Узурпатор

      — Дорогие жители Конохи, — хрипловатый голос донёсся до собравшихся у резиденции гражданских, — Третий Хокаге был Великим человеком, и мне до сих пор не верится, что он погиб… Но погиб он как Герой, и, клянусь, память о нём не померкнет.       Среди всего населения деревни, столпившегося на площади у резиденции Хокаге, затерялись двое молодых людей. Мужчина крепко сжимал ладошку поменьше и скрипел зубами, направляя на оратора злобные взгляды.       — Ишь как чешет, — прошипел он, — сам же и убил Третьего, — закипал Хатаке, не желая верить, что за время его миссии в деревне настолько всё поменялось.       — Тише ты, — шикнула на него низкорослая молодая девушка с фиолетовыми наклейками на щеках, — о таком нельзя говорить вслух. — Она перехватила его руку, настойчиво разгибая закаменевшие пальцы с рукояти специальной катаны АНБУ.       Тем временем мужчина среднего роста подошел ближе к краю и сжал перебинтованной рукой металлическую оградку. Он набрал в лёгкие воздуха, корректируя выражение своего лица, и воодушевленно, смотря не на толпу, а чётко вперёд, сказал:       — Я, Пятый Хокаге, сделаю всё возможное для процветания Конохи и выведу деревню на новый политический уровень, — голос становился громче, тело потряхивало от возбуждения, он впитывал каждой клеточкой момент превосходства, — перед Конохагакуре будут дрожать в страхе другие деревни. — Он замолчал, прислушиваясь к восхищённым возгласам толпы и выискивая взглядом противников его замыслов. — Я, Шимура Данзо, на правах Главы деревни, объявляю Корень высшей организацией и защитником деревни. А также переименовываю свою личную Армию в Военную Полицию Конохи.       Жители загалдели с новой силой, когда за спиной Пятого материализовались несколько десятков шиноби в чёрном обмундировании. Они сняли с себя маски и выкинули в толпу, в знак того, что они перестали действовать скрытно и стали официальной стражей закона и порядка деревни.       Дети интуитивно спрятались за родителями, испугавшись мощных фигур за спиной Хокаге.       — Это не единственные изменения, которые постигнут Коноху, — снова заговорил Данзо. — Старый устой деревни делает её слабейшей на политической арене, поэтому просто наблюдайте, как я приведу её к светлому будущему, — он сделал размашистый жест рукой, явно войдя в роль, и, придав голосу металлических ноток, вымолвил: — А сейчас, преклоните колено в знак вашей преданности Пятому Хокаге.       Шиноби Корня, затерявшиеся в толпе гражданских, тут же выполнили приказ своего непосредственного начальника, а теперь и Главы деревни по совместительству.       Гражданским было такое в новинку, их ещё никто не просил преклонить колено, но они тоже повиновались и заставили детей, подумав, что их считают равными шиноби. Лишь пережитки Третьего Хокаге стояли неподвижно. Постепенно и они опускались на одно колено, бессильно опуская голову.       Рин быстро выполнила приказ Пятого, пока они не стали слишком заметны среди всех коленопреклонившихся на площади. Она дёргала за руку упрямого Хатаке, прося его склониться.       — Какаши, — взмолилась Нохара, — сейчас твоя гордость никому не нужна… Пожалуйста, сделай, что он сказал… хотя бы ради меня.       Он молча преклонил колено, злобно переведя на неё взгляд.       — Здесь нельзя оставаться.       Данзо ещё несколько минут наслаждался видом жителей своей деревни, которые не могли ни слова сказать в его сторону. Он подавил усмешку и величественно дал команду «слугам»:       — Разойтись!       Толпа не подняла голов, пока Хокаге не скрылся в резиденции. Лишь тогда население начало подниматься и разбредаться кучками по своим домам, обсуждая речь Данзо. Противников новой политики было много, но их подкупал тот факт, что Шимура пообещал вывести ныне слабейшую деревню на новый уровень. Другие же были слишком подавлены смертью Третьего, чтобы думать о чём-то другом. В основном, это была семья погибшего Каге — немногочисленный угасающий клан Сарутоби.

