Little Universe

Чимин верит в любовь. Даже когда не верит никто вокруг. Даже когда его собственная любовь втаптывает в землю, издевается, смеётся над ним и даёт понять чётко — даже думать забудь. Он продолжает верить, как бы не была жестока его любовь. *** Чимин не по девушкам и, неизвестно откуда, но это знают все. Половина школы, как минимум. Пак не удивится, если тем, кто рассказал всем о его наклонностях, был Юнги. Это очень в его стиле. Но Чимин готов ему простить. Кажется, даже если Юнги убьёт Чимина в очередных своих издевательствах, парень ему и это простит. Просто потому, что Юнги он любит. Всем своим избитым, полуживым, отвергнутым сердцем. Гули живут среди людей свободно, и Юнги — один из них. Хоть он и с младших классов был одним из главных хулиганов класса, никаких инцидентов, связанных с его сущностью, не было. Кроме одного, но об этом не знает никто. Это тайна Юнги и Чимина — одна на двоих. — Привет! — здоровается Мин вполне добродушно, но у Чимина земля расходится под ногами и сердце заливается швейным станком. Быстро-быстро и громко-громко. — Привет, — без особой уверенности, но со скромной улыбкой. В записке, найденной в пенале, было приказано прийти в туалет на перемене. Хоть надежда и крайне ничтожная, но Чимин надеется, искренне надеется, что Юнги собирается ответить на его чувства взаимностью. Сердечко в конце записки эту надежду подогревает. Юнги выглядит, как и всегда, прекрасно: чуть растрёпаный, высокий, — выше Чимина на несколько сантиметров — чуть бледноватый и издающий уверенность всем своим естеством. Всё это очаровывает Пака, заставляет сердце в груди трепетать. — До меня слухи дошли, что ты по мне течёшь, — произносит Мин с ухмылкой. — Правда? Чимин распахнул глаза изумлённо и на мгновение замер. Кто мог рассказать? Он едва ли общается с кем-то в школе. Чонгук? Чонгук единственный друг, он не мог. Кто же тогда? Юнги смотрит выжидающе, и человек чувствует, что времени на ответ у него не так много. Он кивает, чуть заметно и быстро. — Да… Ты мне очень нравишься, — на грани слышимости, но до слуха гуля доходит отчётливо. Улыбка давно сползла с лица, оставив лишь гранитную серьёзность. В пару мгновений гуль преодолевает расстояние между ним и Паком, и Чимин оказывается прижат к холодной кафельной стене. Чужие пальцы нежно касаются уголка губ, ведут от них к подбородку и заключают в ладонях небольшое лицо. Чимин несмело поднимает взгляд и встречается им с миновым. В глазах Юнги тихая нежность, от которой Пак растекается сотнями капель тёплой воды, проваливается в бездну и тонет в ней бесповоротно. Мягкие губы Мина встречаются с чиминовыми и утягивают в поцелуй. Парень теряется, не отвечает, но лишь от собственной неумелости и невозможности поверить. Неужели, действительно? Не сон? Холод затылком ощущается отчётливо, прохладные руки на подбородке — тоже. Не сон. Юнги становится требовательнее и напористее, словно съесть Чимина пытается, и Пак, осмелев, наконец отвечает. Кладёт мешающие руки на плечи гуля и раскрывает рот, отдавая всю власть над собой возлюбленному. Мин ухмыляется в поцелуй, проводит языком по чиминовому нёбу, встречается и переплетается языками. Чимин особенно дерзко проникает в чужой рот и отшатывается от резкой боли, не понимая, что произошло. Мин прижимает к стене крепко и не позволяет вырваться, лишь жестче впиваясь в малиновые уста. Боль становится настолько оглушительной, что из глаз непроизвольно начинают непрерывным потоком литься слёзы. Чимин слишком поздно понимает, что именно произошло, лишь когда Юнги отстраняется. Он пытается пошарить языком во рту, дабы понять, что стало причиной болезненных ощущений, не смолкающих до сих пор, но осознаёт слишком внезапно: Языка у него во рту просто нет. А Юнги, чьи белки глаз наполнились чернью, а радужки — кровью, что-то старательно пережёвывает. Чимин срывается с места мгновенно, под смех гуля и закрывается в туалетной кабинке, где пару мучительнейших минут опустошает желудок полупереваренной едой, желчью и кровью. Боль отпускает почти полностью, но отвращение с каждым новым приступом рвоты лишь усиливается, стоит только кое-как нащупать в ротовой полости жалкий, кровоточащий обрывок языка. Слёзы обиды, боли, отвращения, ненависти скорее к себе и своей наивности, чем к Мину, не дают успокоиться в течение чёртового часа. Юнги в туалете нет давно, как нет его смеха и издевательского «жалкий влюблённый пидор». Но ядовитый смог слов Мина по-прежнему рядом с Чимином: в его ушах, в глазах, в коже и сердце. В тот день Чимин потерял способность говорить. Несколько дней он не приходил в школу, ожидая, когда же боль от утраченного органа поутихнет. Мать и по сей день не знает, отчего её сын перестал говорить, но и заботит её это не особенно. Чимин её вообще никогда не заботил. Чимин никогда никого не заботил. Чонгук и несколько хороших учителей — все люди, которым на него не плевать. Те, кто знают о том, что случилось с Чимином и отчего он подвергается издёвкам в школе. Чонгук — единственный друг Пака и один из немногих, кто знает о его несчастной любви. Чимин Юнги до сих пор любит, сколько бы не проклинал, сколько бы не приказывал себе забыть. Голос Мина по-прежнему отдаётся в израненной душе эхом тепла, хоть и поддельного. У Юнги есть девушка, и Пак видит, как ведёт себя Мин с ней. Видит искры в его глазах, когда он смотрит на неё так, словно перед ним не человек — целый космос, целый мир. Глаза не лгут. Юнги по-настоящему любит Иёль, и она любит его так же — без остатка и без капли наигранности, хоть и является человеком. Чимин часто думает о том, что его жизнь не имеет смысла. Её смысл давно отдал сердце другой, а на него никогда не посмотрит. Теперь даже не посмотрит. Потому что Юнги больше не издевается над Чимином — интерес пропал. Да и ни над кем он больше не издевается, потому что вырос из хулиганского возраста. Юнги наверняка будет отличным отцом, печально усмехается Пак. Его дети будут окружены любовью и теплом, а Юнги научит их не быть тряпками, стоять за себя достойно. «Они не будут такими, как я. Пообещаешь мне, Юнги?» Чимин падает спиной с балкона, думая лишь об одном: «Когда летишь с моста, понимаешь, что все твои проблемы решаемы, кроме одной — ты уже летишь с моста»

— слова выжившего самоубийцы.