Узурпатор

      Какаши сглотнул тугой ком, чувствуя сухость на языке. Осмотревшись, он понял, что находится в отсыревшей клетке с ржавыми прутьями и без какого-либо намёка на источник воды или света. Глаза начинали постепенно привыкать к темноте, различая в правом углу тесной комнаты деревянную доску, подвешенную за цепи к стене. В противоположном углу, на расстоянии вытянутой руки, стояло старое металлическое ведро со сломанной ручкой. В подобного рода «заведениях» не особо думали о комфорте преступников, ведь, чаще всего, они здесь надолго не задерживались. По крайней мере, так было раньше. Сейчас же ни в чём нельзя быть уверенным. Какаши мысленно готовился к показательной казни.       Он подошёл к решётке, схватился за прутья, надеясь осмотреться и понять, в какой части подземной тюрьмы находится. По прутьям пустили заряд тока. Какаши, содрогнувшись от неприятных ощущений, отпрянул от металлических прутьев на безопасное расстояние, заодно протирая штанами пыльный и мусорный каменный пол.       Когда болезненные ощущения прошли, оставляя после себя лишь лёгкое покалывание в ладонях, Какаши снова подошёл к решётке, осторожно вглядываясь в темноту широкого коридора, по обеим сторонам которого располагались такие же камеры.       По решётке раздался удар чёрной продолговатой дубинкой, сделанной из плотных пород дерева. Звук эхом отразился от каменных стен, наполняя пустынную камеру. Какаши отшатнулся, сверля взглядом зевающего охранника примерно его возраста, а может, и младше. Он до сих пор не чувствовал его присутствия — видимо, та дрянь, что ему вкололи, ещё не выветрилась.       — Сколько я здесь? — спросил Какаши, отходя в противоположный от охранника конец камеры, дабы увидеть его лицо.       Парень пожал плечами, старательно не смотря в сторону заключённого.       — Не знаешь или не хочешь говорить, а, Тензо? — угрюмо буркнул Какаши, выражая разочарованность. — Так и не можешь прекратить метаться от одного начальника к другому?       — Я изначально принадлежал Господину Данзо… семпай…       — Где Рин?       — Не имею права разглашать подобного рода информацию, — безэмоционально отрапортовал Тензо, вытянувшись по струнке, когда мимо проходил Орочимару.       На лице Змея застыла кровожадная улыбка, его несуразно длинный язык выпал изо рта, облизнув фиолетово-синие губы. Его всего трясло только от взгляда на заветный шаринган. Осталось двое носителей этого мощного додзюцу — Данзо и Какаши, и, что иронично, ни один из них не был Учиха по крови. Орочимару повёл шеей, успокаивая учёный азарт — пока Хатаке не выдал местонахождение шарингана Шисуи, его нельзя пустить в конвейер опытов.       Когда саннин скрылся за поворотом длинного коридора, Хатаке снова обратился к Тензо:       — Что он здесь делает?!       — Он советник Хокаге-самы, — коротко произнёс Тензо.       — Боюсь представить, что этот псих может насоветовать…       Больше Какаши не предпринимал попыток разговорить паренька на информацию. Он скрылся в тёмном углу камеры, принимаясь за медитацию.       «В первую очередь мне нужно отойти от действия транквилизатора, — холодно размышлял Какаши, размеренно вдыхая воздух, пропитанный запахом серы и чужих помоев. — Затем найти Рин, поднять панику и скрыться», — продумывал детали своего плана, параллельно гоняя по организму чакру.       Охрана сменила друг друга уже трижды, пока Какаши продолжал медитировать, хмурясь, что сильнодействующий препарат плотно засел в его организме. Но благо это единственная проблема — на тянущую боль во всём теле он не обращал внимания, кости не сломаны, это главное. Когда очередного пса Данзо сменил Тензо, Хатаке открыл глаза, всматриваясь в его ссутулившуюся тень. Запыленная лампочка коротила из-за перебоев с электричеством, длинное очертание надзирателя дрожало.       — Знаешь, Тензо, — отрешённо проговорил Хатаке, медленно подходя к решётке со стороны поста паренька, — я уже догадался, что Рин у Орочимару, как и другие «пропавшие» среди ночи жители Конохи. Также знаю, чего он хочет от меня… и я могу ему это дать.       Тензо напрягся, повернувшись к Какаши полубоком, но старательно не смотрел ему в глаза, предупреждённый о способностях шарингана.       — Котоамацуками, — коротко бросил Хатаке, замечая напряжение бывшего напарника. — Взамен я прошу лишь отпустить Рин.       — Вы же знаете, что я не вправе принимать такие решения, — неуверенно бормотал Тензо, борясь с желанием угодить Данзо, ведь при наличии двух сильнейших глаз ему не пришлось бы десять лет ждать перезагрузки техники. Он бы стал непобедимым правителем, воле которого невозможно противостоять.       — Но ты вправе передать моё предложение Данзо, — Какаши говорил медленно, его слова заманчивой волной растекались по телу Тензо, заставляя сомневаться во всех своих действиях. Казалось, он гипнотизировал парнишку.       — Я… я-я… н-не могу покинуть пост.       — Очень жаль, — хмыкнул он, пожав плечами, — такие предложения дважды не делаются. Думаю, Данзо будет интересно узнать, что я уничтожил этот глаз по твоей вине.       — Семпай! — Тензо потерял над собой контроль, развернувшись к Какаши лицом и затравлено смотря ему в глаза. — Я п-после смены обязательно перед-да…       Какаши схватил его за отросшие каштановые пряди и ударил несколько раз головой о металлические прутья. Электрический ток протёк по металлу, поражая тела шиноби. Но Какаши заблаговременно покрыл своё тело чакрой и добавил в неё стихию молнии. Эта техника слаба, так как была разработана несколькими часами ранее, и он не успел довести её до совершенства. Да и кто бы ему позволил? Поэтому лёгкое покалывание в руке всё-таки ощущалось, но на остальное тело не распространялось. Тензо же бился в конвульсиях из-за того, что соприкасался с решёткой головой, а кровоточащая рана на брови лишь усиливала эффект от тока. Парень готов был потерять сознание с минуты на минуту, ведь клетка запрограммирована на постепенное увеличение подачи электричества, если заключённый не убирал руки сразу.       Какаши ослабил хватку, отстранив бессознательное тело Тензо от металлических прутьев, и сорвал с его пояса связку ключей. Прогнившая от времени и сырости замочная скважина никак не хотела поддаваться. Наконец отперев решётчатую дверь, Хатаке затащил в камеру Тензо и снова заперся, не желая привлекать внимание.       Он приподнял веки парня, погружая того в гендзюцу.       — А теперь отвечай, — холодно сказал Какаши, схватив его за волосы и подняв голову вверх, — где держат Рин?       — Вт-торой подземный… этаж, — вяло отзывался Тензо.       — Подробнее, — требовательно сказал Какаши, стукнув пленного головой по каменной стене за ним.       — П-первый поворот от лест-тницы, п-последняя дверь справа…       — Вот и умница, — скривился Хатаке в подобии улыбки, — посиди пока здесь.       Какаши запер дверь камеры и создал клона, приставил его охранять «заключённого». Затем и оригинал, и клон приняли хенге Тензо. Хоть сейчас опознать данную технику сможет кто угодно ранга чунина и выше, но, пока Какаши не выдает себя поведением, другая охрана ничего не должна заподозрить.       Оригинал медленно шёл по коридорам, уверенно продвигаясь к лестнице, ведущей на второй подземный этаж, сейчас же он находился на третьем. На пути ему встречалась малочисленная охрана. Шиноби устало кивали одному из «своих», не замечая подмены, и шли в комнату отдыха.       На удивление Хатаке, в кабинете Орочимару не было, только Рин сидела посреди просторной комнаты, привязанная к стулу. На глазах чёрная повязка из плотной ткани, во рту точно такая же тряпка, завязанная на затылке. Вены на тонкой бледной руке неестественно набухли, стали тёмно-фиолетовыми, готовыми вот-вот лопнуть. На сгиб локтя другой руки присоединена капельница, из неё быстро капала густая субстанция, напоминающая кровь.       Какаши подбежал к ней, невесомо прикоснулся к впалой щеке, покрытой липким холодным потом. Рин вздрогнула, заметно напряглась и стала несвязно мычать сквозь промокшую от слюны тряпку, ёрзая на стуле.       «Значит, Орочимару ненадолго вышел», — предположил взбешённый Какаши.       Подавив агрессию, аккуратно вытащил толстую иглу и отбросил её в сторону. Тонкой струйкой по полу растекалась чёрно-красная жидкость. Хатаке поморщился от резкой вони, исходившей от неизвестной субстанции.       — Тише-тише, не бойся, это я, — мягко прошептал он, снимая повязку с глаз.       Рин проморгалась, постепенно привыкая к яркому свету настольной лампы, и попыталась вспомнить лицо этого человека. Но облегчённо выдохнула, когда Какаши снял хенге. Он осторожно развязал влажную тряпку, выполняющую роль кляпа. Следом на пол полетели толстые верёвки, что болезненно впивались в кожу Рин. Она потёрла запястья, скрывая от Какаши неунимающуюся дрожь в руках и ногах.       — Какаши, — она подскочила со стула, покачнувшись от внезапно накатившей слабости, и обняла его так крепко, насколько могла. С глаз градом лились слёзы.       