Алекс Волф

Дом ли был или только плен, Ты поймёшь, лишь утратив брег От тяжёлых замков и стен Совершишь, наконец, побег.

      Голова раскалывалась и трещала, как ореховая скорлупа, по которой ударили молотком. "Такими темпами ты действительно скоро сопьёшся", – пробормотала Ана, сфокусировавшись на блеске пустых бутылок из-под шампанского под столом. Но как иначе встречать новый год в этом доме, сильно напоминающем престижную тюрьму для вип-преступников? Хорошо хоть дорогая сестра не пожелала почтить своим присутствием, привычно поставив работу и политические обязанности на первое место.       Впрочем, в том, что в последние дни Мария действительно занята на работе, Ана не сомневалась. Мобильник у неё после так называемого "обеспечения безопасности", а по факту – ареста, предусмотрительно отобрали, но телевизор в доме был, и не один. Готовится отставка президента, причём – добровольная. Как именно удалось этого добиться: шантажом ли, угрозами, или неким предложением, от которого трудно было отказаться, Ана, конечно, не знала, да и вряд ли узнает, но быть сестрой политикини обязывало хотя бы немного разбираться в грязных играх. Это только Мария с детства считала сестрёнку слишком глупой для того, чтобы понимать содержание её личных бесед с "подругами" в её комнате, позже – с "единомышленницами" в офисах, а ещё позже – в правительственных зданиях. Хотя, Мария и сейчас так считает. Притворяется, что беспокоится о ней, хотя единственное, что её на самом деле беспокоит, – карьера и расширение сферы своего влияния.       Ана с тоской посмотрела на пустую бутылку. За следующей придётся спускаться в погреб, но это хотя бы отвлекало от осознания собственной бесполезности и никчёмности. Она даже не могла выполнить то, что обещала Алекс, Мария отмахнулась от её просьбы как от ленивой осенней мухи. Она даже связаться с Алекс не могла, как и помочь в расследовании. Ана потянулась к старому бесполезному мобильному телефону и, подняв над головой, швырнула к бутылкам. Раздался звон и жалобный треск, кажется, задняя крышка отлетела. Всё равно от него не было толку. А казалось, хотя бы несколько минут или часов казалось, что она чего-то стоит, что не является только грузом, балластом на воздушном шаре имени Марии. Казалось, что она хоть на что-то способна. В ночь, когда Ану забрали из квартиры Алекс, она, конечно, соображала бы куда лучше, не будь разбуженной так внезапно и с таким жестоким похмельем. И, конечно, она снова недооценила сестру: не думала, что та способна отправить своих людей вломиться в чужой дом. Как бы не так.       Снова вспомнив тот день и последующий унизительный разговор с сестрой, Ана застонала и обхватила себя за плечи в бессильной злости.       …       После того, как две представительницы охраны Марии вытащили её из квартиры Алекс, Ана ожидала, что её тут же отвезут к сестре, которая, несмотря на раннее утро, будет ждать её в своём рабочем кабинете, чтобы зарядить речь про безответственность, риски, угрозы и прочую давно набившую оскомину чушь, и порадовалась, что её хоть и действительно отвезли в дом сестры, но проводили не в кабинет, а в комнату, которая принадлежала Ане до поступления в академию и последующего окончательного переезда. Пытаясь справиться с головокружением и тошнотой, нахлынувшей во время поездки на автомобиле, Ана тут же села на кровать, прижав ладони к вискам, но отключиться не получилось. Дверь в комнату громко захлопнулась, Ана открыла глаза и помимо охранницы увидела что-то гораздо более неожиданное: незнакомую докторку в белом халате, маске и с медицинским чемоданчиком.       Докторка прошла и присела рядом с Аной, сразу перейдя к делу, а точнее, к допросу. Как Ана себя чувствует? Кружится ли голова? Есть ли тошнота? Двоится ли в глазах? Ана отвечала "да", "да" и "да". Женщина неторопливо и не грубо осмотрела Ану на предмет ранений и ушибов, измерила давление и пульс, послушала дыхание и даже зачем-то взяла кровь. Как только она закончила процедуры и встала, направляясь к двери, Ана бессильно упала на кровать. Либо это, либо её стошнит прямо в комнате.       – Я закрою дверь снаружи, – немного виновато сказала охранница, тоже выходя. – Приказ.       Ана, всё ещё находилась в заторможенном похмельном состоянии, поэтому слова дошли до неё одновременно с поворотом ключа.       – Что это значит? Я что, под арестом? Принесите хотя бы тазик.       Никто не отвечал, и, в конце концов, не в силах больше справляться с головокружением, Ана закрыла глаза и отключилась.       