воскресший закат

      После самой кровопролитной войны, которая когда-либо была в истории мира шиноби, прошло более тринадцати лет. Деревни отстраивались по новой, раненные ниндзя успешно шли на поправку, хоть и бывали летальные случаи у тех, кто бездумно бросались в самый эпицентр на главного врага — Вэнь Жоханя с его мощным оружием.       Существенно изменилось и образование: в академиях разрешено рассказывать про войну настолько скудно, чтобы большинству ученикам не взбрело в голову копать поглубже и узнавать наиболее мрачные и ужасающие факты, в том числе про «героя» Вэй Усяня, который пожертвовал своим телом — взрослые ниндзя да и обычные люди презирают такой поступок, прикрывая свою трусость ярым отстаиванием того, что это безрассудно и он только больше принёс бед в мир и в бывший клан.       Но даже спустя такой огромный промежуток времени о нем не умолкали, приукрашивая местные байки неправдивыми фактами, тем самым подливая масла в огонь ненависти и презрения общества: — Эй, ты слышал, что он однажды устроил частичный геноцид в Юньмэн Цзян?! Жаль, что он отделался только изгнанием. Могли бы и казнить предателя. Но я уверен, что этот жалкий Вэй Усянь где-нибудь сгинул. — Говорят, что он не смог удержать демона внутри себя, мол, неправильно наложил печать. Н-да, зачем тогда хвастался своей храбростью? От него только одни беды были. Хорошо, что нашим детям ничего не рассказывают про него, а то ещё найдутся последователи и всё, прощай мирное время. — Вот-вот… Стоп, в смысле последователи? — Ну, ходят слухи в узких кругах, что он все-таки не умер и сейчас преподаёт запрещенные и тёмные техники… Правда, сомнительно это, так как демон пожирал огромную часть чакры и он был буквально выжат, как лимон. Повторяю, это всего лишь слухи.       Двое взрослых мужчин продолжили своё дружное осуждение, не забывая добавить про открытую ненависть его приёмного брата — Цзян Чэна, который при любом прямом или же косвенном упоминании Вэй Усяня искрился молниями и сжимал до скрежета зубы, а после успокаивался путём поглаживания кольца на указательном пальце и скорее приказывал, нежели просил, замолкнуть разговаривающих, угрожая им Чидори с хладнокровным взглядом. Никто конкретно не знает в чём именно заключается его ненависть, но все склоняются к единому мнению, что из-за убийства его родителей. Пылкие сплетники заговорили также про Цзян Яньли — его приёмную сестру, искренне, даже возмущенно, удивляясь тому, что она не испытывает ни капли ненависти к Вэй Усяню по сей день. Они пришли к выводу, что ее сестринская любовь настолько огромна, что способна затмить ненависть, в отличие от Цзян Чэна. Правда, восхищение вызывает только ненавистник, а она иронические насмешки.       В трактире стало довольно душно от большого вечернего наплыва людей и мужчины решили выйти на улицу подышать свежим воздухом. Они настолько были погружены в свой диалог, что не заметили, как их открыто подслушивал молодой человек в чёрном плаще и накинутым на голову капюшоном, который хорошо прикрывал его очертания лица. В их руках синхронно чиркнула зажигалка, подпалив конец сигарет. Да и во время перекура они продолжили трепать языками, смакуя и выдыхая никотиновый дым через рот и нос. Неизвестный тишком встал сзади них и с легкой ухмылкой на губах заговорил: — Уважаемые, прошу меня извинить… Мужчины обернулись на него в немом вопросе и с удивлением в глазах, внимательно рассматривая фигуру в плаще. Не могут сказать точно, парень или девушка перед ними, но медный и внятный баритон указывал на мужской голос, а неприметное и худощавое телосложение наводили на мысль о девушке, хотя «девушка» далеко не низкая. Незнакомец понял, что вызвал у них недоумение, великодушно улыбнулся и скинул с головы капюшон, открывая взору своё утонченное лицо с красными тенями на веках. Он поднял на них свои грязно-серебряные глаза и на мгновение в них показалась неподдельное презрение, которое он поспешил скрыть резким хохотом. — Ты сумасшедший или как? Что тебе нужно, фрик? — один из мужчин сказал это довольно серьёзным тоном, отойдя назад. — Вы выглядели напряжёнными, хотел разбавить обстановку… — парень поник и жалобно посмотрел. — Говори, что нужно, чудило. — Хорошо-хорошо! — он задумчиво почесал подбородок, — Я случайно подслушал ваш разговор за барной стойкой. Вы упомянули слухи о Вэй Усяне и мне стало кое-что интересно… — он перевёл взгляд на того, кто отошёл от него подальше, — А где именно он может обитать? Мужчина фыркнул, сплюнул после сигареты и потушил её открытым носиком таби*, тихо посмеиваясь над ним: — А толку-то будет, если я скажу? Зачем тебе это? Неужели заделался его фанатиком? Парень прекрасно знает, что из-за положительных ответов его свяжут и кинут в тюрьму к остальным смельчакам, чьи поиски Вэй Усяня заканчивались довольно печально