Алекс Волф

Пока вокруг ищут мир и покой, Ей нужен шторм, яростный и слепой

      Это началось, насколько помнилось Алекс, лет семь назад в Кассии, и почти одновременно по всему миру. Сначала – резкое увеличение смертности среди пожилых мужчин. Причинами тогда сочли экологическую обстановку, ГМО, возможно образ жизни. Никто не ожидал, что это только начало. Уже через год численность мужчин старше 60 лет сократилась почти в два раза. При этом и среди трудоспособного мужского населения наметились тенденции большей смертности от, казалось бы, обычных заболеваний: ОРВИ, пневмонии, гриппа. Выявленный, наконец, в ходе многочисленных анализов новый штамм вируса по какой-то причине поражал, как оказалось, только людей с мужским хромосомным набором. Произошёл всплеск и младенческой смертности, опять же среди младенцев мужского пола. 75% мальчиков не доживали и до пяти лет.       Мир начал разваливаться на части. Часть мужчин с молчаливого одобрения власти обвинила во всем женщин и феминизм. Женщины только начали приближаться по своим правам к мужчинам, как их снова изгнали из властных структур, заставляя превращаться в домохозяек. Все феминистические движения объявили "радикальным феминизмом" и практически приравняли к террористическим группировкам.       Правительство направило огромные средства в "Центральную медико-генетическую лабораторию" Кассии. Несколько женщин-учёных создали собственную организацию "Союз продолжения жизни", занимающуюся исследовательской работой, в том числе изучением возможностей продолжения рода без участия мужчин и, по слухам, даже добивались некоторых успехов.       Алекс видела, как рушится и ломается мир. Как в один миг мужчины стали ненавидеть женщин, обвиняя их во всем. Хотя она не сомневалась, что эта ненависть была и раньше. Была всегда. Чего стоил принятый закон о запрете абортов, если по анализу ДНК определится, что это мальчик. Снова запретили однополые браки и любые формы гендерных переходов. Всерьёз обсуждался законопроект, согласно которому любая женщина, достигшая 18 лет, должна каждые три года рожать ребёнка. Да, финансирование для этого закона обещалось впечатляющее, но кто в своём уме захочет судьбы инкубатора.       Алекс была из тех, кого всегда называли "трудным ребёнком". "И такой же осталась", – иронизировала она. В своём родном городке с численностью пятнадцать тысяч человек ей было безумно скучно. Там ничего не происходило, а вокруг жизнь кипела и взрывалась. Ей хотелось участия, глобальных перемен, большей свободы. Практически невероятным для неё усилием воли Алекс закончила старшую школу и сбежала в столицу за пару тысяч километров, рассчитывая не возвращаться.       И вот, четыре года спустя, она проходит практику в Салтисе, примерно в ста километрах от её родного города, Сигиды. «Меня ждёт там только пыль», – сказала себе Алекс, когда в первый раз пришла в голову мысль вернуться. Где-то там у неё есть сестра, возможно даже не одна и когда-то был отец, с которым она не виделась с детства, но он, наверное, давно мёртв.       Алекс вздрогнула, услышав гудок поезда, прибывающего в место назначения, но не от неожиданности, а от странного, иррационального страха перед тем, что она здесь увидит. Но этот город ничуть не изменился. Здесь действительно были только пыль и труха, желтоватая глина и пожухлые растения. И все же эти нерадостные места странным образом вдохновляли Алекс, заставляли чувствовать себя сильнее. Чуть больше часа на поезде и пятнадцати минут на ожидание автобуса едва хватило на то, чтобы унять сердцебиение. «Мне никогда не было здесь хорошо. Ничего не изменилось и не изменится».       …       Алекс не взяла такси, убедившись, что не забыла ни одной улочки, ни одного поворота. Уверенно постучала в дверь.       – Здравствуйте, кто вы? – Девушка с фотографии в копии дела смотрела на неё удивлённо.       – Я Алекс Волф, я прохожу практику в полицейском участке Салтиса. Я бы хотела с вами поговорить.       При упоминании полицейского участка девушка стала серьёзной и замкнутой.       – Я дала показания. Много раз.       – Я не за этим пришла. Я видела, кто работал с вами в полиции и понимаю, что этот человек, наверное, не то, что не помог, а мог навредить. Я видела материалы дела и хотела бы убедиться, что из них ничего не вычеркнуто, не стёрто.       Девушка смотрела на неё, словно решая, стоит ли верить, а потом отступила назад, приглашая войти.       – Меня зовут Юджин, можешь называть меня на «ты». Я прослушала, как тебя зовут. Заходи.       