* * *
Заложив за голову руки, Гарри разглядывал темное небо, виднеющееся в проеме окна. После маленького и узкого пространства видеть нечто настолько прекрасное, сродни чуду — казалось, если закрыть глаза, то все исчезнет, и Поттеры снова окажутся в родном и привычном чулане. Вроде, и понятно, что это необоснованные страхи, но, тем не менее — несмотря на то, что они с Хезер легли несколько часов назад, он так и не смог полностью расслабиться. Впрочем, сестра тоже — металась из стороны в сторону наверху, постоянно ища удобную позу, и периодически громко вздыхала. Быть может, тому виной являлось перевозбуждение, а, возможно, и болезненные ощущения в спине и затылке или же то, что Поттеры первый раз спали раздельно. Когда воспитанники вернулись в дом ебанутой семейки, то все предположения подтвердились: чета Дурсль действительно купила двухъярусную кровать и успела перегореть в злости. Вероятно, обильная трапеза немного улучшила их настроение, как и то, что Поттеры целый день не мозолили глаза, возвратившись только с темнотой. Приемным детям оставили ужин — по два куска хлеба с сыром и приятный бонус — чистую и прибранную кухню — небывалое дело! При других обстоятельствах для утоления чувства голода этих бутербродов не хватило бы, благо, что стащенные продукты компенсировали скудный паек. В комнате детей ожидал беспорядок, мусор на полу и новенькая впечатляющая кровать. Старой видно не было, что с ней случилось так и осталось загадкой — возможно, Петунья заставила ребят из доставки ее увезти? — Поттеры только переглянулись, не зацикливая внимание на этом вопросе. Уборка не заняла много времени и почти не отняла сил — тем более в четыре руки, буквально за полчаса мусор был подметен, пол вымыт, все поверхности протерты от пыли, а кровать застелена. И каждый из детей обживал собственное место — знакомясь с новым, волнительным ощущением. Не выдержав — сестра снова начала ворочаться — Гарри тихо позвал: — Спускайся. Не медля, Хезер — как будто только этого и ждала — слезла и устроилась рядом. Гарри повернул голову, смотря на сестру в темноте — света от уличных фонарей как раз хватало, чтобы освещать комнату. По молчаливой договоренности дети не зашторили окно — сам факт его наличия и возможность с постели наблюдать небо приводил в восторг и трепет. Каждый из них снова хотел проснуться и увидеть, как горизонт становится все светлее. — Как думаешь, что будет дальше? — тихо спросила Хезер, дыханием согревая предплечье брата; судя по тому, что сестра расслабилась, переживания ее отпустили. Почувствовав, что Хезер передернула плечами от холода, Гарри, достав руки из-под головы, накрыл ее одеялом и ответил: — Письма продолжат приходить, кто-то очень хочет, чтобы я их прочел. Ситуация с письмами отдавала душком сумасшествия — являлась настолько невообразимой, что не укладывалась ни в какие рамки. Кому вообще мог понадобиться Гарри Поттер? Сирота в обносках, выродок, как нередко за глаза называли его Дурсли, — «отброс». Непримечательный десятилетний паренек, без каких-либо выдающихся способностей — если, конечно, не считать прокачанные скиллы лицемерия и сообразительности — ах да, еще и удачи: не зря же он до сир пор, несмотря на все происшествия, коптил это небо и оставался на свободе. — Может… — едва слышно и неуверенно начала Хезер. — Может, это от мамы с папой? На мгновение закрыв глаза, Гарри задержал дыхание; а потом, сделав глубокий вдох и выдох, с силой потер лицо. У него и у сестры мыслительный процесс развивался в одном и том же направлении, но под разными ракурсами. У старшего Поттера действительно не присутствовало ничего такого: ни гениальности, ни богатств, ни секретов. — Нет, — он развернулся на бок и обнял сестру, никаких иллюзий по этому поводу Гарри не питал и на чудо не надеялся. — Они умерли. Но были родители, погибшие