Очередной советник Сталина с ноутбуком и суперсилой.

Утром я сидел и курил, рядом с кузовом автомобиля. Не абы какого – а огромного грузовика ивеко, тонн пять самого разного барахла, между прочим. Так что когда к десяти утра появилась стайка сотрудников, я продолжил курение, потом распитие спиртных напитков – то бишь кваса обыкновенного, угостил сотрудников. Меня облепили несколько, ребята обошли грузовик, восхищённо присвистывая, глядя на машину и даже залезли под днище, один залез в кабину и больше его в нормальном состоянии я не видел. Ещё бы – в советской стране место пилота крупного самолёта – куда более скромно обставлено, чем кабина этого грузовика. Наконец, когда сотрудники окончательно забыли про начало рабочего дня и начали напоминать мне детей на аттракционе, пришёл товарищ Маликов. Пришёл, с папочкой в руках, серьёзным видом, и тут же заметил нас. Благо, проходная маленькая – буквально несколько метров дворика, рядом вход в НИИ. – Это что такое? – он удивлённо посмотрел. – А, товарищ Маликов. Это всё, что вы вчера заказывали. В полной мере. Только прошу прощения, гавайских сигар у меня не было, так что привёз кубинских. Но зато ящик, пятьсот штук, а не дюжина, как вы просили. С шубой норковой вышла тоже накладочка, так что я взял три соболиных. Автомобиль ЗИС… простите, но ЗИС достать сложно. Надеюсь, ваш вкус удовлетворит Кадиллак семидесятой серии – вон он стоит, – я кивнул на стоящий около кирпичного заборчика отполированный до блеска кадиллак, такой красивый, что вокруг него до сих пор тёрлись восхищённые сотрудники… ну и надо было нанести последний удар зазнавшемуся сотруднику, решившему попустить начальство. – Ах, и последнее – коньяк, с отечественными коньяками вышла беда, не нашёл нужного. Дефицит, трудное время, все дела… так что взял ящик французского, столетней выдержки. Правда, ящик стоит примерно как три таких кадиллака, – вновь кивнул на машину, – но это ничего. А вот по заказанным писчим приборам – я пришёл в уныние. Ребят, вы бы хоть сначала ящики открыли – у нас и ручки, и чернила, и карандаши, всё значительно лучше того, что вы заказали. На Маликова было жалко смотреть. Он достал из ящика одну из бутылок. Настоящий столетний коньяк. Найти и растиражировать бутылочку мне труда не составило. Он прочитал название и вернув бутылку обратно, спросил слегка севшим голосом: – Ты серьёзно это всё достал? За ночь? – Ну а почему нет? – вздёрнул я бровь, – или ты меня хотел на понт взять, мол, попробуй нам достань… Я и не такое достану, а теперь – будь добр возьми ребят и начинайте разгрузку. Всего, что заказал. А потом жду вас, товарищ маликов, и других, кто решит взять на себя роль руководителей, в кабинете на втором этаже. * * * * Наблюдать за тем, как они полдня в поте лица разгружали материальные ценности, было как минимум – смешно. Как-никак пять тонн самых различных вещей – а люди тут не избалованные роскошью, поэтому все пять тонн складывали в пустом кабинете, который решено было переделать в склад. Больше всего работы привалило самому Маликову, уж не знаю, почему. Наверное, потому что он подбивал остальных включить это всё в список в надежде, что я разозлюсь или того хуже – просто на них наору. В соседнем кабинете работали денно и нощно программисты-математики. Ну как программисты – ничего они не программировали. Я создал для них три больших, полновесных, современных компьютера, с математическими программами, и оставил вместе с гайдами и самоучителями – самостоятельно разбираться, что к чему. И вроде бы, даже, у них начинались какие-то подвижки. Но освоение специализированного софта… Одна надежда – имея хорошее образование математика, они справятся с представленными задачами… А я пока сидел у себя в кабинете и дербенил википедию на предмет исторической информации – мне нужно было сделать подборку информации о различных личностях и событиях. Для Берии, для его успеха в подковёрной борьбе. Так что до полудня я просидел за этим, пока наконец не постучались в дверь. Там оказался Юра. – Товарищ Киврин? – Юр, привет. Хватит меня товарищем называть, не коммунист я, – я встал из-за стола, – что такое? – Там работники закончили разгрузку, – Юра вошёл, – лихо ты их приструнил. Только куда теперь всё это богатство девать? – Какое? – Которое они разгружали. Между прочим, предметы роскоши, огромное количество. – Ой, да плюнь, – отмахнулся я, – это всего лишь вещи. – Ну не скажи, вещи ценные. А соболиные шубы – особенно дорогие. Хотя да, по местным меркам… – За такое богатство уголовники всей Москвы без сомнения убить готовы. Коньяк я у сотрудников конфисковал и положил в сейф, – похвастался Юра, – во избежание. Тем более, говорят, дорогущий до ужаса. – А ты пробовал? – Нет, конечно. Он же стоит как… – А вот зря, я коньяки не пью, так хоть ты бы попробовал, сказал, хороший или не очень. Ладно, пусть в сейфе стоит. А вот что касается остального… Юр, у нас с деньгами беда. Деньги создавать я не должен. Ты же в экономике в общих чертах разбираешься? – В очень общих чертах. – Как война начнётся – цены взлетят вдвое практически сразу. Особенно – цены на табак и алкоголь, бутылка водки по пятьсот рублей – не хотите ли? Если создавать деньги – это усилит инфляцию, к тому же фальшивые будут. Хоть и копии. Для экономики полезно преобладание товарной массы над денежной. С этой стороны если посмотреть – я не всегда понимаю неприязнь партии к кустарным производителям и продаже товаров. – Но если сейчас продать это всё – это можно сделать, мы получим деньги, а купившие это люди окажутся в ловушке. Как-никак война на носу, не зашикуешь, а деньги потрачены. Ничего хорошего от этого, одни беды. – Да, но учитывая скорое экономическое ухудшение… – я покачал головой. – Тебе нужны деньги? – Да, но нужны деньги такие, за которые не придётся отчитываться перед товарищем Берией. – Я постараюсь решить этот вопрос, если получится. Сам наверное прекрасно понимаешь, – Юра сел в кресло за стол, – жизнь в стране не сахар, нужда всеобщая не пустой звук. Бандитизм, опять же, процветает – в Москве в шубке лучше не показываться на улице, особенно вечером – могут и отобрать. – А, ну да… Серьёзная проблема. Вот что, Потапов, всё, что там есть, будем использовать как подарочный фонд НИИ. Причём этот подарочный фонд нужно будет ещё расширить раз в десять, и в связи с предстоящей войной – а значит голодом и нуждой, учесть потребности наших сотрудников. Чтобы