Прежде чем испробовать морской пены, я хочу запомнить этот Свет белым, Я хочу увидеть на скале город, бешено колотится в груди кто-то! Выпусти меня отсюда, выпусти меня отсюда! «Выпусти меня отсюда — Сплин»
Прошел месяц. И после этих слов должно бы было идти повествование о прогрессе, результатах в отношениях Вэй Ина и Лань Чжаня, обретении воспоминаний… Но правда в том, что ничего этого не было. Да и самого Цзоу Хэя тоже, нигде. Вэй Ин испугался. Еще давно, когда обнаружил, что главный предмет его мыслей не появлялся ни на одном школьном предмете некоторое время. Просто исчез. Усянь пытался добиться информации от учителя, к которому когда-то обращался за помощью и доверял, но тот лишь неодобрительно покачал головой и сообщил о том, что Лань Чжаня перевели на заочное обучение, и больше не сказал ничего. Хотя, наверняка, что-то, да знал. И это настораживало, заставляя Усяня беспокоиться еще сильнее. А когда Вэй Ин, не посещающий музыкальные занятия из-за перелома руки, пришел к школе искусств ждать появления Цзоу Хэя, того не оказалось и там. Вэй Ин боялся. Боялся и очень скучал.***
Уже несколько часов с каким-то болезненным, стеклянным взглядом Лань Чжань тщательно выводил иероглифы, конспектируя очередной учебник. Правая рука вся была в мозолях, под глазами все явственнее пролегали мешки, а сам взгляд не выдавали в нем человека, полностью отдающего себе отчет в своих действиях. Он был наказан. Не то, чтобы впервой, просто именно сейчас Цзоу Хэй осознал себя запертым, сдерживаемым. И это оказалось просто невыносимо. Он даже выполнить обещание, данное Веймину не мог — интернета его лишили, а значит прочитать новеллу он не может. Из-за этого заниматься уроками, пытаясь найти все ответы в одних лишь учебниках, стало довольно сложно. Не то, чтобы родителей Цзоу Хэя это как-то останавливало. Парень редко заслуживал у своих родителей наказания — он был исполнительным и ответственным юношей, всегда серьезно подходящим к делу. Единственный недостаток по их мнению — нелюдимость. И то, не слишком важный и серьезный, наказывать за это они не собирались, изредка как-то способствуя развитию у Цзоу Хэя социальных навыков. Правда, тщетно. И, пожалуй, не без причины и ошибок в воспитании. Родители нынешнего Лань Чжаня узнали о том, что тот их обманывал. Точнее сказать, лукавил, но ситуацию это не смягчило. Спад в учебе заставил их внезапно заинтересоваться происходящим в школе у Цзоу Хэя. Такое случалось нечасто, но все же произошло в самый неподходящий момент. Был скандал и даже рукоприкладство. А также лишение всего, чего только можно лишить. Но бог с ним — Лань Чжань бы стерпел. Принял бы наказание, веря, что действительно его заслужил, однако… Не видеть Чан Веймина было перебором — так он считал. И даже желание наконец стать достойным в глазах родителей не могло перебороть тягу к этому несносному юноше, которого словно не хватало всю жизнь. По правде говоря, Цзоу Хэй никогда не был любимым сыном. Пожалуй, стоило бы считать иначе: он единственный, о его будущем сильно пекутся, желают, чтобы он стал лучшим, однако… Еще до рождения Цзоу Хэя у него был брат. Талантливый, выдающийся, кто-то сказал бы даже идеальный, всегда с милой улыбкой на губах. Его любили и почитали, его всегда ждали и в него все верили. Будущий врач и подающий надежды музыкант, казалось бы… Разве может в один момент все разрушить простая автомобильная авария, подобная банальщина? И Цзоу Хэя не стало. Да, когда Лань Чжань переродился и стал совершенно другим человеком, его назвали в честь умершего брата, которого он никогда не видел и на котором чересчур помешались родители. Настолько, что решили вырастить своего любимого сына заново, но почему-то… Цзоу Хэй младший никогда не будил в них таких нежных чувств. Он был холодный, задумчивый, отстраненный. Но на редкость послушный и не обделенный умом и талантом. Поэтому они решили хотя бы сделать его выдающимся, каким когда-то должен был стать его брат. И можно было бы снова хвалиться всем своим сыном, пробуждая во многих зависть. Ничто не принадлежало Цзоу Хэю, даже он сам. Единственный выбор, который он сделал в своей жизни: захотел сыграть мелодию, что преследовала его с малых лет. И как потом узнал Цзоу Хэй из семейного фотоальбома, скрипка, которую выбрали для него родители по его просьбе, также принадлежала его брату. Лань Чжань не знал — любил ли своих родителей в этой жизни. Скорее, был болезненно зависим, и отчаянно хотел их внимания. А еще очень жалел. Тяжело, наверное, вот так лишиться любимого сына, на кон которого готовы были поставить собственную жизнь, а затем и рассудка. Как бы Цзоу Хэй ни пытался, ненавидеть и злиться у него не получалось. Оставалось только терпеливо выводить иероглифы на протяжении целого месяца и мечтать хоть краем глаза еще раз увидеть Веймина. И снова услышать от того обращение к некому Лань Чжаню, убеждая себя, что этот человек действительно он сам. Только так можно было представить себя любимым и кому-то нужным, только так можно было воспроизвести иллюзию счастья и продолжать жить. И все же, кто захочет обратить на него внимание? На самом деле, больше всего Цзоу Хэй хотел, чтобы кто-то полюбил его настоящего. Именно его, не кого-то другого. Не старшего брата, не Лань Чжаня. Чтобы кто-то хоть немного обратил внимание на Цзоу Хэя младшего. О, как он не любил это имя. Оно даже не принадлежало ему. Никогда. «Лань Чжань» звучит, как то, что подходит ему гораздо больше, и Цзоу Хэй хоть в какой-то из своих жизней им являлся, так что… Наверное, он больше предпочел бы, чтобы один единственный человек называл его так, если нет никакой возможности хоть кому-то заметить его настоящего, каким он является сейчас. Если никто не сможет полюбить его, не представляя при этом кого-то другого.***
