mural.

Ночной город, освещенный тысячей огней. Безлюдные улицы и парки. Изредка проезжающие машины и постепенно гаснущий свет в квартирах стеклянных многоэтажек. И он — такой же гаснущий, одетый в темно-синюю полицейскую форму, что идеально подчеркивает стройное и слегка подтянутое тело, выделяя утонченную талию и бедра. Ему очень идут начищенные до блеска берцы и широкий черный ремень на штанах. Ночной патруль начинается с семи часов вечера. На часах 23:24 и рядовой Ким ходит по улицам, выполняя свои обязанности ночного дежурства вместе со своим напарником. Привычка замечать каждую мелочь всегда неплохо сказывается на продуктивности работы. Тэхен поправляет кепку, наполовину скрывающую черные и слегка волнистые волосы, что отливают синевой из-за совсем недавнего покраса (о котором Ким никому не расскажет) и вслушивается в гул ночных фонарей. Мирно. Ощущение, будто он не при исполнении, а всего лишь на ночной прогулке. Вот сейчас он неспешно обходит нужный квартал, вглядываясь в дворы сквозь высокие арки домов, чуть позже пройдет меж нескольких многоэтажек, чувствуя прохладный осенний ветер, опустошит свои мысли и вернется с легкой головой в свою простую квартиру, где позволит себе бокал вина для крепкого сна. Безумное спокойствие, заснувший город и... в ночной тишине слышно редкое перешептывание и постоянное встряхивание баллончика с периодической прочисткой кэпа где-то меж двух домов. Ким медленно идет с Хосоком на источник звука и внутренне улыбается. В скрытом от камер городского видеонаблюдения и плохо освещенном месте виднеются два силуэта, а запах краски отчётливо ударяет в нос. Фонари на улицах этого города всегда такие тусклые? Оба, сразу понятно, парня, что увлеченно заливают очередной кусок, даже не догадываются, как на них смотрят остановившиеся в нескольких метрах двое из органов по охране общественного порядка. На них свободные худи и спортивные штаны, в руке, что держит баллон с краской — перчатка, а на лицах маски, скорее, респираторы. Тэхен бы сказал, что это просто рисующие школьники, хулиганьё, но такую личность тяжело не узнать. — Как обычно? — почти неслышно спрашивает Хосок. — Как обычно, — ухмыляется Ким, забавляясь. Набирает в легкие побольше воздуха и выдает отчётливо низким голосом. — Граждане, чем занимаетесь? Граффитчики резко замирают. Кажется, что на улице стало вдвое тише. Шум столбов все еще раздражает. Парни медленно и синхронно поворачивают головы на источник звука. И если у одного в мыслях проскальзывает такое заезженное «ну блять», то у другого, того, что повыше и плечистее, в голове ни что иное, как «наконец-то». Тэхен замечает на себе пронзительный взгляд и мысленно надеется, что на телепатическом уровне это все же сможет как-то донестись до одного очень назойливого и крайне бесящего объекта, что стоит напротив в нескольких метрах и улыбается так, что даже при таком малом освещении этих ебанных гудящих столбов это видно под маской. «И почему же вы не проверяли обстановку? Ты же грамотно делаешь это», — остается неозвученным. — Занимаемся искусством, офицер, — так растянуто и ехидно. Сомнительное удовольствие для слушателей. — Пройдемте в участок, — медленно, но с твердостью в голосе говорит Хосок. Парни некоторое время стоят неподвижно. Если бы не ночной гул городских улиц, то можно было бы определить, затаили они дыхание или нет. Повисает мнимое напряжение, которое так не любит Хосок, что в мыслях еще днем успел обматерить этих рисующих детей и такого же ребенка-госслужащего. Тишину разбивает смешок. И уже через секунду парни бросают баллончики и начинают бежать в разные стороны. — А ну стоять! — кричит Хосок и подрывается с места одновременно с Тэхеном. Работа есть работа. Сколько еще заученных фраз он знает? Успеет подумать об этом во время небольшой тренировки, которая начинается именно сейчас. Чон, поправляя кепку, бежит за парнишкой, что ростом пониже. Кардиолог не советовал переходить на бег без предварительной разминки, но тот об этом никому не скажет. Как и о главном секрете Тэхена, который как бы не секрет, но таковым является, отчего Хосок каждый раз тактично умалчивает, изредка замечая мелкие пятна черной краски на кончиках ушей Кима. Есть достаточно времени, чтобы с головой уйти в свои мысли. Главное лишь периодически с укором поглядывать на бегущего впереди мальчишку, что уже успел снять капюшон и пару раз оглянуться.