они ни в чём не нуждались. Кто к кухне ближе – у того и морда шире. * * * * Воздух в Москве был прекрасен. Я на своём личном броневичке решил покататься слегка по Москве, даром что НИИ у меня в центре столицы, тем более, что от программистов пошли позитивные результаты. Юра сидел рядом, скучающе глядя через бронированное стекло с бойницей в середине, на гуляющих пешеходов. Да и я не гнал – тридцать-сорок километров в час, не более. Но всё равно, приходилось иногда тормозить – люди тут совсем без царя в голове. Кто их учил ходить прямо по проезжей части? Пользоваться пешеходными переходами – не, это не по нашему. А ещё в Москве совсем непопулярны уличные фонари. Да, с уличными фонарями тут явный бардак – темнота друг молодёжи и людей сороковых годов. – Насколько я заметил, – вдруг заговорил молчавший Потапов, – ты всегда предпочитаешь водить сам. Шофёр по профессии? – Нет, что ты. Обычный человек. Немного шарю в автомобилях, не более того. – Да, – вздохнул Потапов, – наверное в вашем будущем у всех автомобили есть. – Ну не у всех… На тысячу где-то около три сотни автомобилей. Не считая грузовые, они тоже у некоторых имеются. – У частников? – Конечно. – Трудно представить такое количество. Как же вы там ездите все? – Пробки, – пожал плечами я, – пробки, ДТП регулярные, но это мелкие неудобства. – Поразительно. А я когда-то хотел шофёром стать. – Хорошее дело. Хотя я для интересу, попробовал ЗИС-5 водить. Ну, когда на АРМ работал, недавно. Поколесил немного, иногда даже как шофёра привлекали. Говорили – аккуратно вожу. Та ещё пытка, скажу я тебе. Кабина деревянная, скамейка всю задницу отбила, руль провернуть – это сила нужна, и ещё какая. Труд просто каторжный. – Это да, есть такое, – улыбнулся Юра, – А здесь как? Машина вроде тяжёлая. – А, на ней стоит усилитель руля, усилитель тормозов, ничего нигде не дует, кондиционер имеется, даже сидения относительно удобные. Хотя это военная машина, с гражданскими за такую же цену не сравнится. Хотя перетыкать передачи приходится регулярно, коробка тут стоит как на грузовике. Мы ехали по улочке, уже темнело, в свете фар, неспешно. На часах девять вечера, не хухры-мухры. Солнышко уже за горизонтом, но небо светлое, сумрак только начал опускаться на город. Юра высунул пальцы в бойницу, пощупал бронестекло и хмыкнув, спросил: – А пулю оно выдержит? – Выдержит. – И винтовочную? – И винтовочную, и крупнокалиберную. Правда, недолго, два-три выстрела рядом – и может, пробьёт. Но поди попади в одно место дважды. Подрыв на пехотной мине или гранате тоже может выдержать, хотя после этого уже никуда не поедет, скорее всего. – Это хорошо. А какой ресурс у двигателя этого автомобиля? – Ресурс? Я не вдумывался. Но тысяч сто-двести он откатает точно, а там вместо капремонта я его заменю. Двигатель создать проще, чем автомобиль… Юра о чём-то задумался, после чего хлопнул себя по лбу: – Придумал! Ты говорил, что не можешь создавать машины и всё такое прочее… Но ведь главная и самая проблемная часть – двигатели. – И? – А что если создавать двигатели? А на машины их уже потом поставим. Хорошие, тяговитые двигатели, такие чтобы хватило надолго. У нас с моторесурсом вечно проблемы. – А что, идея неплохая, – согласился я, – нужно будет её хорошенько обдумать. Правда, у вас такое качество ГСМ, что вся эта идея вылетает в трубу. На плохом бензине и смазке далеко не уедешь, а хорошие делать пока не научились – и такими темпами не научатся вовсе. – Если будет точно известно, что надо – то сделают. Чай это не ядерная физика, справятся с химией. – Сделать то ума много не надо, но тут промышленные объёмы нужны. А я не могу работать фабрикой чудо-топлива, уж простите. Это бессмысленно. Машина плавно шла по улице, с разбитой дорогой. Дорога и правда была как в маленьком захолустном мухосранске. Асфальт перемежался с обычной щебёнкой, но асфальт был ближе к центру Москвы и на крупных шоссе, в то время как все второстепенные-третьестепенные дороги… Нда. Прогулка на авто была относительно недолгой, я вернулся в НИИ, Юра со мной. – Ты говорил, что хотел научиться шоферить? – В общих чертах то я научился, – отмахнулся он, – на сегодня закончили? – юра сверился с часами, – домой уже пора. – Да, пожалуй всё на сегодня. * * * Ах, эти довоенные, мирные денёчки. Последние – двадцатое июня на дворе. Последние мирные дни доживали, я лично был немного на нервах, а вот мои сотрудники – вовсе нет. Сотрудники наслаждались жизнью, и я чувствовал себя немного неловко. И заодно хотелось бы узнать, что происходит наверху, потому что наверху происходили странные изменения. В начале Июня издали указ, разрешающий гражданам распахивать землю – то бишь заниматься сельхозом огородного уровня. Мелочь, а приятно. Пятого числа – из флота внезапно вылетел вперёд ногами командир черноморского флота, восьмого – прошли масштабные учения авиации по передислокации. Однако, учения прошли весьма глухо и о результатах не было сказано. Подозреваю, что результаты не понравились командованию. Я был пока что спокоен, если бы не одно но – зазвонил телефон. Внезапно. – Алло? – снял трубку. – Киврин, – услышал я голос Берии, – я к тебе сегодня заеду, ты не против? – Только за, – обрадовался я. – Хорошо, тогда жди. – Жду. Берия положил трубку первым, а я отправился разбираться со своей техникой. Сегодня у меня на столе вместо компьютера была радиостанция. Вообще, мой кабинет стал похож на логово радиолюбителя, а я сам – потихоньку учился основам радиодела. Потому что меня это быстро и сильно увлекло. Радиосвязь, за неимением мобильной, спутниковой, интернета, является до сих пор самой передовой. О телевидении тут и не слышали, это что-то слишком фантастичное, а вот радио – это основа основ. В каждой коммуналке есть свой радиоприёмник, на улицах установлены проводные радиостанции – по большому счёту их вообще нельзя назвать радио, так, вещательная система. Идеи у меня некоторое время варились, потом облекались в свою форму. Радиостанция типа Р-109М, маленькая, простенькая – минимум настроек, массой в пятнадцать килограмм. Рядом с ней стояла громадина Р-250 – большой коротковолновой приёмопередатчик. Наконец, в разобранном виде на столе имелась радиостанция РБМ-1. Так что когда вошёл Лаврентий Павлович, в сопровождении Юры, я уже порядком заждался – аж целый час не было наркома. – Киврин! – сходу тут же начал Берия, – ты чем занимаешься? – Радиосвязью, – я