Modern Family

x x x

«Любовь к своему ребёнку не похожа ни на одно другое чувство».

Июль Почему-то большинство фундаментальных разговоров у них происходит в машине. Сегодня свидетелем поворотного момента в жизни выступил автомобиль Чжаня — audi e-tron. Он купил его за мягкий, обтекаемый дизайн, электронную начинку (а значит — благожелательность к экологии), и ставил на первое место его удобство, чем что бы то ни было ещё. Ибо называл эту машину ласковым «дедуля Ау», и Чжань даже не пытался постичь логическую цепочку его ассоциаций. Они стояли в пробке при въезде на Манхэттен. Черт дернул их мотнуться в IKEA в это чудное воскресенье. Уже давно забылось, что конкретно им было необходимо, а багажник был забит всем, что приглянулось. Плохая штука для семейного бюджета, когда оба склонны к легкому шопоголизму. Чжань старался включать здравый смысл, но часто именно он и доказывал ему, что им чертовски необходима новая фуксия, набор для выпечки (он хотел блядски круглые пироги, а не овальные, почему он вообще когда-то купил овальные формы?!), постельное белье в мелкий узор приятных глазу оттенков, и, конечно же, чеснокодавка с гордым названием «VÄRDEFULL». Ею можно было проклясть, убить и, конечно же, надавить чеснока в какой-нибудь соус или тушеную говядину. Ибо потягивается в кресле, шумно вздыхает, крутит проигрыватель, а затем начинает играться с бардачком. Щелк. Открыть. Щелк. Закрыть. Чжань просто смотрит перед собой, бездумно прокручивая мысли о каких-то выставках, рабочих моментах, неожиданно о том, что надо бы сделать ремонт, одной рукой поглаживая руль, пока другая подпирает голову, упираясь локтем в дверцу. Его никогда не раздражали привычки мужа с извечным подергать что-то, поковырять, отбить ритм пальцами, он этого не замечал. В отличие от многих, но это их проблемы, да и им ведь с ними не жить. У Чжаня тоже были свои причуды. Например — он постоянно ковырял воск на свечках, пока тот стекал и плавился. Ненавидел незакрытые дверцы шкафчиков и открытые крышечки баночек от шампуня и геля. А ещё постоянно просил Ибо дать ему выдернуть лишние, по его скромному мнению, волоски в чужих бровях. Да, с ним работали стилисты, сам Ван Ибо любил следить за собой и выглядеть хорошо, но почему-то сам процесс так радовал Чжаня и удовлетворял его приступы садиста, что Ибо просто ложился, наслаждаясь тяжестью мужа на своих бедрах, и старался не дергаться. Это ли не акт великой любви, а? Радио выдает новый трек Apashe, и хоть обычно Ибо делает погромче, сейчас он игнорирует полюбившийся трек. Ибо перестает терроризировать бардачок, достает из него пачку тянучек со вкусом кока-колы. Чжань косится на него, отмечая, что его муж явно нервничает. Потому что именно в такие моменты жизни тот начинал вести себя, как пятилетка. — Что такое? Мы что-то забыли купить и ты сейчас вспомнил, но боишься моего праведного гнева? — М-м. Нет. Да и когда я вообще боялся твоего гнева, а? — Когда у меня в заложниках твой раритеный набор лего Porsche 911 RSR. Мы забыли выключить воду? Свет? Закрыть дверь? Ты не вытащил мясо, как я просил, чтобы оно разморозилось к нашему приезду? — М-м. Забыл, но дело не в этом. — Тогда в чем? Чжань уже весь во внимании. Он чуть усмехается, наблюдая, как Ибо запихивает в рот побольше желейных вкусняшек, предлагает и ему, но он отказывается. Ван Ибо нагло выигрывает время, пока жует, он же воспитанный мальчик — не будет говорить с набитым ртом. Воспитанный мальчик, да. Тридцати двух лет. — Я недавно смотрел передачу. Документальную. Про животных. Пока ты отмокал в ванной. Чжань медленно вскидывает бровь, но кивает, в ожидании продолжения. Это уже интригует. Ибо был патроном многих животных по всему миру. Три панды в разных заповедниках Китая, семья медведей гризли в Йеллоустонском национальном парке, и один гордый, молодой лев в Уайтинг Ранч, Калифорния. Это только то, что Чжань вспомнил сразу. Если Ибо взял на попечительство полярного мишку, как хотел последние полгода, то с чего бы