Отвернись и смотри

      По пустой квартире раздавались надрывный кашель и рвота. Ричард сидел в обнимку с унитазом и недопитой бутылкой. Даже не помнит, как и зачем сюда её дотащил. Хоть не разбил. Хорошо вечер провёл, ничего не скажешь. Вот только забыл, что перед этим нужно поесть, да и вообще надеялся, что не выпьет какого-нибудь отбеливателя, когда перебирал бутылки. Он буквально чудом нашёл вход в туалет и сейчас сидел на полу, давясь выходящей горечью. Той, которую он пытался залить градусом, заглушить или хотя бы затолкать поглубже. За эти пару дней всё, чего он был удостоен, это короткого звонка. От Гэвина. «Я вернусь» — это всё, что он сказал, прежде чем тут же сбросить и снова не отвечать. «Думаешь, этого достаточно, говнюк ты эдакий?!» — клял его Найнс. Ну ничего, пусть только появится, и Ричард его вслепую за горло схватит.       Собственно, убийца нервных клеток нагрянул так же внезапно, как исчез. Лёгок на помине, чтоб его. К его счастью, Ричард не стал спешно менять замки, поэтому он легко вошёл в квартиру тяжёлой походкой и с таким же грузом на душе. Он прекрасно осознавал, что натворил. Более того, он понимал это. Поймёт ли Ричард? Пока он шёл в это уже родное место, из которого сам же сбежал, оставляя позади сокрушительный хаос, он прокручивал в голове сотни вариантов их разговора. А разговор предстоял, надвигаясь неумолимой глыбой. И в каждом из вариантов он не знал, как начать.       Правда сладостно горчила. Настолько, что он сам давился ею, задыхался, в то же время осознавая, какое облегчение она должна, по идее, принести. Свой выбор он сделал, перешагивая через себя, слыша оглушительный треск, когда ломался хребет его жизни, его планов, стремлений и убеждений, словно не он сидел скрючившись в кровати над деньгами, а это его сжимали в ещё живой искорёженный комок. Теперь его убеждением было то, что так будет правильно. Дело за малым: донести это до Ричи. Того Ричи, которого он оставил на несколько дней одного, без помощи, без объяснений, без жалости к тем нежным чувствам, что они разделяли, грубо закрываясь в одиночке. Как он умеет. Сейчас же ему предстояло вернуть к жизни то, что он сам швырнул о землю.       Только перешагнув порог, он услышал неприятные звуки, доносящиеся из туалета. Начать, вопреки всем его измышлениям, пришлось с того, чтобы подбежать к скрючившемуся над толчком парню и ахнуть. Лишь бы не навредил себе, боже, только бы не это.       — Ричард! — сзади донёсся возглас, и Найнса схватили за плечи. — Что ты выпил? — строго вопросил до боли в теле знакомый рычащий баритон.       Гэвин засуетился и, не дожидаясь ответа, бросился искать аптечку. Чем бы тот не отравился, лечение всё то же. Одно волнение сменилось другим. Ричард попытался отбрыкнуться, отмахивался от принесённого из бурлящей внутри обиды вперемешку со рвущимся наружу алкоголем. Хотел залить никак не угасающий овраг эмоций, забыться, просто переждать, пока не станет легче, но даже это провалилось. Гэвин с присущей ему убедительностью заставил-таки Ричарда принять от него помощь. Приведя его в чувства, он хотел было отнести Найнса на диван или кровать, отлежаться, но тот упрямо сидел на полу.       — Оставь меня. Тебе же это ничего не стоит, правда, — выплюнул Ричард, отмахиваясь от руки на своём плече и утирая лицо от слёз и слюней.       Гэвин вздохнул. Он почувствовал себя мерзко. И правда ведь, мог прийти раньше, но не захотел говорить заранее. Трус. Он был уверен, что оценил ситуацию правильно, но соизволил притащиться только тогда, когда отступать уже некуда им обоим, обрекая на мучения того, о ком сам так рвался заботиться, опекать, стать опорой. Больно от собственной же вины смотреть теперь в эти серые глаза, полные вполне оправданной обиды, которые так же быстро отворачиваются в пол. Одна надежда осталась, что всё это было не зря.       