Алекс решительно шагнула вперёд, закрывая за собой дверь.       – Меня зовут Алекс. Я сказала капитану Мартину, что надеюсь, что все они скоро вымрут, как динозавры.       Теперь Юджин смотрела на неё с улыбкой. Она провела её в маленькую комнату и села прямо на пол, уступая Алекс место на диване.       – Мы не заслуживаем того, что сейчас происходит, но мы добьёмся лучшего, – уверенно сказала Алекс, садясь на пол напротив неё. – Если хочешь, ты можешь поделиться со мной. Говорят, что так легче, когда кто-то слушает.       – Уже всё нормально, – покачала головой Юджин. – Но больно оттого, как много людей не придают этому значения. Мир рушится, говорят они, а у тебя – просто мелочи. То, что разрушился мой мир, они не понимают.       Алекс молча смотрела на девушку, которая выглядела лет на шестнадцать в домашнем халатике, с собранными в хвост волосами и густой чёлкой. Та тоже молчала, а потом вдруг заговорила тихо, но быстро и сбивчиво:       – Между нами никогда ничего не было. Мы просто здоровались, общались иногда. Учились в параллельных группах. После одного из экзаменов пересеклись, он позвал меня гулять, предложил отметить экзамен.       Юджин снова замолчала, и Алекс не перебивала её, давая собраться с мыслями.       – Я сама виновата, понимаю. Мы выпили пива, потом деньги кончились, а он сказал, что дома есть вино. Я поехала с ним. Мы выпили немного вина. Он все рассказывал о том, что одобряет нынешнюю политику, что только стимулированием рождаемости мы наконец вернём мужчинам их руководящую роль, а женщинам их природную. Я пыталась спорить, но в итоге он начал обнимать меня, говорить, что ничего страшного в этом нет, что каждый должен играть свою роль, что я не должна противиться этому. Я просто замерла, я не понимала, как его остановить, ну и всё случилось. Как только он отпустил меня, я убежала.       Алекс закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Читать сухие материалы дела – это одно, разговаривать с пострадавшей стороной – совсем другое. Алекс почти пожалела, что приехала сюда. И всё же девушку было жаль больше, она пострадала, так сильно, что возможно, это никогда не исправить. Прикрыв глаза, Алекс протянула девушке руку, но не трогая её.       – Ты не виновата ни в чём. Ты правильно сделала, что написала заявление.       Юджин посмотрела на протянутую руку, но не взяла её, вместо этого отвернувшись к окну.       – Правильно? Что я сделала правильно, если надо мной начали смеяться? "Скромняшка Фрай уже не такая скромная", – говорили одногруппники. "Ты просто не поняла, тебе надо попробовать ещё раз". А в полиции мне прямым текстом сказали, что сейчас не время для таких заявлений. Что наши права волновали всех лет пять назад, а сейчас важнее базовые потребности: размножение и продолжение рода. Требовали забрать заявление. Ты не представляешь, чего я наслушалась. И самое ужасное, что я не смогла бы даже избавиться от ребёнка, если бы это был мальчик. К счастью, я не забеременела.       Алекс пыталась найти неловкие слова поддержки и уже полностью жалела, что поддалась импульсу приехать сюда.       – То, что произошло с тобой, отвратительно. И в этом нет ни капли твоей вины. Таким как он, нужно отрезать члены, а не просто сажать в тюрьму. Но ты не сдалась, а значит, ты невероятно сильная.       – Я уже сдалась. Я уехала из Салтиса и собираюсь забрать документы из универа. Сестра говорит, что я слабая.       – Это не слабость. Ты имеешь право выбирать то, что для тебя лучше. Если там слишком плохо, то уходи. Тебе очень нравилось там учиться?       – Не слишком.       – Ты ведь училась на юристку? А чем бы ты хотела заниматься?       – Не знаю. Сейчас я думаю, что мне бы больше подошло что-то, что можно делать руками: рисование, или кулинария, или садоводство.       – Интересный выбор, – вежливо улыбнулась Алекс.       – А ты почему решила работать в полиции?       Алекс наклонила голову вбок, прикидывая, стоит ли быть откровенной. Она не слишком любила говорить о себе. Но Юджин-то рассказала ей всё.       – Мне всегда говорили, что я немного того. Я мечтала сбежать из Сигиды и пыталась сделать это при любой возможности. Иногда неделями жила на улице, ночевала под мостами. Однажды меня задержали в Прентоне, а так как у меня в столице никого не было, продержали в участке всю ночь. Тогда я поняла: вот то, что может меня удержать. Решётки, дисциплина, форма. Потом я поступила в академию правоохранительной системы в Прентоне.       – И что, это помогло? Я имею в виду, помогло тебя удержать?       – Не особо, – Алекс рассмеялась, и Юджин засмеялась с ней.       – Алекс, а можно тебя спросить? – вдруг перевела тему девушка. – У тебя были отношения с мужчинами?       – Меня это не интересует, никогда не интересовало – резко ответила Алекс, а потом смягчив тон, добавила, – отношения не для меня. Никакие. Если хочешь знать, я ни разу не видела свою сестру, которая живёт здесь, в Сигиде.       – У тебя здесь родная сестра? Почему ты её не видела?       – Потому что мне на это плевать. Родство по крови ничего не значит. Кстати, а где твоя сестра? В твоём деле написано, что ты живёшь с ней.       – Они с мужем и дочкой уехали куда-то на пикник. Сомневаюсь, что в такую жару они найдут непересохшую речку.       – Да, вторую неделю под 40 градусов, это слишком. Особенно для Сигиды, где и так ничего не растёт. – Девушки снова рассмеялись.       – Алекс, если вдруг я решу поступить в Прентоне, мы можем с тобой там встретиться? Дашь мне свой телефон?       – У меня нет мобильника. Не смотри так, мне он не нужен. На заданиях выдают служебные.       Юджин погрустнела, и Алекс стало неловко.       – Я ещё даже не полицейская. Но если нужно будет от меня что-то, обратись в академию Прентона.       Юджин посмотрела на неё как-то очень серьёзно:       – У меня тоже.       – Что тоже?       – Тоже не было отношений с мужчинами. На самом деле я думаю, что мне нравятся девушки.       Алекс почувствовала, что готова покраснеть.       – Тебе повезло, любить мужчин сейчас опасно. Да и выбор побольше.       Она не хотела шутить на эту тему, но слишком уж серьёзно Юджин на неё смотрела. Алекс встала.       – Мне пора идти. Надеюсь, я не огорчила тебя, заставив снова все вспоминать.       – Нет. – Девушка грустно улыбнулась. – На самом деле ты помогла мне. С тех пор, как я переехала, я ни с кем почти не общалась. Даже из дома выходить не хотелось.       – Доведи дело до конца. Выдержи суд, но посади мудака в тюрьму. Желаю тебе удачи.       – Надеюсь, мы увидимся.       – Конечно увидимся, – легко ответила Алекс, понимая, что вряд ли это случится. Просто случайная собеседница. Попутчица на пару часов, с которой можно поделиться чем-то, даже личным, а потом расстаться навсегда.       Алекс протянула руку, и Юджин церемонно пожала её, а потом шагнула вперёд и обняла её. Алекс неловко обняла её в ответ, быстро отстранилась, бросила «пока» и направилась к выходу.       Обманывать Юджин было легко, но себя Алекс как ни старалась, обмануть не могла. «Ты же знаешь, зачем ты приехала». Поступив в академию, она запретила себе возвращаться в Сигиду, Никаких отношений, никаких привязанностей. На самом деле она часто думала о сестре. Алекс представляла её почему-то невысокой, с пышной чёлкой. Похожей на Юджин. Алекс только что поняла, почему эта девушка так её зацепила. Но Юджин всего на два года младше, а сестре сейчас должно быть около шестнадцати.       Только бы больше не вернуться сюда. Только бы не вернуться.       …       Алекс знала, что проблем в понедельник не избежать. Но на этот раз Джонс была не просто сердитой, а такой, какой Алекс за две недели её ещё не видела.       – Доброе утро, майор Джонс, – вежливо поздоровалась Алекс.       – Какого чёрта с тобой не связаться в выходные? – услышала она вместо приветствия. – Ты должна все время быть доступна.       – У меня нет мобильного телефона, майор Джонс.       Начальница отделения убирала в шкаф бумаги, когда Алекс вошла и, повернувшись к ней, резко хлопнула стеклянной дверцей, рискуя разбить её вдребезги.       – Курсант, я тебя предупреждала. Ты сказала, что все поняла.       – О чем вы говорите?       Алекс не пыталась прикидываться, но по опыту знала: лучше дождаться прямого обвинения, прежде чем начать оправдываться.       – Ты прекрасно знаешь, о чем я. О Юджин Фрай. Потерпевшая дала все показания и ждёт суда. Какого чёрта ты у неё делала?       Вот и обвинение. Алекс резко выпрямилась, но ничего не ответила.       – Ты понимаешь, что ты не офицер, даже не стажёр? Твоё дело – выполнять приказы. Ты не имела никакого права и никаких полномочий беседовать с участниками дела.       Алекс продолжала стоять молча, сказать было нечего.       – Зачем ты к ней направилась?       – Хотела перепроверить материалы дела. И ещё мне было жалко её. Пережить такое, ещё и наткнуться на Мартина, который не считает женщин за людей.       – Молчать! – Джонс резко стукнула ладонью об стол. – Что за безрассудная глупость! Думаешь, тебе всё позволено? Думаешь, правила придумали для таких как ты, чтобы их нарушать?       – Вы даже не поговорили с ней! Вы тоже считаете, что это ерунда, мелочи? – Алекс понимала, что её снова несёт не туда, но, как всегда, не смогла остановиться. – Вы скорее защитите насильника, чем невиновную девушку! Вам стоило родиться мужчиной и участвовать в этом фемициде.       Майор Джонс внезапно стала спокойной. Слишком спокойной. Она обошла стол, подошла к Алекс и резко толкнула её к стене, сильно вдавив правой рукой её левое плечо в стену.       – Не смей так со мной разговаривать.       Чётко выговаривая слова, она продолжила:       – Хочешь ты или нет, а здесь ты подчиняешься мне. Знаешь, как часто выпускников распределяют туда, где они проходили практику? Хорошо подумай, как ты будешь работать со мной всю жизнь.       Джонс опустила руку и отошла на шаг назад.       – Ты говорила о том, что больше любишь полевые задания, а не работу с документами. Я дам тебе настоящую работу.       Джонс подошла к столу и взяла трубку телефона.       – Капитан, зайдите ко мне, пожалуйста.       Через минуту в дверь постучали. Незнакомая Алекс офицерка удивлённо посмотрела на неё. Алекс осознала, что до сих пор стоит, вжавшись в стену, и сделала шаг вперёд.       – Капитан, у вас же есть дежурство на слежку?       – Так точно, майор, график составлен.       – Нужно его поменять. Это курсант Волф, она поступает в ваше распоряжение с сегодняшнего дня на три ночных смены.       – Три смены подряд? Думаете, курсант справится?       – Она знает, что если не справится, то вылетит из академии. – Начальница перевела взгляд на Алекс.       – Слушай меня внимательно. Ночная смена с 10 вечера до 6 утра. В 9 утра ты должна заступить на работу в отдел. Если провалишь задание, учёбу не закончишь. Всё ясно?       – Так точно, майор, – осторожно ответила Алекс, понимая, что проблемы у неё серьёзнее, чем она рассчитывала.       Выходя из кабинета вслед за незнакомой офицеркой, Алекс услышала, как Джонс бросила ей вслед:       – Капитан Мартин вчера попал в больницу. Прогнозы неутешительные.       …       Алекс знала правила слежки, они этому обучались. Внимательно изучить информацию. Быть максимально незаметной. Быть непредсказуемой. Менять одежду, менять место. Голубые пряди в волосах быть незаметной не помогали. Кепка ночью – тоже не вариант. Не платок же повязывать на голову.       К вечеру её рваная стрижка до плеч с цветными прядями превратилась в короткое полностью чёрное каре. В фильмах спецагентессы постоянно ходят с такой причёской. А чем не секретная агентесса Волф – в удобной чёрной футболке, чёрных джинсах, в одной руке пачка сигарет, в другой – выданный телефон, в ушах наушники, в кармане плеер, спички, блокнот с ручкой и немного налички. Кнопочный мобильник – почти как рация. Она заступила на дежурство с удовольствием.       И уже через час смертельно заскучала. Музыка раздражала, жара не спадала даже ночью, комары заставили Алекс пожалеть, что она не надела футболку с длинным рукавом. По ночам объект (мужчина) обычно никуда не выходил, но с его помощью нужно было выйти на продавца наркотиков. Рано или поздно у него кончится запас, и он договорится о встрече. «Пусть это случится сегодня, а лучше сейчас», – почти просила Алекс, не зная у кого.       А майор Джонс знала, как её наказать. Алекс потерла плечо, от её железной хватки точно будет синяк. Пачка сигарет закончилась ещё в три часа утра, а спички пригодились бы, чтобы вставлять в глаза, если бы это помогло. Она несколько раз меняла место наблюдения, но ни разу не увидела ни света, ни движения в интересующей квартире. Свою смену она встретила, сидя на скамейке у соседнего дома, из последних сил стараясь не отключиться.       Два часа сна Алекс не помогли. Да и не важно. Главный принцип: никогда не показывай слабости тому, кто сильнее, – вот единственное, что всегда помогало.       – Доброе утро, майор Джонс, – громко и бодро заявила Алекс. – Какое будет назначение на день?       – Иди в оперативный отдел. Там тебе дадут работу.       Начальница явно заметила её новый облик, но ничего не сказала, не упоминала и вчерашнее. Ей бы тоже промолчать в ответ, воспользоваться ситуацией, принять правила игры. Но, как всегда, не вышло.       – Майор Джонс, как вы узнали, что я ездила к Фрай?       Джонс вопреки опасениям улыбнулась, как будто ждала этого вопроса.       – Кто-то из соседей сказал её сестре, что приходила полицейская. Сестра обратилась сюда с гневной жалобой, почему бедную девушку до сих пор допрашивают.       – Я была в форме, – виновато опустила голову Алекс.       – Я ведь уже сказала, что это полнейшая глупость, а ты начала со мной спорить.       – Виновата, майор, – с ощущением стыда, на этот раз вполне искренно ответила Алекс.       Ко второму дежурству Алекс подготовилась более основательно: взяла с собой две пачки сигарет и литр энергетика. Уже к обеду она еле держалась на ногах, а вечером успела поспать всего три часа.       Улица была также безлюдна и скучна, жар от асфальта буквально обжигал ноги. Окончательно стемнело уже в полночь. Алекс попыталась представить себя писательницей, ищущей вдохновения под звёздным небом. "Ночь накрыла Салтис грязным одеялом. В воздухе витали комары и запах пыли. Пожелтевшие ещё в начале лета листья жалобно шелестели". Получалось не очень радостно, и Алекс забросила эту идею.       В два часа ночи она заметила женщину, идущую в тот самый подъезд. Она могла просто запоздать домой, но Алекс вдруг накрыла знакомая волна адреналина.       На эту ночь она выбрала себе прекрасное место. Под стеной дома прямо на асфальте, на который она постелила разложенную картонную коробку. С этого места она прекрасно видела вход в подъезд, а если бы кто-то и пригляделся к черному пятну у стены, то принял бы её за уличную бродягу.       Алекс была на 99% уверена, что девушка набрала на домофоне нужную им квартиру. Пока женщина поднималась, Алекс запоминала походку, силуэт, очертания лица, – только не одежду, – как её и учили. Сейчас она действовала точно по инструкции: ждала. В академии их учили пользоваться камерами ночного видения, делать снимки незаметно, но это Салтис, а не Прентон. Сердце под адреналином и энергетиками колотилось как бешеное.       Женщина вышла через десять минут. Тут же Алекс заметила одну вещь и поняла, что видела её и прежде: посетительница была в тонких перчатках, а значит отпечатки с двери снимать бесполезно. Ожидая, пока женщина выйдет, Алекс перебралась почти до конца дома, откуда она пришла, сохраняя подъезд в пределах видимости. И угадала, женщина действительно пошла этим путём. По пути она что-то набирала в телефоне, очевидно, вызывая такси. Алекс снова угадала. Она стояла на самом углу дома, единственном месте, где могла видеть и подъезд, и женщину. Фары отлично подсвечивали номера подъезжающей машины, в которую та села. Пора было звонить дежурным. Смену Алекс отработала до конца.       Было весьма любопытно узнать о результатах её ночного расследования, но Джонс снимать Алекс с утренней бумажной работы не спешила, а добровольно Алекс идти в её кабинет не собиралась. Начальница отделения вызвала её только после обеденного перерыва.       – Женщина, за которой ты проследила – та, кого мы искали. Адрес, куда она вызывала такси – её дом. А вот с утра она поехала в другое место – там только что обнаружили склад наркотиков. Алекс, ты молодец.       – Мне просто повезло, я делала свою работу.       – И ты сделала её хорошо.       Алекс нахмурилась, пытаясь скрыть то, что внезапно обнаружила: принимать заслуженную похвалу оказалось приятно.       – И ты ещё в распоряжении капитана Галани. Она даст тебе задание на сегодняшнюю ночь.       – Есть, майор Джонс, – послушно ответила Алекс. Она, конечно, надеялась, что, если дело раскрыто, ей не придётся провести ещё одну ночь на улице, но, с другой стороны, это тоже было заслуженно.       Казалось, пять недель практики никогда не закончатся. Постоянные дежурства, патрулирование улиц, стычки с Джонс и другими полицейскими. Медленная казнь через кабинетную работу в 45-градусную жару без кондиционера.       Кто-то другой радовался бы, что проходит практику в спокойном и тёплом месте. Пара часов – и ты на море. Не жизнь, а мечта. У Алекс даже не было купальника. "Ты должна быть благодарна за это", – зазвучал голос в голове, девушка даже не знала, чей. Слишком много раз ей говорили, что она должна думать, чувствовать, как должна себя вести, и особенно – как должна ценить то, что имеет. Как будто она когда-то кого-то о чём-то просила. Как будто она когда-то что-то имела.       Когда срок практики наконец закончился, а все документы были подписаны, Алекс собрала вещи буквально за пять минут, в предоставленной на время практики комнате, хотя и вполне светлой и достаточно уютной, она не имела никакого желания обживаться. Заехала за билетом на поезд на вокзал, больше похожий на какой-то старый и давно заброшенный театр, купила самый дешёвый билет на сидячее место у окна и, вместе с гудком отъезжающего поезда, выдохнула с облегчением. Ноги её больше не будет южнее Прентона. Никогда.       