так нервничать? Он бы уже давно трещал об этом и показывал фотографии. — Там был сюжет про прайд. И как умирающая львица рожала малыша в саванне. Чжань чуть хмурится, автоматически потянувшись к Ибо, чтобы сжать его плечо, затем пройтись кончиками пальцев лаской по шее. Ван Ибо чуть улыбается и бросает на него взгляд «да не нужно, я в порядке, но мне приятно». Чжань все ещё не улавливает сути. Может, Ибо скучает по семье или задумался о каком-то движении фонда в защиту животного мира? У их фондов разные направления, о животных там есть тоже, но может, у Ибо есть какая-то идея? Таких программ никогда не будет достаточно, но это не повод перестать участвовать и создавать новые. Ладонь Чжаня перехватывают и легко сжимают, потом переплетают пальцы, укладывая этот «замок» на свое колено, а затем ещё и накрывают свободной рукой поверх. Сяо Чжань смотрит на кольцо Ибо, почему-то вспоминает о том, что со внутренней стороны ободка из белого золота выбиты его иероглифы. — У тебя не бывает… непреодолимой тяги… к чему-то вроде… родительского инстинкта? Пауза. Чжань все ещё смотрит на кольцо, затем медленно выдает, подбирая слова: — Каждый раз, когда я вижу, как ты собираешься сделать какую-то дурость или жрешь Lucky Charms вместо нормального завтрака? Ибо тихо фыркает и улыбается, откинувшись затылком о кресло. Он поглаживает Чжаня по тыльной стороне ладони, не подозревая, что его муж сейчас в паре шагов от панической атаки. Тот начинает улавливать, к чему Ибо клонит. Чжань не знает, что с этим делать. — Ты меня понял. Это, конечно, странно. Но с другой стороны ведь естественно, да? И это не потому что семья давит, они вообще в последнее время тише воды по этой теме. Но именно это и дало пространство для того, чтобы реально задуматься. Мне кажется… мы уже достаточно… зрелые? Ты ещё не устал от своей… сознательности? Беготни? Тебя правда все ещё удовлетворяет всё это? Нет, я знаю, ты любишь свою работу и все её проявления, как и я люблю то, что делаю и что мы делаем вместе. Но этого не то чтобы мало… Это другое. Я знаю, что быть родителем до усрачки страшно, окей? И про ответственность и всё остальное. Понимаю, что только «представлять» недостаточно, и реальность будет жестче раз в сто. Но этот шаг… это ощущается так правильно? Сяо Чжань отводит взгляд от Ибо. В голове неожиданно пусто. Перед ними стоит мощный джип, за его массивным задом ничего не разглядеть. На затонированном стекле виниловая наклейка «Jesus loves me more than he loves you». Господи. — Мотивация в виде удовлетворения своих амбиций, очень хреновое мотто для такого важного вопроса в жизни. И твои ощущения говорили, что «правильно» будет сожрать тот форшмак в странном ресторанчике, а в итоге… Да и вообще. Ты только что уламывал меня купить плюшевую акулу и медведя. И победил. Это сразу по минус пять очков каждому из нас. И ты разбалуешь ребенка. Он вырастет самовлюбленным засранцем и я подсяду на ксанакс заново, когда он скажет, что собирается уехать в Гваделупу волонтером, и ведь никто из нас и пикнуть не сможет, ведь это благородно и важно, вопреки эболе… Ибо чуть поворачивает голову, чтобы заценить два огромных «пылесборника» на заднем сиденье. Он пожимает плечами, поворачиваясь обратно к Чжаню. — Да ладно тебе, ты понимаешь, о чем я. Есть причины и похуже. А вот то, что ты все же согласился на этих ребят, только говорит о том, что я тебя тренировал все эти годы и ты будешь лучшим отцом, чем я? И нет, я не буду его баловать. Это даст ему неоправданные ожидания насчёт всех гэгэ мира, а среди них бывают такие засранцы, как ты. И какой китаец поедет в Гваделупу добровольно? Чжань цокает языком, не смотря в ответ. Движение по полосе немного налаживается, он мягко высвобождает свою руку из захвата и укладывает на руль, медленно следуя за джипом. — Ты уже сейчас неправильно ставишь вопрос. Не может быть лучшего или худшего отца. Мы всегда были просто разными, так же будет работать и тут. Забей на Гваделупу, я просто несу бред, как