Он невесомо поцеловал влажный лоб и отстранил от себя Рин. Какаши не мог позволить им тратить время на такие желанные и необходимые обоим объятия, он постоянно прислушивался к звукам снаружи, метался по кабинету, обыскивая все полки на предмет хоть какого-нибудь оружия. Благо обнаружился подсумок Рин в одном из ящиков стола.       Выждав момент, сжал маленькую руку и потащил за собой, выводя из кабинета Змея. Он опасливо озирался по сторонам, боясь, что Орочимару появится в самый неподходящий момент. Если это произойдёт — живым им не уйти.       Лестницы располагались с двух сторон подземной тюрьмы, поэтому не пришлось долго бежать к желанному выходу. Первый этаж напоминал осиное гнездо: множество высокоранговой охраны, приставленной к каждой камере с заключёнными, и снующие туда-сюда шиноби. Стоит попасться на глаза хоть одному — вылетит целый рой.       — Прорываемся в лобовую, — шепнул Какаши, отдав Рин половину боеприпасов. Она понятливо кивнула, покрепче перехватила кунай.       В основном в ход шли свето-шумовые гранаты, одолженные в кабинете Орочимару. Новая разработка отлично оглушала противников и позволяя с минимальными затратами пробираться через ополчившихся солдат.       Не успели дежурные включить сирену, уведомляющую о побеге заключённых, как Какаши и Рин вырвались из здания руководства Морино Ибики. Глубокая ночь и пустующие улицы Конохи совсем не помогали скрыться от преследования. Уклоняясь от вражеских техник и попутно затрудняя погоню дымовыми шашками, добежали до заброшенного дома на окраине Восточных ворот. С десяток шиноби последовали за ними в дом, около дюжины окружили периметр, готовясь к захвату ценных беглецов. Минутное затишье, недоумённые молчаливые взгляды оцепления и из полуразрушенного окна выпрыгнули Какаши и Рин. Первый сложил ручные печати, подрывая здание. Спустя мгновение их фигуры исчезли в образовавшейся пыли. Громкий рокот взрывов прерывался криками погибших под завалами шиноби.       — Они что, решили и сами подорваться?! — опешил один из держащих оборону периметра.       — Всем разойтись! — приказал командир отряда. — Это цикличные взрывы!       Какаши не пожалел взрывных печатей, заминировав с помощью клонов всё сооружение и подвал, также протянул леску под ноги солдат оцепления. В начале старое здание осыпалось грудой камней, погребая всех, кто был внутри. Когда же от первого взрыва распространялась волна пыли, прогремели новые взрывы вокруг дома. Земля, радиусом в пятьсот метров, затряслась, покрываясь глубокими трещинами, а затем и вовсе раскололась на крупные заостренные куски. Некоторым шиноби повезло погибнуть сразу, других же по кускам оттаскивали от эпицентра взрыва.       — Где беглецы? — вопрошал капитан, откашливаясь от клубов пыли, попавших в лёгкие.       — Возможно, под… завалами, — предположил один из подчинённых.       — Во дела! — лениво проговорил один из особо близких друзей капитана. Он прибыл сразу же, как получил приказ Данзо и привёл свой отряд подкрепления. — Решили помереть красиво, крысята?       Рыжий разозлился, что потерял стольких людей, что вынужден теперь сотрудничать с надменным Хансом, а всё из-за одного мальчишки и слабой девчонки, находящейся одной ногой в могиле.       — Сколько людей в твоем отряде?       — Двадцать.       — Дай мне половину. — Он метался из стороны в сторону, не находя себе места — его отряд разбит такими примитивными методами.       — Думаешь, крысята выжили? — скептически приподнял бровь Ханс, взъерошив короткие чёрные волосы.       — Ханс, — устало вздохнул капитан, — пока тела не найдены, нам нечего предоставить Пятому-саме. Мои люди займутся поисками в развалинах, я же хочу взять половину твоего отряда и отправиться в погоню, — он указал на дыру в стене, образовавшуюся от взрыва, что произошёл почти вплотную к ней. — А ты отправляйся к Западным воротам.       — Это ещё зачем?       — В восточном направлении искать буду я, к резиденции Хокаге, так же, как и к Главным воротам, идти глупо, поэтому у них остаётся только один путь.       — Понял, — кивнул он.       — И, Ханс, их надо взять живыми, — капитан исподлобья посмотрел на своего недалёкого, совершенно не умеющего сдерживать силу, друга. Ханс — наихудший кандидат для погони и взятия беглецов живьём. Хотя, что можно требовать от этого быка-переростка, если он с детства только и выполнял миссии по заказным убийствам?       — Ничего не обещаю, — злобно оскалился тот и исчез из поля зрения, а за ним также растворилась половина подчинённых.