девять лет назад; могли ли послания от незнакомца содержать информацию о них? Чета Дурсль почти не говорила о свояках, а когда это случалось, то лучше бы они молчали: слышать о тупицах, влачивших жалкое существование в бедности и в постоянных пьянках, было противно. Почувствовав, что сестра напряглась под его рукой, Гарри придвинулся ближе. — Мы никогда не видели их могил, — глухо не согласилась Хезер. — Может, они и не умерли вовсе. Может, живут где-нибудь… Невероятным усилием Гарри сдержался и не дал воли эмоциям. Ебанутая семейка говорила, что чета Поттер попала в аварию и погибла. Это случилось по вине обколотого наркотой Джеймса, не справившегося с управлением автомобиля. Машину, несущуюся на огромной скорости, занесло в кювет, и та врезалась в дерево; Лили и Джеймс не были пристегнуты, поэтому от удара их выбросило через лобовое стекло на несколько ярдов вперед. Тела сильно пострадали: их изрезало, поломало — обезобразило настолько, что Поттеров хоронили в закрытых гробах. Гарри и Хезер в это время находились дома — «…вас, как обычно, забыли взять с собой, оставив одних…» — и только потому не пострадали. Судя по тому, как искажалось лицо тетушки Клячи — злостью, болью, ненавистью, презрением, обидой и страхом — она не врала, когда рассказывала эту историю. По крайне мере, была очень убедительна в деталях; выдумать такое — право слово! — и представить страшно, уж точно не в характере Петуньи. — Хеззи, — мягко произнес Гарри, — кто бы ни слал письма, это не они. Нет, — он в задумчивости потерся подбородком о лоб сестры, — тут дело в чем-то другом. Иногда Гарри казалось, что он находился в той машине, слышал крики и видел свет — почему-то зеленый — присутствовал при гибели родителей. И даже если это и вправду произошло — что маловероятно! — мальчику в ту пору минуло чуть больше года, уж точно в подобном возрасте он ничего не мог запомнить. А даже если вдруг и мог, то как выжил? Его тоже должно было выкинуть из автомобиля и переломать как родителей. И еще один вопрос оставался открытым: где в тот момент находилась сестра? Ей исполнилось всего ничего — пять месяцев. — Я обязательно выясню, где они похоронены, — пообещал Гарри, ободряюще погладив сестру по голове. Дети уже предпринимали попытки исследовать кладбище Святого Михаила, самое близкое к Литтл Уингингу, а потом Бруквудское. Они внимательно изучали надгробные плиты, но ничего не нашли. Конечно, при размышлении и вряд ли могли найти — кто сказал, что ебанутая семейка похоронила Поттеров на одном из ближайших кладбищ? Вполне вероятно, что где-то еще, это как раз соответствовало духу семейства Дурсль. После поиска могил дети попробовали идти другим путем и изучили подшивку газет за восемьдесят первый год в поисках информации о смерти родителей. Но вот что странно — никаких статей не было, как и вообще заметок о подобных авариях за октябрь-ноябрь того года. Кончено, и здесь могла существовать вероятность, что событие произошло где-нибудь в другом конце страны и там попало в новости местной газеты. А для «Индепендент» и «Таймс» являлось слишком незначительным и неинтересным, чтобы упоминаться. Возможно, именно в то время ощущение, что Дурсли обманывали воспитанников, закралось в голову сестры и начало потихоньку распускаться. В конечно итоге, Поттеры приложили столько усилий — пять месяцев в напряжении и поиске, в надежде и в последующем разочаровании — что сестре стало проще повернуть взгляд совсем в иную сторону. Где доказательства де-факто? С того времени о родителях по молчаливой договоренности дети больше не говорили — тяжелые поиски и следующие за ними постоянные неудачи оставили мрачное послевкусие. Казалось, упомяни чету Поттер всуе и снова произошло бы что-нибудь нехорошее. А образы мамы и папы прочно связались с ощущением беды — ничего положительного