Проснулась Ана мгновенно, как по будильнику. За окном уже было совсем светло, значит прошло несколько часов. Воспоминания о вчерашнем дне нахлынули резко и внезапно. Мужчина, держащий пистолет у её виска. Этот же мужчина, спустя несколько минут лежащий мёртвым у её ног. В момент, когда пистолет был направлен ей в голову, Ане не было страшно. Её волновало только то, как бы Алекс не согласилась с требованиями преступника и не отдала пистолет, отпустив его на свободу, но Алекс к счастью была не склонна делать то, что ей говорят. Страх сковал её потом, вызывая жестокую дрожь, когда она сидела на полу в крошечной ванной Алекс и понимала, что действительно могла умереть. А после? Неужели это тоже было правдой, не галлюцинациями, не попыткой мозга таким образом уйти от травмирующих событий? Но такое похмелье не спишешь на галлюцинации. Да и оказалась же она здесь, значит её действительно доставила охрана Марии. Они вломились в квартиру, едва не выбив дверь. А Алекс? Что с Алекс?       Ана нащупала телефон и взглянула на экран: был почти полдень. Она быстро пролистала уведомления, пришедшие за вчерашний день и сегодняшнее утро, смахивая все рекламные рассылки и ненужные уведомления, пока не наткнулась на сообщение от Алекс, отправленное примерно час назад, с номерами двух машин, которые якобы за ними следили. Ана поёжилась, резко пробрало холодным страхом. Один преступник убит, но другие видимо уже в курсе, кто это сделал. Алекс может быть в серьёзной опасности. Ана тут же набрала номер, но Алекс не ответила. Она набрала ещё раз, и снова, но это оказалось бесполезно. Всё ещё с трудом соображая, Ана переслала сообщение Алексу Стоуну, надеясь, что он поможет разобраться, и снова набрала номер Алекс. Почему, чёрт возьми, она не отвечает?!       Звук поворачивающегося ключа в двери заставил Ану обернуться. В комнату вошла не та незнакомая охранница, которая заперла её утром, а глава личной охраны Марии, Эрин Найт, по крайней мере, как она представлялась.       – Доброе утро, госпожа Кортес. Я провожу вас к сестре, – официально сказала она, кивнув Ане в знак приветствия.       – Я не пойду, – с вызовом ответила Ана, не вставая с кровати, параллельно в очередной раз набирая номер Алекс.       – Тогда я отведу вас к сестре силой. Прошу прощения, госпожа Кортес, но я это сделаю.       Ана тяжело выдохнула. Мария могла бы прийти сама. Могла бы позвонить и попросить её зайти, а не посылать охрану. Нет, она не откажется от возможности лишний раз продемонстрировать свою власть, особенно ей. Ана встала и, не говоря больше ни слова, направилась к выходу, а затем, обойдя стоящую у двери охранницу, к кабинету Марии. Эрин следовала за ней на расстоянии шага, а проводив её до кабинета, остановилась возле двери. Ещё раз тяжело вздохнув, Ана толкнула дверь и вошла.       Мария сидела за столом, изучая какие-то бумаги. Увидев Ану, она указала ей на стул напротив, и Ана, скривив привычную гримасу неудовольствия, села. Мария оторвалась от бумаг и несколько секунд пристально смотрела на сестру, отметив, как показалось Ане, и взъерошенные волосы, и наверняка отёкшее от алкоголя лицо, и непроходящую слабую дрожь в руках, и то, как она прикрыла ладонью лицо от яркого света. С чувством некоторого удовлетворения Ана тоже отметила, что сестра без привычного лёгкого макияжа, с тёмными кругами под глазами и сама выглядела не лучше.       – Что вчера случилось? – резко спросила Мария.       Ана под столом сцепила руки в замок.       – Да ничего, просто меня едва не убили. Впрочем не о чем переживать, тебя же не это волнует, – криво улыбнулась она.       – Не неси чушь. Конечно меня это волнует. Поэтому ты здесь.       – А я думаю, что я здесь, потому что тебе так спокойнее, – медленно, всё ещё чувствуя некоторую заторможенность, проговорила Ана, – потому что здесь я не буду опасна для тебя и не причиню вреда твоей карьере.       – Ты могла бы хотя бы сообщить, где находишься! – внезапно закричала Мария. – Когда мне сообщили, что ты была на месте убийства, а потом исчезла, что я должна была подумать?!       На этот раз Ана прикрыла руками уши.       – Прекрати строить из себя заботливую старшую сестру. Со мной всё в порядке. Алекс спасла мне жизнь.       – Алекс Волф. Напарница, которая едва тебя не убила.       Ану захлестнула волна гнева.       – Алекс здесь не причём! Благодаря ей я жива.       – Благодаря ей ты столкнулась с преступником! Это она притащила тебя туда, это она плевала на все правила и безопасность и заставляла тебя делать то же самое.       – Меня никто не заставлял! – прокричала Ана в ответ. – Тебе трудно смириться с тем, что я давно не ребёнок, но я знаю, что делаю. Прекрати меня контролировать.       – Впрочем, – словно не слыша её последних слов, презрительно заговорила Мария, – неудивительно, что ты пытаешься её защитить.       – И почему же?       – А все твои истории. Ты постоянно говоришь, что занималась активизмом в академии, чтобы помогать мне, но я-то знаю, ради чего ты прогуливала пары, так, что тебя чуть не исключили. Как её звали? Натали?       – Не твоё дело.       – Всё, что с тобой происходит, моё дело.       – Это – не твоё.       – Нет, это была не Натали. Натали была ещё в школе, так? А теперь Алекс. Вас нашли вдрызг пьяными у неё в квартире. Это так она спасала тебе жизнь?       – Заткнись!       – Это тебе впору заткнуться, так разговаривая со мной.       Ана выдохнула, пытаясь сдержать рвущийся наружу гнев. Дрожь в руках стала ещё более ощутимой, а желание выйти и хлопнуть дверью почти нестерпимым, но она осталась на месте.       – Алекс в опасности. За нами следили. Она прислала номера автомобилей.       – Пусть отправит их в полицию, – холодно ответила Мария.       – Она сама служит в полиции. Как и я.       – Больше нет.       – Как это? Её уволили? Это ты постаралась?       – Пусть скажет спасибо, что на неё не завели дело. И ты тоже больше не работаешь в полиции.       – Что? – задохнулась Ана. – Ты не управляешь моей жизнью, не вмешивайся в неё.       – Я буду вмешиваться в твою жизнь до тех пор, пока ты не начнёшь вести себя разумно.       – Знаешь что? – Ана встала. – Ты всё равно не слышишь меня, что бы я ни сказала. Поэтому я действительно заткнусь и пойду домой.       Мария пристально посмотрела на неё.       – Ты никуда не пойдёшь.       – Что это значит?       – Ты останешься в этом доме.       Ана нахмурилась.       – Ты пытаешься меня запереть?       – Я сажаю тебя под домашний арест, если так понятнее. Думай, что хочешь, это для твоей безопасности.       – Прекрати. Ты перегибаешь. Командуй своими людьми, а не мной.       Мария нажала кнопку на телефоне и в кабинет тут же вошла Эрин.       – Отведи Ану в её комнату. Проследи, чтобы она не покидала дом. – Мария победно улыбнулась сестре. – И забери её телефон.       Ана демонстративно отвернулась, когда Эрин взяла её под руку. Вместе с начальницей охраны она вышла из кабинета сестры и последовала за ней, но в коридоре, ведущем к жилому крылу, остановилась, вглядевшись наружу через большие окна. За те пару лет, что Ана не бывала дома, здесь явно произошли изменения. К примеру, возле задней калитки стояла охрана, и вряд ли эти почести были исключительно для неё. Она перешла к окнам на другой стороне коридора: центральный вход тоже охраняют. Если Марии есть чего бояться, значит она что-то планирует.       ...       Ана вздрогнула, снова вспомнив оскорбительную беседу с сестрой в тот день. Что бы она ни делала, она никогда в жизни не докажет Марии свою правоту и то, что она достаточно взрослая для того, чтобы распоряжаться своей жизнью. Впрочем, могла ли она считаться достаточно взрослой, если вот уже третью неделю жила по правилам сестры, пусть и вынужденно. Хотя, разве третью неделю? Двадцать четвёртый год своей жизни.       Но хотя бы в чём-то Ана была права: в том, что охрана вокруг дома расставлена не зря. В общем-то сейчас, после новостей об отпуске президента, понятно, почему сестре нужно, чтобы Ана оставалась запертой в безопасном месте: борьба за власть бывает жестокой и очень грязной, и без шантажа родными и близкими людьми обходится редко, но что это меняло? Она никогда не умела постоять за себя и всегда соглашалась с любыми условиями сестры. Работать в определённом месте – конечно. Взять вымышленную фамилию – пожалуйста. Сидеть запертой в доме – ох, разумеется.       Единственное, что могло бы быть маленьким, но поводом для гордости, это то, что Ана в последний момент предугадала исход беседы с сестрой и успела с ловкостью фокусницы незаметно вытащить из смартфона сим-карту, а потом, подключив память, отыскала в комнате свой первый мобильный телефон, подаренный, по иронии судьбы, конечно, Марией. Но вот толку от него всё равно не было: Алекс на звонки так и не отвечала, ни один номер, кроме её и сестры Ана не знала наизусть, а зарядка телефона неумолимо быстро садилась, заставляя каждый раз после очередной попытки дозвониться выключать его. Оставалась надежда на то, что Алекс Стоун понял её сообщение и примет меры. И всё же этого было чертовски, катастрофически мало. Ана хотела участвовать в расследовании, быть в курсе, узнать, удалось ли найти тех, кому принадлежали автомобили и задержали ли их, но Марии не было до этого никакого дела, а Алекс… Что капитан Волф себе возомнила? Что она названивает ей потому что соскучилась? Да никогда в жизни, что бы там не думали некоторые о её отношении.       Несколько дней после первого разговора Ана не видела сестру, впрочем и не имела на то никакого желания. Однако, время шло, и если связаться с Алекс так и не получалось, то обязательства перед ней оставались.       – У тебя прибавилось охраны, – вместо приветствия холодно заметила Ана, когда ей удалось наконец-то пробиться в кабинет сестры, застав её дома.       – Я не последний человек в стране, как ты знаешь, – спокойно ответила Мария.       – Личная охрана, личная докторка, личные горничные. Кто ещё? Личная ассистентка, стилистка, юристка? Не удивлюсь, если у тебя и личная тюрьма здесь есть.       – Если продолжишь говорить глупости, не удивляйся моему отношению. Первое. Иметь тюрьму в своём доме противозаконно и может повлечь огромный скандал. Второе. Команда создаётся заранее, Ана, задолго до того, как в ней возникнет подлинная необходимость.       Ана, однако, проигнорировала критическое замечание, увлекшись подсчётами.       – Я насчитала четверых охранниц, работающих посменно, два на два, плюс Эрин. И это только здесь. На работу и какие-то твои личные дела, думаю, выделена ещё пара человек. Будущая охрана президентки? Эту команду ты собираешь?       – Я не понимаю сути твоих претензий и твоих вопросов, – сухо ответила Мария. – Обсуждать вопросы, касающиеся будущего страны, я с тобой не буду.       Ана открыла рот, чтобы возразить или ответить таким же сухо-официальным тоном, что не собирается лезть в её дела и дела страны, но вовремя вспомнила, за чем, собственно, пришла.       – У меня нет претензий. То есть, их много, конечно, но я пришла не за тем. У меня есть просьба, очень важная.       Ана передала Марии то, о чём они говорили с Алекс. Цена, которую Алекс запросила за спасение её жизни. Мария выслушала с непроницаемым лицом и отреагировала точно так, как обычно реагировала на все её просьбы.       – Я не могу помочь. Если бы у меня был нужный административный ресурс, всех политических заключённых-женщин давно бы отпустили.       – Ты не последний человек в стране, ты сама только что сказала. И мне не нужны все. Нужна всего одна.       Ана посмотрела в глаза сестры, почти такие же как у неё, только уже затянутые тонкой сеткой морщин в уголках. Сейчас это буквально вопрос жизни и смерти. От этого зависит, сможет ли Ана себя уважать или была недостойна абсолютно ничего: ни доверия, ни дружбы, ни спасения своей никчёмной жизни.       – Пожалуйста, помоги мне.       – Ты хоть представляешь, сколько связей мне пришлось бы для этого задействовать? Какой это риск именно сейчас? Подожди хотя бы несколько месяцев…       Мария замолчала, и Ана поняла, что она сказала больше, чем хотела бы.       – Что будет через несколько месяцев? Несколько это сколько?       – Ничего, что тебя бы касалось. Нисколько. Я не могу помочь, – жёстко сказала Мария, поставив точку в разговоре.       – Стоило ли удивляться? Ты никогда и ничего не поставишь дороже своей власти. Ана развернулась и вышла из кабинета сестры прежде, чем та заметила бы на её лице слёзы бессилия.       …       Желая отвлечься от давящих самоуничижительных мыслей хотя бы в первый день нового года, Ана встала, набросила тёплый халат и босиком спустилась вниз, в погреб, прихватив на этот раз что-то из запасов вина, снова поднялась, удобно разместилась с бутылкой на диване в гостиной и включила телевизор. Только так она может оставаться в курсе событий или хотя бы официальных новостей. Первые попавшиеся каналы ожидаемо поздравляли телезрителей с наступившим новым годом, желали удачного разрешения "глобальных проблем" и выражали необоснованную уверенность в том, что всё вернётся на свои места. "Как же", – презрительно скривилась Ана, щёлкая кнопки на пульте.       Вот молодой, в костюме не по размеру и с разделёнными прямым пробором волосами телеведущий какой-то из множества новых эзотерических программ вдохновенно вещал о том, что природа стремится к балансу, как эстроген к тестостерону, и с угасанием в мире очагов тестостерона (мужчин), источники эстрогена (женщины) начнут увядать со скоростью цветов, срезанных с клумбы. Ана быстро переключила на случайный канал, чувствуя, как мгновенно начинает плавиться мозг, и отхлебнула вина прямо из бутылки. До этого домашнего ареста Ана несколько лет не смотрела телевизор и теперь оставалось только удивляться тому, насколько всё же мир успел сойти с ума. В реальной жизни существовали абсолютно ненормальные законы и совершались жестокие преступления, но всё же прежде ей казалось, что её выборка не полностью объективна, в конце концов она полицейская, и феминистка, но сейчас…       Следующая передача оказалось религиозной. Немолодая женщина с распущенными волосами до пояса, в платье в пол из грубоватой, похожей на мешковину, ткани, нараспев декламировала на фоне сменяющихся слайдов что-то вроде постулатов некой религии. "Бог – мужчина. Первый человек – мужчина. В каждом мужчине есть частица Бога. Позволяя умирать мужчинам, мы убиваем Бога. Что будет с миром, когда из него уйдёт Бог? Что будет с нами, если мы убьём Бога?" Позади женщины мелькали картины небес, ангелов, природы, цветущих садов, вероятно являющихся аллюзией на райский сад, что не слишком хорошо сочеталось с её жутковатыми напевами. "Неужели кто-то смотрит это всерьёз", – удивлённо пробормотала Ана. "Хотя, если подумать"... Не обязано ли появление таких организаций как ВНМО подобным псевдорелигиозным установкам? Возможно, участники группировки тоже считают себя подобными Богу и свою работу видят не преступлением, а очищением мира? Подобное уже случалось в мире раньше, оттого Ана и терпеть не могла религии. Когда начинается деление людей на верных и неверных, войн не избежать.       