моя четвертая свобода

/разве можно так улыбаться? это кажется невозможным. не даёшь никакого шанса, отзываясь теплом под кожей, рассыпаясь на миллиарды заряжённых частичек света. я прошу у тебя пощады, а ты даришь мне сухоцветы/ В глазах огненного чудовища полыхает кратер вулкана — жадный и неукротимый, первозданный огонь. Он палит плоть и душит, заставляет делать резкие вдохи, чтобы набрать побольше воздуха и разжижать кровь. Кровать под ними начинает тлеть, а в том месте, где руки Эйса опираются на матрас, появляются подпалены в хрустяще-белом белье. Жар заполняет комнату, стелится маслянистым маревом по полу и застилает глаза. Сабо почти перестает видеть очертания комнаты из-за пара, смаргивает выступившие слезы и теснее вжимается в Эйса. Тот лишь дико улыбается и развязывает шейный платок, предоставляя себе доступ к белой коже с маленькими пятнами ожогов с левой стороны, которые он на удивление нежно целует и трогает не менее горячим языком. Сабо удовлетворенно стонет и тянет Эйса за отросшие пряди волос. Портгасу нужен контакт, ощущение чужого присутствия, постоянные объятия, чтобы понимать, что он нужен и небезразличен. А на всей базе революционеров Сабо единственный, кто может ему это предоставить в полном объеме, поэтому чуть ли не каждый день он бывает зажат этим ненасытным чудовищем в первом попавшимся темном углу. Как их Драгон ещё не застукал, просто уму непостижимо. Скорее всего, если бы он стал свидетелем подобной сцены растления своего подчиненного, то Эйс, не смотря на только недавно зажившие раны, тут же вылетел в окно. Но Сабо все равно. Сабо бесконечно счастлив и рад, что брат жив и относительно здоров. Он готов потакать всем его поступкам и терпеть любой закидон, только бы больше не видеть зияющей дыры в груди и не слышать противный писк машины, говорящий о том, что нет пульса. Он на всю жизнь вперед наслушался. Поэтому сейчас он лежит под Эйсом, позволяя тому превращать его шею и грудь в маковое поле. Эйс лижет отметину от зубов у ключицы, и Сабо раздражённо цокает, дёргая того за ухо. В ответ получает вопросительно-виноватый взгляд. — Ты пытаешься меня съесть? — Твоя кожа приятно пахнет лавандой и очень мягкая, прям как у знатной барышни, — ухмыляется Портгас и трогает пальцами красные пятна. — А ещё ты очень чувствительный и прикольно жмуришься. — Иногда я не понимаю, — устало откидывается на подушки Сабо, попутно стягивая с себя жилетку, а за тем белую рубашку. — Ты романтик или маньяк? — Одно другому не мешает, детка, — философски замечает Эйс, под укоризненным взглядом скидывая верхнюю одежду Сабо на пол. На Портгасе только джинсы и бинты, закрывающие шрам и то, что осталось от метки Белоуса. Он так и по штабу пытался ходить, пока Сабо это не обнаружил и чуть было не придушил его своей футболкой; Портгас до последнего отказывался её надевать, но после обещания всех казней египетских во взгляде Драгона, вдруг резко передумал. И теперь выглядел не как полумёртвый пират, который только что пережил клиническую смерть — а, как максимум, пациент чахоточной больницы. Конечно же, Эйса это никак не трогало и совершенно не волновало. Он ходил за Сабо хвостиком и с собачьей преданностью заглядывал в глаза. Сабо такое поведение очень сильно умиляло, а Коалу доводило до бешенства, потому что они с Эйсом несли в жизнь бедных революционеров только хаос и разрушение. Точнее хаос и разрушение нес Эйс, а Сабо ему во всем потакал, но Коалу такие мелочи не волновали, поэтому она записала Сабо в дебоширы за компанию. Не то чтобы он был против. Сабо рад был и дальше предаваться меланхолии и рассуждениям на тему, как все хорошо вышло, но Эйс решил перейти к действиям и отвоевал у его штанов ремень. — Ты как чертов рождественский подарок — хрен распакуешь. Пока до основного блюда дойдет, десять раз кончить успеешь. — Меня пугают твои ассоциации с едой, а про подарок было приятно. — Да, я мастер комплиментов. Сабо закатил глаза и иронично улыбнулся в ответ на такое самоуверенное выражение. Он толкнул Эйса в плечо, намекая отстраниться, и изогнувшись под очень страшным углом, одним слитным движением сдернул с себя штаны. Эйс поиграл бровями с явным намеком на очередную пошлость, но вслух произносить не стал, боясь получить кулаком, заряженным волей, в лицо. — Я придушу тебя ими. — Конечно-конечно. Все ради удовлетворения твоих скрытых желаний, можешь даже наручники из тумбочки достать, я знаю, что они там лежат. — Сорока. Эйс хитро улыбнулся и рухнул на Сабо сверху, придавливая своим весом и обжигая жаром, впился губами в губы. Целовался он не менее жадно, как будто пытался высосать душу из Сабо, который был вынужден отпихивать чудовище от себя, чтобы не задохнуться. Руки Портгаса опустились на его живот и поскользили вниз, к уже стоящему члену, огладили его и сжали. Сабо закинул ногу ему на поясницу, чтобы дать больший доступ к телу. — Мне