На поезде доехать до столицы занимает чуть меньше суток, на машине, пожалуй, ещё быстрее. Женщина на соседнем кресле увлечённо читала книгу, название которой Алекс не могла разглядеть. Да и не всё ли равно, читать она не любила. Особенно классическую литературу из школьной программы. В жизни и так достаточно дерьма, чтобы ещё и погружаться в него добровольно. Алекс встала и прошла по вагону. Постояла в проходе у окна. Налила кипятка. Даже через два часа он не остынет. Недовольно вздохнув, она вернулась на своё место, задёрнула шторку на окне, прислонилась к ней головой, и погрузилась в свои мысли.       ...       В общем-то, хоть Салтис и был земным филиалом ада, практика прошла относительно спокойно. Спокойнее, чем обычно с ней бывало. И даже познавательно, и не в смысле познания новых нецензурных ругательств в свой адрес.       Алекс вспомнила очередную беседу с Джонс, которая должна была закончиться тем, чем обычно заканчивались подобные беседы в академии и прежде, ещё раньше: угрозами, оскорблениями, наказанием, но не закончилась ничем кроме непонятного и неуютного ощущения собственной уязвимости, испытывать которое снова не хотелось.       Привычка Алекс курить почему-то многим не давала покоя, было только вопросом времени, пока она не достанет и Джонс настолько, чтобы та решила её отчитать.       – На территории отделения курение запрещено, о чём тебе прекрасно известно.       – Я просидела весь обед в архиве, у меня не было возможности куда-то выйти, – защищаясь, ответила Алекс.       – Это не даёт тебе права нарушать распорядок, – сурово возразила начальница.       – Меня не было десять минут. Мне разрешили сделать перерыв.       – Перерыв на обед, не на курение.       – Что такого ужасного в одной сигарете?       – Я не запрещаю тебе курить, я запрещаю тебе курить здесь, на территории.       – Я же сказала, что не успела бы найти другое место.       Алекс могла переговариваться часами, и знала, что Джонс тоже это знает.       – Сядь, – спокойно сказала Джонс. – Поговорим по-другому.             Алекс недовольно села, ожидая привычного продолжения лекции. Вместо этого она услышала неожиданный вопрос, тот же, что задала ей Юджин пару недель назад: почему она выбрала полицию. Алекс сомневалась, стоит ли откровенничать и сейчас. С другой стороны, разве ей не наплевать, что о ней подумают? Что Джонс может ей сделать за всего лишь слова, не поступки?        – Я могла стать либо полицейской, либо преступницей. И я ещё не уверена, что выбрала правильно, – Алекс усмехнулась и подняла взгляд, демонстрируя абсолютное равнодушие к оценке со стороны.       Джонс долго смотрела на неё, и Алекс не покидало ощущение, что она видит сквозь весь этот блеф, видит её так, как будто она всё ещё была неуверенной в себе четырнадцатилетней девочкой, бежавшей отовсюду и не находившей места нигде.       – Ты сделала правильный выбор, пожалуй, единственно верный. Я знаю таких, как ты. Всегда на пределе, надломанные, ищущие себе проблем. Из них получаются лучшие полицейские, но они и чаще погибают, если их не удержать. Тебе нужен адреналин. А если ты его не получаешь, то начинаешь искать, и часто это плохо заканчивается. Это твоя природа.       Алекс смотрела на неё недоверчиво и возмущённо.       – Вы думаете, что знаете меня лучше, чем я сама?       – Алекс, я работаю в полиции двадцать четыре года. Я слишком многое видела. Ты и сама знаешь, что я права.       – Нет, не знаю.       Джонс покачала головой и вздохнула.       – Как сейчас у вас называется предмет, где изучают типы и мотивы поведения? Ты должна была встретить то, о чём я сейчас говорю.       – Если вы про адреналиновую зависимость как мотив к преступлениям, то там ничего не было сказано про то, как люди с этим живут.       – Ты научишься. С возрастом и опытом. Найдёшь способы, подходящие для тебя. Сейчас говорить тебе "Просто контролируй себя", это как говорить человеку с депрессией "Просто не грусти".       Алекс резко отодвинула стул и встала. Просто рандомная информация, не имеющая к ней никакого отношения. Да и не хватало ещё вести с начальницей личных бесед.       – Я больше не буду курить тут, можно мне пойти работать?       – Да, свободна, – отпустила её Джонс.       