Дурацкая передача отвлекла ненадолго. Ана снова защёлкала по каналам, пытаясь найти что-то подобное, но с другой стороны: какую-нибудь подобную чушь о том, что мужчины, являясь лучшим естественным спермохранилищем, созданы для обслуживания женщин, но, естественно, не нашла. Хоть женщин и становилось всё сложнее контролировать, официальное эфирное время им ещё не принадлежало. Лениво переключив ещё пару каналов Ана, наконец, наткнулась на выпуск прентонских новостей.       Едва картинка на экране остановилась, Ана поёжилась: ступни внезапно заледенели. Похоже, спускаться в погреб без тапочек было не лучшей идеей. Спустя мгновения глаза Аны увидели то, что уже распознал её мозг. На экране застыло изображение многоэтажки с чёрной дырой вместо нескольких квартир на верхних этажах, вокруг толпились люди, стояли пожарные и полицейские машины, и эта высотка была определённо похожа на дом Алекс. Дрожащими руками Ана начала беспорядочно тыкать в кнопку увеличения громкости, пока голос телеведущей не заполнил всю комнату.       – …пожар, причины которого пока не установлены. Шестеро пострадавших с тяжёлыми травмами и отравлением угарным газом доставлены в больницы Прентона. В числе возможных погибших трое: руководитель строительной фирмы, адвокат и бывший офицер полиции, на момент пожара находившиеся в своих квартирах.       Ана продолжала, не двигаясь, смотреть на экран, уже не слыша дикторки и не видя сменяющихся картинок. Какая-то ерунда. Ну, пожар, подумаешь. Эти старые высотки горят, как сухие листья. Есть же пути эвакуации, аварийные выходы. Да и мало ли, что рассказывают по телевизору: сама же убедилась, что нельзя всему верить. Вопреки звучащим разумно доводам рассудка, Ана почувствовала как тело начинает бить крупная дрожь, а потом неожиданно для себя разрыдалась.       Новости повторялись каждые пару часов, и уже в следующем выпуске Ана чётко расслышала номер дома, в котором произошёл пожар, дома Алекс. "Это ничего не значит", – не слишком уверенно сказала она себе, пытаясь умерить снова нахлынувшую панику, скручивающую в тугой узел все внутренности и нервы. Связаться с Алекс. Убедиться, что она в порядке. Она должна быть в порядке. Ана встала, набросила куртку и направилась к охране у задней калитки. Увидев её лицо, охранница быстро поверила в то, что ей нужно срочно позвонить сестре, и протянула телефон. Ана набрала номер Алекс, ожидая услышать привычные долгие гудки, но вместо этого вежливый механический голос ответил ей: "Абонент временно недоступен, вы можете перезвонить позже". Рука задрожала так, что Ана едва не выпустила телефон из рук. Прежде телефон Алекс всегда был доступен. Она слышала или короткие гудки, когда звонила со своего телефона или длинные, когда удавалось выпросить телефон у охраны, но они были. Всегда. Выдавив короткую благодарность, Ана вернула телефон. И это ничего не значит тоже. Смартфоны разряжаются.       Холодный ветер и сдуваемый с крыши снег словно дополняли мрачное настроение, создавали некую гармонию холодному липкому страху, поселившемуся внутри, поэтому Ана не торопилась возвращаться внутрь. Остановившись на заднем дворе, она с тоской взглянула на дом, который не могла покинуть. Хотелось подумать о чём-то другом, хотя бы на время отвлечься от ужаса, заставляющего до боли сжимать руки и стискивать зубы, ужаса, от которого ей некуда было деться. Что же произошло? Как это могло произойти? Ведь Алекс не сдалась бы без боя. Она бы дралась до тех пор, пока не смогла бы больше встать. А вот она, Ана, молча стоит и ничего не делает. Не личность, а малодушное и трусливое создание, которое вместо того, чтобы встать на верную сторону, выбирает роль наблюдательницы. Вот она, Ана, может и вставать, и ходить, и никто не собирается её убить, никто даже не угрожает её жизни, а она всё равно даже не пытается бороться.       Очень медленно вернувшись в комнату на негнущихся ногах, Ана поняла три вещи. Первое: если она, как бывшая напарница, хотя бы не попытается выяснить, что случилось с Алекс, то проще будет покончить с собой прямо сейчас, потому что иначе она будет презирать себя каждый оставшийся час своей жизни. Второе: обещание, данное Алекс, должно быть выполнено или см. пункт один. И третье: Мария ни в коем случае ни при каких обстоятельствах не должна узнать, что Ана в курсе произошедшего. Это может повлечь только усиление охраны, а более – ничего.       Уже поздно вечером Мария толкнула дверь спальни Аны, где та сидела на кровати в обнимку с бутылкой вина и каким-то журналом, взятым из гостиной. Мария нахмурилась, заметив бутылку и всё ещё опухшие от слёз глаза сестры и спросила:       – Ты смотрела новости?       – Чего я там не видела? – пьяно спросила Ана.       – Ты правда не включала сегодня телевизор?       – Включала. Но тут же выключила. Знаешь, все эти "выражаем надежду на то, что скоро всё будет в порядке" уже поднадоели. Кстати, ты могла бы провести новогоднюю ночь с семьёй.       Мария, услышав привычные претензии, слегка расслабилась, не сводя однако подозрительного взгляда с Аны.       – Во-первых, я работала. Во-вторых, сейчас я здесь. Хотела купить подарок, но не знаю, что бы тебе понравилось.       – Мне ничего не нужно. Кроме одной вещи… – Ана посмотрела в глаза сестре.       – Нет, только не начинай это снова. Вытащить человека из тюрьмы – это не то, что сестра просит в подарок у сестры.       – Я просто думаю, – Ана тщательно подбирала слова, – что Алекс хотелось бы знать, что она сделала в своей жизни что-то хорошее. Раз уж за то, что она спасла мне жизнь, её уволили.       – Мне нет дела до просьб Алекс. Ей, думаю, уже тоже.       Ана резко потеряла способность дышать, словно её ударили под рёбра. Это было слишком жестоко, даже для Марии. И всё ещё нельзя было показать своей осведомлённости: ни жестом, ни словом, ни единой эмоцией.       – Даже если Алекс уже уволили, ей всё равно есть дело, иначе она бы меня не просила.       Мария промолчала.       – Говорят, в тюрьме каждый день тянется как год, – заметила Ана.       – Ты невыносима. И я закрою винный погреб.       – Делай что хочешь, я знаю, что ни на что здесь не имею права.       Оставалось самое сложное – ждать. Ана знала, что сделает с того момента, когда на экране телевизора замерла устрашающая чёрная дыра в том месте, где три недели назад они с Алекс распивали коньяк и даже пели песни. Последний раз. Ана ещё не могла окончательно признать, но не могла и не замечать, что чёрная дыра с экрана пробралась и в её душу, с каждым днём ожидания заполняя её всё больше тупой, отвратительной тёмной безнадёжностью.       И всё же она ждала. Почти перестала наведываться в винный погреб, несмотря на угрозу, остававшийся открытым. Не приставала к охране с просьбой дать на минуту телефон, просто набрать один номер в глупой надежде вновь услышать длинные гудки. И думала, много думала, бродя по дому, гуляя по саду, глядя в окна, пока нестройный хор мыслей не стал складываться во вполне приличную партию. Нужно было только сначала довести дело до конца, надеясь, что у Марии всё же есть к ней сестринские чувства.       Спустя несколько мучительно долгих дней Эрин Найт догнала Ану во время прогулки по саду.       – Не слишком прохладно для прогулок, госпожа Кортес? – обратилась она к Ане.       – Ана, – поправила она. – Госпожу Кортес оставьте для сестры.       – Вам нравится гулять по саду?       – Как будто мне есть где ещё гулять, – грубовато ответила Ана, чувствуя нарастающую панику от вопросов Эрин. – Или у нас новые правила: прогулка тоже с охраной?       – Это вам передала сестра, – Эрин протянула Ане большой бумажный конверт. – Не буду отвлекать, госпожа Кортес.       Она развернулась и направилась к воротам чёрного хода. Ана не решилась открывать конверт прямо на улице под лишними взглядами и поднялась в комнату. Закрыв за собой дверь, она дрожащими руками быстро вытащила из конверта бумаги. К первой странице был приклеен стикер с запиской: "Подарок, о котором ты просила". Ана отклеила стикер и трижды перечитала приложенный документ, чтобы точно удостовериться, что правильно всё поняла и, убедившись, выдохнула с облегчением. Это обещание она выполнила. Если, конечно, сестрица не солгала и не подсунула поддельный документ. Ох, нет. Ана тут же поморщилась. Мария могла быть жёсткой, могла быть несправедливой и брать на себя слишком много, но обманывать, что выполнила её просьбу, она бы не стала. Как и не стала бы поворачивать всю административную машину обратно только из-за того, что младшая сестричка снова совершает глупости.       А значит, пора было наконец обрести смелость сделать то, что она собиралась сделать с того самого выпуска новостей и даже ещё раньше. Пора встать на ноги.       …       За окном по-прежнему отдавала команды промозглая прентонская зима. Ана уже натянула на себя три футболки и спортивную куртку, но, подумав, сняла куртку и надела вниз ещё и тёплый свитер, радуясь, что догадалась и его позаимствовать из огромных шкафов сестры. Бежать придётся долго. Да и падать так в любом случае будет удобнее.       Белым пятном в её плане после более чем недельных осторожных сборов и ожидания удобного случая до сегодняшнего дня оставался всего один пункт: как выйти из дома, который запирается на ночь на ключ. Ана отметила, что запирать дверь начали после её последней беседы с Эрин Найт во время прогулки по саду. А значит, либо задерживаться не стоило, пока она ещё чем-то себя не выдала, либо, наоборот, стоило переждать опасность. Но ждать и без того было невыносимо, а остальные задачи решены, с некоторыми допущениями и рисками, конечно, но – решены. Кроме одежды и нескольких мелочей, из которых удалось собрать подобие аптечки первой помощи, ничего чужого брать из дома она не собиралась: ни драгоценностей, ни дорогих вещей, только то, что принадлежало ей самой, и ещё – своё имя.       