***

      Отойдя от стен деревни, молодые шиноби замедлили ход — Рин с каждым метром становилось всё хуже. Она всю дорогу испытывала недомогание, но молчала, не желая обременять Какаши. Сейчас же больше не было сил сдерживать подкатывающую тошноту. Она остановилась, переводя дыхание, а Хатаке, заметив это, перепрыгнул к ней на ветку.       — Нельзя останавливаться, — смято говорил он, выравнивая сбившееся дыхание от резкой остановки после длительного бега. Сердца обоих бешено колотились, ноги подкашивались от истощения. — Рин, потерпи, до водопада осталось совсем немного.       Она упала на колени, согнувшись от кровавого надрывного кашля.       — Что с тобой? — Какаши мигом подлетел к ней ближе, придерживал за плечи, предотвращая падение с дерева.       Кровавый кашель помешал дать ответ. У них не было времени оставаться здесь, поэтому, как только Рин перевела дыхание, а внезапный приступ неизвестно откуда взявшегося кашля прошёл, Какаши помог забраться ему на спину, и они продолжили путь. Он двигался быстро, с силой отталкиваясь от толстых веток массивных деревьев.       — М? — напрягся Какаши, будто что-то вспомнив.       — Случилось что-то? — прохрипела у него над ухом Рин, почувствовав смену настроения Какаши.       — Клоны развеялись, — коротко ответил он, опуская лишние подробности, — скоро погоня будет здесь.       Он подал чакру в ступни, ускоряясь. Возле них, поддерживая темп скорости Какаши, появился Паккун. Мопс недовольно поморщил впалый нос и отрапортовал:       — Вражеские псы сбиты со следа. И, Какаши, за вами погоня — десять, нет, одиннадцать шиноби. Один из них чрезвычайно силён и испускает жажду крови, — пёс содрогнулся от неприятных ощущений.       — Как далеко?       — Три километра, но они стремительно догоняют, — хмурый мопс прислушался, убеждаясь в своих словах. — Думаю, минут через пять-семь будут здесь.       — Понял, возвращайся.       — Выживите, — проворчал верный пёс Хатаке и исчез в клубе дыма.       Какаши ускорился, вкладывая в последние рывки остатки чакры. Большую часть запасов чакры пришлось отдать клонам, чтобы те не развеялись от лёгкого удара. При этом одному из клонов приходилось поддерживать хенге, а другому изображать активную деятельность шарингана, заставляя противников смотреть только на ступни. А после установления взрывных печатей под ногами оцепления, у клонов оставалось сил только запустить цепь взрывов.       Хатаке мягко приземлился на влажную землю, на которую постоянно попадали холодные брызги от шумного водопада. Он опустил Рин, а сам подбежал к обрыву, оценивая свои возможности. Отсутствие верёвки и острые отвесные скалы могли стать серьёзным препятствием. Какаши не был уверен, что сможет спустить Рин без вреда для неё, так же как и не был уверен, что она выдержит длительную «морскую прогулку» по ледяной реке. Хатаке плотно сжал кулаки, судорожно выдохнул, стараясь не поддаваться захлёстывающей его безнадёге.       — Убегай, ты мне уже не сможешь помочь, — захлебываясь слезами, прохрипела Рин.       — Как ты себе это представляешь? — закипал он от бессилия. — У нас нет времени на глупые самопожертвования! Если нас поймают, то простой публичной казнью не отделаемся.       Рин снова согнулась пополам, зажав рот ладонью, по руке стекла кровь, непрекращающийся кашель морально добивал Какаши. Металлический привкус ощущался по всей ротовой полости, и некуда было от него деться, уже тошнило от залившейся в желудок крови. Какаши снова оказался рядом и, поддерживая за плечи, участливо смотрел на Рин. Она оттолкнула его от себя, не выдержав тяжёлый жалостливый взгляд. Она лучше всех знала этого замкнутого «седого» мужчину двадцати четырёх лет отроду, чтобы с уверенностью сказать, что сейчас во всех грехах он винит себя. Даже в её непонятном кашле, убивающем изнутри, он видел свою ошибку.       — Беги! Ну же! — в этот слабый толчок, от которого Какаши слегка покачнулся, она вложила все силы и снова сплюнула кровь — на этот раз с кусочками чего-то твёрдого.       — Э-это л-лёгкое? — заторможено проговорил Хатаке.       — Они уже рядом, — прохрипела Рин, игнорируя его вопрос. — Убирайся!       — Что мешает тебе пойти со мной?       — Какой же ты глупый, когда речь заходит о жизни друзей, — она скривилась в полуулыбке, подняв на Какаши взгляд.       — Ты мне уже давно гораздо больше, чем друг…       — Пораскинь мозгами, — Рин невесомо прикоснулась к пепельным взъерошенным волосам, испачкав их кровью, смешанной с грязью, — где тот гениальный и хладнокровный Какаши, в которого я когда-то влюбилась? Думаешь, нам позволили бы так просто бежать? Лишь очередная проверка новой игрушки Орочимару…       — Договаривай, — сквозь зубы прошипел он.       — В меня успели вживить чип. — Она опустила маску любимого, дабы в последний раз насладиться родным лицом. — Всё это время они наверняка проверяли дальность работы этой штуки.       — Хочешь сказать, что мы просто крысы, бегающие по заранее выстроенному лабиринту?!       — Только в конце не будет печеньки, — усмехнулась она.       — Для тебя это все шутки?! — закипал Какаши. У него действительно срывало голову, когда на кону стояла жизнь девушки, которую он хотел сделать своей женой. — Где этот чип? Я его просто вырежу, и мы пойдем дальше… И так много времени потратили на болтовню.       — Какаши, — мягко сказала Рин. Её мелодичный голос расплывался по телу Хатаке, а он вспоминал, как она пела для него, — посмотри на меня. Я тебя сильно замедлю… Сомневаюсь, что смогу сделать хотя бы шаг.       — Рин… — Какаши поморщился от боли, наполнявшей всё его нутро.       — Уходи, я задержу их. Скажу, что ты покончил с собой, — Рин снова закашляла.       Только ради этого она молчала до последнего и бежала с ним, понимала, что только так может спасти его, понимала, что её тело постепенно сгнивает изнутри.       Она потянула Какаши за ворот водолазки и впилась в его пересохшие губы. Их последний поцелуй был трепетный, почти невесомый, отдававший сильным металлическим привкусом, разбавленным солью слёз.       Она оттолкнула его от себя, не выдержав непозволительно долгого взгляда. Какаши обернулся у обрыва, не сдержавшись. Рин болезненно сморщилась и снова сплюнула кровь с кусками лёгкого. На глазах бывшего капитана АНБУ выступили слёзы. Он зажмурился и спрыгнул с острого обрыва. Веки опускались от усталости, хотелось спать, но она держалась, пока не услышала всплеск воды — совсем не такой, какой издаёт водопад.       В следующее мгновение Рин окружила команда черноволосого высокого мужчины, от него веяло подавляющей силой и жаждой крови. Его мощная фигура говорила лишь об одном — охотник пришёл за добычей, попавшейся в ловушку. Он подошёл к девушке вальяжной походкой, уверенный в том, что она и с места не сдвинется. Ханс приказал подняться, но куноичи проигнорировала его, мечтая лишь о сне. Ей ещё никогда в жизни не хотелось так спать. Капитан раздражённо цыкнул и потянул её за шиворот, ставя на ноги.       — Где Хатаке? — рычал он ей в лицо. — Где заключённый номер 1359?       Рин плюнула ему в лицо, отчего получила сильную пощёчину. Щека вмиг онемела, в висках болезненно запульсировало. Она не устояла на ногах, завалившись набок, тогда Ханс вытер слюну с примесями крови со своей скулы и нанёс несколько ударов в живот, добиваясь жалобного скулёжа.       — Мне ещё раз повторить вопрос? — хрипло рассмеялся капитан.       — Он мёртв, — сипло прошептала Рин, находясь на последнем издыхании.       — Что ты там шепчешь?! Говори громче!       — Он мёртв, — повторила она, повысив голос. — Покончил с собой, узнав, что мне осталось недолго.       — Врёшь, дрянь, — рычал ей в губы Ханс. Он поднял её за шкирку и начал трясти. Рин же спрашивала себя или кого-то на небесах, когда уже закончится эта тряска и ей дадут поспать. — Ничего, я знаю, как заставить тебя говорить правду.       Он с силой поставил её на колени, удовлетворённо ухмыльнувшись хрусту костей — они стали настолько хрупки, что даже удар генина мог разнести её кости в щепки. Рин сжала зубы, она не позволяла себе закричать, не желая доставлять прихвостню Данзо ещё больше удовольствия. Дрожь мелкими иголками разнеслась от коленей до кончиков пальцев, а боль от сломанных коленных чашечек вскоре утихла.       Ханс быстрым отточенным движением расстегнул ремень на свободных штанах, стягивающихся резинкой на лодыжках. Он приспустил ткань, доставая подёргивающуюся от возбуждения плоть. Капитан нарочито медленно хлестал по щекам куноичи наливающимся кровью членом, заводясь от причинённого ей унижения. Толпа заметно оживилась. Подчинённые капитана гудели, зная, что после того, как Ханс развлечется с девчонкой, она будет в их полном распоряжении, поэтому всячески подстегивали его, наслаждаясь зрелищем.       — Хатаке уже успел с тобой позабавиться? — гоготал Ханс, тыкая налитой головкой в нос и глаза Рин. Она опустила голову, отчего отросшие каштановые пряди закрыли лицо. Лишь кровь со рта стекала тонкой струйкой. — А может, ты ещё целка?       Послышался злорадный смех команды. Капитан вошёл в раж, на твёрдом члене выступили ветвистые вены. Вкусив момент превосходства, он зажал её волосы в руке, водил членом по холодным губам, желая доставить беглянке ещё порцию унижений. Для Ханса подобные Рин — всего лишь качественный товар, который не хотелось так сразу сбрасывать в утиль.       — Чёрт, ты испачкала его кровью! — наигранно заорал он. — Немедленно вычисти его до блеска!       Рин не реагировала, продолжая стоять перед ним на коленях с опущенной головой.       — Капитан… — донёсся неуверенный голос откуда-то из толпы.       — Дрянь, я сказал — соси! — заорал Ханс, с силой залепив ей звонкую пощёчину.       Нохара покачнулась и упала бездыханным телом у ног. Ханс запихал твёрдый член в штаны, матерясь от острой жажды женского тела, отдававшейся будто застрявшими в мочевом канале камнями. Он ногой перевернул её, кладя на спину, и всмотрелся в мертвенно бледное лицо. Ханс, для достоверности, ткнул острием громоздкого ботинка в висок. Её голова покачнулась от напора, но признаков жизни Рин не подавала.       — Она мертва, — заключил один из подчинённых, нехотя смотря на труп девушки.       — Я знаю, идиот! — заорал капитан, подбегая и избивая новобранца.       Ханс долго пинал паренька по разным частям тела, не исключая вероятности, что сломал ему несколько костей. Новенький валялся в грязи у ног своего капитана и тихо всхлипывал от неунимающейся боли. Он стойко переносил избиения, моля себя не зарыдать при остальной команде. Когда же от паренька остался кусок кровавой отбивной, Ханс закурил и сказал, обернувшись полубоком к притихшим солдатам:       — Возьмите её тело и доставьте в морг. Перед Данзо-самой я отчитаюсь лично.