закрыл крышку радиостанции, – а что? – Да… И чего тогда сразу не решил радиосвязью заняться? Я бы прислал соответствующих специалистов, может быть что-нибудь толковое бы сделали. А то у нас со связью вообще беда. – Не додумался, – развёл я руками, – по моим сведениям, количество радиостанций в войсках исчисляется сотнями. Всего лишь. Берия только грустно вздохнул: – Ну не ладится у нас с высокими технологиями, как-то не ладится. А у тебя, я погляжу, тут целый радиопункт, хоть сейчас с американцами связывайся. – Не думаю, что это возможно. Тем более через маломощные приёмники. Лаврентий Павлович, вы что-то конкретное хотели? – А что, уже и поинтересоваться нельзя? – Берия нагло сел на диван, закинув ногу за ногу, и закурил, благо что рядом с диваном стояла пепельница на тумбочке, перед ним – журнальный столик, на котором расположился комплект антенны для полевой радиостанции и большой ящик, доверху забитый радиолампами. Берия взял первую попавшуюся лампу и рассмотрев её, аккуратно положил обратно. – С лампами у нас беда. Недавно прошли программы перевооружения – к войне мы уже давно готовимся, но кое-что сделать не успели. Если ещё точнее – слишком сложно для нынешнего уровня. Слушай, ты не мог бы создать аппаратуру, нужную для производства радиоламп? – Мог бы, – пожал я плечами, – но мне её нужно увидеть. – А там, у себя в будущем не видел? – Я и радиолампы то видел только в детстве. Ну и в специальных магазинах продаются, но этим не увлекаюсь, – отказался я, – а что? – У нас с этим беда. С лампами, я имею в виду, производство сложное, оборудование дорогое, а то, что есть – уже устарело, купили в америке в начале тридцатых. С тех пор прошло немного времени, но устарело. – Тогда мне нужно увидеть образец, а там видно будет. – С образцами тоже туго. Оборудование большое, пока привезут из-за океана… – Гораздо быстрее меня туда сводить, на экскурсию, а я у себя уже всё могу воссоздать. Берия просверлил меня взглядом. – Ну вот ещё, – вздохнул, – Лаврентий Павлович, не надо относиться к советскому союзу как к раю строгого режима. Ни к чему хорошему это не приведёт. – А ты за границей был? – Отдыхал. Несколько раз. Тем более, поверьте, – я усмехнулся, – на мой взгляд США от СССР практически ничем не отличаются. – Как это ничем? – Ничем существенным. Кроме того, что здесь сложнее иметь всё желаемое и не снискать ненависть окружающих. Но я на это забил большой и толстый болт – если кто недоволен – его проблемы. С радиолампами это вы хорошо придумали, но ведь нужно не только оборудование для производства. Нужны и инженеры соответствующих предприятий, и их нужно выстроить в соответствующую производственную модель, которая обеспечила бы не только выпуск, но и работы над следующим поколением. – Работа над следующим поколением в условиях войны – это нерационально. – Хотя бы выпуск в достаточных объёмах. Из истории я знаю, что в СССР радиолюбительство после войны имело бешеную популярность. Просто неостановимый вал интереса – журнал Радио по тиражу уступал только «Правде», и раскупался мгновенно. А основу советской электронной промышленности – до поры до времени позволявшей союзу вообще барахтаться и не стать полностью зависимым по высоким технологиям – составили именно радиолюбители. Берия согласно кивнул: – Хорошо, мы организуем для тебя экскурсию. Это будет очень непросто, учитывая сложности перелёта. И мне тут же расхотелось… – Знаете, я, пожалуй, вспомнил о том, что прямого авиасообщения с США у нас пока нет, и наверное лучше если привезут всё сюда, а я тут сам как-нибудь размножу производственное оборудование… – Что такое? Летать боишься? – На самолётах моего времени – не очень, а на винтовых… Разве что на дуглас сяду, и то с большой опаской. Берия только рукой махнул: – Я просто хотел заехать к тебе перед началом всей свистопляски и убедиться, что у тебя тут всё в порядке. Вижу, что всё более-менее. Что отчёт сделал молодец, что ещё могу сказать… С радиостанциями и правда нужно разобраться, хотя бы тысячу штук – радистов у нас хватает… А как решится вопрос с лампами – сможем собирать хоть тысячу штук в день. Вот что, – Берия вдруг оживился, – давай перестанем языками чесать и перейдём непосредственно к теме. Это радио меня сбило с мысли, у нас имеется одна маленькая проблема немецкого характера – радиоперехват. То есть перехват и расшифровка немецких сообщений. Немцы пользуются шифровальными машинами «Энигма» и «Лоренц», у нас есть нужда в радиоперехвате и взломе шифров. Понятное дело, что с помощью твоих компьютеров можно быстро взломать шифр Энигмы, но всё же, это представляет некоторую проблему. – Какую? – Передача сообщения, и при необходимости – возврат. В войска компьютер не вывезешь, так что придётся действовать тут, в этом помещении. Нам понадобится станция перехвата, достаточно эффективная. – Станцию радиоперехвата можно соорудить, – согласился я, – хотя это не так просто. Возможно, можно упростить это, если сделать кое-какие вещи, сильно не соответствующие времени… – Например? – Записывающие устройства. Чёрт, перехват… я даже не представляю, как его выполнять без компьютера. – А вот представь себе. Просто слушают, записывают. Без этих ваших штучек. – Это плохо. РТР – это большая тема, обширная, глубокая. РТР и РЭБ, если быть точным. У меня появилась дурная идея. – Может и не такая дурная, расскажи. – Нужно создать полноценное мобильное подразделение. – Ну, ну, – Берия аж придвинулся ко мне. – Станция РЭБ – в случае опасности должна глушить связь противника мощными помехами. Станция пассивной радиолокации – мониторить весь диапазон частот… * * * * Буквально за считанные минуты Берия практически изменился. Из благодушного человека, пришедшего почесать языком под бокальчик вина, он превратился в сурового и нацеленного человека. Его больше не волновали мелкие вопросы – ему нужно было только скорее получить эту станцию радиоперехвата в свои руки. Теоретически, этим должен был бы заниматься какой-нибудь специалист с мировым именем, но… С видными людьми этой эпохи я не то что не познакомился… Мы с ними никак не контактировали. Что и неудивительно – одно дело читать в учебнике истории – обо всяких авиаконструкторах, учёных и так далее, а совсем другое дело – реальная жизнь. А в реальной жизни все эти люди где-то там находятся и занимаются своими делами. У меня же есть только три десятка не покрывших себя славой инженеров, которым