🚨🚨🚨

Стук сердца отдает в висках, шум улиц гаснет под собственным тяжелым дыханием и глухими ударами массивной подошвы берцев об асфальт. За спиной — очередной, понятный лишь некоторым, рисунок, который Тэхен успел досконально, но при этом незаметно изучить. Впереди — главный «виновник» сие творения. Ким петляет меж домов и пробегает по широким улицам, усаженным вдоль бордюра цветами, что изредка поливаются лишь дождем, оббегает машины, мирно дожидающиеся утра и их хозяев, что с каждым новым днем лишь прибавят цифр к пробегу. Тэхен знает, что парень бежит не так быстро, как умеет. Если бы тот захотел — давно бы убежал. Крайне злит, ведь «меньше знаешь — крепче спишь». Но тут это, к сожалению, не работает. Не в этой профессии. Очередной двор встречает такими же тусклыми фонарями, бросающими желтый ржавый свет на асфальт с редкими ямами. Прохладный ветер лениво колышет листья редко посаженных деревьев. В домах горит лишь служебное освещение подъездов. И машины. Много машин, что заполонили всю свободную площадь в кольце домов. Кажется, скоро придется сносить детские площадки, создавая свободные места для парковки. У Тэхена открывается второе дыхание. Он ловко маневрирует между машинами и подбегает к парню почти вплотную. Хватает того за давно спавший от бега капюшон и по инерции резко дергает на себя, отчего юноша теряется и уже через пару мгновений оказывается плотно прижатым к капоту какой-то белой легковушки. Благо, без сигнализации. Ким быстро сворачивает чужие руки за спиной и уже через секунду слышится металлический звон защелкнувшихся наручников, что разрушает тишину наряду с тяжелым дыханием обоих. — Вновь попадаешься мне на глаза, м, Чонгук? — ехидно шепчет Тэхен, наклонившись к уху и сильнее вжимая в капот несопротивляющееся тело. Чона эта ситуация забавляет. Парень нахально лыбится, настолько сильно, что кажется, будто сейчас у него начнут кровоточить сухие истрескавшиеся губы, обветренные осенней прохладой. Он внимательно прислушивается к низкому бархатному голосу, все еще пытаясь отдышаться и коря себя за слишком шумное дыхание и пульс в висках. Ехидный тон офицера пускает разряды по телу не меньше, чем игра в салки. Только вот детские безобидные игры с разодранными коленками как итогом закончились давно. Чонгук знает, что проследует за этими словами. — Ты же не хочешь в участок, верно? — Ким растягивает губы в улыбке, обнажая ровный ряд зубов и от природы заострённые клыки, что делает его действительно нечеловечески красивым. Не дожидаясь ответа, коп рывком поднимает парня с капота авто, придерживая одной рукой сцепленные за спиной широкие кисти, другой же — плечо. Чон учтиво молчит. Куда же делась вся разговорчивость посреди безлюдных ночных улиц, где даже каждый шорох одежды отчётливо слышен? Металл неприятно сжимает запястья, но это лишь раззадоривает, и Чонгук едва шевелит затекающими пальцами, пока Ким взглядом внимательно скользит по двору и окнам домов, проверяя обстановку на наличие признаков жизни. Тишина. Убедившись, Тэхен легко ведет мальчишку в ближайшую арку, куда почти не попадает свет фонарей. Темнота, лишь освещенный мельком асфальт и отличная слышимость. Ким подводит парня к стене и медленно копошится с наручниками, пока тот затылком ощущает грузное теплое дыхание, а уже через несколько секунд оказывается развернутым на все сто восемьдесят. Лицом к лицу лица не увидать. Особенно, когда лицо одного наполовину скрыто под респиратором, а в арке света — глаз выколи. Тэхен делает уверенный шаг вперед и получает в ответ такой же шаг назад. Мальчишка упирается лопатками о кирпичную холодную стену с тихим выдохом и знает, что не смеет и пальцем дёрнуть. Игра в кошки-мышки закончилась. Ким разворачивает свою кепку козырьком назад, поддевает длинными пальцами маску, снимая ее с чужого лица, медленно ведет пьяным взглядом