Вопрос выхода из дома оказался решён сегодняшним утром, когда Ана выглянула в окно, и её мгновенно пробрал холодный ветер с летящим в лицо мокрым и тут же тающим снегом при практически нулевой видимости. Да, прямо сейчас на её окно наверняка смотрит одна из камер, развешанных по территории двора, но уже довольно темно, и, насколько ей было известно, камеры просто записывали видео, никто не просматривал их в онлайн-режиме.       Глядя на дорогое постельное бельё из тёмно-фиолетового шёлка, Ана довольно улыбнулась. Не только комфортное, но и практичное. Она стянула с кровати простынь, и, свернув, а для тяжести сложив внутрь пару книг, которые потом оставит, аккуратно сбросила вниз. Вещи не были тяжёлыми, и звук, с которым они упали, утонул в шуме воды, льющейся с крыши. Дальше в окно также аккуратно полетели две подушки, впечатавшиеся в мокрую землю. Оставалось надеяться, что этого хватит, чтобы не переломать ноги. Ана выбралась из окна, повисла, держась руками за подоконник. Попыталась найти какой-то уступ, чтобы зацепиться ногой, но тщетно. Тогда она попробовала немного раскачаться, так, чтобы с большей вероятностью упасть на брошенные подушки, и отпустила руки.       Что-то врезалось в рёбра, и Ана шёпотом застонала. Если это перелом ребра, и осколок вонзится в сердце… Не только самый тупой побег, но и самая глупая смерть. Силясь не поддаваться панике, очень осторожно она отвела руку назад и нащупала острый угол одной из книг. Выдохнула. Кажется, ничего не сломано. Тем не менее при попытке встать тело отозвалось болью. Ана аккуратно встала, взяла вещи, и, оглядываясь по сторонам, тихо и осторожно пошла в сторону заднего выхода. Не вступая в пределы видимости охранницы, Ана неслышно запустила руку за пояс брюк и достала свой старый мобильный телефон, который ещё должен был сослужить свою последнюю службу, быстро проверила, не сбилось ли время или громкость, положила его на землю и торопливо отошла в сторону, чтобы успеть подойти к воротам с другой стороны. У неё не будет почти никакой форы, разве что две-три минуты, и это всё ещё не было самой рискованной частью плана.       Спустя две минуты на лежащем поодаль мобильнике едва слышно сработал заранее установленный будильник. Какова была вероятность, что охранница отлучится с поста, чтобы проверить всё самостоятельно, и не станет никому звонить и предупреждать? Ана надеялась, что максимальная. Она затаила дыхание, казалось, что сердце стучит громче, чем звонит телефон. Может ли быть такое, что охранница вообще не услышит посторонний звук? Тем не менее, судя по суетливым движениям силуэта, женщина у ворот насторожилась, оглядываясь по сторонам. Ана сделала несколько бесшумных шагов в её сторону, если охранница отойдёт от двери, ей нужно будет преодолеть с десяток метров очень быстро.       Будильник замолчал. Чёрт. Повтор должен был сработать только через пять минут, а на счету буквально каждое мгновение. Тем не менее охранница успела уловить, откуда доносился звук и … да! Медленно двинулась в сторону, на несколько секунд оставляя выход свободным. Ана бесшумно рванула с места, в один миг преодолев оставшееся расстояние. Дальше – проще, хотя и тоже довольно рискованно. Через чёрный ход всегда можно было войти и выйти по отпечатку пальца, а её отпечаток прежде был в базе доверенных лиц, и вряд ли Мария подумала о том, чтобы его удалить. И снова недооценила её. Дверь открылась, сигнализация не разоралась пронзительным воем. Прямо сейчас где-то наверняка прошёл сигнал о том, что дверь открылась, но это уже было неважно. Сейчас всё зависело только от её скорости, памяти, и чуть позже – дипломатичности. Сделав глубокий вдох, Ана побежала.       От дома, расположенного за южным выездом из Прентона, до города можно было доехать минут за двадцать. Пешком – даже напрямую, через лесопосадку, а не вдоль шоссе – не меньше полутора часов. Снова доверив свою судьбу теории вероятности, говорившей, что возможность поймать попутную машину в такой час и не нарваться на преследующую её охрану крайне низка, Ана нырнула в проулок между домами, за которыми начиналась посадка, а быстро миновав её, оказалась в полной темноте, но продолжила бежать, не останавливаясь, полагаясь не столько на свою память, сколько память своего тела. Сколько раз в детстве она бродила здесь, строя планы своих будущих побегов, но так и не осуществив не один. Ана грустно улыбнулась, должно было случиться что-то слишком серьёзное, чтобы она всё же решилась. Даже в этом Алекс помогла ей, как помогала не раз, хотя никто её не просил.       – Никто не просил тебя спасать мне жизнь, навлекая на себя неприятности! – воскликнула Ана, тут же зажав себе рот рукой.       – Тебя тоже никто не просил сбегать из безопасного дома, – прозвучал в голове резкий голос Алекс.       – Я знаю, что ты бы не попросила, – ответила Ана, уже шёпотом. – И что тебе это не нужно, но нужно мне.       Споткнувшись о какой-то мусор или ветку дерева, Ана едва не полетела вперёд, с трудом удержавшись на ногах. Сделав усилие, она заставила себя подумать о чём-то другом, например о том, что творится сейчас в доме Марии. Жаль охранницу, и не только ту, которая стояла у ворот, Мария будет орать на них всех, пока не охрипнет. Хотя не так уж и жаль, учитывая, что прямо сейчас её скорее всего уже преследуют как на машинах по шоссе, так и по посадке. Ана не пыталась спутать следы, какой в этом толк, её преимущество было только в знании маршрута до города и в скорости, чем и следовало пользоваться.       И всё же странное это было чувство, гнавшее её сейчас прочь из дома – без конкретного плана, без связи, почти без денег. Это могло быть виной, но не было ей: никто не мог повлиять на Алекс, и она уж точно врезала бы тому, кто попытался бы взять на себя ответственность за её решения. Могло быть проявлением её склонности к исследованиям, аналитике, желания докопаться до истины, – того, благодаря чему она решила стать полицейской. Или могло быть благодарностью, и это подходило больше всего. Ана снова споткнулась и переключилась на этот раз на мысли о том, что может ждать её в Прентоне.       Снова неопределённость. Снова теория вероятности. Какова вероятность, что она правильно вспомнила адреса, что они до сих пор действующие, что её пустят без кодового слова, ведь прежде они менялись едва ли не каждые пару месяцев.       Места для ночлега бывают разные: безопасные и сомнительные, известные и скрытые, дорогие отели и койки в общих комнатах, те, где тебя за шуршащую бумажку тут же сдадут полиции и те, где можно по-настоящему спрятаться. Адреса нескольких из последних были Ане известны. Правда было это ещё в академии, больше года назад. С одногруппницей Лорой они некоторое время занимались волонтёрством в таких местах. Это были квартиры, дома, офисы, предлагаемые феминистками для помощи другим феминисткам, попавшим в трудную ситуацию: угрозы, насилие, политическое преследование. Единственным условием для приходящих за помощью было назвать кодовое слово.              Сейчас Ана стояла перед дверью одного из этих мест, неприметной дверью с почти незаметной вывеской "Хостел "Джой" и табличкой "Закрыто", пытаясь не поддаться жгучей волне паники и вместе с тем безнадёжности, поднимающейся изнутри. До следующего адреса, оставшегося в памяти, ей уже не добежать, не хватит сил, она без того уже теряет бдительность и внимательность. Она постучала ещё раз, скорее для самоуспокоения, убеждения, что сделала всё, что могла и дала себе минуту, чтобы успокоиться, отдышаться и продумать маршрут к следующему адресу, а затем, если не получится и там, попробовать навестить кого-то из подруг или знакомых, хотя это и довольно очевидно для тех, кто будет её искать.       Послышался звук открываемого замка и дверь приоткрылась. Через цепочку на Ану с любопытством смотрела женщина лет шестидесяти, заспанная, в халате, наброшенном поверх пижамы. А можно было и сообразить, что дверь так долго не открывают, потому что хозяйка может спать, как это обычно делают люди ночью.       – Что вам угодно? Хостел закрыт.       – Пожалуйста, не закрывайте дверь. Меня зовут Ана и мне нужна ваша помощь. Мне нужно укрытие, меня преследуют. Я помню адрес потому что была здесь однажды, но не знаю пароль, так как это было давно.       Женщина нахмурилась, изучающе склонив голову.       – Какой последний пароль вы помните?       Ана приложила ладони к вискам, из последних сил сопротивляясь накатывающим волнам страха, вызывающим жуткую головную боль.       – Сейчас вспомню. Какой-то дурацкий, похожий на девиз одной из этих сект, которые я недавно наблюдала по телевизору. Свет к свету, точно!       Женщина сняла цепочку и пропустила Ану внутрь.       – Входите.       Ана торопливо скользнула внутрь, позволив хозяйке закрыть дверь на замок.       – Меня зовут Мэдисон, – представилась она, выглядя скорее обрадованной, чем рассерженной её появлением. – Здесь тапочки, переобуйтесь и оставьте верхнюю одежду. Свободная комната вторая налево по коридору, ванная в конце коридора. Завтрак я готовлю к 9 утра.       – Меня будут разыскивать.       Мэдисон философски махнула рукой.       – Пусть стучат. Моё заведение закрыто, табличка на двери висит.       Ана ещё раз взглянула на женщину, приветливо улыбающуюся и не вызывающую у неё чувства опасности, оглянулась по сторонам, понимая, что даже если она ошиблась с местом, сил идти куда-то ещё у неё уже нет, и, почувствовав как отпускает адреналин и моментально покидают силы, опустилась на диванчик в холле. Что бы ни было, это случится завтра. Сегодня нужно было отдохнуть.