Повелитель мертвых

      Поднебесная сотрясалась от радостных криков людей. Многоцветная толпа покинула гору Демона, которого сотни тысяч ядовитых языков проклинали долгое время. В их глазах — неприкрытая гордость, важность собственной персоны и счастье. Теперь их языки сочились смехом и ликованием, довольные, они растягивают губы в улыбке и хвастаются, как приложили руку к падению Великого Зла.       Небеса плакали, но это никого не останавливало.       Небо раскололось на несколько частей, когда молния пронзила ночную тьму, ветер пытался вырвать деревья и пронзить людей своими невидимыми лезвиями. Ещё час назад Вэй Усянь стоял над толпой заклинателей измученный и уставший, с мешками под глазами и пустым взглядом. Тёмная энергия жаждет крови, а Старейшина, к своему сожалению, осознает, что ему всё сложнее ее сдерживать. Желания подавлять её тоже чертовски мало.       Единственной причиной, почему он до сих пор борется с ней, когда в его глазах отражается огонь, что принесла с собой армия заклинателей, а в нос ударяет едкий запах гари — маленький А-Юань, прячущийся в дупле дерева, сжимающий в своих крохотных ручках алую ленту. Если он сорвется сейчас, вероятность того, что ребенок выживет, покатится к нулю весьма стремительно. Этого нельзя допустить. А-Юань должен был выжить, даже если платой будет смерть Вэй Ина. Он к этому готов.       Он давно уже готов. Его даже не пугает больше собственное безразличие, он давно заметил, что собственная судьба его уже не заботит, есть только А-Юань. Старейшина Илин обводит взглядом толпу, освещенную горящими хижинами Вэней, и цепляется за белые одежды. Он не видит его. Мужчина слегка опускает ресницы и медленно, облегченно выдыхает, улыбаясь толпе. Улыбка оказывается искажённой, вымученной, напоминает оскал зверя и полна безумного холодного спокойствия. Это хорошо, что его сегодня нет, он не должен был видеть то, что скоро произойдёт.       Губы Усяня шепчут практически беззвучное: «Простите… и спасибо», и смотрит на Цзян Чэна, в глазах которого лишь презрение, ненависть и ярость. А за братом лидером ордена Юньмэн Цзян стоит толпа заклинателей, озлобленная, неуправляемая, объединённая одним-единственным желанием — убитьубитьубить, убить Старейшину Илина. Весь этот фарс и пафос вызывает едва ли не истерический смех, Вэй Ин смеётся одному ему известной вещи, но его стальные глаза всё ещё пусты.       Люди переглядываются, когда стоит Великому и Ужасному затихнуть и небо сокрушается от грома. Кто-то испуганно охнул. Вэй Усянь тянуть более был не намерен, из-под черной мантии спокойно выплывает Стигийская печать, аккуратно, доверительно устраиваясь под пальцами своего хозяина.       — Вэй Усянь! Безумец! Ты действительно сошёл с ума!       Кричит напуганная, разгневанная толпа, но виновник их криков демонстративно игнорирует заклинателей, мягко поглаживая печать, как бы извиняясь перед ней за то, что собирался сделать дальше. Или он себя успокаивает. Его глаза наливаются кровью, сияют во тьме. Завывающий ветер, яркая молния, взрывы грома создают поистине пугающую атмосферу вместе с плывущими по телу Старейшины языками тёмной энергии и горящими алым огнем глазами.       Он совершил так много ошибок, но теперь он был смертельно спокоен. Он знал, что нужно делать, чтобы больше не навредить тем, кого он любит. Он знает, что сделать, чтобы спасти его и малыша А-Юаня, от которого он так старательно отгоняет сейчас мертвецов и тёмную энергию. Он знает, что должен сделать, чтобы обеспечить этим двоим хорошее будущее. Жаль только, что ему не место в их будущем.       Вэй Усянь смотрит на Цзян Ваньиня, на фиолетовый блеск его Цзыдяня и осторожно, словно боясь спугнуть его, улыбается. Плеть светится ярче, трещит громче. А Вэй Ин шепчет: «Теперь все будет хорошо», прежде, чем половина печати разлетается на сотни мелких осколков, мгновенно превращаясь в пыль.       