нравится твой выбор позы. Как ты думаешь, твоё тело сможет сложиться пополам, ммм? Мне показалось, что ты довольно-таки пластичный. Сабо мигнул ему единственным видным глазом из-под светлой челки. — И этот человек мне говорил о извращениях. Ты только и думаешь, как меня нагнуть и вывернуть. Эйс поудобнее перехватил его ногу за лодыжку и потянул вверх. Тело Сабо напряглось, ещё сильнее проступили мышцы пресса и икроножные, но Эйс не остановился, а только сильнее налег на него. Уголки губ блондина скривились, а из груди вырвался судорожный вздох. Это не первый раз когда Эйс проверял его на прочность, поэтому Сабо был готов и почти спокоен. У Огненного чудовища в глазах плясало самое настоящее слепое обожание, когда Сабо исполнял особенно сложный боевой прием или показывал чудо своей растяжки. — Воу, ты реально так можешь, — удивился он ощупывая бедро, ставшее каменным от напряжения. — Тебя Драгон тренеровал, неправда ли? В глазах начальника штаба открываются врата ада и танцует армия чертей, и Эйсу на секунду кажется, что ему сейчас откусят голову за особо неудачную штуку, но лицо Сабо лишь принимает выражение а-ля «почему я его терплю». Сабо выдыхает через силу и морщится: от прилагаемого усилия у него начала кружится голова и двоится в глазах. Эйс его совсем замучил, затаскал и задолбал. Он и так в последние полгода загнал себя, а тут на него сверху «братик» каждый день падает и в кровать утрамбовывает. — Хватит экспериментировать с моей растяжкой, все равно я в таком виде трахаться не могу, иначе слягу дня на два, а у нас завтра совещание. Я не хочу опять на него добираться ползком. Драгон-сан и так на меня странно смотрит. — А ты, значит, пробовал уже, — уловил самое важное в его ответе Портгас и аккуратно вернул ногу на прежнее место. — Экспериментировал с растяжкой. — Пошел нахуй. — Не в этот раз. Тело Сабо идеально, как скульптуры на картинках в старых книжках, которые они периодически рассматривали в детстве, когда не носились по лесу. Оно бледное, с литыми мышцами, красивыми плечами, тонкими ключицами, контурными лопатками, узкими бедрами и выступающими бедренными косточками. Только пятна ожогов, как ягоды в молоке, рассыпаны по левой стороне тела. Сабо периодически пытается укрыть их от постороннего взгляда, подставляя правую сторону, но Эйс чуть ли не с самого начала просек эту фишку и стал нарочно уделять внимание только левой стороне. Эйс бы спел дифирамбы этому телу, если бы умел, но он вынужден только приумножать отметины на коже и ловить губами стоны удовольствия. Сабо скрещивает ноги на его талии и давит на тазобедренные кости, пытаясь сильнее приблизиться, ловит каждый сильный толчок и раскачивается вместе с Эйсом. Его кадык ходит туда-сюда, натягивая белую кожу, рот приоткрыт, а глаза плотно закрыты, только светлые ресницы дрожат. Сабо никогда не открывает глаза, когда Эйс его трахает. Постоянно отворачивается и пытается уйти от распаленного взгляда напротив, не выдерживая той огненной мощи, обрушивающеся на него каждый раз. Эйс резко дёргает его вверх, подкидывая над кроватью, и Сабо вскрикивает, хватаясь за его плечи. Его тело повисает на сильных руках и дёргается на каждом толчке. Светлые волосы от воздействия тепла и повышенной влажности начинают сильнее завиваться, делая, и так хорошенькое, лицо, похожим на кукольное. Даже шрам его не портит. Сабо идеален. Эйс кончает с сиплым вздохом удовлетворения, и от его покрасневшей спины валит пар клубами. Сабо только тонко вскрикивает и оседает под ним, выжатый досуха. Он весь мокрый и не менее горячий, чем обладатель логии. Эйс отрывается от него, пытаясь сдвинуться на бок, и недовольно щурится; на боках Сабо расцветают только начавшие формироваться ожоги от его пальцев. Он виновато смотрит на уткнувшегося лицом в подушку Сабо, но тот только качает головой, намекая не волноваться. Это не первый раз, когда он не может сдержать свою силу. Когда подобное случилось впервые, Эйс думал, что больше никогда не позволит себе притронуться к Сабо, но тот только махнул рукой и купил себе мазь от ожогов. — Видимо, нужно ставить огнетушитель рядом с нашей кроватью или ведро с водой. Сабо странно хихикает и поднимается на локтях, осматривая повреждения: он весь в красных пятнах, «как поганка наоборот». Эйс что-то утробно гикает и смеётся. — И как ты себе это представляешь, — вопросительно дёргает бровью Сабо. — Мне что, посреди секса тебя тушить, если ты нечаянно меня обожжешь? Очень смешно! Но Эйсу смешно, и он скатывается с кровати вместе с подпаленной простыней. Туда же отправляется подушка, кинутая Сабо в слепую. — Мне опять придется запаковаться намертво, чудовище. На руках меня завтра на собрание понесешь и перед Драгоном сам оправдываться будешь, а я со стороны посмотрю. Из-под кровати раздается недовольное шипение. Сабо почти готов признаться этому недовольному шипению в вечной любви.