пока не повезло присосаться к кому-нибудь знаменитому. Да и из всех этих инженеров в радиоделе разбирался только один человек, и то любитель, а не профессионал. Я тоже разбираться разбирался, но пока не разобрался. Так что мне осталось только довольствоваться обширными материалами из интернета, куда я и полез тут же, в поисках нужных материалов. Лучше всего подошла для распечатки книга «Радиовойна», образца шестьдесят седьмого года и повествующая о действиях в сфере радио во время второй мировой. Радио – это вообще редкой живучести технология. Достаточно только сказать, что нет даже в будущем такого смартфона, который не умел бы ловить радиопередачи. Живучесть и правда поражает – наверное тут всё дело в простоте и достаточности. Я бы конечно, упомянул ещё пейджинговую связь, но её полностью заменяет мобильная и СМС-сообщения. Хотя у них есть своя особенность – абсолютная доступность и безопасность. Но… Книжку я поставил на распечатку тут же, подсоединил большущий принтер и пустил в печать, заложив пакет бумаги. Лаврентий Павлович смотрел на этот процесс с нескрываемым интересом. – Шустро у тебя машина печатает, – похвалил он детище китайско-американской фирмы, – ты так любую книжку можешь распечатать? – Что угодно, – согласно кивнул я, пока шумел принтер, – Вот что, Лаврентий Павлович, аппаратура теоретически – существует. Но на практике это технологии явно не сороковых, и в них разобраться будет непросто. А при этом сохранить секретность – невозможно, поэтому нет смысла делать ламповую аппаратуру. – Почему? – Лампы… большие, не слишком надёжные, жрут много электричества, при этом попади в руки противника такая вещь – это всё равно будет катастрофой. Гораздо проще уничтожить взрывчаткой компактный трансивер, чем массивный многотонный аппарат, со стальной шиной и так далее. Я создал на столе, щелчком пальцев, большой современный мне радиотрансивер. Создался он, почему-то, сразу в коробке, причём опечатанной. Чертыхнувшись, я полез за канцелярским ножом и вскрыл упаковку. Внутри было слишком много всего. С большим удивлением я достал – кабели, антенны, антеннки, антенищи, настольный микрофон, катушку для кабелей с намотанным кабелем, и наконец – саму радиостанцию. Размера она была небольшого, по сравнению с остальными. Примерно как Р-109М, но лежачая – то есть боковая плоскость была нижней частью. Я достал её, вскрыл упаковку и продемонстрировал Лаврентию Павловичу всю красоту этого аппарата. Он тоже оценил: – Выглядит очень внушительно. Что оно может? – Секунду, тут инструкция есть, сейчас разберусь. Так… Система ВЧ оцифровки – позволяет добиться 110db чувствительности. Оцифровывает сигнал и удаляет шум, насколько я понял. Снижает уровень шума в каскадах геретодинных… так, ну это понятное дело, что-то очень современное. Дальше… Чувствительность 110db… Занятно, это на порядки выше, чем у стандартных советских радиостанций. На порядки. Так, двойной приёмник для двух частот, так… сенсорный экран, и многое другое. Он даже умеет передавать в эфир аудиофайлы с карты памяти или записывать на неё же эфир. Очень интересно. Я вряд ли точно скажу, что из этого нам будет важно, радиолюбитель из меня никакой. Я в жизни пользовался только рациями, да и то редко. Лаврентий Павлович довольно улыбнулся: – А мощность какая? – Сто ватт. – Браво, сто ватт в таком маленьком корпусе, остальные функции мне ничего толком не сказали, я тоже не радиолюбитель, но насколько я понял – этот приёмник несоизмеримо лучше тех, что есть в нашем распоряжении. – Верно. А ещё он не очень прочный, так что если понадобится… тротиловую шашку и от него останется только пыль. – Было бы замечательно… – Берия задумался, – вот что, с этого момента начинай слушать эфир у себя в НИИ, а так же активно работать в направлении создания машины РТР. – Лаврентий Павлович, машину – это я могу, а вот радио… тут я даже не любитель. Так, научился ручку настройки крутить и понял, что такое каналы, чем КВ от УКВ отличаются. Но на этом всё. Да любой интересующийся радио пацан меня грамотнее в пять раз, поэтому прошу вас на меня вот эту обязанность не возлагать. Один хрен ничего не пойму. Берия посмотрел на меня задумчиво и вернулся обратно на диван. Ну а я… А я начал возню с включением созданного мною чудо-аппарата. В розетку, потом антенну… Антенна для УКВ может быть любая, по большому счёту – я взял штырь куликова и прикрутил его к станции, включил, увидел экран приветствия… и дальше всё и просто, и сложно. Чтобы разобраться в большом количестве самых разных настроек и функций, не хватит и недели. Но просто включить приём УКВ-диапазона оказалось несложно. Включив сканирование, скоро обнаружил сразу целых ажно две радиостанции! Радио Москвы и ещё какое-то. – Отлично, – Берия снова встал, заходив по комнате, – а эти? – он ткнул в большой приёмник на журнальном столике, – рабочие? – Да, были. Я распотрошил их. Это всего лишь приёмник, хоть и довольно надёжный. – Понятно. С такими характеристиками разведка не будет составлять труда. Немедленно нужно этим заняться! – уверенно сказал Берия, заложив руки за спину, – я пришлю к тебе людей, специалистов по радиоделу. Двоих хватит, объяснишь им все тонкости. Можешь сделать вот как тот, – ткнул он на стол, – но в большом корпусе? – Нет, невозможно. Это цифровой прибор, управление кнопочное и сенсорное. Даже если теоретически можно было бы распаять… – покачал головой, – слишком сложный прибор. – Это ничего, значит придётся чуть-чуть изменить действия, но в целом – я рад, что мы можем за это дело всерьёз взяться. Завтра утром приедут люди, немедленно приступайте к разработке комплекса разведки. Нам необходимо знать, о чём говорят немцы! * * * * Двадцатое Июня. День тяжёлый. Во время войны каждый день идёт за десять мирных, потому что каждый день происходит что-то важное, и работать нужно в десять раз больше. Берия то уехал, а ещё обещал прислать с утра людей, чтобы забрали комплекты радиосвязи – и правда, припылили с утра к нашему НИИ целая колонна автотехники. Если быть точным – то полуторки, и солдаты в форме НКВД, я показал им большой кабинет, в котором создавал технику. Я не поленился и каждую военную радиостанцию создал в специальном пластиковом влаго и пылезащищённом, ударозащищённом кейсе. Такие в армиях некоторых стран используют – плюс удобны для переноски. Так что по два солдата на каждый кейс – и дело в шляпе. А в комплект ещё уложил запасные