Пегилен в сапогах

      Гладкошерстая полосатая Юдифь, одна из кошек кардинала, важно прошла по кушетке, на которой сидела Анжелика, и позволила ей взять себя на руки.       — Ты моя красавица, моя красивая киса… — ворковала Анжелика, заигрывая с кошкой.       Она играла пальцами с мордочкой, позволяя кошке ухватить ее руку передним лапами и одновременно отбивать задними. На запястьях останутся отметки от кошачьих когтей, но сейчас Анжелика совершенно не переживала по этому поводу.       За этим занятием графиню де Пейрак застал номинальный хозяин Юдифи, кардинал Мазарини. Он вошел в комнату, направляясь во внутренние покои королевы-матери.       Увидев кардинала, Анжелика немного склонилась, но не встала:       — Прошу Ваше Высокопреосвященство меня простить, — сказала она, — но я глажу кота.       — Не кота, а кошку, и по-моему, не гладите, а дразните, и справляетесь с этим весьма успешно.       Анжелика рассмеялась.       — Все, ради того, чтобы она была довольна.       Кардинал с интересом сел рядом с Анжеликой и протянул руки к своей кошке. Та недоуменно посмотрела на него и с пущим азартом принялась хватать и отбивать руку Анжелики. Увлекшись, она грызанула ее за палец.       Анжелика мгновенно схватила ее мордочку, словно в капкан:       — Сейчас укушу тебя, — предупредила она.       Теперь расхохотался кардинал. Он вызволил Анжелику и Юдифь друг от друга и принялся успокаивающе гладить кошку.       — Юдифь отличается энергичным нравом.       — Славная киса, — промурлыкала Анжелика. — Ваше Высокопреосвященство предпочитает кошек котам?       — В кошках есть то, чего часто не хватает женщинам — наслаждение собой. И они любят охотиться.       — Ну как же кошка без охоты!       Анжелика с кардиналом продолжили «кошачий» разговор. Они смотрели на Юдифь, но иногда их взгляды неожиданно встречались.       Многозначительное «У кардинала Мазарини появилась новая собеседница», — разнеслось по дворцу и по Парижу.       — Мадам, он вам нравится? — спросил д’Андижос.       Анжелика внутренне пожала плечами. Да, кардинал ей нравился. Однако это не умаляло её любви к мужу, как намекал укоризненный взгляд д’Андижоса. Они довольно много времени проводили вместе в гостиных обеих королев, где Анжелика по приглашению Его Высокопреосвященства присаживалась подле него. Они разговаривали, шутили, играли с котами. Силы кардинала таяли, чтоб отдаваться игре с достаточной энергией, но он с удовлетворением наблюдал, как молодая женщина устраивает кошачью охоту, подцепив на ленточку увесистое кольцо.       Изящная белая кошечка принесла к их ногам полудохлую мышь и принялась играть ею — подкидывать, выкручиваться, отпускать и ловить вновь. Обычно слуги успевали перехватить кошку, если та ловила свою добычу в гостиной. Но тут кардинал дал знак, чтоб ее не забирали. И начался переполох.       «Кардинал впадает в детство…»       Анна Австрийская с затаенной улыбкой наблюдала за проделками Его Высокопреосвященства. Ей самой не хватало темперамента разделить их, и она, отбросив самолюбивую ревность, радовалась, что он находит себе развлечение и компанию.       Совсем иначе смотрел на эту связь юный король. Несмотря на увлечение любовными игрищами с Олимпией, его уязвляла та разница, с какой держалась графиня де Пейрак с ним и с кардиналом. Как будто он сам был недостаточно интересен и изысканен для нее.       Пегилен наблюдал.