по черным широким бровям, таким же глубоким черным глазам, цепляется за аккуратные губы и едва уловимую в темноте родинку под нижней, а после наклоняется к шее и лениво ведет носом по коже, вдыхая аромат духов. Испанские? Взрыв горошин пряного перца в бездонной темноте, что перемолот, раскрыт, расшифрован. Глубокое переосмысление знакомой всем пряности. Тэхен так любит слышать эти ноты, что смешиваются с запахом краски и, кажется, уже на протяжение долгого времени ведут свою войну. Улавливать каждое движение, вздох, вздымающуюся грудь — это так забавляет. Ничего не говоря, коп стягивает вниз воротник чонгуковой толстовки и слегка отстраняется, чтобы в тусклом свете, доносящемся со двора и едва отсвечивающем от кирпичных стен, разглядеть усыпанные багряными и уже пожелтевшими метками ключицы. Ким беззвучно усмехается, подмечая, что вся эта россыпь цветов на мальчишечьем теле — его работа. И ни одного нового, чужого. Тихо выдохнув, освободив легкие от дурманящего разум дорогого аромата, Тэхен наклоняется и примыкает сухими губами к нежной коже под ключицей, оставляя за собой новый ярко-алый след, что будет цвести на коже, означая новое и очередное задержание. Мысли неприятно лезут в голову, сулящие об опрометчивых раз за разом поступках, пока лоб касается юношеского плеча. Это все неправильно, но когда перед тобой такой экспонат, разве возможно удержаться или в нужный момент остановиться? Просто приказать себе перестать, сменить график дежурства или, в конце концов, просто уволиться? Просто сбежать от проблем и своих раздумий. Просто. Чон лишь аккуратно приподнимает руку и, сняв служебный убор, зарывается не менее широкой ладонью в черные волосы на затылке, пропуская пряди водопадом сквозь пальцы. — Ты знаешь в какое время и в каком месте найти меня, — тихо начинает Ким. — Выходишь ночью в порой недетское время и рисуешь, — тэхеновы ладони касаются талии и медленно проходят путь вверх, скользя по чужим плечам и останавливаясь на предплечьях, когда сам он поднимает голову и заглядывает в чернильные глаза, чтобы произнести тихое и не дающее покоя уже столько времени... — Зачем? — Зачем? — вскинутая бровь. — Ты постоянно бежишь за мной, но зачастую я рисую не один. И ни разу не ошибся. Даже когда я был нестандартно одет, — чоновы уголки губ медленно ползут вверх. Это заставляет задуматься. А ведь действительно, почему Тэхен всегда бежал именно за ним? С усмешкой вспоминается история про мальчика, которого дразнили за его глупость, когда тот среди двух предложенных ему монет всегда выбирал стоимостью ниже. А потом играл вновь и вновь, забирая деньги себе. Эти глаза напротив такие нахальные, ничего не боящиеся. Чонгук смотрит с вызовом, дожидаясь ответа, и уже через несколько секунд чувствует легкое прикосновение чужих губ к своим. Тэхен касается юноши практически невесомо, осторожно и трепетно, будто, поведи он себя чуть настойчивее, окажется дома только через несколько лет по УДО. Чон сжимает чернявые волосы на затылке и, прикрыв глаза в итак почти полной темноте, отвечает на поцелуй, мягко сминая кимовы губы своими обветренными. По спине пробегается табун мурашек, когда Ким с особой настойчивостью лишь сильнее вжимает парня в стену и с тихим причмокиванием посасывает небывало вкусные губы. А потом отстраняется, набирая в легкие побольше воздуха, но открывая глаза только через несколько секунд и ловко выхватывая кепку. У Чонгука глаза покрыты истомой, а на дне тэхеновых черти плещутся в адовом котле. И что-то неприятно жжет и зудит в груди, что Тэхен так старательно унимает, будто собаку, что вот-вот сорвется с цепи. Нельзя смотреть так. — Что я должен сделать, чтобы ты прекратил заниматься... — слово никак не хочет быть произнесенным, но Ким успешно добивает... — вандализмом? — Свидание? — кажется, Гука это совершенно не трогает. На мокрых