о них дети не слышали, а расследование только усугубило ситуацию. Почувствовав, что сестра беззвучно заплакала — плечо, на котором лежала ее голова, стало влажным — Гарри тяжело вздохнул. А потом аккуратно погладил Хезер по волосам, пытаясь успокоить и поддержать. Видимо, слишком много событий навалилось сразу и сестра, как обычно, не успела их переварить. По натуре она была консерватором — тяжело воспринимала изменения и долго их не принимала. В конечном итоге, если Хезер считала, что письма пришли от родителей, то Гарри смотрел иначе — они могли содержать информацию о них. Быть может, с четой Поттер все не так просто?.. Возможно, они состояли в какой-нибудь тайной организации или работали на правительство, а, может, являлись преступниками? И загадочный некто, настойчиво посылающий письма их сыну, хотел рассказать что-то о прошлом Лили и Джеймса?.. Факты, что незнакомец знал о том, где спал Гарри, и то, что это место поменялось, а также то, что ни одно из посланий так и не достигло адресата — уже указывали на многое. Как минимум за домом и, возможно, внутри него организовано слежение — и разве это не прямой индикатор того, что с четой Поттер не все гладко и прозрачно? «Факта леквунтур» — нужно только делать верные выводы. — Тише, все будет хорошо, вот увидишь! — зашептал Гарри, прижимая сестру ближе. — Мы обязательно уйдем отсюда, найдем маму и папу, а потом переедем в свой дом. Там будет огромная кровать — такая, что можно спать на разных концах и не мешать друг другу. А еще вместо стены будет окно до самого пола — огромное, и еще одно в крыше над кроватью, чтобы лежать и смотреть на небо или на то, как идет дождь. Только не плачь, пожалуйста, я обещаю — мы выберемся, и все будет хорошо…* * *
С тех пор, как приемные дети переехали в самую маленькую спальню, Гарри постоянно зависал у окна; в независимости от того, чем он занимался, постоянно находился рядом. Разбирал ли поломанные игрушки, читал, делал ли другие дела — окно его не отпускало. Хезер кидала хмурые взгляды на брата, но сжимала покрепче зубы и молчала. Ей ли говорить что-либо Гарри, когда сестра разделяла восторг и понимала причину влечения; после чулана окно стало проемом в рай — символом перемен, надеждой. И как можно сказать хоть слово, когда на губы брата ложилась легкая улыбка? К счастью для Поттеров, ни тетушка Кляча, ни дядюшка Морж, ни даже братец Свин в комнату не заглядывали и о том, что дети открывали створки и даже более того, что один из них сидел на подоконнике, не знали. Иначе скандала не миновать — и кто знает, какие ответные меры могла предпринять чета Дурсль? Ни Гарри, ни Хезер этого проверять не хотелось — ничего положительного там явно не предполагалось! — поэтому они оставались на стороже и были осмотрительны. За прошедшие дни воспитанники осторожно поменяли убранство комнаты, подстраивая ту под себя: передвинули стол ближе к середине, чтобы Гарри мог добираться до подоконника, а также с другой стороны поставили стащенную из гаража табуретку — там хранилось несколько, складированных друг на друга и предназначенных для гостей. И если бы у четы Дурсль вдруг возник вопрос: с чего это такие вольности? То официальным объяснением служило: чтобы воспитанники могли вдвоем заниматься и не мешать друг другу. Также Гарри открутил у стола заднюю стенку, спрятав ее под кровать, таким образом, организовав второе рабочее место, хоть конструкция от этого стала менее прочной. Еще Поттеры убрали почти все сломанное в шкаф и разложили свои вещи; Хезер повесила на стену календарь с медвежонком Паддингтоном, подаренный брату в школе на выпускном. И даже книжки сестра расставила в другом порядке, тем самым ставя точку — комната теперь принадлежала Поттерам и дух братца из нее полностью исчез. А Гарри, пряча заднюю стенку стола, заприметил, что паркетина