***

      — Обедать будешь? — поинтересовалась Рин, ставя тарелки на обеденный стол.       Какаши угрюмо откинулся на стуле, прикоснувшись затылком к стене. Он чувствовал шероховатость новых обоев и неровность бетона под ними. Приоткрыл один серый глаз, пытаясь скрыть во взгляде безнадёгу, помотал головой из стороны в сторону.       — Кусок в горло не лезет, — буркнул он.       Она обогнула столик и села ему на колени, обняв напряжённую шею руками. Зарылась носом в пепельные пряди, а Какаши невесомо положил шершавую ладонь на талию.       — Рин…       — Тш-ш-ш, — прошептала она ему в шею, обжигая дыханием, — просто не будем высовываться. Всё, что от нас требуется — изображать преданность.       Какаши напрягся и дёрнулся от её слов. Он ненавидел унижаться и ползать на коленях перед кем бы то ни было, ненавидел подлизывать вышестоящим задницу, из-за чего часто ссорился с начальством. Всё это было омерзительно для его слишком принципиальной натуры. Рин именно за это и влюблялась в него каждый раз. Но сейчас была совершенно другая ситуация. Она сильнее обхватила шею анбушника и, нахмурившись, твёрдо сказала:       — Мы ничего не сможем противопоставить ВПК, — её голосок дрожал, она закусывала губы, понимая чувства Какаши и безвыигрышную ситуацию, в которой оказались все последователи Хирузена. — Даже если объединиться со сторонниками Воли Огня Третьего, то эта гражданская война ни к чему не приведет. Всё закончится лишними смертями и гибелью мирного населения.       — Я это прекрасно понимаю, — уже спокойно сказал Какаши, сжав ткань легкого платьица на её талии, — но нам не поможет политика подчинения. Боюсь представить, какой ход будет следующим.

***

      Территорию клана Сарутоби сотрясали протяжные женские крики и мольбы пощадить детей. Под резкий звон металла оседали бездыханные тела. Подобно чёрным неуловимым теням в рваных мантиях, нападавшие убивали одного за другим, не давая времени проснуться, не щадя ни пожилых, ни женщин, ни детей.       — Юкимура! Бери Конохомару и уходи! — кричал Асума, принимая боевую позицию и направляя в специальные траншейные ножи чакру. Под его ногами противно хлюпала густая кровь соклановцев.       Слова застряли в горле, на лице отпечатался звериный ужас — Юкимура мёртв. Асума понял — он остался один против дюжины нападавших, а в люльке жалобно кричал проснувшийся племянник. Худощавый мужчина в маске, похожей на противогаз, поднял руку вверх, отдавая приказ не вмешиваться в битву. Сарутоби бросился на него, увеличив количество вливаемой чакры. Все удары ловко блокировались голыми руками. Нападавший отвлёк внимание Асумы и ловко прикоснулся к открытой шее. Тело резко пробила дрожь, из рук выпали ножи, проткнув половицы под ногами. Сарутоби схватился за шею, урывками глотая воздух; каждый вдох сопровождался невыносимой болью во всем теле. Постепенно по коже распространились фиолетовые пятна. Он хрипло кричал, катаясь по полу, и тянул руку к раздвоенному силуэту Торуне. Последний склонился над люлькой, накрыл голову младенца подушкой и надавил. Надрыный плач Конохомару прекратился, он издал последние жалобные всхлипы и навсегда замолк.       Рука Асумы обессиленно рухнула в лужу крови, глаза непроизвольно закрывались, невыносимо держать открытыми тяжёлые веки. Чёрные фигуры одновременно использовали огненные техники, подпаливая дом, и покинули территорию клана также тихо, как появились на ней.       К утру поместье Сарутоби сгорело дотла, остались лишь чёрные обуглившиеся балки, просевший фундамент и выжженная до самых ворот трава. Пока сотрудники ВПК пытались разобраться в причине пожара и собирали обугленные останки, Данзо вещал на главной площади о произошедших этой ночью бедствиях. Он не хотел бы повторения подобной ситуации, поэтому заявил, что отныне вводит комендантский час и расширяет полномочия ВПК.       Данзо поднял руку вверх, останавливая бесперебойный галдёж толпы. Жители никак не могли смириться с таким усиленным контролем со стороны верхушки власти, но и не осмеливались высказать свои претензии.       — Неужели вы хотите, чтобы вас и ваших детей убили подобным омерзительным для шиноби образом?       В ответ толпа молчала. По площади пронёсся гул встревоженных шепотков.       — Поэтому считаю данные временные меры необходимыми, пока не будет найден преступник. Указ сегодня же будет вывешен на каждой улице деревни, чтобы каждый мог ознакомиться. Повторяю! Это временные и вынужденные меры! И прошу отнестись с пониманием.       К вечеру Указ Хокаге «О введении комендантского часа» был вывешен на каждой улице. Незнающие жители деревни, которые даже читать толком не умели, ратовали за правильность такого решения, некоторые даже днём стали запрещать детям гулять со сверстниками. Военная Полиция Конохи лишь пожимала плечами, делая вид, что их это не касается. Сначала к ним относились настороженно, боясь, что беззаконие, которое творили Учиха, прикрываясь повязкой полиции, снова повторится. Но бывшие АНБУ Корня ничего противоправного не предпринимали и никоим образом не принижали права и достоинства граждан. Со временем их даже перестали замечать, с молчаливой покорностью соглашаясь на любые перемены.