      * * *

      Однажды в средине декабря Анжелику пригласили в Пале-Рояль, дворец кардинала.       Мазарини показал Анжелике кабинет*, где разместилась малая часть его огромной коллекции. Это было невероятно красиво — картины, небольшие скульптуры, витрины с диковинными драгоценностями, дивные изделия из редких металлов и бивней огромных животных — непонятного предназначения, но от этого еще более эффектных. Внимание Анжелики рассыпалось по многочисленным безделушкам, и в то же время смутная, но настойчивая мысль оставалась неизменной: Мазарини с Жоффреем поняли бы друг друга. Если бы они поговорили, то смогли бы договориться.       Анжелика остановилась возле мраморного бюста кардинала де Ришелье. Посреди этого артистического богатства он все равно приковывал взгляд.       — Это был великий человек? — тихо спросила она.       — Величайший.       — Удивительно, как мрамор может казаться теплым, — Анжелика подняла руку к скульптуре, но не коснулась.       — Это ценнейший каррарский мрамор**, и работал с ним непревзойденный мастер, Лоренцо Бернини.       — Ваше Высокопреосвященство не заказывали ему собственный портрет?       — Он сделает прекрасный портрет короля Людовика XIV.       Кардинал обратил внимание Анжелики на некоторые свои любимые произведения и подал знак принести угощение.       Анжелика провела в Пале-Рояль около двух часов. В конце она обратилась к кардиналу:       — Монсеньор, Ваше Высокопреосвященство покровительствует искусству, поэтому осмелюсь обратиться с просьбой. Вдова поэта Скаррона буквально прозябает в нищете после его смерти. Она просит, чтобы ей была назначена пенсия ее покойного мужа. Не могли бы Ваше Высокопреосвященство распорядиться, чтобы этот вопрос решился?..       Кардинал коснулся пальцами ее щеки.       — Я распоряжусь об этом.       Спустя неделю Франсуаза получила известие, что ей назначена пенсия в 2000 ливров в год, и за то время, что прошло со дня смерти Поля Скаррона, она также получит соответствующие деньги.       * Во времена оны и еще полтора века спустя кабинетом называлось не рабочее пространство, а приватная комната для отдыха, где хозяин расставлял всякие красивости и интересности, радующие сердце и тщеславие. Бывали тематические кабинеты с драгоценностями, биологичностями, книжностями, диковинками, а бывали «общие». Там еще кресла стояли, диваны, кушетки, пледики-какао-котики… Кому что нравилось. Здесь могли и делами-интригами заниматься, но, так сказать, в артистической атмосфере. В кабинеты приглашали только людей из неформального круга.       ** Не задавалась вопросом, из какого мрамора на самом деле сделан Ришелье. Пускай будет так. А такой бюст действительно есть.

      * * *

      На второй день Рождества Анжелика родила второго сына. Кантор — так Жоффрей предполагал назвать своего первенца; теперь это имя носил его младший сын.       Крестным отцом стал сам кардинал Мазарини.       Спустя две недели после родов он проведал Анжелику. Его сопровождала племянница, графиня де Суассон. Анжелика недоумевала, как часто Олимпия оказывалась рядом с нею. Она была в Пале-Рояле, когда Анжелика гостила у кардинала, она сопровождала его в дю Ботрейи, она заходила к Анжелике, когда та еще появлялась при дворе, и даже заглядывала к ней после родов. Это удивляло — неужели ей не хватает придворного общества, где она сейчас третья королева? Тем более между Анжеликой и Олимпией не возникало особой симпатии, превосходящей светскую досужую приветливость.       Кардинал слабел. В дю Ботрейи он вошел сам, но Анжелика слышала, что его все чаще носят в кресле четверо слуг. И все-таки он сохранял и ясность ума, и вкус к жизни.       Анжелика слушала его и радостно улыбалась.       — Еще только полдень, а Ваше Высокопреосвященство уже столько подвигов совершили, стольких врагов покарали, стольких от неминуемой гибели избавили!       — А кроме того, сплел несколько коварных интриг и запустил руку в королевскую казну.       — Враги бледнеют от гнева, завистники скрежещут зубами.       — Плохого цирюльника на их зубы! Пускай скрежещут.       — Как Ваше Высокопреосвященство разделывается с врагами? — Анжелика с улыбкой склонила голову на бок. С распущенными волосами, окруженная нежным кружевом одежды и постели, она была чудо как хороша.       Мазарини с подчеркнутым недоверием посмотрел на нее и завел очередную байку — о королевской расправе над фрондерами.