***

      Данзо откинулся на спинку своего нового кожаного кресла, положил навязчиво пульсирующую правую руку на подлокотник, сжимал и разжимал кулак, отвлекаясь от тупой боли. Согревала мысль, что теперь, с десятком шаринганов и клетками Первого, он воистину непобедим. Он взглянул на Ханса, склонившего перед ним голову, недовольно пошамкал морщинистыми губами и вчитался в кривые строки отчёта.       — Значит, Хатаке мёртв… — задумчиво протянул Шимура, кивнув своим мыслям.       — Да, Хокаге-сама, — чеканил слова Ханс, так и не поднявшись с колена. — Суицид.       Данзо хмыкнул, переходя к другому исписанному мелким почерком листку — отчёту о вскрытии Нохара Рин. Он недовольно хмурился, осознавая, какие последствия вызывает первая пробная партия сыворотки правды. Орочимару придётся очень хорошо поработать, чтобы предоставить ему желаемое.       Хокаге отпустил Ханса, а сам задумчиво отвернулся к окну, всматриваясь в густые серые облака хмурого утра. Он пока не решил, какой в итоге оказалась проведённая операция: положительной или отрицательной. С одной стороны, выяснилась дальность работы чипов и выявлены их существенные недостатки, с другой — Армия понесла небольшие потери, сыворотка абсолютно не готова к использованию. Но хуже всего — самоубийство Хатаке, а с ним исчезновение Котоамацуками.       Данзо тяжело выдохнул и, развернувшись обратно к столу, продолжил подписывать новые указы и распоряжения, а также дорабатывать новое законодательство.

***

      Какаши выбрался на берег реки, под ногти неприятно забивались мелкие камешки. Он перевернулся на спину, сплевывая остатки жидкости. В глазах двоилось, тело дрожало от усталости, истощения и недостатка чакры… Но он хотя бы жив.       Он поднялся на ноги и угрюмо посмотрел на плёнку тумана, покрывшего поверхность водной глади. В округе так тихо и пустынно, что создавалось ощущение, будто все вымерли, включая рыб, птиц и прочую живность.       Какаши развязал тугой узел на затылке, снимая тёмно-синюю повязку, закрывавшую левый глаз. Он хмурился и со злостью сжимал протектор, смотря на символ Конохагакуре.       — Если бы я тебя не послушал, если бы только мы ушли раньше, если бы я был сильнее, — с глаз ручьём катились горькие слёзы. В отражении протектора он видел изменившийся левый глаз, который приобрёл странный рисунок и сейчас дико болел, — ты была бы жива…       Он замахнулся и без колебаний выбросил повязку так далеко в реку, насколько хватало сил в исхудавших руках. Ткань с металлическим протектором быстро опускалась на дно чёрной реки. Какаши прикрыл ладонью левую глазницу, стараясь хоть так унять острую режущую боль, и побрёл дальше от реки, не разбирая дороги. Главное не возвращаться в Коноху, пока кресло Хокаге просиживает Шимура, и скрыться от возможного преследования. Хотя, если его до сих пор не обнаружили, значит, Рин не выдала его, и от этого было нестерпимо больно. Больно, что он не смог ничего сделать и позволил ей умереть.

***

      Он прибыл в неизвестный населённый пункт. Точнее, он был таковым до недавнего времени. Теперь же дома пустовали, не было никаких признаков жизни — даже псы не лаяли. Трупы также отсутствовали, что наталкивало на мысль о добровольном и быстром побеге из деревни. Эти догадки подтвердились полузабитыми кухонными полками. Еда была простецкая — овсяные хлопья, полмешка риса и несколько консервов. Какаши жадно накинулся на тушёную консервированную говядину, не обращая внимания на кисловатый привкус.       Утолив голод, прошёл в маленькую прихожую, опустил семейные фото лицевой стороной на комод. Стёр с зеркала пыль и вгляделся в левую глазницу — боль, исходящая от шарингана, нестерпима. Увидев мангекё, он понял, почему подарок друга так болел и жёгся. Это также объяснялось, почему у него убывала чакра в огромном количестве при открытом глазе. Сосредоточившись, Какаши деактивировал дзюцу.       В данный момент ему было плевать на изучение свойств улучшенного глаза, хотелось вырвать его. Он недостоин такого подарка. Он не уберег Рин, нарушил клятву, данную Обито. Он знал, по какой причине пробудился мангекё, и от этого становилось только хуже.       — Почему вокруг меня все погибают… а я остаюсь жив? — шептал Хатаке, глядя в своё бледное отражение. — Что за ёбаное проклятие?!       Его сиплые крики заглушил треск стекла, кулак поразило острой болью. Зеркальные осколки рассыпались по поверхности пыльного комода, отражали перекошенное в гневе лицо Какаши. Навязчивое желание отомстить Данзо пожаром распространялось по телу. Хотелось изничтожить его так же медленно, как он убил Рин. Если бы Данзо имел хоть кого-то близкого, хотелось бы убить их у него на глазах. Хатаке одернул себя:       — Идиот. Они здесь ни при чём.       Он нашёл в погребе несколько бочек вина, не колеблясь разлил по бутылкам и поднялся наверх. Сначала обильно полил кровоточащий кулак, осмотрев на наличие впившихся в кожу мелких осколков, затем прям с горла сделал большие глотки до тех пор, пока не начинал откашливаться. На вкус абсолютно плевать, но, справедливости ради, он отметил не приторно-сладкое, скорее кислое послевкусие — производитель вина наверняка был почитаем в деревне. На секунду — пока снова не залился пойлом — задумался, что случилось с жителями, и где он вообще находится.       