***

      Какаши задумчивой напряжённой тучей ходил по маленькой гостиной, сжимая в кулаке Указ Данзо и мрачно матерясь. Он остановился посреди комнаты, прислушиваясь к звукам, исходящим из прихожей. Рин скинула сандалии и прошла в гостиную, сдержанно улыбнувшись Хатаке.       — Тренировка отменилась, — коротко сказала она, присаживаясь на диван и зазывая к себе Какаши. — Родители волнуются, что с их детьми может что-то случиться, поэтому из дома не выпускают.       — На миссии они их тоже не отпустят? — презрительно фыркнул Хатаке.       — Всё ещё злишься? — лукаво улыбнулась Рин, проведя тонким пальчиком по его твёрдой груди.       — Ты с ними сильно нянчишься, будь построже, — в очередной раз повторял Какаши, не одобряя сюсюканье своей девушки с детишками.       — Хорошо-хорошо, — лучезарно усмехнулась она, — но они ведь моя первая команда, я только учусь быть таким строгим начальником, как ты.       — Я капитан АНБУ, а не наставник детишек, — угрюмо буркнул Какаши, — мне надо поддерживать дисциплину.       — Да? — ехидненько улыбнулась Нохара, дразняще накручивая пепельные волосы на указательный палец. — А не в твоей ли команде был мальчик одиннадцати лет? Он даже младше моих учеников.       — Не сравнивай, — вздохнул Хатаке. — Итачи считался гением даже в своём клане, а твои — ленивые оболтусы. Ещё и потакаешь их заскокам, — фыркнул он в сторону.       Рин задорно рассмеялась, вспоминая, как привела на тренировку своей команды Какаши. Тогда её зелёные генины только выпустились из Академии и успели выполнить несколько низкоранговых миссий. Они восхищённо смотрели на мрачного и недовольного капитана АНБУ даже после того, как он их в излишне грубой форме отпинал, не доставая при этом руки из карманов.       — Можно было бы и помягче, — ворчала Рин, залечивая травмы, ушибы и вывихи своих подопечных. — Они же ещё дети.       — Эти сопляки перестали быть таковыми, когда получили протектор Конохи, — категорично отозвался Какаши.       После такой тренировки ученики непроизвольно вздрагивали, когда видели на горизонте сенсея в компании Хатаке. Но зато небольшая взбучка принесла свои плоды — юные генины стали усерднее тренироваться и меньше дерзить Рин, боясь, что сейчас придет тот самый анбушник и снова отпинает их за напослушание. Такую страшилку они сами себе придумали, у Какаши же и в мыслях не было снова с ними встречаться. Ему просто было спокойно, что Рин ходит на простецкие миссии. Благодаря такому раскладу он мог спокойно выполнять свои задания, не отвлекаясь на лишние волнения о Нохара.       — О чём задумалась? — поинтересовался Какаши, всматриваясь в её отрешённое лицо и блаженную улыбку.       — Да так, — отмахнулась она. — Лучше расскажи, почему опять такой угрюмый?       — Указ читала?       — Да-а, — протянула Рин, вытянув руки вверх и прогнувшись в пояснице на мягком диване, который они прикупили с накопленных зарплат, — самодурство процветает.       — Сарутоби вырезали по его приказу, — сказал Какаши, скрестив руки на груди.       — Я тоже так думаю. Только, пожалуйста, не предпринимай необдуманных решений.       — Когда я так поступал? — холодно буркнул Хатаке.       — В обычных ситуациях — никогда, но я знаю твою вспыльчивость, когда дело касается друзей.