аккумуляторы. В итоге получили они УКВ-радиостанции Р-105Д, пятидесятых годов, ламповые. Всего тысяча штук, и КВ-радиостанции, массивные – такие вывозили на тележках и грузили по десять штук в полуторку. Огроменные, с множеством самых разных крутилочек и вертелочек. И поскольку солдаты не видели, что есть в ящиках, то к радиостанциям этим проявили интерес. Конечно же очень скромный – мало ли, что начальство НКВД приказало забрать. Командовал парадом Юрий Потапов – он вышел сразу же, как только заметил на улице шум машин, и дальше меня практически отстранил от наблюдения за процессом. А мне не очень то и хотелось. Когда шла разгрузка, приехал ЗИС-101, личный автомобиль Берии, и на нём приехали двое. Два интересных человека, и были они изрядно удивлены всем. То есть вообще всем – у меня они вызвали такую ассоциацию, словно им было интересно вообще всё – здание с зарешёченными окнами, колонна полуторок – десять автомобилей, и в особенности – вывозящиеся из здания радиостанции. Хотя их и накрыли тканью по приказу Юры. Водитель открыл им дверь, поскольку сами они, похоже, не намеревались выходить и вышли. Не знаю, о чём они думали – но вид мы имели самый идиотический. Помимо снующих туда-сюда с тележками чекистов, во дворе стояли пара броневиков-тигров и несколько элитных по меркам времени, машин – кадиллак и ещё два паккарда. – Товарищ Киврин? – водитель Берии меня знал, мы с ним виделись каждый раз, когда я провожал высокого гостя, – велели привезти к вам и сдать с рук на руки, – кивнул он на двух своих пассажиров. – В таком случае я на руки принял, – улыбнулся я, – Товарищи, прошу за мной. Поговорим наверху. Один из них мне живейшим образом напоминал образ сыгранный в фильме «место встречи» – «шесть на девять» – лысеющий мужчина в такой странной шапочке, то ли азиатской, то ли мутировавшей еврейской, второй – в костюме, строго одет, явно ещё не отошёл от бериевского разговора. Лаврентий Павлович учредил целый отдел, занимающийся мной и моими заморочками – у него там пока числится лишь Юра, да ещё пара сотрудников, которые знают о моём настоящем происхождении. Они берут подписки, они же делают постоянно отчёты, и они же – объясняют кому надо что надо. Иногда наврав с три короба, иногда прямо сообщив информацию. Пропуска у Юры для этих двоих уже были готовы – без них в НИИ не войти – полноростовой турникет, как в здании минобороны, да ещё и с электронным ключом-пропуском. Так то, ни войти, ни выйти без ключа. Так что я сначала показал, как это делается, а потом наблюдал, как они протискиваются через турникет. – Товарищ Киврин, Лаврентий Павлович сказал, что у вас нет никакого недостатка в материалах? – спросил вдруг лысеющий, – но паркет из красного дерева – это что-то с чем-то. Я прямо в восхищении. – Разбираетесь? – Немного, мой отец в НЭП занимался паркетной доской. Правда, его потом посадили, но это уже дело десятое. – Нда. Тяжёлый исторический период, – кивнул я, – ну это ничего, сейчас такая экологическая обстановка. Прошу, – я открыл тяжёлую стальную дверь и вошли мужики. Закрыв дверь за собой, убедился, что она встала на задвижку, и повёл их в свой кабинет. – Здесь можно говорить свободно, помещение защищено от прослушки. Лаврентий Павлович уже сообщал вам, кто я и откуда? – Да, он нам всё подробно объяснил, – даже голос у него был похож на голос шесть на девять, – однако, мы всё таки ничего толком не поняли по той простой причине, что технических подробностей он нам не привёл. Дал только книжку, которую вы же, по его словам, ему распечатали, и приказал ознакомиться. – Да, занятная книжка для радиолюбителя. Вы же по радио, верно? – Конечно. – А что это спутник ваш молчит? – А, это у него всегда так. – Будет о чём говорить – скажу, – буркнул он. – Неразговорчивый, – пояснил шесть на девять, – будем знакомы. Я Исаак Осипович Любин, это мой коллега, Алексей Тютчев. Не тот, даже не родственник. – Не родственник это хорошо. Что ж, будет вам позывными – вы Шесть На Девять, а вы – Поэт. Для конспирации, у меня очень плохая память на имена, люди обижаются часто. – Эй, а почему шесть на девять то? – возмутился он. – А вот это – уже секрет, – я хихикнул, – значит так, мужики, есть у нас задание сверху… Когда вошли в кабинет, Шесть на Девять практически впал в ступор, поскольку со вчерашнего дня я тут не прибирался. Он посмотрел на грубо раскуроченный радиоприёмник «Кит» и чуть не заплакал: – За что вы его так. – А, в учебных целях. Хотел посмотреть, как устроен. – Боже, да вы варвар. Как вам можно доверять технику. – Не мелочитесь, Исаак Осипович, не мелочитесь! Нам предстоит решить одну важную, – я смахнул со стола в урну целую россыпь радиоламп, – но очень ответственную задачу. А именно – радиоперехват немецких переговоров. С использованием, понятное дело, техники немного другой эпохи, вы не против же поработать с современной техникой? – Нет, но… – Шесть на девять проводил взглядом радиолампы, безбожно испорченные таким отношением, – а что надо сделать то? – Станцию. Но для начала – я попрошу вас ознакомиться с достижениями советской науки и техники за ближайшие тридцать лет вперёд, вплоть до появления микрочипов. Тут не так много материала, вам всего лишь нужно прочитать инструкции и просмотреть материалы, саму аппаратуру, как наглядную модель, я вам так же предоставлю. Можете быть с ними грубыми – всё равно потом все уничтожат. Шесть на девять вздохнул: – Ну вот, опять уничтожат. Моя душа этого не выдержит. Давайте уже материалы, а где нам расположится? – Здесь, в моём кабинете. Потапов Юра меня проклянёт, если я вытащу секретную аппаратуру отсюда. Вот что, давайте уже приступим к непосредственной работе. Начнём с первых послевоенных радиостанций… * * * * 8 часов спустя. * * * * Всё-таки профессионалы! Не то что я – они быстро прошарились по теме радиоламп, выпускаемых в СССР после войны – быстро освоили принципы стержневых ламп, металлокерамических, наконец, за несколько часов поняли принцип работы приёмников вплоть до кнопочно-чиповых, современных. Это заняло часов шесть, а ещё ребята меня тоже учили, поясняя за то, что к чему и как работает. За это время ко мне никто не приставал и работа шла в штатном режиме – мы расположились, разбирали приёмники, шесть на девять и поэт – это прекрасные люди. Один разговорчивый – за словом в карман не лезет, второй – молчун, который явно залип на своей какой-то теме. Он молча всё это