под кроватью немного шаталась. И, дождавшись момента, когда дядюшка Морж уехал, тетушка Кляча зависла на кухне, а кузен свалил, расшатал ее окончательно и выломал. Ему повезло — под ней располагалось пустое пространство — отличный тайник! Теперь набор инструментов, детали разобранных игрушек, деньги и другие сокровища хранились в этом укромном местечке. Однозначно, с появлением собственной комнаты жизнь Поттеров улучшилась: теперь у каждого появился личный уголок, место для нормального отдыха и для занятий. И даже события, не зависящие от нее, тоже стали благоприятнее: чета Дурсль придерживалась вежливого курса, тетушка Кляча почти перестала нагружать работой — по крайней мере, она спрашивала о согласии поучаствовать — и даже братец Свин не приставал. Омрачало одно: «письма раздора» так и не стали доступны. Вернон был чертовски внимателен и скрупулезен — теперь он лично контролировал поступление почты. В пятницу в порыве злости заколотил отверстие во входной двери, вероятно, надеясь таким способом остановить неизвестного отправителя. Впрочем, не помогло: тем утром приемные дети наблюдали, как дядюшка Морж, ругаясь сквозь зубы, поднимал конверты, просунутые в щель между дверью и полом — число последних увеличилось до трех. Видимо, незнакомец решил брать не качеством доставки, а количеством. В тот день Поттеры решили придерживаться незаметности и почти все время провели в комнате; тетушка Кляча не разрешила им уходить из дома. Видимо, опасалась, что неизвестный нашел бы Гарри на улице и вручил ему конверт или что сам воспитанник добрался до отделения почты и потребовал бы отдать ему письма — а это вполне вписывалось в дух приемного сына. На следующее, субботнее утро во время скудного завтрака Поттеры с удивлением наблюдали то, как Петунья разбивала яйца и вместо белка с желтком находила конверты. Сказать, что это являлось безумной картиной — ничего не сказать. Где-то на третьем яйце тетушка Кляча, наконец, приняла за факт, что происходящее ей не мерещится и не своим голосом закричала. Спустя полминуты на кухню прибежал дядюшка Морж со следами белой пены на лице и зубной щеткой в руке, видимо, прямо из ванной комнаты. Братец Свин в это время еще спал — для него восемь утра в каникулы — несусветная рань, и даже дикий крик матери не поднял Дадли с постели. От уведенного Вернон покраснел, судорожно хватая ртом воздух, а потом осел на пол — такой подлости от яиц он точно не ожидал. Отскочив от пачки, как от ядовитой змеи, миссис Дурсль поспешила к мужу; дядюшка держался за сердце и не мог отдышаться. То, с какой настойчивостью некто пытался донести информацию до Гарри, начинало пугать. Действительно, выражение «вэритас нон сэмпэр лятэти» в этой сумасшедшей ситуации приобретало особый, зловещий смысл. — Таки словил, — прошептала Хезер на ухо брату, наблюдая за тем, как Петунья суетилась вокруг мужа. Поттеры сочли за лучшее, захватив остатки завтрака, сбежать в сад — с четы Дурсль сталось бы сорвать злобу на воспитанниках, даже несмотря на все усилия в вежливости до этого. Давно известна истина: во всем виновны Поттеры. Пошел дождь, а тетушка Кляча не взяла зонт — кто ответственен? Спустило колесо — ну чье же еще это злодеяние? Дадли упал и ушибся — угадайте кто?.. Даже если дети не находились рядом, даже если они уж точно не причем — всегда и во всех бедах виновны Поттеры. А уж в этой ситуации с письмами и подавно — недаром на конверте красуется имя и фамилия Гарри. Спрятавшись под подоконником кухонного окна и беззвучно посмеиваясь, дети подслушивали, как отошедший от приступа дядюшка Морж судорожно ругался по телефону вначале с работником почты, а потом и молочного магазина. Естественно, он не добился никакого результата, и что в перовом, что и во втором случае возмущенно бросил трубку со словами: «Я не сумасшедший!» Для