После нескольких походов в погреб, изрядно выпивший Хатаке сложил с десяток ручных печатей. Получилось не с первого раза: его пальцы не слушались, вместо необходимого символа получалось совсем иное. После печатей Какаши прижал два пальца к горлу, по бокам от выступа гортани. Внутренности скрутило в приступе тошноты. Спустя несколько минут хриплого надрывного кашля из Какаши вырвался чёрный ворон.       Могильная птица закружила по узкой гостиной, прерывая сиплое дыхание Какаши протяжным карканьем. Наконец ворон приземлился на подлокотник дивана. Он не признавал в Какаши своего хозяина. Птица испуганно глядела на него и махала крыльями, оставаясь на месте, отчего чёрные перья кружили вокруг него.       — Атмосферненько, — икнул он.       Попытка приблизиться к ворону не увенчалась успехом, поэтому Какаши принёс с кухни горстку риса и протянул раскрытую ладонь птице. Недоверчиво каркнув, ворон всё-таки склонил круглую голову и аккуратно хватал рисинки, раскрывая огромный клюв. Какаши шатался на месте, в глазах плыло, но последствия пьянства не мешали разглядывать разные глазницы могильника: один чёрный, словно бездонный, другой же — кроваво-красный с узором четырёхконечного зубчатого колеса. То ли алкоголь бродил в жилах Хатаке, то ли неистовый пожар ненависти и злобы двигал им, но мозг отрицал весь абсурд его замысла.       Доев горстку риса, ворон потёрся головой о руку Какаши. Чёрные перья оказались очень гладкие наощупь, они поблёскивали в тусклом свете старой походной лампы. Какаши снял скрученный листик с когтистой лапы ворона, сглотнул, долго держал в руках записку, не решаясь прочесть, зная, от кого она. Тяжело выдохнув и выпив ещё вина, он развернул бумажку.       «Какаши.       Данзо забрал глаз Шисуи и наверняка множество шаринганов моих соклановцев. Я старался уничтожить как можно больше, но был ограничен во времени. Клан Учиха затевал переворот, но вырезал собственный клан я не поэтому. Котоамацуками. Я понял это слишком поздно, однако убить семью и брата было моим собственным выбором, не внушённым Данзо. Он затевает конвейер шиноби с улучшенным геномом, поэтому я не хотел, чтобы Саске стал его очередным ручным мутантом.       Я не смею просить тебя о том, с чем не смог справиться сам. Деревня уже не та, которую мы знали. Просто живи, забудь о мести. И уничтожь глаз. Он не должен достаться Данзо. После использования Котоамацуками на мне, откат у техники десять лет. Если же он заполучит и второй глаз, ему не составит труда подмять под себя весь мир. Также я выяснил, что Орочимару втайне модифицирует его тело, внедряет в него клетки Первого Хокаге».       Какаши отложил письмо, сжав переносицу. Слова Итачи не укладывались в голове. Он понимал, что это письмо написано за несколько минут до самоубийства, об этом же свидетельствовали кривые строчки у идеального во всём человека. Какаши не представлял, какой груз на себе нёс Итачи. Этот парень всегда искренне беспокоился о деревне, любил младшего брата больше всего на свете. Он пацифист до мозга костей, он не может просить Какаши о спасении деревни, понимая, что таким образом толкнёт его к верной погибели.       Какаши встряхнул головой. Он сел на скрипучий диван, избегая вылезших в некоторых местах пружин, и продолжил читать, чувствуя на себе заинтересованный взгляд ворона.       «Возможно, Данзо обвинит меня во всех злодеяниях и тем самым возвысит свою фигуру. Моей вины словами не передать, но Третьего и старейшин я не убивал. Они просто мешались ему, могли стать препятствием на пути становления Хокаге. Мне важно, чтобы ты это знал».       — Я знаю, Итачи, — прошептал Какаши.       На этом кривые строчки, выведенные на желтоватом пергаменте, обрывались. Какаши слышал, что Итачи нашли в последний момент в клановом доме, рядом с телами родителей и брата. Он уничтожил свои глаза и, не колеблясь, совершил харакири, только и успев отправить ворона.       — Прости, Итачи, но я должен сделать хоть что-то… пока у Данзо откат в технике.       Какаши вырвал глаз у ворона и тут же активировал свой мангекё. Он слышал байки о том, как клан Учиха сохраняет своё додзюцу внутри клана. Еще испокон веков было заведено женить своих детей с таким же Учиха, подбирались лишь дальние родственники, но факт родства между всеми членами клана это не отменяет. У них всегда были жёсткие, на грани абсурда, условия получения и увеличения силы своих глаз: сильное эмоциональное потрясение, смерть или убийство близкого на твоих руках или от твоих рук… А получение вечного мангекё, который не будет слепнуть, так вообще требует пересадки мангекё близкого родственника.       Это была постыдная тайна клана Учиха, которую Хатаке узнал случайно.       Сейчас же, находясь на грани, Какаши рассчитывал на дальнее родство между Шисуи и Обито, и теоретически их глаза могли прижиться в нём. На практическую часть и антисанитарию он наплевал, точно так же, как и на свою жизнь.       