и безуспешно, некоторых даже в психиатрическую больницу отправляли. Он, сквозь тысячу извинений перед своим кумиром, скривил губы и отмахнулся: — Я и его фанатик?! Пф, что за собачья чушь! — он вздернул нос, — Если он жив, то я хочу с ним покончить окончательно. Прям не терпится! — для достоверности он даже сжал кулаки, — Довольны? Два остолопа переглянулись между собой и слегка кивнули головой, убеждаясь в лживых словах этого загадочного человека. — На горе Илин, только до неё добираться трудно и очень долго. Может…помочь? И как тебя зовут, чудик? — Спасибо, но я сам справлюсь. Мо Сюаньюй. Мо поспешил поскорее удалиться с игривой усмешкой на губах, оставляя этих двух наедине ошеломленными, ведь и о нём тоже пускают самые грязные и интересные слухи: обрезанный рукав, влечение к своему сводному брату, увлечение культами.       Путь и правда оказался трудным и затянутым по времени на несколько суток, в принципе, как ему и сказали, но Мо Сюаньюй не жаловался и упорно шёл к своей цели, мысленно молясь про себя, чтобы слух оказался правдой. Поиски Вэй Усяня заняли намного больше времени, чем путешествие до горы Илин — примерно три года. Раньше Мо даже краем уха не желал слушать грязные слухи и всячески игнорировал их, но после поочередного изгнания из деревень и из клана Ланьлин Цзинь он поменял подход и старался как можно больше подслушивать разговоры, как у тех двух мужчин. В дороге ему пришлось ночевать несколько раз на подстилке из собственного плаща, разгоняя тепло по телу с помощью чакры, которая и то дело выходила из-под контроля, вызывая у бедного озноб. К слову, чем ближе он был к горе, тем чаще шли дожди, которые напрочь смыли его нелепый макияж, от чего он стал выглядеть еще моложе своего возраста. Мо все эти года уверенно твердил про себя, что Вэй Усянь жив и он обязан стать учеником такого великого человека и героя страны. Из-за фанатизма он даже встревал в драки, пытаясь доказать, что такой человек, как он, достоин только любви и всеобщего уважения, а не неприязни и ненависти. Увы, его выставляли клоуном и всячески покидали побитого в одиночестве. Путник выбрался из огромного леса и издалека увидел небольшую деревню, радостно подскочив на месте. Он подошел к ручью, разделяющий густой лес от подножия горы Илин, и склонился над ним, приводя свои угольно-чёрные волосы в порядок, как и запачканное лицо. Правда, ему помешал кунай, которым явно целились в него, но промахнулись и попали в траву под ногами. Мо Сюаньюй в панике глянул на оружие и расслабленно вздохнул, не обнаружив на нём взрывной печати. Значит, предупреждение. Он выпрямился и отошёл назад, уткнувшись спиной в чьи-то скрещённые руки на груди. — Ты кто? — процедил юноша, холодно смотря своими ртутными глазами на чужака. Мо от неожиданности вздрогнул, взвизгнул и поскользнулся на траве, пытаясь ринуться вперёд от него, но его вовремя подхватили под мышки и не дали упасть. — Я-я… — он мельком глянул и нервно проглотил слюну, — Пришёл проситься у господина Вэя стать его учеником. Юноша молча и пристально разглядывал его, словно пытался установить его личность, но на ум приходило только: «Что за нелепый дурак? Как он вообще нашёл нас? Зачем ему быть учеником гэгэ?» — Господина Вэя? Ты о ком? — всё же, не стоит доверять такому странному чужаку и выдавать своих. Сюаньюй закивал головой и, сам не зная зачем, поведал ему историю о поисках Вэй Усяня, приукрашивая это томными вздохами и хныканьем. Юноша с некой презренной усмешкой выслушал его и забрал свой кунай, выдернув из земли. — Почему тебя не кинули в тюрьму, м? — Потому что я умнее этих болванов, которые даже притвориться не могут! Я заявил о том, что если господин жив, то я покончу с ним раз и навсегда. — А вдруг ты и правда хочешь покончить с ним? — он недоверчиво прищурился и направил на него острый наконечник куная. Сюаньюй возмущенно вспыхнул и отошёл подальше, сваливая на него град обвинений в том, что он вообще не слушал его, повторяя частями свою историю и особо выделяя слова «ученик» и «мой кумир». Юноша же закатил глаза и убрал холодное оружие в набедренную сумку, отворачиваясь от шумного чужака. Он монотонным и сухим голосом приказал ему ждать и неподвижно стоять на своём месте, а сам направился в деревню за тем, кто ему жизненно необходим, как кумир и как учитель. Мо пробубнил невнятное и что-то оскорбительное себе под нос, уселся в позу лотоса на жёлтую, высушенную траву и стал с волнением ожидать. Ему не пришлось по духу холодность и неприветливость молодого человека, зато его красота сумела затронуть некоторые струны внутри: прекрасная и утонченная внешность, глаза цвета ртути, по лопатки тёмные волосы, собранные в невысокий хвост чуть выше затылка, и очаровательное телосложение. Но он вовремя отогнал от себя такие мысли, прикинув сколько лет нахальному юнцу.