Все беды — от магии. Сага

      Хоул решил не откладывать это дело на потом. Откладывать дальше было некуда: либо он находит путь к спасению, либо его тело с радостной поспешностью захватывают Твари. Это был лишь вопрос времени. После Того Случая Пендрагон понял: стрелки его часов убыстрили ход раз в десять, и с каждым оборотом лишь ускорялись.       Чародей подошёл к очагу и рассеянно сказал демону огня:       — У нас ещё одна вылазка на сегодня, Кальцифер.       — Ну что ещё? — проворчал тот, разозлённо запылав малиновым, — дай мне отдохнуть наконец-то!       — Это последняя в обозримом будущем, если у нас ничего не получится, — сказал Хоул, поднимая плюющегося пеплом демона огня на ладони.       Он подошёл к двери и открыл её, тщательно рисуя перед глазами образ деревушки Не-пришей-ослу-хвост. Скрежет не смазанных петлей потонул в серой дымке Пространства, пожиравшего всё, что некогда обозначалось словом «снаружи». Хоул настороженно прислушался к этому месту. Там было тихо, как в запечатанном склепе; никаких противоестественных звуков, которые бы могли издавать Твари. Тогда он вышел в это самое «снаружи» и, сделав несколько шагов, очутился в небольшой горной деревне.       Не-пришей-ослу-хвост звалась так из-за какой-то, вероятно, совершенно потрясающей истории, которая произошла в этом месте, но историю эту уже забыли за древностью лет. Деревня состояла из бревенчатых домиков с земляными, поросшими богатым мхом крышами, с трубами, из которых всегда валил густой серый пар, похожий на бороду почтенного чародея.       Десятки подобных деревень разбросаны по склонам Овцепиков. Жизнь в них не сказать, чтобы хороша, да и лёгкой её назвать сможет только завзятый оптимист, ни разу не испытавший на своей шкуре прелести жизни вдали от благ цивилизации. Основная проблема этих поселений в том, что им постоянно приходится отвоёвывать у гор пространство для жизни. Скажем так: Овцепикские горы похожи на утыканную иглами подушечку, и если за иглы принять их знаменитые пики, то деревни будут гнездиться где-то между их подошвами, в межгорных равнинах.       Не-пришей-ослу-хвост, впрочем, тем и отличалась от других деревень, что упрямо карабкалась вверх по отвесному склону, игнорируя возможность лавины, обвала и тому подобных бедствий, способных низвергнуть её в пропасть. Поэтому все её тропинки вели либо круто вверх, либо круто вниз, а обычному жителю, чтобы пройти из кухни в сени, приходилось преодолеть немало ступенек.       Госпожа Пентстеммон, ведьма, о которой все с почтением говорили «та самая» жила в подобном доме лишь с той разницей, что располагался он вдали от суетной деревни. Домик лепился на клочке земли у обрыва, высота которого заставляла задуматься о вечном. К его стене была приделана маленькая водяная мельница, которую постоянно крутил низвергающийся со скал водопад.       Хоул вынырнул из Пространства аккурат возле обрыва. С трудом сбалансировав своё тело, которое, согласно законам физики, уже готово было рухнуть вниз, и разум, который этому отчаянно противился, он перевёл дыхание и направился к домику ведьмы.       Как существа из столь разных миров — чародей и ведьма — могли были знакомы? О, эта история берёт начало от событий десятилетней давности, когда юный и беспечный до безобразия Хоул впервые перенёсся через Пространство, ободрал коленки при приземлении, заблудился, пытаясь понять, как он попал в это странное негостеприимное место. Госпожа Пентстеммон нашла его дерущимся с белкой и, отогрев, отправила в Анк-Морпорк с бродячим цирком. Когда чародей более или менее овладел способностью проходить через Пространство, между ним и госпожой Пентстеммон завязалась страннейшая, но нежнейшая дружба.       Итак, Хоул постучал в дверь. Ему открыла, на удивление, не сухопарая Пентстеммон, а молодая розовощёкая девушка в клетчатом переднике, перемазанном травяным соком. Увидев незнакомого молодого человека она мгновенно поняла, что влюблена в него навеки — раз; и что не сможет выдавить из себя ни слова — два.       — Ну? — раздался грозный голос старой ведьмы из глубины дома, — кого там принесло, Миамор?       — Э-э, — протянула Миамор, розовея ещё обильней.       Чародей галантно пододвинул её в сторону.       — Это я, Хоул, госпожа, — сказал он, вежливо кланяясь.       Госпожа Пентстеммон, удивительно царственная старушка в безукоризненном синем платье, перебирала в деревянной кадке какую-то пахучую траву. Она осмотрела чародея с ног до головы. Эта женщина всегда замечала малейшие детали, на то она и была одной из самых уважаемых ведьм Диска. Она навскидку определила, что Хоул не ел и не спал последние сутки, что голова у него занята каким-то важным делом, и что сейчас он, вероятно, пришёл просить помощи. Ох уж эта молодёжь, вечно носящаяся со своими смешными проблемами.       — Здравствуйте, молодой человек, — сказала ведьма голосом, которым обычно отчитывают провинившихся детей, — как-то вы спали с лица за последнее время.       Хоул равнодушно пожал плечами. Госпожа Пентстеммон прикрикнула девушке:       — Миамор, ты мне больше не нужна, отправляйся стричь овец. Шерсть сложишь в самую большую корзину.       Миамор поспешно скрылась за дверью. Хоул же спустился по семи ступенькам и очутился прямо подле стула ведьмы. Но не успел он ничего сказать, как та заявила:       — Тебе что-то от меня нужно, Хоул Пендрагон, и не вздумай отпираться: я вижу это по твоим большим юным глазам. Ну так выкладывай.       — За мной охотятся Твари, мне нужно провести ритуал поиска, чтобы найти единственного человека, который может мне помочь, — без запинки сказал чародей, потому что знал: с этой ведьмой хитрить бесполезно.       Она посмотрела на него таким тяжёлым взглядом, что Хоул вновь почувствовал себя нашкодившим мальчишкой. Это была секретная магия всех ведьм — особые взгляды, способные испепелять на месте или, по крайней мере, заставлять мысленно каяться.       — Скверно, конечно, но при чём здесь я?       — Вы могли бы помочь мне с ритуалом поиска, — сказал чародей.       — Хмпф, — фыркнула ведьма, яростно разбирая траву, — а что, среди всех твоих чародейских премудростей не найдётся замены моему ритуалу?       — Нет, госпожа Пентстеммон, — смиренно покачал он головой, — вы же сами говорили, что наша магия совершенно не приспособлена ни к чему полезному. В отличие от вашей.       — Какая грубая лесть, юноша. Ну хорошо, как имя этого вашего объекта для поисков?       — Тарквиниус Холморгор, — торжественно объявил чародей, но тут же поблёк, увидев выражение лица госпожи Пентстеммон, — что-то не так?       — Ты ищешь этого… мерзавца? Этого… шарлатана? — спокойным голосом сказала ведьма. Спокойный голос не обманул Хоула: травинка, которую она крутила в руках, под её взглядом вспыхнула ярким пламенем и осела на пол грустной кучкой пепла.       — Он мерзавец? Извините, не знал, госпожа, — качнул головой Пендрагон, провожая взглядом кружащийся пепел.       — Забудь, мальчик, — ровным голосом заявила ведьма, — это давняя история. Но, если ты не забыл, для ритуала поиска мне нужна личная вещь человека. Которой у тебя, конечно, нет. Я угадала?       Хоул пожал плечами. Личной вещи Холмогора у него и вправду не было.       — Это большая проблема?       — Как бы тебе сказать, мой дорогой, — госпожа Пентстеммон встала и отряхнула юбки, и без того безукоризненно чистые, — весь ритуал завязан на этом, если ты помнишь. Но посмотрим, чем я смогу тебе помочь. А пока помоги-ка мне подготовиться. Парой миль вверх по горе есть поляна травы-пахучки. Вот и соберёшь её.       — Но у вас её полная кадка, — попытался возразить чародей, потянув носом резкий запах чего-то непередаваемого.       — Когда соберёшь пучок, можешь возвращаться, — безапелляционно заявила Пентстеммон, — отправляйся.       Хоул пожал плечами. Спорить с ведьмой было бесполезно, по крайней мере, не полезней, чем пытаться сдвинуть с места Кори Челести силой собственных рук. Он вышел из дома, задумчиво поклонился Миамор, которая подслушивала их разговор, стоя у двери, и направился по направлению, указанному госпожой Пентстеммон.       Уже в пути он выяснил, что эти пара миль, о которых так небрежно говорила ведьма, пролегали по самой ненадёжной в мире горной тропе. Она петляла вдоль отвесной каменной стены, забирая всё вверх с каждым поворотом. По другую сторону гостеприимно щерились острые скалы и угрожающе шуршала по камням безымянная речка. Хоул тяжко вздохнул. Он хотел пробраться на пресловутую полянку через Пространство, но решил лишний раз не искушать Тварей. Поэтому он, игнорируя тихую истерику Кальцифера, побрёл по тропинке, попутно собирая какие-то травки.       К счастью, через некоторое время и соразмерно затраченное количество нервов, тропинка расширялась до размеров нормальной дорожки, а вскоре становилась настолько широка, что на ней смогли бы разминуться аж два сурка.       Примерно в ту же секунду, что чародей ступил на этот, относительно безопасный, участок дороги, по горам пронёсся душераздирающий рёв. Этот рёв почему-то вызывал древние, как Диск, ассоциации с горящими во тьме глазами, острыми клыками и не менее острыми когтями. Чародей оторвался от созерцания кипящей в бездне реки и посмотрел вперёд. Впереди был огромный камень.       У камня были тёмные злые глаза и какие-то грубые насечки, которые человек с богатым воображением смог бы принять за большой нос и квадратный рот. У Хоула с воображением проблем не было. Он живо представил себе, как это бросается на него, чтобы расплющить и перемолоть, как муку.       Хоул попятился назад. Камень содрогнулся всем неповоротливым телом и шагнул вперёд.       Хоул сделал ещё несколько мелких шажков назад. Неведомое создание впереди повторно издало жуткий рёв и поковыляло на чародея.       Чародей же, сделав ещё один шаг назад, понял, что позади него был только обрыв. Он взмахнул руками в последней попытке удержаться на грани, но бесполезно. Хоул полетел вниз, и внезапно отринувший свою монолитную природу камень прыгнул вслед за ним.       — Кальцифер! — проорал чародей, перекрикивая свист ветра в собственных ушах, — открывай дверь в Пространство!       — С-с-сейчас! — не менее панически пропищал демон.       Дверь в бесконечность распахнулась под ними в нескольких секундах от скалы. Чародей упал в Пространство, как падают в спокойный глубокий омут; оживший каменный истукан мгновением позже всем весом рухнул на острые скалы, дробясь в щебень, прокатился по ним и плюхнулся в безымянную реку.       Хоул этого не увидел. Он переводил дыхание, повиснув в кисельном Пространстве между Пространствами. Посмотрев на всё ещё зажатый в кулаке пучок трав, он страшно выругался и прибавил:       — Вот ведь старая ведьма!