Спустя секунду затишья после пересадки, глаз поразила чудовищная жгучая боль. Он прижал ладонь к глазнице, опадая на колени. По руке тонкой струйкой текла густая кровь. Боль больше невозможно было сдерживать за стиснутыми зубами и рычанием, переходящим в скулёж; протяжные сиплые гортанные крики вырывались из него, отталкивались от стен, пугали ворона и самого Хатаке. Он уже качался по полу, не в силах остановить вопль. Это состояние продолжалось слишком долго, настолько, что сознание начало покидать его, окуная с головой в темноту.       Хатаке не знал, когда рассудок вернулся к нему, но за окном уже светило солнце, а на голове, зарывшись в белые спутанные пряди, примостился ворон. Он смахнул наглую птицу и предпринял попытку встать. Голова была чугунная, конечности дрожали, глаз вновь стал кровить. Прислушавшись к своим ощущениям, он с горечью отметил, что левый глаз не только слеп, но и больше не вытягивает чакру.       Какаши не на шутку испугался, побежал к комоду и схватил большой осколок зеркала. Вместо привычного узора шарингана с тремя томоэ, Хатаке увидел мутно-красную радужку. Глаз утратил не только привычной рисунок, но даже зрачок. После некорректной пересадки сильно полопались капилляры, безостановочно вместо слёз текла кровь. Она была везде: и на ресницах, и на щеках, и на шее, и в ухе.       Он с силой отбросил осколок в сторону. Внутри щемило от непонятного чувства опустошенности. Ничего не хотелось, он стал апатичен до всего.       — Простите… Обито, я не достоин твоего подарка… Итачи, Шисуи, я не оправдал ваши надежды… Рин… Чёрт!       Былой ненависти в нём не было, он больше ничего не чувствовал, лишь тяжелый груз вины, что сжимал в тиски солнечное сплетение. Казалось, Какаши потерял смысл своего существования и сейчас странно смотрел на острый длинный осколок зеркала. Он потянулся к нему, но осёкся. Перед глазами мелькнула темная комната, в ушах зашумел гром, погружая его в воспоминания. Вот он пришел с Академии, хотел похвастаться, что победил в спарринге старшекурсника, но на привычное «я дома» никто не ответил. Стоило ещё тогда заподозрить неладное. Сгорбившийся труп отца, словно пощёчина, выбил из-под ног почву. Он запутался в собственных чувствах — должен был плакать, но чувствовал себя брошенным и преданным.       Какаши ударил кулаком в стену, пустая рама зеркала затряслась. Ничего не отрезвляло.       Умывшись, Хатаке нашёл аптечку и, насколько это было возможно, обработал кровоточащий глаз. Закончить ему не дал надрывный хохот, доносившийся с улицы, и звук битого стекла. Протерев запылённое стекло, всмотрелся в прохожих, не рискуя пока открывать окно, либо дверь. Их было около дюжины, но по улице, возле дома, в котором осел Какаши, шли лишь четыре человека, остальные обшаривали жилища и зачем-то вышвыривали из окон неугодную утварь.       — Блять! Клянусь, босс, я видел силуэт в этом доме! — невысокий тощий мужчина тыкал битой с намотанной на ней проволокой в окно дома Хатаке.       Какаши тяжело вздохнул и решил показаться мародёрам.       — Мужик, ты разве не эвакуировался с остальными жителями? — криво усмехаясь, проговорил так называемый «босс».       Какаши устало осмотрел его, отмечая про себя, что от «босса» там одно название. На вид обычный тощий доходяга, только и успевший, что взять с какого-то дома перстень и надеть его на свой костлявый палец.       — Почему я должен был эвакуироваться?       — Н-ну, дамба же… со дня на день прорвет, — непонимающе размахивал руками второй мародёр.       — Всё понятно, — буркнул Какаши, чувствуя, как левая глазница снова кровоточит. — Мне плевать, почему жители не сообщили об этом Конохе и не наняли рабочих. — «Босс» поморщился и сплюнул вязкую зеленоватую слюну в сторону. — Мне также плевать, что вы обчищаете дома эвакуированных жителей, — продолжил Хатаке, засунув руки в карманы запылённых штанов. — Я соберу еду в дорогу и покину деревню.       Он развернулся к двери, говоря тем самым, что разговор окончен.       — Э-э-э, нет, так не пойдет. Условия здесь ставлю я, — от его наглого голоса Какаши чувствовал, что начинает раздражаться. — Гони всё, что у тебя есть, и тогда я позволю тебе уйти живым из моей деревни.       Хатаке лишь вздернул бровь на гогот подчинённых и кривую ухмылку главаря шайки.       — Тебе лучше не злить меня, — холодно сказал Какаши, прямо смотря на лысеющего мужика.       Хатаке почувствовал, будто четверть чакры из него просто выжали. Он сохранил непроницаемое выражение лица, но внутри закралось опасение, что этот субъект умеет высасывать чакру в таком количестве, да ещё и на расстоянии. Но напряжение и готовность к битве с серьёзным противником сменились замешательством, когда главарь поклонился, светя редеющей лужайкой на голове.       — Да, простите меня. Позвольте проводить Вас к нашему лекарю, — максимально вежливо говорил главарь, вслед за которым склонили головы оставшаяся мелочь. — Ваш глаз нуждается в лечении.