Метаморф

Эр Джей Фрай. Я пришел в себя уже в челноке. Все тело болело… Нет, это была не та боль, какая бывает при физическом воздействии, вроде драки или занятий спортом, когда болят определенные группы мышц. Это была скорее боль фантомная, остаточное явление после напряженной эмоциональной борьбы за собственную жизнь. Такая, которая бывает, когда напряженные мышцы расслабляются. И тело накрывает тянущее ощущение, словно все мышцы и кожу пытаются содрать заживо. И ты ощущаешь себя словно пропущенным через утилизатор. Кажется, болит все: мышцы, кости, внутренности. А до кожи вообще дотрагиваться неприятно, и одновременно хочется прикосновений. Не легких, нежных касаний, а так, чтобы ощутить каждое прикосновение, почувствовать как кожа вминается в мышцы, чтобы заглушить томление и боль. Похожее ощущение я испытывал лишь раз во время трансформации. Мне до звезд в глазах хотелось ощутить руки Дэна на себе. Но трансформация закончена. И наши с Дэном отношения перешли грань того… (как это сказал мой помощник Матвеев?) конфетно-букетного периода, когда читают стихи под луной, дарят цветы и сломя голову бегают на свидание. Я не знаю точно, что это все значит. Мне в тот момент хотелось ни цветов и свиданий, а поглубже насадиться на член Дэна. И даже это я осознавал с трудом. Так что значит мое состояние теперь? Неужели я ошибся в оценке необходимости близнеца моей пары? И не делаю ли я ошибку, отгораживаясь от Кана стеной безразличия. С момента его появления меня постоянно тянет к нему. Не могу оторвать от него взгляд, хотя это делаю исподволь, из-под полуприкрытых ресниц. Он точная копия Дэна, за исключением глаз. Они у Кана немного светлее это скорее оттенок не небесной сини, а густого индиго. Они завораживают. Пронизывают насквозь. Кажется в них клубится синяя бездна. Извечный вопрос: как быть и что делать? Смотрю сквозь полуприкрытые веки ему в спину и сглатываю. Он в плечах пошире Дэна будет и помощнее. Все же воинская служба накладывает свой след. Мне только теперь удалось его рассмотреть беспрепятственно. Всё время перед глазами кто-то маячил: то Дэн, то ребята. Естественно я рад, что нас наконец-то забрали, но излишнее внимание угнетает. А Кан кажется отличается от брата сильнее, чем виделось в начале. Его волосы намного глубже оттенком. Не просто черные, а иссиня-черные, характерны той глубиной цвета, которая определяет бархат глубин космоса. Они заплетены в сложную косу, из которой не выбивается ни один волосок. Ее заполняют масса цветных и пестрых лент и разноцветных бусин, которые говорят о звании и статусе воина. Он стоит у развернутого во всю стену экрана, на котором с разрешением максимальной чет… боги, о чем я думаю? Какая максимальная четкость? Тело скручивает судорогой и я закусываю губу, чтобы не закричать. Наше положение и без того не завидное. При подъеме, как я понял повреждения корпуса стало больше, трещина разрасталась и была опасность, что наш челнок попросту развалится на части, попав в невесомость. Сработает гравитация большей альфа-звезды Кеплер и нас снесет с орбиты. Но пока все обошлось. На орбиту мы вышли в заданной точке, осталось лишь дождаться «Сканию», совершающую оборот вокруг Клио. Так что через пару часов мы должны быть на борту нашего звездолета. Кан все так же смотрел на изображение подаваемое внешними камерами на экраны визоров. Мне был хорошо виден его профиль с высокими точеными скулами, жесткая линия рта, какой никогда не бывает у Дэна и плотно сомкнутые губы. Руки сложены в замок на широкой мощной груди, пальцы судорожно сжаты в кулаки. Он злится… Нет, скорее Кан в ярости. Но на что? Или на кого? На Дэна, что не дождался его, консумировал брак? А может… Гадать можно до бесконечности.  — Кан, — позвал я. Но он видимо не услышал меня, задумавшись. — Кан! — позвал громче, не сводя глаз с его лица. Он резко повернулся ко мне, и сердце мое дало сбой. Он отвел взгляд в сторону, но даже того мгновения, что он смотрел на меня, было достаточно, чтобы увидеть душераздирающий коктейль из боли, сожаления и желания. Желания чего? Быть единым целым? А правильно ли поступаю я разрывая таким образом связь близнецов? Не лучше ли было принять его, создать трисам, дать возможность сохранить целостность связи? Я протянул руку:  — Кан, иди сюда, — похлопал ладонью по краю койки, на которой меня зафиксировали на время полета. — Расскажи мне… Кан по началу смутился, словно не сразу понял о чём я прошу, затем взгляд его прояснился, он кивнул. Затем сел на край и, держа меня за руку, задумался, кивнул сам себе: «Проксима Центавра много тысячелетий назад была очень красивым и процветающим миром. Вдали от других миров, нетронутая среди других развитых прогрессивных цивилизаций Вселенной, она жила и процветала. Утопая в зелени садов, дающих обильные урожаи несколько раз за оборот Звезды. Огромное количество биологических видов проживали на ней. Полноводные водоемы, реки и озера были полны Дунклеостеев, Майлокунмингий и Айкоуктусов. А небеса изобиловали крылатыми тварями. Народ наслаждался жизнью, развивал технологии и не забывал во славу Богов строить храмы. Боги призвали к себе девять кровных линий и наделили их даром: ментального боя, целительства, скорости и ловкости, предвидения, телепатия, телекинез, управления стихиями. Жизнь шла своим чередом. Но аскорианцам показалось мало управления даром, который передавался от отца к сыну. Они хотели обладать разными дарами и спаривались с представителями и других кровных линий. Мир процветал и аскорианцы стали подменять веру в Богов другими идеалами. И Боги рассердились. Они послали болезни и почти все женские особи оказались бесплодны. Мир Проксимы стоял на грани исчезновения. Жрецы в храмах возносили хвалы богам и молитвы во славу их и процветание. Боги сжалились над аскорианцами. Теперь наши мужчины могли взять в пару только одного представителя Вселенной, если его удастся разыскать». Я слушал историю древнейшей цивилизации очень внимательно, почти не моргая. Перед глазами проносились картины прошлого: древний мир, со своими традициями и богатые пресыщенные жизнью и судьбой жители Проксимы, бесконечные увеселительные мероприятия, заканчивающиеся, как правило, чередой светских удовольствий, обычно интимных. Временами кивал, соглашаясь с собственными мыслями. То хмурился и качал головой, будто не одобряя.  — Многие так и умирают, не встретив свою половинку, — сказал Кан, глядя перед собой стеклянным взором своих необыкновенных глаз. — Нашим отцам повезло. Они нашли свою половину, и Дэн тоже, — Кан, бросил взгляд на меня и мгновенно отвернулся, пряча его за густыми черными ресницами. Но мне и этого было достаточно, чтобы увидеть в них боль кровоточащей души. Я неосознанно, задумавшись держал его за ладонь, осторожно поглаживая большим пальцем тыльную сторону его узкой ладони. И снова спрашивал себя правильно ли я поступаю, разрывая связь твинсов своим присутствием, ведь меня и самого тянет к нему, отчего я болезненно сжимаю зубы. Лишаю Кана, как лишил и Дэна, самого главного — выбора. Да именно выбора. Ведь я со своей трансформацией буквально навязался Дэну. Не дал выбора: остаться свободным или принять меня. Лишил возможности ходить на свидания, читать под Луной стихи. Я долго молчал, глядя на проекцию космоса перед собой. Кан все так же сидел у моей кровати, не отнимая руки. Видимо, даже этот мало значащий контакт что-то да значил для него.  — Каким даром обладает ваша кровная линия? Наконец спросил я, чтобы подтвердить свою догадку  — Даром ментального воздействия. Но для этого нужна большая концентрация энергии и жизненных сил. Поэтому мы воздействуем все вместе. Но есть и другие, менее развитые способности. Отцу Элиассу, к примеру, подвластна любая техника. А отец Тайнан обладает даром исцеления и видит ауру. Вонн очень сильный менталист, но ему, как и нам нужна подпитка от остальных. Никогда не думал, что такое возможно.  — Так у вас с Дэном трое родителей?  — На самом деле четверо, — у меня глаза полезли на лоб. — И папе для рождения здорового потомства нужны были трое, одновременно. Я нервно сглотнул, представив на месте неизвестного папы себя, нанизанного на три крупных члена подобных дэнову, и хихикнул. Взгляд мой словно крючок для ловли фискапии* зацепился за взгляд Кана. Сколько всего в нем плескалось! И желание обладать, и сожаление, и боль, и горечь утраты. Я снова спросил у себя: правильно я поступаю лишая братьев возможности быть вместе. Ведь эта связь между ними питает обоих, необходима для аккумуляции жизненных сил и физического восстановления энергетического потенциала. Поискав глазами Дэна и не найдя его, га короткий миг поддался мгновенной панике, а после вспомнил, что он отошел в медблок, чтобы подготовить препараты для меня.Тогда я решился:  — Кан, поцелуй меня… — произнес враз севшим голосом, глядя в его невероятно синие глаза. Кан замер на пару мгновений, и я ощутил как мои пальцы сжимаются в осторожном захвате горячей сильной ладони.  — Ты уверен, Эр Джей? — Кан едва склонился надо мной. Я сглотнул. Он давал мне возможность идти на попятную, сам страдая от желания. Как тут можно было быть уверенным в чем-то, когда от страха, волнения и, как ни странно, возбуждения поджимаются пальцы на ногах?  — Я ни в чем не уверен, но хочу знать, — прошелестел сухими губами. Кан склонился надо мной, провел костяшками пальцев по скуле и притянул к себе за плечи.  — Последний шанс отказаться, Фрай… его взгляд полный огня метался меж моими глазами и я тонул в этой непроглядной синей бездне. Захлебывался, всхлипывал, шел на дно, но понимал, что мне этого хочется… мне это нравится.  — Не дождешься, — прошептал в губы, улыбаясь, и медленно прикрыл глаза, ощущая упругую податливость губ Кана. Это было не так как с моим Дэном. Поцелуй Дэна всегда робкий, нежный, он словно пробует на вкус, ласкает, нежно поглаживая, вызывает порхание упругих крылышек в животе и томление в паху. Кан целовал иначе, уверенно утверждая права, словно накладывал оковы, присваивал, и тут же сводил с ума, заставляя биться, желать большего. И ощущался до боли родным. Мне казалось я наконец стал целым. Собралась головоломка и в ней каждый пазл встал на свое место. Наконец стало понятным чего не хватало Дэну и мне в наших отношениях. Именно Кана — стержня который бы удерживал зыбкую платформу, цемента, скрепляющего ее. И я собирался не подпускать его к себе? Боги, какими же опрометчивыми были мои слова! Правильно говорят предки: хочешь рассмешить богов, расскажи им о своих решениях. Едва поцелуй из утверждающего стал чуть более глубоким, требовательным, я ощутил толчок. Довольно-таки сильный, и если бы я не лежал, то наверняка упал бы, не удержав равновесия. Тело вдруг стало таким тяжелым, словно сила гравитации стала намного выше допустимого уровня, а все, кто находится в челноке попали под гравитационный пресс. Не удавалось пошевелить ни рукой, ни