и всегда, когда его начинаешь нести ты. — Это согласие? — Нет. — А если… просто согласие на подумать? — Если ты обещаешь не поднимать эту тему месяц. Ибо кивает, затем лезет в телефон. Чжань краем глаза подмечает, что тот зашел в календарь, который пестрит метками по работе, и рассматривает август. Ибо ставит себе напоминание на двадцать девятое число в виде смайлика с парочкой парней и соской. Чжань решает, что как только они разгребут накупленное, он пойдет выгуливать Симбу, взяв с собой термос, куда нальет вина. Быть геем и иметь семью в традиционном смысле слова все ещё не является чем-то рядом стоящим, разве нет? Обыденным. Иногда Чжаню казалось, что его жизнь делает всё, чтобы сломать все традиционные представления, какие только у него были. Он мирился с очень многим в себе, потом научился это любить и уважать, не без помощи и принятия Ибо, но были моменты, от которых он отрекся. Дети были одним из таких моментов. Более того, ему было трудно представить, что именно Ибо когда-то заведёт разговор на такую тему, хоть сейчас, немного поразмыслив, Чжань понял, что был конкретно так слеп. Ван Ибо обожал детей, как и они его. Не в каком-то там сладком смысле сюсюканья, он относился к ним на равных, что детям всегда очень импонирует. Из него получился лучший крестный отец для малыша Ченгов, не менее любимый дядя для близнецов Шерон. И дело не в том, что Ибо умел показывать фокусы и «печь блинчики в воздухе», дразня всеми своими умениями малышню и приводя тех в чистейший восторг. Хоть, наверное, и в этом тоже. И, видимо, Ибо никогда не думал, что иметь полную семью, а не только собаку, да и друг друга — это не для них. Осознание этого простого факта, который умудрился выплыть только сейчас, нехило выводит из равновесия. Чжань садится на лавочку, пока Симба чинно осматривает площадку. Сегодня тут никого, все пространство только в его владении и тот явно решит этим воспользоваться. Чжань открывает термос и делает внушительный глоток. Сладковатая горечь розового, полусладкого, растекается во рту и Сяо Чжань прикрывает глаза. Вот будет у них ребенок, сможет ли он так сбегать в критический момент, чтобы вероломно прибухнуть с эстетическим видом на площадку для дрессировки? Вряд ли. Хорошо ли это? Для его печени — сто процентов. Вау. Рождение ребенка лишает многих аспектов свободы, но, с другой стороны, что это вообще такое? Чжань больше не сможет прыгнуть с парашютом, потому что это неоправданный риск оставить ребенка сиротой — и это его выбор, есть те, кто кидаются с десятилетками в тандеме и все у них хорошо. Ладно, это хреновый пример, Чжань никогда и не хотел прыгать с парашютом, только если это не будет прописано в сценарии. Боже. Они ведь публичные люди. Это обрекает ребенка на целый список «плюшек» и специфических черт в социальном взаимодействии, так ведь? Стоп. Стоп-стоп-стоп. Он уже мысленно не то, что стал отцом, он уже успел взвалить на себя херову тучу потенциальных проблем. Надо унять хаотичность собственных мыслей. Они перескакивают с размышления об эко на риск рождения ребенка с каким-нибудь отклонением, потом о враждебности мира в целом, о перенаселении, потом об усыновлении, возвращаются снова к искусственному оплодотворению, а затем Чжань и вовсе хмурится из-за мыслей о бедности в Индии, но почему-то решает, что вынашивать ребенка должна кореянка. Но какая кореянка на такое согласится? Господи, он просто ужасен. До двадцать девятого числа ровно месяц. Зная себя, Чжань понимает, что это время станет адом, а по итогу он будет думать и передумывать сотню раз и каждый день. Станет нервным, раздражительным, наверняка в один момент сорвется, отдалится. Ибо все это переварит, будет старательно не отсвечивать, но наверняка он уже уверен, что Чжань согласен. Потому что если бы тот правда этого не хотел, он бы сказал четкое и твердое «нет» ещё в машине, будучи действительно против этого всем своим существом. Но Чжань сидит здесь. Размышляет о вакцинации, расширении страховки, садиках