Рид вздохнул и сел на пол напротив него, подбирая слова. Сколько бы он не выстраивал речи, впереди всего выскочило одно:       — Прости, что оставил тебя, — шёпотом выдохнул Гэвин, потянувшись к Ричарду и коснувшись своим пальцем его. Тот отреагировал неожиданно. Приподнял голову и резко схватил Рида за запястье, больно сжимая, затем неуклюже хватая за ворот куртки и дёргая на себя.       — Где ты был? — так же шёпотом, но злобным, процедил он. — И зачем вернулся? Ещё что-то забыл прихватить?! Совесть твою я уже смыл в унитаз, — язвил он скрипящим надрывным голосом, дёргая мужчину. — Отвечай, нахуя это всё было?!       — Просто я идиот, — честно изрёк Гэвин. — Решил за нас обоих. Натворил, а потом зассал высовываться. Я не должен был отгораживаться…       — Ты хоть представляешь, каково мне было эти пару дней? — шипя, перебил его Ричард. — Я даже не говорю про… мх! — он оттолкнул его назад к стене и дёрнул за руку, ударяя о пол, зажмуриваясь. — Я еле нашёл, что поесть, блять, Рид! Я даже не знал, найду я этот блядский виски или нажрусь какого-то скипидара! Я инвалид, если ты, сука, забыл опять, и ты закрыл меня здесь одного! Ещё и на чувствах моих играл. Я ведь доверял тебе, — он резко понизил ломающийся голос, вытирая слёзы, что предательски прокатывались по щекам. — А теперь ты заявляешься сюда и извиняешься?! После всего… да пошёл ты! — он так же злобно тряс его за рукав куртки, размахивал, ударял, отворачивался и закрывался. Но не отпускал. Ричард хотел послать его всеми известными ему словами за ту боль, что ему причинили. Сначала притянули, заставили поверить, положиться на кого-то, размякнуть в нежности и обходительности, которой его окружили, а потом оттолкнули и оставили выживать наедине с собой, зная, что это самое настоящее наказание и пытка в его положении. И вот предатель объявился, хотелось сорваться, выгнать его к чертям. Заставить теперь его оказаться на месте Ричарда, испытать на себе, какого это упасть на дно по одному щелчку замка. Но пересиливал лишь страх, что он снова останется один. В темноте, тишине, пустоте.       — Поэтому я и сделал это, — по-прежнему тихо заявил Рид.       Он внимательно выслушал Найнса, сжимая и его руку в ответ. Его прошивало насквозь возмущением и отчаянием Ричарда, будто по венам расходились колючие волны ненависти. Он бы сейчас не отказался от пощёчины или пары точечных ударов под дых от свернувшегося в клубок парня перед собой. Однако Гэвин пришёл объясниться, а дальше будь что будет.       — Я пришёл сказать, что ты идёшь в клинику. Ту самую. Завтра на 12:00, — почти без интонаций чеканил он, будто давал справку. На последней фразе его напускная безэмоциональность всё же дала трещину, и он с трепетом в голосе добил. — У тебя будет операция на глазах. Ты снова увидишь, Ричи.       Ричард оторопел. От лица резко отлила кровь. Он медленно разогнулся и уставился куда-то в грудь Риду, прокручивая услышанное, но не в силах обработать эту информацию. Гэвин наблюдал, как его лицо из печального разглаживается до отсутствующего, а после начинает прозревать. Так же, как прозрел Гэвин. Он долго наблюдал за Ричардом, чтобы заметить его периодические, короткие и даже незначительные провалы в ностальгию по тем временам, когда он видел или когда ещё серьёзно намеревался и горел идеей вернуть зрение. Гэвин всё понял. Смирившийся не станет подолгу зависать, когда разговор случайно или не очень упирался в визуальные образы, не будет медитировать над потрёпанной уже визиткой клиники и прятать её в сейф, в его истории браузера не будет с завидной периодичностью мелькать страница с описанием и ценой операции по восстановлению зрения. Провалы случались всё чаще. Они оба не знали, что делать. Пока в голове одного избитого жизнью идиота не щёлкнул затвор. Он пересчитывал сложившуюся сумму с десяток раз. Её хватало на операцию. Для него. На пластику, после которой он бы ритуально сжёг свой намордник, от которого даже сейчас прело лицо. Но также этих денег хватало и на операцию для Ричарда. Лицо ещё как сошьют, и по зрению стопроцентной гарантии нет. Тупик. Но нет. Жить с лицом подлого обманщика, предателя и вора Рид бы ни за что не хотел. А вот почувствовать радость за то, что другому в жизни может повезти чуть больше благодаря его поступку, он жаждал. Так же, как и каждого сияния радости на лице парня, о котором он заботился. И пусть тот, увидев перед собой омерзительную морду лица, прогонит его к чертям, он будет жить со знанием того, что поступил правильно в отношении того, кто этого заслуживает. Единственного, кто относился к нему, как к равному. Кто умудрился влюбить и полюбить его.       — Что? — только и смог вымолвить Рич. — Ты… то есть… что? Почему? Я-я не готов, какого чёрта, — растерянно лепетал он.       — Ты готов, — отрезал Гэвин. — Ты так давно стремился к этому. Ты, может, и сдался, но эта заноза осталась. Болела, не давала тебе жить, отравляла. Я видел это. Сколько бы я не отвлекал тебя, сколько бы ты сам не пытался забыть и смириться, ты не смог. И ты прекрасно это понимаешь. Ты всегда был готов. Я лишь направил тебя.       — Я… я увижу снова? Боже… — тот взялся за голову.       — Да, Ричи, — Гэвин словно наблюдал рассвет на чужом лице. Проблеск в глазах и изумление с отступающим недоверием в мимике. — Ты снова будешь видеть.       — Боже, Гэвин! — парень бросился на него, хватая и сжимая в объятиях. Забывшись, потянулся целовать, но взметнувшуюся правую руку отвели и увернулись с коротким напоминанием: «Лицо». Тогда он снова сдавил мужчину, утыкаясь ему в шею и шморгая носом. И тут его осенило. — Но подожди. Там же не хватало…       — Десяти тысяч, — перебил его Гэвин. — Я сложил со своими.       После долгой паузы и слепого метания глазами по пространству в поисках ответа, Ричард глухо спросил.       — Зачем? Зачем ты это сделал?       — Не мог смотреть, как ты угасаешь, — искренне ответил Рид, чувствуя небывалую лёгкость. Он больше ни о чём не жалел.

***

      Ричард сложно отходил от операции. Он всё ещё мало верил в происходящее, хотя странные ощущения в глазах громко твердили о реальности ситуации. И в то же время о её сказочности. Сколько он там уже жил, не видя света белого, не говоря уже обо всех визуальных прелестях этого бесконечно красочного и фигурного мира? Много лет. Больше, чем он мог подумать. Но вот он здесь, сидит дома в повязке на глазах, пока Гэвин обхаживает его со всех сторон. Ричард и представить не мог, как тому теперь платить, а Гэвин и не догадывался, что Ричард всё ещё думает о его зарплате.       Рид не отходил от него даже ночью, боясь оставить одного. С Рича хватит уже потрясений, ему предстоит кардинальный переворот жизни. С очень большой вероятностью, которую им озвучили врачи. И вот на ней Ричард зациклился. Вероятность — не гарантия. И все пять дней, что он должен был терпеливо ждать и носить повязку, чтобы глаза смогли восстановиться без лишних раздражителей, он припоминал эти проценты, боясь, что ничего не выйдет, что всё было зря, и он откроет глаза, а перед ними останется всё та же тёмная пустота, которая преследовала его полжизни. Настроение шло скачками от нетерпеливого предвкушения поскорее уже вернуть то, что отобрала у него судьба, до упадка сил в оковах сомнений. Рид успокаивал и поддерживал его как мог. Он бросил всё ради этого человека, ради его счастья, и не позволит ему падать в пропасть. Ведь он всё ещё от него зависит: хорошо одному — хорошо и второму. В какой-то момент, когда Ричарда обуяли эмоции и он совсем уж упал духом, Гэвин вздохнул и встал из своего кресла, сделав первое, что пришло ему на ум: запел.       — Hold on just a little while longer, — совсем тихо затянул Гэвин на грани шёпота, затем повторяя чуть громче, но всё ещё приглушённым голосом. Ричард замер и приподнял голову, внимательно вслушиваясь. Отсутствующее выражение лица сменилось вдумчивым. Гэвин тем временем подошёл ближе. — Everything will be alright.       Рид не умел петь и никогда не стремился, но его тихий низкий голос лился ручейком, успокаивал. Ричард слушал, даже не фиксируя перемещения того, поэтому дёрнулся, когда рука легла ему на плечо, но тут же расслабился ещё больше от тепла и прикосновений, прижимаясь к ладони щекой.       Этот голос был его проводником. И он уверенно вёл к свету.