губах красуется довольная улыбка. — Чонгук, я серьезно. — Всего лишь твой номер, — уже спокойнее говорит Чон, пожимая плечами, мол ничего страшного в этом нет. — Нет. Ни за что, — Тэхен плотно смыкает челюсти и отталкивается от стены, отходя на несколько шагов назад и разворачиваясь к парнишке спиной, надевая кепку и собираясь уходить. — Боишься выглядеть плохо? — и вновь эта язвительная улыбка. Даже не нужно поворачиваться, чтобы понять, как Чонгук смотрит. — Или боишься, что под дневным светом я замечу твои отросшие русые корни? Как же, блять, бесит. — Милый мой, — Ким резко разворачивается и по интонации можно сразу понять — бесится. — Ты знаешь, что такое мужеложство? — вскидывает бровь и приподнимает подбородок, скрещивая руки на груди. Видно плохо, но понять каждое его действие можно по нескончаемым шорохам, что отлично слышны в темной арке. — Ну... Твой ствол у меня в... — Чонгук! — выходит слишком громко благодаря акустике. — Нет, офицер, — звучит так приторно-официально, что Ким неосознанно закатывает глаза. — Ваш ствол действительно... — Заткнись, — цедит сквозь зубы Тэхен, но не двигается с места. — Пистолет, офицер, — Чонгук приподнимает руку, показывая слабо отблескивающий при тусклом свете металл. — Кажется, Вы теряете бдительность. У Чонгука на лице победная ухмылка, а у Тэхена — полнейший ахуй. Иными словами Ким свое состояние передать бы не смог. Он и не замечает, как от шока приоткрылся рот, а брови взмыли вверх, создавая на лбу несколько морщинок. Быстро собравшись с мыслями и возвращая себя в состояние человека, который, на минуточку, вообще-то при исполнении, Тэхен делает уверенный шаг вперед и протягивает руку. Взгляд не сулит ничего хорошего. — Отдай, — твердое и режущее слух. - Номер телефона, - не унимается Чон, покачивая рукой, что держит холодный металл. Оружие, мать его, самое настоящее. Этот школьник понимает, что творит? — Ты едешь со мной в участок, Чонгук. Это переходит все границы. Хватит. Отдай пистолет. — Свидание? — вскидывает бровь, надеясь на меньшее из двух зол. — Тебя заждались дома, — Ким делает еще несколько шагов навстречу и встает напротив крайне близко. Смотрит в чернильные глаза, что, сука, будто гипнотизируют, и, медленно пробегаясь кончиками пальцев по чоновой руке, забирает пистолет. — Пообещай, — произносит так мольбенно тихо, шепча в чужие и все еще влажные губы, подавшись для этого немного вперед. Тэхен ведет взглядом вниз от черных омутов прямо к слегка припухшим губам. Лучше бы смотрел в глаза... — Иди домой, — четко и ясно. Хватит с него. Ким отходит от парня, не желая больше смотреть на то, что всецело зовётся «Чон Чонгук». Он просто не продержится дольше. Это был максимум. Достаточно на сегодня... или же насовсем — Тэхен пока не может сказать точно. Коп убирает пистолет обратно в кобуру и выходит под уличный свет мерзко гудящих фонарей, уверенным шагом направляясь к отправной точке, где в машине его уже наверняка заждался Хосок.

🚨🚨🚨

Осенние дни все такие же серые и порою дождливые, быстро сменяющие друг друга. С каждым утром на улице все холоднее, а моросящий дождь раздражает, заставляя прятать нос в воротник легкой куртки. Чонгук поправляет рюкзак на плече и быстро заходит в подъезд, скрываясь от падающих с неба капель, что портят внешний вид и подзывают к простуде. Поднявшись на лифте, парень выходит на нужном этаже и достает из кармана связку ключей, заранее обдумывая свое времяпровождение в квартире, что будет тихой до самого вечера. Чон подходит к двери и замирает, так и не вставив ключ в замочную скважину. Из дверного косяка торчит белый листок бумаги, который юноша подцепляет пальцами и с аккуратностью разворачивает. Губы расползаются в дьявольской довольной улыбке. В записке комбинация цифр, что выведена аккуратным почерком и лаконичное «заебал», написанное в самом низу.