в их районе, визге собственной мамы и о том, что место в Chinese Learning Center нужно забивать минимум за год. Да, потому что детей с китайскими корнями везде очень много, это просто нейтральный факт. И лучше точно убедиться в том, что малыш будет в списках как можно раньше — ребенок должен общаться со сверстниками своего круга, так как… господи блять. Опять. О чем он думает? Серьезно? Чжань делает ещё один глоток. Фонарь рядом со скамейкой загорается, за ним следуют остальные по периметру площадки. Жара наконец-то уступила прохладному ветру. Сяо Чжань закидывает ногу на ногу, всё ещё смотря перед собой в одну точку. Симба подбегает к нему легкой трусцой, принося в дар массивную палку, затем так же вальяжно отбегает, продолжая исследовать «царство». У Чжаня чуть не случился нервный срыв, когда их пёс получил диагноз атопический дерматит. Ибо тогда был в туре, так что остужать мозги Чжаня было некому, и весь ветеринарный Манхэттен испытал на себе режим «я доведу тебя вежливостью до суда, просто сделай так, чтобы мой пес чувствовал себя хорошо». Чжань себе столько аллергопроб в жизни не делал, сколько пережил Симба. Теперь у их львенка была жесткая диета, список аллергенов был пришпилен к холодильнику магнитом с китайским флагом, и Сяо Чжань следил, чтобы пёс ел свои витамины и пил достаточно воды каждый божий день. А если не успел он, у него в заметках было четыре шаблона сообщений для Ибо с напоминанием конкретно по этой части, и столько же для Мойры — их домработницы. Необходимость в последней Чжань тоже переживал довольно тяжко. Пускать кого-то чужого в свой дом, позволять ему делать что-то большее, чем быть гостем… дело не в призрачном риске того, что их обворуют или вроде того. Нет. Просто если бы такое вздумалось сделать Чжаню в Китае, их личная жизнь была бы под прямой угрозой. Сплетни, слитые фотографии за бешеные деньги, поданный в стиле «может и не правда, но» список любимой еды, что там еще. Да всё. Всех интересует всё, даже марка туалетной бумаги, без шуток. И это ещё невинно. Мойра была родом из Пуэрто-Рико, у неё было поджарое, извечно-загорелое тело, пятьдесят семь лет жизни на этой бренной земле, а ещё — целый кладезь рецептов со всего мира. И, что немаловажно, ей было глубоко насрать на то, кто эти двое «красивых китайских мужчин с грэмми на полках». Она видела только интеллектуала с легким неврозом и энерджайзера с приступами интроверта, которые отлично друг друга дополняли и любили, ей этого было достаточно. Ну и ещё пяти тысяч долларов в месяц. Сяо Чжань обожал Мойру. Особенно за тот случай, когда он притащился домой слишком поздно, чтобы успеть приготовить праздничный ужин для Бо-ди в честь их годовщины (а последний с каждым годом становился все сентиментальнее насчет таких мелочей), а она уже слепила пару десятков вонтонов и оставила записку «простите, но я подумала, что может пригодиться». Очень пригодилось. Это был их маленький секрет. Симба снова возвращается к своему хозяину, чтобы потыкаться мордой в его ногу, заскучав по ласке. Чжань чешет его у загривка, отставив термос, наклоняется, чтобы потереться носом ближе к морде. Симба бессовестно лижет его в лицо пару раз, заставляя Чжаня фыркнуть, но также — улыбнуться. — Ты же будешь ревновать нас, да? Сам Ибо ещё тот ребёнок… нет, это какой-то кошмар. А наши графики? Куда там ребенка… Ладно, он не за один день появится, можно как-то разгрузиться… Да и сколько можно пахать так, да? В этом уже нет такой необходимости… У меня есть свои кофейни, к тому же, я так хотел этим заняться вплотную… Но… Боже. Чжань продолжает гладить и почесывать Симбу, тот утробно урчит, словно огромный кошак. А затем отвлекается на голубя, оставляя Чжаня с его термосом и тяжкими думами. Спустя ещё минут двадцать, Сяо Чжань отправляет смс своему мужу. Кому: Бо-ди Даже не думай, что мы назовем сына или дочь в честь какого-нибудь супергероя или персонажа игры, ты меня понял? И вытащи, наконец, мясо из морозилки. Возвращаемся домой 520