смотрел, вертел, раскручивал, легко собирал обратно, и вообще, не вызывал подозрений. Наконец, от одного к другому, но мы дошли до дорогущего трансивера из будущего – я показал сам аппарат, как он работает, принципы работы – его прошивку, сенсорный экран с разными показателями, функции, ну и большую книжку инструкций на русском языке. И… Шесть на девять занял моё кресло, он перестал крутить по сторонам аппарат, вместо этого следуя инструкции подключил гарнитуру, и начал прослушивать эфир, прыгать по каналам, частотам, настроился сразу на обе радиостанции, которые приёмник очень уверенно ловил. Очень уверенно – не уверен, что кто-то может лучше и чище звук поймать. Шесть на девять был в восторге от характеристик и через мгновение выдал: – С такой техникой, товарищ Киврин, можно не то что немцев… с такой техникой можно такую разведку сделать, что все попадали с места бы, если бы могли узнать. – Ну вы не сильно радуйтесь, техника сверхсекретная, напоминаю вам. – Это понятное дело, – поднял руки Исаак Осипович, – понятное дело. Правда, мы ожидали чего-нибудь намного сложнее и хуже. Я честно говоря, представить не мог, что такой трансивер, как вы его назвали, вообще когда-нибудь будет существовать. И я ещё не понял доброй половины его функций, для меня это пока тёмный лес. – А нужно будет понять. Но использовать его по назначению вы уже можете, верно? – Верно, использовать можно. А что? – А то, что нужно будет соорудить на базе автомобиля пункт подвижной связи, который в свою очередь ещё является станцией радиотехнической разведки и постановщиком помех. – Вот с помехами сложнее. – С помехами как раз таки проще всего, – покачал я головой, – я могу создать военную станцию, прямо на шасси, только нужно разобраться в её использовании. А вот РТР – это уже серьёзная задача. – А точно так же создать станцию для разведки вы не могёте? – вдруг спросил Поэт. – Хм… Я припоминаю нечто похожее, нужно будет попробовать. Сегодня же этим займусь, как только сотрудники НИИ разбегутся по домам… – я кое-что вспомнил и отодвинув радиостанции, нашёл на столе трубку телефона. Но передумал и пошёл прочь: – пока занимайтесь, мне нужно с сотрудниками решить проблему. – Хорошо, – подтвердил мне уже в спину шесть на девять. * * * * Часть того, что я создавал – было забарыжено, и у меня на руках имелось огромное количество денег. Килограммы, так что я пошёл вниз, и созвал всех сотрудников в третьем кабинете. НИИ обживалось потихоньку, и кабинеты были пронумерованы – в первом у нас располагалась бухгалтерия и прочая администрация, работали люди во втором – там поставили мебель, а в третьем – была миним-мастерская для исследования автомобильных запчастей. Один из ГАЗиков распотрошили на эти самые запчасти. И было в этой мастерской примерно всё то же самое, что в обычной, только ещё имелись разные агрегаты для исследований. Места было достаточно, поэтому вскоре сотрудники за мной гуськом пошли, побросав свою работу. Я вышел в центр зала, сотрудники зашли и более-менее распределились. – Дорогие товарищи, завтра и послезавтра я объявляю выходным днём. А так же, по личной инициативе директора вам будет выплачена премия – по три тысячи рублей на каждого. Так же берите автомобили, если хотите – и можете на них прокатиться. Я объявляю завтра и послезавтра праздничными днями – мой вам совет – гульните как следует. Отдохните, насладитесь окружающим миром. Люди не понимали, что происходит. Я облокотился о массивный верстак. – По тысяче рублей на каждого – и чтобы послезавтра от этой тысячи ни копейки не осталось. Чтобы всё потратили, понятно? Жратву не покупайте – у нас повар лучше готовит, и такие вещи иногда, что любой коммерческий ресторан удавится от зависти. Табак и алкоголь тоже – у нас в НИИ они намного лучше. Советую обновить гардероб, обувь. – Да что происходит то? – возник всё тот же Маликов, изрядно приструнённый в первый день. – Маликов, ты работаешь в НИИ при наркомате внутренних дел. Я очень не советую задавать лишних вопросов, если не хочешь получить лишних ответов. Задача ясна? – обратился ко всем, – а теперь берите деньги и два дня чтобы вас тут и запаху не было. Я достал из кармана пачку сизых банкнот с портретом ленина – десять червонцев, то есть – по сто рублей каждая. Три таких пачки раздал всем, кому-то достались лишние. И после этого – выпер всех из помещения. Двое уехали на автомобилях, увезли ещё по четыре-пять человек с собой, остальные просто вышли и всё. Работу бросили там, где остановились. Ну правильно, начальник умный, начальнику виднее. Послезавтра в четыре утра поймут, что начальству нужно верить. Понаблюдав с порога за тем, как все расходятся, я двинулся в столовую. Там повар работал. Но пришлось его огорчить. – Владимир Савельевич, у нас накладка вышла, все сотрудники отпущены. – Что? – Повар выглянул из своей кухни, потом вышел сам, выглядел колоритно. Владимир Савельевич раньше работал в коммерческом ресторане, но после перешёл к нам – Юра его лично переманил. Зарплатой и преференциями – всё-таки работать в структуре НКВД гораздо безопаснее, чем в коммерции. – А вот так вышло. Понадобилось всех отпустить. – Пожалуйте, Филипп Филиппыч, как же так можно? Да, кстати, имя я себе взял очень… специфическое. Булгаковское. – А что такое? – Так у меня же на тридцать ртов с лишком заготовлено. Вон уже и мясо замариновал, запекать собрался, и салат из овощей, и борщ поспевает… – Решаемо, – отмахнулся я, – у вас среди инвентаря должны быть котелки солдатские, ну такие, маленькие, с крышкой-тарелкой и столовыми приборами внутри. Кипятком сполосните и весь ужин туда. Через дорогу у нас имеется отделение милиции – сходите, объясните, подвезите весь паёк туда. Термосы можете им оставить, в подарок. Машину можете взять любую, ключи в зажигании. Вы водить умеете? – Ну так… немного, – скромно потупился повар. – Немного это сколько? – Была у отца моего машина, да потом конфисковали. А что? – Значит, водите плохо. Ну тут много ума не понадобится – разберётесь. Главное сами не убейтесь, вы повар хороший, нам такие нужны. А потом – всех, слышите, всех в НИИ, от уборщика и повара до своего заместителя, Потапова, заставлю обучиться вождению! Навык крайне полезный и в отдельных случаях жизненно-необходимый. Вот как сейчас. – Что ж, отдам в милицию, – вздохнул повар, – только им то куда столько? – А вот там обезьянник есть – пусть уголовников и накормят, и сами