***

      Сохранившим здравомыслие шиноби стало ясно, что Данзо снял маску добродушного старичка, который всё разжёвывал жителям. Сейчас он сменил пряник на жгучий кнут.       Впервые за всё существование Конохи на главной площади прошли показательные казни видных шиноби, бывших в личном подчинении Третьего. Среди них была Куренай, не смирившаяся со смертью любимого, отец Рин, отказавшийся подчиняться ВПК, и многие другие, которых лишали жизни за мелкие оплошности или кривой взгляд в сторону полиции и Хокаге.       Рин не моргая уставилась на отца, дёргающегося в конвульсиях на тугой веревке, что сначала впивалась жёсткими ворсинками в кожу шеи, а затем и сломала её. Она застыла в немом шоке, не в силах пошевелиться. В ушах навязчиво звенел гул толпы, с глаз ручьём стекали горячие крупные слёзы. Какаши тормошил её за плечи, загородив собой обзор на трупы. Он крепко сжал тонкое запястье, потащив вон от площади. Людей было настолько много, что невозможно вырваться. Хатаке сдержанно расталкивал жителей, скопившихся как сардины в консервной банке, и до боли стискивал челюсти, слыша всхлипы Рин за спиной.       Дома Хатаке отпаивал её успокоительным, прижимал к себе и гладил по мягким каштановым волосам. Она вся дрожала, не в силах принять жестокую реальность. Сейчас говорить что-либо было бесполезно. Какаши понимал, насколько больно потерять отца, насколько больно лично увидеть смерть родных.       — Сегодня… — глухо прошептала в грудь Какаши, залив слезами домашнюю растянутую водолазку.       Он слабо кивнул. До начала комендантского часа молодые люди собирали лёгкие сумки, беря с собой только самое необходимое: одежду на несколько дней, продукты и деньги; снаряжение шиноби расфасовали по их привычным местам, то есть в подсумок для кунаев и по двум стандартным сумкам на пояс.       Стоило только им переступить порог собственной квартирки, как их уже ждали псы Данзо. Четверо сотрудников ВПК злобно оскалились и быстрым невесомым движением вкололи транквилизатор в бедро Какаши, Рин же зафиксировали двое мужчин, с крупными налитыми мышцами, и вкололи сыворотку немного другого цвета в сонную артерию. Она закатила глаза, веки постепенно опускались. Её тело затряслось, и она бессознательно опала, поддерживаемая за локти мужчинами.       — Ублюдки! Вы что ей вкололи?! — зарычал Хатаке, вырубив одного из оперативников, на другого наложил гендзюцу, и тот, испуская изо рта пену, медленно опускался на пол.       Какаши оттолкнул его ногой, ударив в солнечное сплетение. Он громко скатился по лестнице, давая Хатаке пространство в узком коридорчике между квартирами. Последний быстро сложил ручные печати — в правой руке заискрилась молния.       — Надо же, — удивлённо хмыкнул один из ночных гостей. Его тон сквозил надменностью и превосходством, а исходящая от него аура говорила, что здесь он сильнейший. Мужчина перекинул Рин на своего младшего собрата и укрепил мощное мускулистое тело бронёй из камня. — А ты не так прост, Хатаке. Доза, которую тебе вкололи, могла коня на скаку остановить.       — И вы такую дрянь вкачали ей в сонную артерию?! — выходил из себя Какаши, сверля противника красным глазом.       — Что ты, — гадко ухмыльнулся он, сузив карие глаза, — ей мы дали кое-что намно-о-ого лучше.       Оперативник ВПК тыльной стороной ладони пошлёпал по щеке куноичи. Рин никак не реагировала, её голова была безвольно наклонена вбок, каштановый локон прилип к губам от выступающей слюны. По первичным симптомам Какаши предположил, что сейчас по телу Рин растекался какой-то наркотик, а сумасшедшее мельтешение чакры в организме лишь подтверждало его теорию. Разозлившись, он понёсся на бугая. До него оставалось несколько шагов — уклониться не получится. Рука Какаши дотронулась до крепкого торса. Он даже не пытался уклониться, и это настораживало. Хатаке непонимающе переводил затуманенный взгляд с руки на ухмыляющееся выражение лица противника.       — Ч-что? — бормотал Какаши. — Молния ведь сильнее Земли…       — А ты еще не понял, глупый мальчишка? — мужчина схватил Какаши за горло, приподняв над твёрдой поверхностью.       Хатаке почувствовал дрожь в теле, а затем и слабость от действия транквилизатора. Его веки опускались без его участия, пока по корпусу сыпались тяжёлые удары от техники Каменного кулака.