ногой. Лишь глаза бегали из стороны в сторону, пытаясь понять причину происходящего. Сверху меня придавил Кан, зло смотря расширенными зрачками глаз куда-то в сторону, загораживая мне обзор. «Что за чёрт?» Услышал яростный, натужный, громкий шепот Риты Смит. Сознание стало мутиться, но я успел увидеть, как растворяются стенки шаттла, словно их не существовало и в отсек проникают худые, аморфные тела, двигающиеся на удивление плавно, большеголовые, с круглыми, будто бусины гематита, абсолютно черными глазами. **** Кан Альтури-Шаевич В себя я приходил медленно, будто пытаясь вырваться из-под водной толщи. Не совсем понимая, где нахожусь. Незаметно приоткрываю веки и осматриваюсь вокруг. Запах стоит такой, словно открыт шлюз сброса биологических отходов. Тело чертовски болит, а головокружение не дает сосредоточиться, будто я не совсем проснулся. Мысли путаются и ощущается тяжесть во всех конечностях, будто меня накачали наркотой. «Да не будто, — я с трудом сосредотачиваюсь, — это определенно какой-то неизвестный наркотик». От осознания, что случилось непоправимое, дыхание учащается. И образ темноглазых аморфных тел всплывает в памяти. Лискаризоты. Падальщики и паразиты на теле Вселенной. Живут за счет набегов грабежей, пиратства и продажи рабов на невольничьих рынках. Медленно поворачивая голову, высматривая наших хозяев. Вижу решетку — клетка. Я в клетке. В помещении я, кажется, один. Хотя рядом через проход стоит еще одна клетка, но есть ли кто там, не вижу. Слишком темно. В приглушенном по максимуму свете пытаю ь разглядеть, что меня окружает. По-видимому, это большая мрачная комната без окон. Бледный белый свет идет из тонких идущих подряд труб в потолке в двадцати футах выше. Стены сами по себе черные и напоминают грузовой шлюз с кронштейнами, ремнями, и креплениями. На стене напротив я насчитываю восемь больших труб, выстроенных одна за другой, подобно шкафчикам в раздевалке Космической Академии. Оранжевые и зеленые огни бегут в хаотическом порядке и непонятные символы по стенкам труб и до меня наконец доходит — капсулы для крио-сна. На дальней от меня стене находится продолговатая овальная дверь. Она едва заметна на черном фоне стен, но ее выдает хромированная дверная ручка. Желание добраться до нее, мгновенно разбиваясь об осознание: я в клетке. Меня пробирает жуткий холод и я осознаю, что на мне нет формы, а значит и мой наградной кортик тоже пропал. Жаль конечно, но это не то, ради чего я бы рискнул вернуться, пытаясь бежать из плена. А то, что эту попытку я сделаю и не одну, был уверен на все сто. Челнок — не планета, с которой нет возможности выбраться. Здесь их масса, и я использую все. Ощупываю и осматриваю себя. На руке нахожу припухлость, которой тут не было. Видимо, вшили датчики слежения и датчик, с помощью которого можно управлять нами. О том, что покорным быть я вовсе не собираюсь, даже говорить не стоит. Но меня беспокоит вонь. И это не один запах, здесь целый коктейль из мочи-рвоты-пота и фикалий. Похоже все кто здесь есть, находятся тут не один день. Пытаюсь закрыть нос рукой, но заторможенная реакция не дает мне это сделать быстро, и все, что я могу, — немного повернуться. Теперь уже смелее поворачиваю голову и оглядываю помещение. Да, это грузовой отсек корабля. Напротив еще две клетки и похожие крио-капсулы справа и слева на стене. За одной из решеток (думал показалось) слышу шевеление и громкий болезненный стон. А чуть правее отборный русский мат.  — Рита? Ты тоже здесь?  — Ага, кэп. Рада слышать, что ты жив. Хотя, по сути, радоваться нечему. Куда мы влипли, Секх-най? Я рад слышать ее голос. Эта девчонка всех заражает своим оптимизмом. Но мне надо знать, кто из команды нашего челнока еще в плену.  — Тебе, случаем, не видно, кто еще среди нас?  — Вижу, но не совсем уверена. Кажется это Эр Джей Фрай. Кажется у лискаризотов оказались в плену все, кто находился в пассажирском отсеке. Главное Дэн на свободе и шаттл, надеюсь, управляем. Злость охватила меня, словно огонь сухую траву. Скрутило узлом внутренности. Я не сумел, да и не особо старался, сдержать горловой яростный рык. «Гадкие, вонючие твари!» — зарычал в темноту двери. В клетке напротив зашевелились и послышался стон Эр Джея. Он прислушивается к тишине и темноте:  — Где я, здесь есть кто-то? — голос его немного громче шёпота, да и не нужно нам кричать, чтобы услышать друг друга.  — Есть, солнце.  — Кан? А Дэн? Я понимаю, что он беспокоится о своей паре. Но не хочу ему даже теперь… особенно теперь, когда он сам попросил о сближении, дать шанс оттолкнуть меня. Только не сейчас.  — Дэна здесь нет и пилотов тоже. Надеюсь, наш «Челлендж» еще на ходу и управляем. Нас найдут, ты не волнуйся. А еще с нами Рита. Он в ответ морщится, передергивает плечами и подползает ближе к решетке.  — Естественно, нас не оставят здесь, но я не собираюсь сидеть сложа руки. Выбираться будем сами. — он тоже обнажен до нижнего белья. Точнее до набедренной повязки и я, глядя на его изящную, но не отличающуюся особой хрупкостью фигуру понимаю, на что повелся Дэн. Меня и самого прошибает разрядами тока. Но Эр Джей задает вопрос и тем самым заставляет сосредоточиться. — А кто кстати эти самоубийцы, наши похитители?  — Лискаризоты, — отвечаю вполголоса и вижу, как ходят желваки на золотистых щеках нашей пары. Да, именно «нашей», а я сделаю все возможное, чтобы Фрай стал и моим тоже.  — Мерзость, — слышу в ответ. И я с ним полностью согласен.  — Да что в них такого, что вы оба кривитесь? — подает голос Рита. — Поймите, я не защищаю, всего лишь хочу знать о враге побольше. Почему и нет, наши знания пригодятся всем нам при побеге. И я не против их сравнить и систематизировать.  — Рита, ты их видела?  — Да, как только появились в «Челлендже».  — Мало того, что внешность отталкивающая. Эти твари живут пиратством, паразитируют на эмоциях, причиняя боль. Лискаризоты — основные поставщики живого товара на невольничьем рынке Зельдиса.  — Физические их особенности таковы, что все продукты жизнедеятельности перерабатываются внутри организма. А не выводятся наружу. Так что организм заведомо отравлен собственным дерьмом, — добавляет Эр Джей, морщась. — Отсюда и элементарные отсутствия знаний о других расах, биологических формах жизни и цивилизациях— добавляет он описывая круг рукой, — добавляет он, как бы предлагая вдохнуть глубже, чтобы понять ситуацию. Отвлек от объяснения скрип двери. Овальная створка отъехала в сторону и в помещение вошли или точнее вплыли два лискаризота, толкаясь истрекоча что-то на своем наречии. Мы замерли, внимательно следя за тем, как они приближаются. Один из них держал в трехпалых руках плоскую металлическую емкость, в которой билось и плескалось неизвестное мне существо. Стрекоча, один из них выхватил из-за пояса кривой то ли, но с дополнительным щупом, то ли странно изогнутые на конце ножницы и, отхватив часть плоти существа, бросил мне под ноги. Затем еще одну и еще, что оказались на грязном полу перед Ритой и Эр Джеем, который отреагировал довольно равнодушно, не выказывая страха. А вот Рита не была так лояльна к действиям сине-зеленых существ. А разглядев фрагмент щупальца, злобно с отвращением совершенно по кошачьи зашипела. И это мы должны были есть?.. Фискарпия* — рыба на Данебе.