людей со стороны все так и выглядело, и если бы приемные дети своими глазами не увидели находящиеся в яйцах письма, то полностью согласились с выводами собеседников Вернона. Выдумать такое — разве психологически здоровый человек на подобное способен? В свою комнату воспитанники вернулись только через несколько часов, когда тетушка Кляча и дядюшка Морж переместились в гостиную смотреть телевизор. Бесшумно прокравшись за их спинами, Хезер и Гарри по дороге захватили несколько яблок, в очередной раз разрушив безупречную фруктовую композицию Петуньи. Благоразумно пропустив обед, они рискнули высунуться только к ужину; чета Дурсль уже отошла и даже смогла вернуться к сдержанному состоянию. Быть может, поэтому приемная мать даже ничего не сказала про украденные яблоки, только смотрела очень недобро. Будь Хезер на ее месте, то те, на кого направлен такой взгляд, словили бы в своей еде как минимум слабительное, как максимум полное разнообразие из запаса таблеток — гулять, так гулять, как говорится! К счастью для воспитанников, Петунья предпочитала иные пути для реализации мести. В воскресенье Хезер проснулась рано — в комнате хоть и было светло, но чувствовалось, что рассвет еще не наступил. Гарри сидел на краю кровати и сверлил взглядом календарь, видимо, он что-то пробормотал, и это разбудило сестру. Вяло приподняв голову, она сонно спросила: — Что такое? Повернувшись, брат мягко улыбнулся. Эта улыбка его преобразила: морщинки на лбу разгладились, взгляд потеплел и полностью исчезла тяжелая аура. — Все хорошо, спи, — тихо произнес Гарри. Зевнув, а потом недовольно пробурчав, Хезер накрылась с головой одеялом; после привычного темного чулана не зашторенная комната казалась слишком светлой. Почувствовав, как брат лег рядом и прижался спиной, сестра буквально через несколько секунд уснула. До этого Поттеры проговори полночи: младшая настаивала на том, чтобы отпустить ситуацию, ей казалось, что как только «письмо раздора» попало бы в руки брата, то их тут же отправили бы в чулан, лишив всех новоприобретенных благ и привилегий. А старший, наоборот, убеждал, что покупка новой кровати говорила о том, что Дурсли тверды в намерении оставить маленькую спальню за Поттерами. Если приемные родители жмотились даже на покупку одежды и обуви для Гарри и Хезер, то такой непрактичный и, по факту, никому кроме воспитанников ненужный гигант являлся неоспоримым аргументом в пользу этого заключения. Чета Дурсль точно ни за что не стала бы тратиться, если бы решение не являлось окончательным. И, следовательно, если брат узнал бы содержание письма, то это уже никак не повлияло на текущую ситуацию. А, тем более, если бы он сделал это тайно, это также означало и то, что автор писем унялся и перестал бы терроризировать ебанутую семейку. Что, в свою очередь, заставило бы последних расслабиться и успокоиться — тогда чулан окончательно прекратил бы маячить на горизонте. Хезер же возражала: если бы «письма раздора» перестали приходить, то Дурсли заподозрили неладное и, наоборот, опомнились и поменяли бы текущую политику, вернувшись к изначальной — чисто из мести и даже вложенные средства их бы не остановили. «Гок эст эссэнтия» этого семейства. Так и не достигнув единства мнений, дети уснули с обоюдным ощущением тревожности. Второе пробуждение стало резким, внезапным — от дикого вопля. Судя по свету в окне, было еще утро, судя по тому, что подскочила не только Хезер, а еще и Гарри, звук действительно произошел в реальности и не являлся частью сна. Дети недоуменно переглянулись: сестра нервно рассмеялась, пытаясь восстановить дыхание и чувствуя, как бешено бьется сердце; брат, нахмурившись, спустил ноги с постели, вероятно, намериваясь сходить на разведку. Вопль повторился — дети почти одновременно подпрыгнули от неожиданности. Уже нормально соображая, Хезер