушка, разрезая пирог. Разговор о прогулках был действительно отложен до лучших времён, но бессмысленный, а потому невероятно тёплый и уютный разговор продолжал идти, кружась по комнате вокруг четверых людей, из которых двое украдкой поглядывали на единственного мужчину в этом семейном кругу и будто чего-то ждали. Но беседа продолжалась в каком-то отстранённо-неважном русле и постепенно взгляды утихли, давая возможность Бенуа выдохнуть спокойно. Марта их переглядок не замечала, продолжая наслаждаться каждой минутой этого прекрасного вечера. Тихий, но искренний смех грел сердце, наглядно показывая ей, ради чего, а вернее ради кого, она переживала все трудности последних месяцев. А за окном падал снег, явно намереваясь всё обозримое пространство превратить в единое белое полотно.