поедят. Повар только вздохнул и пошёл выполнять – котелков на складе кухни правда валялось несколько десятков. Котелки, термосы большие, армейские, всё было сделано с единственной целью – случись что – понадобится. Мало ли, понадобится накормить кого-нибудь, а возможности нет. Запасы продовольствия в НИИ и правда были хорошие. Повар вернулся с целым ворохом котелков, нанизанных на швабру – нести столько в руках было сложно, вот и повесил. А я в это время ограблял кухню на предмет горячего кофе. Хозяйничал тут, тут была кофемолка и рядом стоял мешочек с зерновым, прекрасным, южноамериканским кофеём. Но я сейчас готовил капучино, включив блендер и заодно искал булочки в шкафу. Булочек не нашёл. – Владимир Савельич, а вы пирожки печь умеете? – я поднял голову из под прилавка, – было бы неплохо сотрудникам в качестве перекуса пирожков напекать. – Можно, только муторно это. – У вас случайно специалиста по пирогам знакомого нет? Было бы неплохо заиметь такого. – Можно, Филипп Филиппыч, можно, только сложное это дело. С тестом возиться, потом печь нужна. – Это решаемо, – отмахнулся я, – печь, тесто, это всё решаемо. Начинка тоже решаемо. Вот сейчас понадобилось сбыть еду – а форма у неё неудобная, а представьте, если начальство попросит от меня ещё соседние НИИ взять на подкорм? – Тогда у нас не НИИ получится а столовая какая-то. – Вот именно. Но ситуация вполне обыденная, что одни ходят столоваться к другим… Поэтому вот что я думаю – раз у нас такое дело, и такие сложности – можно было бы тут ещё пекарню открыть. – Пекарню? – удивился повар, – это минимум три человека персонала нужно. – Ничего страшного, три, пять, десять, это как угодно. Зато будет собственный свежевыпеченный хлеб, пироги, булочки, ну и можно без лишних проблем соседей подкармливать. Вы как на это смотрите? – Печь хлеб – это совсем не по моей части, Филипп Филиппыч, хотя могу конечно научиться, но… – Но вы повар в НИИ, и ваша задача – это наших тридцать оболтусов закармливать так, чтобы американцы позавидовали. Чтобы хари у них в дверь не влазили, вот в чём ваша обязанность. А мини-пекарню открыть много ума нам не нужно будет, места тоже. Вы недавно жаловались, что у вас на кухне места многовато? – Да когда я это жаловался, – потупил взгляд повар. – Вот и решим этот вопрос. Провентилируем, так сказать – и вам будет трудовое задание, пока все наши сотрудники в отпуске – съездите на пекарню, обговорите этот вопрос, узнайте, что нужно. Печи промышленные я вам дать не могу, могу только обеспечить обычными электрическими плитами, с обычными духовками. Штук десять таких поставить в ряд, столы, оборудование для замешивания теста и прочее… а там видно будет. Я достал три сотни из кармана и положил на стол, придавив солонкой: – Это на проезд и прочие расходы. Отчёт можете не составлять. Завтра в шесть позвоните мне по внутреннему и сообщите, как результат. * * * Эти двое… Психи. Стоило мне войти в кабинет, открыв дверь с ноги, как и любой человек, несущий большой поднос с хавкой, я заметил, что они совсем заигрались. – А я тебе говорю, что этого не может быть, – уверенно сказал Шесть на Девять – о, начальник пришёл. – Я вас умоляю, не надо меня называть как уголовник мента, – возмутился я. – Извиняюсь, – поднял руки, – ладно, вот мы тут слегка поспорили с товарищем по поводу радиодеталей. – Я вижу, вы уже разобрались. Что ж, это радует, – я поставил поднос на Р-250, полуразобранную, – угощайтесь. Кофе, пирожные, печенье. – О, как вовремя, – не успел я заметить, как Шесть на Девять уже схватил большую булочку с маком и стакан с кофе, – в общих чертах нам теперь всё понятно, что от нас требуется. И мы даже готовы сказать, что нам будет нужно. Здесь упоминаются какие-то кунги, я так понял, это кузов такой? – Да, кузов. Универсальный нормальных габаритов, или как-то ещё, я точно не знаю. Нормальных – значит стандартных, туда можно что угодно замонтировать. – Очень удобно, – Шесть на девять отдал дань булочке, а Поэт заговорил: – Нам понадобятся машины с такими кузовами для станции перехвата. Одна – с приёмной аппаратурой, одна – с антенной выдвижной. Мы решили, что лучше всего поставить высокую телескопическую антенну. Тут даже есть фотографии – комплекс называется «Кольчуга». Там есть нужная телескопическая антенна. Трансивер в качестве приёмной станции сгодится, но ограниченно, очень ограниченно. – Почему? – У него ограниченный диапазон. Он восхитителен, и если бы был предназначен для РТР, то задача упростилась бы многократно. И тем не менее, вполне можно прослушивать эфир и на его частотах. – То есть всего лишь? Я припомнил частоты… Так, там где-то у меня наверняка можно создать трансивер, перекрывающий все интересующие частоты. – У нас будет такой трансивер. Ещё вопросы? Поэт переглянулся с Шесть-на-Девять и пожал плечами: – Вопросов нет, осталась проблема самого комплекса, – он взял кофе и отхлебнул чуточку, – то есть нужны машины, нужно нафаршировать их аппаратурой, и вопрос будет снят. – Вот этим сейчас и займёмся. Нужно просто спроектировать подходящую антенну и желательно – механизированную аппаратуру для её установки, верно? – Верно. А ещё установить в кузов электрогенератор, запасной генератор, предусмотреть машину для отдыха и бытовых нужд экипажа, предусмотреть машину для работы радистов – отдельную от машины с антенной. – Ну это уже дело десятое, у нас есть целое НИИ для этих целей. Мигом сделаем. И это было так – главная проблема крылась в самой антенне, которую планировалось подключать с помощью такой то матери, к современным трансиверным устройствам. Антенна на приём и если понадобится – передачу. Но больше на приём. Работу можно было начинать прямо сегодня. – Вам есть где остановиться, товарищи? – Мы местные, – махнул рукой Шесть на Девять, – а что, уже пора уходить? – Вроде того. * * * * Двадцать первое Июня. * * * * Станцию, о которой говорили товарищи, я не видел ни в жисть. Секретить шасси, при том, что машина должна быть нафарширована сверхсекретной техникой – как минимум глупо. Поэтому ночью я занялся получением тех машин, которые я видел. На разных военных выставках и так далее. Прежде всего – там, где легко пройдёт вражеская техника, не следовало ставить станцию РТР. Она должна занять удобную позицию, которая может быть и должна быть неудобной для проникновения – то есть монтировать на шасси грузового автомобиля… это плохая идея. Станцию нужно монтировать