поняла — голос принадлежал дядюшке Моржу. Как есть, даже не обувшись Поттеры, что старший, что младшая вскочили с кровати и выбежали из комнаты, планируя посмотреть на происходящее внизу. В коридоре они столкнулись с не менее сонным, взъерошенным и напуганным Дадли; видимо, вопли по утрам становились недоброй традицией. Молча обменявшись растерянными взглядами с кузеном, ни слова не говоря, в полном единодушии уже втроем сбежали по лестнице. Из гостиной доносились необычные звуки, которые никак не получалось идентифицировать: свист рассекаемого воздуха, странный шелест, голос телеведущего утреннего шоу, грохот — то ли мебели, то ли тел — и звон бьющейся посуды. Картина, представшая перед детьми, заставила замереть на пороге — творилось невообразимое! Сотни, если не тысячи, писем вылетали из камина, не останавливаясь ни на секунду — единым потоком, издавая те самые не опознаваемые звуки. Пол почти весь был покрыт конвертами, как диван и кресло; обеденный стол перевернут: тарелки с едой, кружки — все это валялось на полу частично закрытое посланиями. Дядюшка Морж, открывая рот, как рыба, выброшенная на сушу, и держась за сердце, сидел на полу рядом с упавшим стулом; а тетушка Кляча металась рядом. Увидев сына и воспитанников, мистер Дурсль заорал дурным голосом, разом забыв про вежливость: — Вон! Пошли вон! Поттеры одновременно отшатнулись назад — Вернон действительно пугал — а Дадли замешкался. Видимо, к отцовскому гневу, направленному в его сторону, братец, даже несмотря на все предыдущие события, так и не смог привыкнуть. Резво вскочив на ноги, дядюшка Морж оттолкнул Петунью и двинулся на детей; Гарри среагировал мгновенно — схватив за руку сестру и развернувшись, поспешил убраться подальше от обезумевшего приемного отца. Хезер только и успела скорректировать координацию тела, чтобы не упасть и вовремя подчиниться чужой силе. Братец Свин же так и продолжал стоять с приоткрытым ртом. — Быстро собирайтесь! Мы уезжаем, — прозвучал вслед Поттерам голос мистера Дурсля. — Чтобы через десять минут все были готовы! Забежав в комнату, дети одновременно прижались спиной к захлопнувшейся двери, пытаясь отдышаться. — Что опять за хрень?.. — спросила Хезер, медленно сползая на пол. Для воскресного утра произошедшее было слишком: и атака писем через камин — это действительно произошло в реальности? — и сошедший с ума дядюшка Морж. Бесспорно, доведенный до ручки — с непредсказуемым и опасным поведением, без тормозов. — В приют, что ли?.. — одновременно с ней пробормотал Гарри, устраиваясь рядом. Через стены доносился раздраженный голос мистера Дурсля, выговаривающий Дадли за непослушание, а потом раздался звук пощечины. Поттеры в удивлении переглянулись — это уже переставало быть смешным, Вернон еще ни разу не поднимал руку на сына! После послышались тяжелые шаги кузена — он бежал — и грохот закрывшейся двери; братец не пожалел силы — стены и дверь, под спинами Поттеров, содрогнулись — он явно находился в бешенстве. Еще бы! Для Дадли происходящее, вероятно, стало необычным и угнетающим, тем более после рукоприкладства от доброго и покладистого отца. — Ладно, — Хезер поднялась на ноги и внимательным взглядом окинула комнату; неожиданные слова брата о приюте засели в голове. — В таком состоянии он шутки не шутит. С него станется и дверь выломать, и за шиворот в тачку закинуть. В ответ Гарри с серьезным выражением на лице посмотрел на сестру; та наклонила голову вниз, ловя его взгляд, кажется, их мысли совпали. Один из самых главных страхов Поттеров — разлука. А приют — это неизбежное расставание. Поднявшись на ноги, брат обнял Хезер, которая в ответном жесте крепко в него вцепилась. Страх был общим и постоянно маячил на периферии. Поттеры с самого осознания всегда находились вместе: спали, ели, проводили время. Часов в обществе друг