Теперь всё правда будет хорошо.       Печать теряет собственную силу, его тьма злится и мечется внутри, когда Вэй Ина отбрасывает ударной волной то ли к камню, то ли к дереву. Честно говоря, это не имеет значения. Он чуть не захлёбывается собственной кровью, которая теперь стекает из его рта. Блеск глаз исчезает, сотни мертвецов спешат отомстить за то, что их так бездушно отвергли. Они рванули в бой.       Их цель, увы, не заклинатели, и если бы они это поняли и просто отошли с дороги ходячих трупов, то не были бы ранены. Вэй Ин краем сознания отмечает, что в попытках добраться до него, мертвецы, кажется, убили кого-то ещё. Не имеет значения. Когда они добираются до него, мужчина замечает лишь то, как непогода усиливается прямо над горой Луаньцзан. Больной разум даже говорит, что эпицентр — он сам. Смешно.       Страха не было, только холод. Холод, голод, душевная боль и куча сожалений.       Кровь покидала его тело, когда гнилые зубы вонзались в его плоть с диким желанием разорвать его на части. Слеза скатилась по щеке Вэй Ина, но он не знал, почему плачет. Немой крик застрял в горле. Где-то рядом мелькнула фиолетовая молния и Цзян Чэн в ужасе замер перед открывшейся ему картиной: его собственного брата пожирают его же мертвецы. А этот дурак успокаивающе улыбается ему, перепачканными кровью губами.       Старейшина Илин действительно убил себя?       В воспаленном разуме Вэй Усяня становится темно и могильный холод распространяется по нему и всему его телу. Он облегченно выдыхает, отмечая, что А-Юань всё ещё в безопасности, последние силы отдает на его защиту. А это самое главное. В какой-то момент ему показалось, что молния ударила прямо рядом с ним, перед глазами разлилось белое пятно. Среди кромешной темноты, Вэй Ин видит свет и это пугает и радует одновременно.       Старейшина Илин не без удивления замечает, что на его теле нет никаких следов недавних ранений, даже крови на его чёрном ханьфу не было. Боль ушла, почему-то стало спокойно. Из пятна света выплывает белая фигура и Вэй Ин, сидящий на чём-то, что предпочитает называть полом, чуть не подскочил, когда увидел черты его лица. Однако он почему-то так и не смог сдвинуться с места.       — Вэй Ин?       Голос был мягким, нежным, таким, что у Старейшины сердце сжалось от огромной бури эмоций и чувств. Лань Ванцзи опустился на колени рядом с ним, протянул руку и убрал чёрную прядь волос с лица мужчины напротив. Вэй Ин решил, что, если он ещё жив, то обязательно погибнет от того, насколько теплыми и прекрасными были золотые глаза второго Нефрита. И эта теплота была направлена на него? Нет, он действительно мёртв.       Рука Лань Чжаня на какое-то время замерла в волосах Вэй Усяня, а после медленно переместилась на его щеку. Он осторожно поглаживал его большим пальцем и больше не говорил, только смотрел, будто ожидая какой-то реакции. Старейшина действительно мёртв. Он усмехается этой мысли и охотно подставляется под ласку второго Нефрита ордена Гусу Лань, а после, чуть подумав, положил голову ему на грудь и вдохнул запах сандала.       Там, где Лань Чжань касался его, разливалось мягкое тепло, отгоняя холод прочь.       — Прошу, Лань Чжань, не ненавидь меня.       Это было последнее, что он мог сказать своей собственной галлюцинации, ощущая пальцы Ванцзи в своих волосах и хоть как-то осознавая себя в этом мире. Все опять погрузилось во тьму, а через несколько секунд вспыхнул яркий свет и тьма ушла.       Сейчас толпа заклинателей спустилась с опустошенной и вновь мёртвой горы Луаньцзан, радостно визжала и кричала: «Счастливые новости! Старейшина Илин мертв!». Они сообщали это каждому прохожему, не замечая, как недовольно надул губы стоящий неподалеку человек в белом со шляпой доули за спиной, услышав их голоса, и смешок человека в красном с повязкой на правом глазу.