на гусеничное шасси. Но танковое не нужно, танк бронированный, а нам нужно максимум – защита от шального осколка, если вдруг, по какой-то причине, рядом упадёт бомба. Я примерно понял, что антенна – это не просто какой-то железный штырь, и чем он длиннее, тем лучше. Антенна это серьёзная инженерная херня, и от её длинны и формы зависит, какие волны она будет улавливать. Штырёк, или проводок, вроде наушников на телефоне – отлично принимает УКВ – те волны, где FM-диапазон находится. Это с 87.5 по 108 МГц. Кстати, первая радиостанция в СССР на этом диапазоне имела мощность выходного сигнала всего один киловатт – но этого хватало, чтобы покрыть приличную площадь. Частоты менее 30 килогерц считались сверхдлинными, их не использовали в связи, это слишком длинная волна. От тридцати до трёхсот килогерц – длинные, на этой частоте можно было уже общаться морзянкой. Но это для очень дальнего вещания. Чтобы было понятно… да думаю и так понятен принцип – герцы это количество в секунду. Волна – это в прямом смысле волна, имеющая свою длину – вполне физическую. Чем короче волна – тем хуже она проходит через препятствия, но тем больше информации она может нести. Волны так же умеют отражаться от препятствий и проходить через них – радиопрозрачность и радиоотражения. То, на чём построен принцип радиолокации. Голосовой файл имеет герцы – как и волна, частота вибраций в секунду, которая модулируется в звук через динамик. Таким образом радиоволна превращается в звук. Самый простой детекторный приёмник вообще не имеет питания – в нём звук получается за счёт энергии самой радиоволны. То есть своеобразная беспроводная передача энергии. Сверхнизкие частоты – от трёх до трёхсот используется для связи с подводными лодками – расстояния огромные, а эти волны имеют одну особенность… они прекрасно проходят над поверхностью воды и распространяются не по прямой видимости, а уходят за горизонт. То бишь, грубо говоря, они изгибаются вместе с изгибом земной или водной поверхности. Полноценную радиосвязь используют с тридцати килогерц до трёх гигагерц. ФМ-диапазон, которым пользуются, пожалуй, все, лежит как раз в области метровых волн, или очень высоких частот – от трёх до трёхсот мегагерц. Как я уже говорил – с 87.5 до 108 мегагерц. Это пример того, как в радиоволнах выделили полосу для каналов. Сами каналы… думаю, с этим тоже все сталкивались – с небольшой разницей, до двух-трёх десятых мегагерца, меняются каналы. Проблема антенны в том, что разные частоты, из-за большой разницы в антеннах, требуют разных конструкций антенн. С фм-диапазоном поступили удобнее всего – для уверенного приёма достаточно иметь любую антеннку небольшой длинны. Названный мне комплекс – кольчуга, имеет две тарелочных антенны – они, как понятно из их геометрии, принимают и концентрируют, словно линза, радиосигнал. Это очень эффективный способ приёма, по сравнению с обычной антенной, но минус – направленная, так что нужно, чтобы она была всегда направлена в точку. Был другой аналог нужного комплекса – «Пост», но создать я её тоже не мог. Коротковолновые антенны в советском союзе вряд ли вызовут много проблем. Создавать технику прямо под окнами НИИ рискованно днём – могут увидеть, а дальше… а вот ночью – всегда пожалуйста. Света нет, район не квартирный, так что вряд ли кто-то что-то увидит. Людей нет, тишина мёртвая, темень – хоть глаз выколи, не заметишь разницы. Однако, гусеничная техника имела свои минусы. И главный – это износ гусениц и соответствующий расход топлива. Именно поэтому для быстрой переброски техники на большие расстояния лучше использовать дороги и колёсную технику. Ну тут всё более-менее просто и понятно – военный высокопроходимый грузовик. Но грузовик не сможет пролезть там же, где пролезет гусеничная техника… вот и встаёт вопрос – а что важнее, проходимость или практичность? Танки то ходят в бой, понятное дело, но нам не нужно в бой. Гусеничные тягачи – им нужна проходимость, она для них важнее практичности. Плюс отечественные двигатели… ой не доверяю я отечественным, а на гусеничной технике – особенно. Хотя у современных мне танков замена двигателя – процесс довольно быстрый, за час-два можно достать один и вставить другой. А если на мотолыге двигатель сломается – это всё. Это крышка. Хотя и можно возить с собой запасной и целую машину технической помощи, но… Нет. Опасно. Жаль, что работы грачёва по производству колёсных многоосных монстров так и не были доведены до ума – вот кто действительно сейчас бы выручил. В итоге, думал-думал, ничего не надумал и решил поступить просто – поставить всё оборудование на мотолыги. Они и проходимость обеспечивали, и я думаю, если хорошо постараться, то можно обучить механиков оперативному ремонту. Плюс существовали уже все необходимые мне модификации мотолыги – снегоболотоходные гусеницы, кунги, и их я всех видел. То есть не составит труда адаптировать. Единственное НО – придётся всё-таки напрячь своих ребят, чтобы они изготовили хотя бы одну мотолыгу с иностранным двигателем. Тоже от гусеничной техники – от бульдозера, трактора или ему подобным – я больше надежд возлагаю на немецкие двигатели старой школы – то есть от спецтехники годов восьмидесятых-девяностых. Электроники в них нет, двигатель сложный, спору нет, но намного проще, чем у грузовых авто. Ну и крутящий момент с хорошей тягой, если бы мы сумели переставить такой двигатель на мотолыгу, то цены бы ей, мотолыжке, не было. Родной мотолыжный двигатель – ЯМЗ-238, уже не удовлетворял требованиям по надёжности. Достаточно сказать, что мановские и им подобные двигатели приходили к нам в ремонт с гораздо большим накатом, чем ЯМЗ, которые ломались вообще непредсказуемо. Могло что-то полететь практически когда угодно, и советские, и российские потребители к этому просто привыкли. Но с этой задачей… у меня целое НИИ автомобилистов под боком – тридцать рыл, пусть они работают! Да, пусть они справляются с этой задачей. А моя сейчас – создать первую, головную, образцовую партию, которая впоследствии станет основой всех рот РТР. Я создал десять МТЛБ, из них половина – в формате КУНГовой нагрузки, половина – в виде обычных, то есть полностью бронированные низкие кузова. И начал париться по поводу их расстановки – ведь нужно было залезть. Запустить. Залить соляру и масло. Привести в боеготовое, так сказать, состояние. С большим трудом, но до полуночи управился и решил сходить поспать…