друга за сутки набиралось больше, чем наедине. Ни один из них за прошедшие дни так и не успел приноровиться спать в одиночку; первое время Хезер еще залезала наверх, а потом перестала. Все едино, поворочавшись и пометавшись, она спускалась вниз, под бок к брату. Какая речь могла идти о полном разлучении? — И не с таким справлялись. Если что, сбежим, — приободрил сестру Гарри. Глубоко вдохнув, Хезер отцепилась от брата; его слова немного успокоили и помогли заглушить тревожность. Действительно, у практичного Гарри наверняка в наличии имелся план для нелегальной жизни на улице; брат более дальновидный и значительно умнее сестры. — Надеюсь, не убивать он нас повезет, — сдавленно поделилась Хезер. Словно ответ на ее фразу, за стеной, разделяющей комнаты Поттеров и братца Свина, послышался грохот и полу разборчивое бормотание об экстренных сборах и сумасшествии. Кивнув на стену, Гарри весело заключил: — Видишь, едем все вместе, — сев на кровать, он принялся обуваться. — Так что убийства отменяются. Выдохнув, Хезер опустилась рядом, от облегчения у нее закружилась голова; помотав ей, сестра едва слышно выдохнула: — Ебанутая семейка. Бросив на сестру взгляд, Гарри опустился на колени и попросил: — Постой на стреме. Кивнув, Хезер подошла к двери, прислушиваясь к происходящему в коридоре. Безусловно, тетушка Кляча имела хорошее воспитание и у нее отсутствовала привычка ломиться без предварительного стука, но вот остальная часть семейства Дурсль придерживалась противоположных взглядов. Гарри в это время старался, как можно бесшумнее, открыть тайник. Выброс адреналина перестал действовать и Хезер начало потряхивать, она периодически поглядывала на брата в нетерпении, молча ожидая, когда же он закончит. Вставив паркетину на место, Гарри сказал: — Готово. Хезер тут же вернулась к кровати, чтобы обуться; а брат подошел к шкафу, видимо, решив взять одежду и другие мелочи. Рассудив, вероятно — кто знает, что там за поездку собрался организовать дядюшка Морж? Вдруг надолго и в какую-нибудь глухомань. Пока брат упаковывал вещи, Хезер выбралась в ванную и привела себя в относительный порядок. Захватив зубные щетки и пасту, она вернулась в комнату и передала их задумавшемуся о чем-то Гарри. — Схожу к тетушке Кляче, узнаю, что к чему, — предложила Хезер. Скинув отрешенность, брат закинул принесенные вещи в рюкзак и улыбнулся, поднимаясь на ноги: — Вместе пойдем. Вернув ему улыбку, Хезер покачала головой; с братом, конечно, и море по колено, но в ситуации с приемной матерью есть одно «но». — Лучше попозже спускайся, ты же знаешь — ее опять замкнет. Поморщившись в ответ, Гарри нехотя кивнул; получив согласие, Хезер повернулась и открыла дверь, чтобы покинуть комнату, но невольно замерла на пороге. В коридор из спальни Дурслей как раз вышла Петунья; увидев воспитанницу, она поджала губы и, прищурившись, осведомилась: — Вы готовы? В ответ Хезер только кивнула. Говорить сейчас что-либо являлось не самой разумной идеей, судя по виду, тетушка Кляча находилась в раздражении. В такой ситуации лучше исчезнуть из поля ее зрения, минимальное — молчать. — Мне нужно в туалет, мэм, — раздался голос брата. Вероятно, он решил дать Хезер время на разговор с приемной матерью. — Иди живее! — поморщившись, разрешила миссис Дурсль. Обогнув сестру, Гарри направился в ванную; Хезер вздохнула и, закрыв дверь, прижалась спиной к стене. В коридоре был слышен шум из комнаты Дадли: звуки грохота чего-то тяжелого и шагов, а также неразборчивые бурчания. Тетушка Кляча, сложив руки на груди, осталась на месте, явно не желая выпускать ни одного из Поттеров из виду. Вполне возможно — и даже обоснованно! — подозревая, что как только один из воспитанников окажется вне наблюдения, то тут же ломанется в гостиную, воровать письмо. Если судить по тому, как приемная мать отреагировала