Вэй Ин уже и забыл, каким одиноким себя может чувствовать. Наверное, он не вправе страдать от этого, ведь он стал больше времени проводить с друзьями, занялся наконец делами. И все же, без одного человека весь мир как-то померк. Месяц был слишком долгим расставанием, особенно после того, как Вэй Ин только-только нашел Лань Чжаня, который вновь зажег в нем желание жить для чего-то. И для кого-то. Какое-то время Усянь постоянно сидел под окном Цзоу Хэя. Делал уроки, что-то читал, записывал в ожидании, что одноклассник наконец выглянет и Вэй Ин убедится, что с тем хотя бы все в порядке. Но ничего не происходило. На самом деле, люди очень редко смотрят в окно, особенно если никого и ничего не ожидают. Лань Чжаню же действительно даже в голову не приходило, что его могут трепетно ждать у окна. Усянь подумывал кинуть камень, но все же окно было слишком высоко, поэтому бывший заклинатель не рискнул. Интересно, это как-то связано непосредственно с ним? С воспоминаниями, прошлым, новеллой? Или причина совершенно другая? Все это время Вэй Усянь очень хотел спросить об этом, но не имел никакой возможности это сделать. Оставалось только надеяться, что Цзоу Хэй еще захочет хоть когда-нибудь с ним встретиться. Сам же Вэй Ин новеллу уже прочитал. Как и просмотрел множество комментариев, фанфиков и артов. Можно было уже смело называть его фанатом, но он ничуть не был в восторге от всего происходящего. Он совершенно не знал, как ему поступить дальше. Встретиться с автором — Мосян? Не выйдет, мало того, что это будет очень сложно, так его еще и за психбольного примут. В общем, идея себя не оправдывала, а реализация не представлялась возможной. Поэтому Вэй Ин пытался найти хоть какие-то ответы в самом фандоме или каноне, но тщетно. У него было много поклонников, велись споры в каком образе он был круче — Старейшины Илин или же он сам, Вэй Ин. Оспаривалась даже его позиция в постели, что уже он лично успел прокомментировать и разложить по полочкам каждому. И почему-то нашлись люди, которые заявили ему, что тот просто ничего не понимает о персонаже. Вэй Усянь был возмущен, но контраргументировать так и не смог, чуть ли не воя от бессилия. Воистину, спорить с фанатами было не под силу даже оригинальному персонажу этой истории. Помимо новеллы, в фандом которой Вэй Ин целиком и полностью упал, не зная, как вообще на все это реагировать, Усянь продолжал исследовать нейробиологию, чтобы лучше понять, как устроено сознание, позволяющее человеку вспомнить что-то вроде прошлой жизни. Душа, определенно у человека есть душа. Иначе реинкарнация не является возможной. На пути к этому Усянь кажется, нашел гипотезу, почему влечение Лань Чжаня к мужчинам и в этой жизни не является случайностью. Как уже успел узнать из теоретической части Вэй Ин, все люди по природе своей бисексуальны. Однако. Где-то там, в закоулках сознания, что-то: гормоны, эмоции и прочее будет влиять на уклон в сторону своего или же противоположного пола в выборе потенциального партнера. Это не то, на что легко повлиять таким поверхностным воздействием, как пропаганда, однако Усянь решил, что Цзоу Хэй родился с памятью о прошлой жизни, в которой он любил мужчину, а значит это повлияло на определение уклона его влечения. Вообще-то, у Вэй Ина было много мыслей. И касаемо мозга, и новеллы, и дальнейшей жизни Вэй Усяня и Лань Чжаня. Ну…во-первых, она обязательно должна быть совместной, во-вторых, вдали от Китая. Вэй Ин очень хотел развиваться и изучать, но это место определенно мешало ему, потому что наука здесь была развита, но слишком уж строилась вокруг политики и принесения пользы конкретно государству. Оставалось только надеяться, что Цзоу Хэю эта идея понравится… По правде говоря, Вэй Ин готов был остаться здесь, если бы того пожелал Лань Чжань. Он и в прошлой жизни путешествовал с тем, живя так, как тот привык. Никакие амбиции уже не имели значения, если выбор стоял между ними и любимым человеком — ответ для Вэй Усяня всегда был прост. Помимо этого, Вэй Ина начало в действительности интересовать, существуют ли в этом мире остальные герои «Mo dao zu shi»? Усянь поморщился. Самому себя признавать персонажем было глупо и нелепо. Вэй Ин очень надеялся, что всему этому непременно есть какое-то другое объяснение, и оставалось только ждать. Разгадок и Лань Чжаня. Последнего вообще хотелось увидеть, как можно скорее. Ну или хотя бы наткнуться где-нибудь на подтверждение, что с ним точно все в порядке, чтобы больше не волновать Вэй Усяня. Вэй Ин о многом хотел поговорить, но был почти уверен, что забыл бы все в миг, когда увидел Лань Чжаня. И непременно бросился бы того обнимать.