Пегилен в сапогах

      Из Венсенского замка Анжелика вышла взбешенная и подавленная одновременно. А главное, она не знала, как ей действовать дальше, и чувствовала себя так, будто даже у камней и деревьев над дорогой есть уши, не говоря уже о карете.       Все толкали её в реку, чтобы она плыла по течению, словно лодка без весел. Кто-то хотел, чтобы она замолчала навеки, кто-то видел в ней придворную куклу, которую можно подсунуть королю в постель, — теперь Анжелика не обольщалась, кто-то хотел использовать в политических играх и ее посредством сделать своим орудием гордого и властного графа де Пейрака.       Злости на Мазарини не хватало! И одновременно Анжелика ощущала горечь разочарования, чувствовала себя преданной, обманутой. Но что поделаешь, если она действительно не имеет возможности что-либо предпринять или предложить? Анжелика представляла, будто она находится в длинной галерее, где каждый шаг означал согласие забыть Жоффрея и жить беззаботной соломенной вдовой. Она саркастично усмехнулась: сколько жен с радостью приняли бы такую участь и избавились от власти мужа! А если она повернет назад, то почти неминуемо полетит в пропасть, как позавчера была сбита в реку.       Река, река…       Дорога лежала мимо Бастилии, и тоска охватила душу Анжелики. Ехать домой, где поджидали соглядатаи, не хотелось, и карета повезла ее к реке и дальше по набережной через Гревскую площадь к Лувру и Тюильри.       В садах Тюильри прогуливался король, и Анжелике волей-неволей пришлось присоединиться к его свите. Женщина постаралась взбодриться и выглядеть достойно.       Придворные уже знали о ее купании, недоумевали и упражнялись в остроумии. Анжелика в красках и с юмором описала происшествие.       — И как только вы не заболели?       — Как можно? — удивилась Анжелика. — От болезни появляется кашель и краснеет нос. Было бы очень досадно после такой напасти еще и заболеть.       — Мадам, — обратился к Анжелике паж, — Его Величество просили вас подойти к нему.       Попрощавшись с дамами, она подошла к королю.       Монарх отпустил свиту и продолжил прогулку с графиней де Пейрак.       — Как прошла ваша встреча с мужем? — участие сгладило неделикатность вопроса.       — Спасибо за нее, сир, — Анжелика враз погрустнела. Она запнулась и продолжила:       — Сир, простите мою дерзость… Если граф де Пейрак не совершил преступления, но всего лишь слишком независим, то не могли бы Ваше Величество заменить заточение высылкой за пределы Франции? Из человеколюбия…       Она говорила и сама понимала, что у короля нет никакого резона прислушаться к ее просьбе: сказывалась кардинальская школа, осознала она со смесью обреченности и удовлетворения.       — И вы последуете за ним?       — Конечно!       — Во Франции вы лишитесь всего.       — Граф де Пейрак высоко ценит родовые имения, но и сейчас они во власти короны.       — И он согласен с этим?       — Прошу прощения, сир, с чем именно?       Король усмехнулся.       — С тем, что его родовыми землями распоряжается корона. Боюсь, — иронично продолжил он, — едва покинув Париж, граф де Пейрак вступит на путь Анри де Монморанси, бывшего наместником Лангедока*.       — Мой муж отнюдь не военный, сир. Рано или поздно он постарался бы вернуть родовые земли, как однажды уже выкупил их у финансистов. Но он действует иными способами. Да и в любом случае, — воскликнула она, — вассал не может вернуть свои земли, если на то не будет воли Вашего Величества.       — Теперь я понимаю, почему Его Высокопреосвященство к вам благоволит, — шутливо заметил король.       — Но ведь это очевидно! — вскричала Анжелика. — Если бы можно было найти другой выход, граф де Пейрак воспользовался бы им. Однако действовать приходится исходя из сложившихся обстоятельств.       — Сам граф де Пейрак думает иначе, мадам, как ни неприятно замечать, что в некоторых вопросах я понимаю его лучше, чем вы. Он полагает, что обстоятельства можно менять.       Анжелика на мгновенье смутилась.       — Но ведь в новых обстоятельствах и Ваше Величество, возможно, предпочтет рассудить иначе, чем сейчас.       Король рассмеялся. Графиня де Пейрак была слишком красива, слишком своеобразна, и уже этим смущала. К тому же она не искала мужского расположения короля, хоть и не была до чопорности добродетельной. И теперь, когда в ней, при всей ее простоте и прямодушии, неожиданно обнаружился иезуитский ум, Луи вдруг почувствовал, что именно через него он сможет найти общий язык с этой неординарной и восхитительной дамой.       — Вы уже заставили меня задуматься, мадам, — он снова скрыл свои мысли шутливой любезностью.       Анжелика не верила своим ушам: неужели решение может быть настолько простым?       — Однако мне не хотелось бы преждевременно обнадеживать вас.       Женщина вздохнула.       — Сир, если Ваше Величество решит… Мой муж не вероломен, его слово дворянина… — голос срывался от волнения. Она не смела надеяться, но страшное напряжение внутри нее немного ослабло, и вернуться к прежней собранности не удавалось никак.       Король приобнял ее, чтобы поддержать. Анжелика бледнела, теряя сознание, и глубоко вдыхала, стараясь прийти в чувства. Рука коснулась кармана** с нюхательными солями. Мужчина бессознательно потянулся помочь ей, но соли не понадобились.       Опираясь на плечо и грудь монарха, Анжелика приходила в себя. Король почему-то не подумал позвать кого-то на помощь. Придворные и слуги, наблюдавшие издали, неправильно поняли происходящее. Анжелика с благодарной улыбкой подняла лицо к королю. Луи нерешительно поцеловал ее.       * Последнее феодальное выступление против королевской власти, в 1632 г. Герцог формально поддержал Гастона Орлеанского против кардинала Ришелье, но на перспективу хотел создать независимые владения на юго-востоке Франции.       ** Карманы были в виде подвесного мешочка на поясе. Карманы с деньгами дамы носили между слоями юбок.