на фразу Гарри, то, вероятно, степень ее раздражения не такая высокая, чем изначально предположила Хезер. Это означало, что у воспитанницы существовал шанс прояснить сложившуюся ситуацию. Закрыв на несколько секунд глаза, она собралась с силами и решительно спросила: — А куда мы поедем? Вздернув голову, тетушка Кляча неприязненно посмотрела на приемную дочь и отрезала: — Не задавай вопросов. Хезер вздохнула. Судя по голосу, Петунья и сама не знала. Кажется, у дядюшки поехала кукушка, если даже его жена находилась не в курсе — такое вообще возможно в этой семье? — целей этой спонтанной поездки. Ввиду этого, предположение об убийстве становилось все более актуальным. — А вы уверены, что с дядюшкой все в порядке? — не подумав, поинтересовалась Хезер. Распрямившись, миссис Дурсль сжала зубы — на ее скулах заиграли желваки — и начала сверлить племянницу мрачным взглядом. — Умолкни, — спустя несколько мучительных секунд ответила Петунья. В очередной раз глубоко выдохнув, Хезер рискнула идти до конца: — А завтрак?.. Судя по тому, как замерла тетушка Кляча — она достигла того самого состояния, когда у нее срывало планку и запускался механизм выхода злости через крик. Обычно Петунья, прооравшись о никчемности приемных детей, отправляла их в чулан до того времени, пока гнев не перегорал: до вечера или утра. К облегчению для обеих, из ванной вышел Гарри. — Вниз. Немедленно! — резко произнесла миссис Дурсль. Быстро переглянувшись, Поттеры подчинились; точно под конвоем тетушка Кляча проводила их до машины, сдав на попечение мужу. Вернон сидел в автомобиле, вцепившись в руль, со зверским выражением на покрасневшем лице. Хезер даже невольно замерла на пороге, не решаясь выйти на улицу, когда поймала чужой взгляд — полный бешенства и обещания скорой смерти. Гарри обогнул ее и загородил, после этого, судя по виду, дядюшка Морж неимоверно сильно сжал зубы, но взгляд отвел в сторону. Петунья прикрикнула на приемных детей, замявшихся у двери, чтобы они быстрее садились, а потом ушла обратно, видимо, за Дадли. Снова переглянувшись, Поттеры в молчании устроились на заднем сидении автомобиля, всеми силами стараясь игнорировать тяжелую и душную атмосферу в салоне. От дядюшки Моржа так и исходили волны ненависти и негатива. Дети обменялись незаметными взглядами и жестами — молчаливым диалогом, где Хезер предполагала, что сейчас их повезут убивать, а Гарри, наоборот, показывал, что все нормально. А за пределами машины на самом деле творилось черт знает что! Когда воспитанница немного поуспокоилась, то заметила, что вся Тисовая улица была буквально забита совами. Те сидели, где только могли: на чужих автомобилях, крышах, мусорных баках, фонарях, — а не которые кружили в небе, вероятно, выискивая свободное местечко. Такое чувство, будто птиц именно сюда притянул зов природы — на брачный период, к примеру — и не отпускал. Прикоснувшись к руке брата, она кивнула на творящееся безобразие. Искоса посмотрев на сестру, он легонько пожал плечами, видимо, тоже не очень понимая, что за дьявольщина происходила на улице. Через несколько мучительных и длительных минут — подобных часам, право слово! — открылась входная дверь и на пороге показались Дадли и миссис Дурсль. Судя по виду кузена, он пребывал в негодовании, но словив взгляд отца, резко присмирел и, подавившись готовыми сорваться словами, уселся на свое место. Когда и тетушка Кляча забралась на переднее сидение, даже не дожидаясь того момента, как она пристегнется, Вернон завел машину — распугав несколько близко сидящих птиц — и резко тронулся с места. В автомобиле царило тяжелое и вязкое молчание — никто, кроме, пожалуй, мистера Дурсля, не понимал, что происходило и куда они уезжали. Дядюшка Морж же, остервенело и явно нарушая правила дорожного движения, гнал вперед за пределы Литтл Уингинга.