***

      Он знал, что это время придёт. У него не было даже иллюзии выбора действий. Неизбежность. Ричард неумолимо разматывал бинты, слой за слоем. Гэвин стоял за приоткрытой дверью кладовой, пропускающей немного света, чтобы неокрепшее зрение могло медленно подстроиться. К тому же был вечер, солнце уже тонуло в горизонте, а все окна были зашторены. Ричард притих и… счастливо выдохнул.       — Вижу… я вижу! — радостно воскликнул он.       Гэвин горько улыбнулся. Нет, он был рад за Ричарда. И хотел провести эти несчастные крупицы времени, что им остались, вместе с ним. Пока он ещё нужен ему. Он открыл дверь сильнее, впуская ещё свет, чтобы Ричард осваивался. Входная дверь прямо рядом с ним. Но она недосягаема. Пока его не пошлют прямо через неё на все четыре стороны. Он сжал кулаки и отошёл, проходя в кабинет и останавливаясь у окна, заглядывая за штору на улицу.       Ричард осматривался в собственном жилище, изучая всё с нуля, путаясь и плохо ориентируясь, ведь знаком был лишь с тактильными ощущениями стен и предметов. Он с неподдельным восторгом перебирал ящики в комодах, оценивал свою одежду уже с точки зрения цветов, комментируя чуть ли не каждую вещь. А ещё не мог оторваться от зеркала минут десять, поражённо смотря на совершенно чужого человека по ту сторону. Так и хотелось сказать себе: «Как же ты вырос!» и потрепать по волосам. Он задушено усмехнулся, почти всхлипывая, но сдержался: не хотел напрягать глаза. Рич даже возгордился. Из прыщавого подростка превратился в статного молодого человека. Понравился себе и широко улыбнулся родному незнакомцу.       В кабинете было больше всего объектов для изучения. Он оглядел тактильные картины и книги со шрифтом брайля. Теперь он сможет купить настоящие книги, много, любых, каких захочет, а не тех, что ему доступны по физическим возможностям! Телевизор не будет простаивать лишь для фоновых новостей. А главное — больше он не запнётся за какой-то коварный стул или столик, вставший на его пути. Зато печатать теперь вслепую умеет, с чем он себя и поздравил, усмехнувшись и проводя рукой по таким знакомым вещам, но теперь чётко отслеживая движения, зная полную картину, а не разбросанные куски. Воздух из лёгких выбивал глобальный вид, открывшийся ему вместо того тёмного коридора, в котором он мог лишь подсвечивать фонариком отдельные вещи, тут же теряя из виду. Подумать только, что всё это ему не снится. Это по-настоящему. Своя квартира, а как дух захватывает! От обилия всех предметов аж голова кружилась. Хотя это могло быть и с непривычки.       Несмотря на тусклый свет, он места себе не находил от яркости вспыхнувших мириадами звёзд образов. Он видит. Видит! Он больше не беспомощен, не ограничен в действиях, может жить полной жизнью, по которой так истосковался. Теперь он сам себе хозяин, он может выбирать, закрыть глаза и погрузиться в другие ощущения или впитывать всё и сразу. Ему не нужно больше рисовать в голове размытые образы по описанию или краснеть, когда он хочет потрогать что-то или кого-то. Кстати…       Найнс неожиданно таким привычным, хоть и позабытым уже, движением оглядел комнату в поисках Гэвина. Того, кто не давал ему покоя всё это время, ведь так хотелось узнать его и внешне. Кто выудил на поверхность его тревоги и желания, которые не отпускали его, как давние незаживающие раны. И кто вытащил его самого из тёмных вод неуверенности в себе и своих решениях. Гэвин поставил его на ноги, дал надёжную опору, и хоть подсёк его спонтанным дерзким поступком, вернулся и не дал ему упасть. Поднял сюда, на вершину человеческих возможностей, которыми Ричард сейчас безмерно наслаждался. Так почему же он прячется за занавеской, а не разделяет с Ричардом его триумф, как было прежде?       — Гэвин, — позвали его, но он продолжал стоять, скрестив руки и смотря куда-то сквозь пространство.       — Тебе пора уже заматываться, — размеренно дал указания Рид, не шелохнувшись. — Не стоит так напрягать глаза в первый раз.       — Только когда я увижу тебя, — ожидаемо воспротивился Найнс, не прекращая широко улыбаться. — Больше мне ничего не нужно.       — Нет, — мрачно отрезал он. Гэвин понимал, что это неизбежно, но так хотелось оттянуть этот момент, использовать хотя бы иллюзию в свою пользу. Однако прозревший Ричард был неумолим.       — Слушай, я знаю, что ты стыдишься этого шрама или что там у тебя. Но меня-то он не волновал никогда, не будет и сейчас. Ты мне ближе кого бы то ни было, Гэвин. Именно тебя я захотел увидеть так сильно, что все мои самоубеждения рассыпались, — он медленно подступал ближе, очень плавно, боясь спугнуть, хотя тот буквально стоял в углу комнаты. — Чёрт, ты подарил мне зрение, Гэвин! Неужели ты не позволишь мне увидеть своего героя?       — Не трави! — рыкнул Рид, вцепляясь в подоконник.       Он понимал абсурдность своего поведения, но ничего не мог поделать. Противление было в его природе. Его разрывало на части. Тянуло в одну сторону к, наконец-то, безумно счастливому Ричарду, ради которого он старался, боролся и бросил все силы, лишь бы поднять его на седьмое небо. И в другую — к неприятию себя, к рухнувшему будущему, к тому якорю, что осаждал его страсть и желание воссоединиться с парнем, ведь всё не будет как раньше. Тот больше не слеп. Он увидит настоящего Гэвина. Чудовище, что всё это время крутилось возле него. Рид скривился, причмокивая вкладышем. Мерзко.       — Я вижу. Я, наконец-то, вижу! Сейчас ничто визуальное не может отпугнуть меня, — мягко продолжал Ричард. Он подошёл уже близко, но остановился в паре метров, давая тому хоть продохнуть спокойно.       — Ты не знаешь, о чём говоришь… — уже тише пробубнил Гэвин, понимая, что пол всё равно уйдёт из-под ног, сколько бы он тут не артачился.       — Так покажи мне.       Пустота давила комом. К нему обращались и ластились как прежде. Уловка, но какая заманчивая. Гэвин сглотнул и отошёл от окна, поворачиваясь к Ричарду. На лице его была бессменная маска, из-за которой выглядывала борозда повреждённой кожи у левого глаза. Взор Ричарда цепко выхватил эту деталь, и тот продолжал выжидающе жадно смотреть. Гэвин так же впился взглядом в ответ и медленно потянулся к правому краю маски, опуская его и поворачивая голову влево, снимая и откладывая маску в сторону. Тогда он повернулся назад к вожделенно глядящему на него парню. Луч закатного солнца, что пробивался из-за приоткрытой шторы, падал аккурат на полупрозрачный силикон, покрывающий левую щёку Гэвина. Тот открыл рот, вытаскивая и его, точно так же откладывая в сторону и поворачиваясь анфас к Ричу. Вот он и предстал перед ним. Безоружный. Нагой. Хотелось спрятаться, опустить глаза, и в то же время он так же жадно отслеживал реакцию того, рефлекторно сжав кулаки.       Ричард стоял, обомлев. У него аж рот приоткрылся. Он не моргая осматривал открывшийся ему вид. Открывшегося ему человека. Так вот что он прятал. И вот почему ему было комфортно со слепым. И даже несмотря на это, Ричард сейчас видел благодаря ему. Видел бугристые края раны, добравшейся почти до скулы, и нити сухожилий, что напрягались от малейшего движения челюсти, и край губ, разорванный и слегка свисающий. Гэвин облизнул виднеющиеся зубы, сначала верхний ряд, затем перетекая языком на нижний, от чего те засверкали на солнце. Невообразимо.       Шаг навстречу. Ещё один. Ричард будто в трансе приближался к Гэвину. Тот же смотрел сначала затравленно, но внимательно. Теперь же нрав сменился на враждебный. Он вздыбился, как загнанная псина, готовая защищаться. Пространство давило на него, Ричард вёл себя странно и был уже слишком близко, прорвав любые границы. Рука его так же плавно поднималась, пытаясь дотянуться до самого уязвимого места.       — Что ты делаешь? — грозно и недоумённо вопросил Рид, перехватывая его запястье.       — Ох, прости, я… Это… Восхитительно, — выдохнул Ричард, запинаясь. И смотрел он так обжигающе пристально. «Восхитительно?! Он что, ебанутый?» — громко подумал Гэвин.       — Шутишь что ли, улять?! — огрызнулся он, отдёргивая протянутую руку и злобно скалясь. Он повернулся левым боком, демонстрируя разрыв во всей красе. — Уосуотри на уеня! Это уродство исуоганило уне жизнь, я никоу не нужен! Я урод! Уонстр! Уо-твоеу это суешно?! — Гэвин почти кричал, наплевав на дефекты в речи. Он хмуро уставился на поражённого Найнса, который выглядел, как когда он извинялся, но всё ещё было это странное выражение.       — Гэвин, ты не урод, — Ричард покачал головой, подходя почти вплотную. — Ты прекрасен. Я никогда не видел ничего более удивительного, — он всё же высвободил руку из ослабшей хватки и прикоснулся к низу челюсти Гэвина, осторожно проводя пальцами у самого края раны и обеспокоенно вопрошая. — Тебе не больно?       Тот завис в ступоре, глядя на Рича как на психа. Он всё ещё хмурился, но брови задрожали, как и всё его естество внутри. Гэвин всё не мог понять, тот так жестоко издевается или реально чокнутый? Никто в жизни в здравом уме не стал бы говорить такие вещи ему, а тем более хотеть прикоснуться к такому отвратительному увечью. И уж тем более не стал бы смотреть с таким… таким любованием? Восторгом? Уму непостижимо.       — Ты чё… не издеуаешься что ли? Теуе что, не уротиуно от уеня? Я же… — неверяще залепетал Гэвин, но ему не дали договорить.       Ричард склонился к нему, целуя в губы у самого края. Ладонь его переместилась на шею Гэвина, и он медленно, вдумчиво целовал обомлевшего мужчину. Тот не в силах был сопротивляться и вообще показать хоть какую-то реакцию. Его топили в нежных прикосновениях мягких губ, от чего он закрыл глаза и уже безвольно поддался, отвечая. Другая рука легла ему на талию и погладила, расслабляя каменные мышцы. Хотя он всё ещё стоял как вкопанный, пока из-под ног и правда уходила земля. Совсем не от того, чего он ожидал. Когда же Ричард осторожно сместился с центра к оборванному краю кожи, Гэвин напрягся. Найнс чутко следил, чтобы ему не было больно. Но Рид просто никогда не ощущал подобного. Этот сумасшедший смелее продвигался дальше, мягко обхватывая губами край раны у дёсен, любовно чмокая, как в щёку, а затем снова принимаясь по-настоящему целовать. Когда же губы задели оголённые зубы, Рид крупно вздрогнул, сжимая талию парня. Тот послушно вернулся к его губам, мелко целуя, извиняясь. Он снова очертил линию челюсти вдоль края кожи, невесомо проводя пальцами и пристально изучая всё, что видел.       — Нет, — просипел Ричард ему прямо в губы. — Я не лукавлю, Гэвин. Ты красивый, необычайный. Настолько, что я не могу глаз оторвать.       — Теуе уже точно уора зауотаться, Ричи, — опомнился тот, пытаясь перевести дух.       — Но я не хочу. Я хочу смотреть на тебя, любоваться тобой, восхищаться тобой, — он вновь прильнул к нему с поцелуем, нежно держа лицо в руках, поглаживая виски и зарываясь в волосы.       Гэвина уже вело, голова кружилась в дурмане чувств. Дыхание давалось тяжело, решения ещё сложнее, но он нашёл силы отстраниться от сладостного поцелуя. Под тем же любопытным взором он вставил кусок силикона в рот, чтобы хоть нормальную речь вернуть.       — Пора, Ричи. Я дал тебе зрение, и я не позволю тебе потерять его снова, — он чмокнул парня в последний раз и отошёл, поднося повязку на глаза.       Ричард с неохотой натянул конструкцию на себя, но тут же ухватил Гэвина за плечо.       — Может, мне и нельзя смотреть, но трогать никто не запрещал, — разулыбался он, притягивая Гэвина и садясь на диван. — Ты прекрасен, великолепен, потрясающ, впечатляющ, невероятен, не похож на других, уникален, шикарен…       Ричард перечислял все эпитеты, что мог вспомнить, с удовольствием бы целовал своего ошарашенного Рида после каждого слова, но вместо этого лишь ласково поглаживал его, держа за руку. Но проводя ладонью по непострадавшей стороне лица, он почувствовал мокрую каплю, что скатывается вниз.       Они не проронили более слов. Лишь сели вплотную, уткнувшись в плечо и волосы друг другу, забывая обо всех проблемах.       Жизнь обоим отсыпала лимонов. Кто-то делает из них лимонад, кто-то борется до скончания лет. А они их просто выбросили, наслаждаясь друг другом.