В последующие пару недель Алекс избегала конфликтов и встреч с начальницей отделения, вот ещё давать ей лишние поводы считать, что она разбирается в людях, а по их истечении с удивлением обнаружила, что успела за это время написать подробный отчёт по практике, и что практика, собственно, уже подходит к концу.       Всё ещё удивлённая тем, как ей удалось написать это без особых усилий, Алекс протянула Джонс толстую стопку бумаг.       – Это мой отчёт о прохождении практики и бланк характеристики.       – Оставь, я все заполню – кивнула начальница отделения.       – Майор Джонс, – осторожно спросила Алекс, – вы напишете в характеристике о моих нарушениях?       – Без меня в академии не знают о твоих проблемах с дисциплиной?       – Знают, и очень хорошо.       – Тогда к чему мне тратить своё время, расписывая всё это?       Алекс смотрела на неё, подбирая слова, чтобы ответить. Джонс перебила её, не дав ничего сказать:       – Можешь идти, я верну тебе документы, когда закончу.       Характеристика была прекрасной. Джонс высоко оценила и работу Алекс с документами, и помощь отделам, и роль в слежке за подозреваемым. И ни слова о проблемах с Мартином, о визите к Фрай, о грубости и нарушении правил. Вряд ли это поможет, но она сделала, что могла.       Да, работать под началом Джонс было не самым плохим вариантом. По крайней мере Джонс всегда могла поставить её к стенке. Но Алекс понимала, что в Салтисе умрёт со скуки. И к тому же на прощание начальница сказала ей:       – Я дам тебе только один совет: больше не возвращайся.       Наконец Алекс нашла, что ей ответить. Она слишком редко говорила это слово, чтобы успеть привыкнуть к нему:       – Спасибо, майор Джонс.       И вот сейчас, наблюдая как остаются вдали грязно-жёлтые просторы и воздух словно становится ощутимо гуще, насыщеннее, Алекс чувствовала себя почти счастливой. Почти готовой двигаться дальше.       …       – Алекс Волф. Ты подделала документы, скажи честно? – Она нахмурилась:       – Нет, майор Ричардсон.       – Связала майора Джонс и пытала? Подкупила её?       – Я не понимаю, о чём вы говорите.       Хорошее настроение Алекс испарилось, как только она приехала в академию.       – Твоя характеристика. "Профессионализм и ответственность заслуживают высокой оценки". Давно ли ты стала получать высокие оценки?       – У меня почти по всем предметам в этом году хорошие оценки.       – А по вождению, Волф?       Как будто обязательно надо об этом напоминать. Заведующий полицейской кафедрой, майор с дурацким именем Ричард Ричардсон, не слишком любил Алекс. Она понимала почему: постоянные жалобы, конфликты, оформление дисциплинарных взысканий. Он действительно видел её только с плохой стороны, и поэтому у неё не было ни шанса оправдаться, не то чтобы она собиралась это сделать.       – Если считаете, что я подделала отчёт, можете позвонить Джонс в Салтис и спросить сами.       – Думаешь, мне заняться нечем? Документы в порядке, свободна.       Она облегчённо выдохнула. На самом деле, очень хотелось выйти в город. Что-то произошло, пока её не было, какое-то оживление, слишком много людей на улицах. Добраться от вокзала до академии заняло почти целый час, Алекс не успела даже заехать в общежитие, потому что опаздывала на сдачу отчёта по практике. И сейчас она торопливо шла по коридору академии, надеясь быстро вернуться в комнату, принять душ и съездить в центр.       – Алекс! – к ней бежала девушка, невысокая, полная, с короткой мелированной стрижкой, радостно улыбаясь. Вот тебе и никаких привязанностей.       – Привет, Глория, – видя её, невозможно было не улыбнуться в ответ. – Как твоя практика?       – Потрясающе. У нас было убийство здесь, в пригороде. Меня брали на все следственные мероприятия, я вела допрос, производила арест. Конечно, мне не следует рассказывать подробности. А у тебя?       – Всё хорошо, – коротко ответила Алекс.       – Правда? Хочешь сказать, ни с кем не подралась, не разругалась?       – Были неприятности, но не настолько серьёзные.       – Алекс, что с тобой? Ты не хочешь разговаривать? Мы же закончили четвёртый курс, у нас каникулы, тебя всё ещё не отчислили. – Глория подошла ближе и взяла её руками за плечи. – Давай устроим что-нибудь.       Под "чем-нибудь" любой заподозрил бы нелегальную вечеринку. Алекс и Глория часто пользовались кодовыми словами, чтобы скрыть истинные намерения. Если бы кто-то узнал, что Алекс – феминистка, её бы не просто отчислили, а точно посадили бы в тюрьму. Глорию, разумеется, тоже. Сейчас они в основном вели свою работу через интернет, открытые митинги стали слишком опасны. Но и тут им приходилось шифроваться: менять внешность, ходить в разные места с вай-фаем, библиотеки, компьютерные клубы.       – Я ничего не собираюсь устраивать.       Глория посмотрела на неё обиженно и недоверчиво.       – Я никогда не видела тебя такой. Может все-таки расскажешь, что такого с тобой сделали в Салтисе?       Алекс отстранённо смотрела вперёд.       – Мне дали понять, какая у меня будет жизнь, если я её не исправлю. У меня есть ещё год, чтобы что-то изменить.       – Знаешь, ты выбрала не совсем удачное время, чтобы отстраниться от наших прогулок. Сейчас мы должны приложить максимум усилий.       – О чём ты говоришь?       – В твоей деревне что, нет телевизора? В поезде нет радио? Алекс, президент Коллинз в больнице.       – А что с ним?       – То же, что и с остальными.       – Он же был в бункере, или в убежище, под надёжной защитой. Как это могло случиться?       – Я не знаю, я понятия не имею об этом, спроси у его караула. – Глория сердилась. – Это случилось два дня назад. Если он умрёт, начнётся выдвижение кандидатов. Из числа женщин наверняка заявится Мария Кортес. Мы должны сделать всё, чтобы она стала президенткой. Но сделать так, чтобы её не связывали с феминизмом. Отвлекать внимание, одновременно поддерживая её.       Алекс слушала, пытаясь быть серьёзной, говоря себе, что она всё решила и проживёт этот год, не рискуя, но... Это шанс, что главой государства наконец станет женщина. Коллинзу было уже под шестьдесят, за последние годы он настолько ухудшил положение женщин, что вряд ли кто-то из них мог всерьёз жалеть его.       Девушка закончила свой монолог и выжидающе посмотрела на Алекс. Та не выдержала.       – Так какие у тебя предложения? Что нам следует делать?       Глория искренне и с облегчением рассмеялась.       – Я уже серьёзно начала думать, что потеряла тебя. Я думаю начать с флешмоба, ну, знаешь что-нибудь эпатажное, может быть бальные платья, карнавальные маски? Типа править балом должна женщина.       – Я не надену платье. И идея дурацкая.       – Да, ты права, конечно же. Ну мы придумаем что-то получше, главное знать, что ты в теме. Ладно, пока, я побежала, мне надо успеть на кафедру.       Глория Файерберд* была шумным вихрем, который, уходя, оставлял одновременно оглушающую пустоту и благословенную тишину. Она была старостой группы и умудрялась заниматься тысячей дел одновременно.       Иногда Алекс ей завидовала. У Глории была полная семья, финансовая обеспеченность, милая внешность, ум, любовь окружающих. Но её мотивы для Алекс оставались загадкой. Уехать из шикарного дома в общежитие академии, жить на стипендию, тратя деньги, которые присылали родители, на финансирование и участие в запрещённых мероприятиях. Она, можно сказать, завербовала Алекс ещё на третьем курсе, разговорившись с ней о правах женщин. Глория рассказывала ей о перспективах, о том, что мир меняется сегодня, и надо подталкивать его в нужную сторону, а Алекс слушала её и думала о том, что участвовать в незаконных акциях явно интереснее, чем каждый вечер бродить по городу в поисках приключений.       Да, раньше Алекс порой ей завидовала. Но по старой привычке быть безжалостной с собой, она препарировала свою зависть на мелкие части, пока от неё ничего не осталось, кроме смешанного с абсолютным непониманием, но всё же вполне искреннего восхищения открытостью и сиянием этой девушки.       Завидует ли она милой внешности и успеху у парней? Точно нет. Вот уж от этого она счастлива была уберечься. Пока спасало хмурое выражение лица и умение отбить, как словами, так и физически, любую попытку.       Завидует ли хорошей семье? Да, может быть, если допустить, что в ней всё идеально. Но ведь Глория не живёт с родителями, и даже видится не слишком часто.       Завидует деньгам? Тоже нет. На одежду и предметы интерьера ей всегда было наплевать. Единственными слабостями, требующими денег, были сигареты и волосы – странные стрижки, тёмные цвета, эксперименты с длиной, которую никогда не получалось отрастить – слишком быстро надоедало.       Тогда остаётся зависть к живому и искреннему оптимизму Глории? Даже звучало глупо. Алекс представляла себя в центре событий, как она решает кучу организационных вопросов и одновременно мило улыбается всем, и её разбирал смех. Волку не стать жар-птицей, а Алекс Волф не стать Глорией Файерберд.       Это природа. * firebird (англ.) – жар-птица