Дорогие мои последователи в будущем,
Да прибудет с вами удача и процветание! Ваши усилия неоценимы, а размах невероятен. Ваши средства и цели поражают только начинающую робкое цветение юную ложу: как же удивительно иметь возможность знать, что после твоей смерти дело всей жизни будет лишь разрастаться сильнее, не имея и шанса на гибель. Разумеется, когда я прознал о чудовищном предательстве Чёрного Турмалина, это изрядно выбило меня из колеи. Полагаю, до сих пор неизвестно его точное местонахождение? Сожалею, что мне не удалось лично поговорить с юной омегой и наставить её на путь истинный: слабый пол, знаете ли, склонен к импульсивным решениям, и очень важно вовремя их пресекать. С другой стороны, я денно и нощно благодарю Бога, за то что он не послал нам женщин: представьте только, какой хаос начался бы, стоило б женщине лишь прикоснуться к хронографу! У мужчин, всё-таки, сознательности beaucoup plus*, даже у мужчин с геном омеги. Однако, я разошёлся: в приложении к письму вас ждут чёткие указания на предмет того, что делать с Чёрным Турмалином и как изловить его в прошлом: важно помнить, что даже если будущее нам недоступно, он, как и всякий путешественник во времени, вынужден, подконтрольно или же нет, элапсировать минимум три часа в день. Надеясь на скорейшее улучшение и успех операции,Говард Чон Хосок Сен-Виленский
***
— Чимин, нам нужно поговорить, — понуро пробормотал Джэхён, после чего сразу же вскочил с места, чуть дёрганым шагом направляясь на третий этаж. Чимин немного удивился такой перемене настроений: за две недели тотального игнора он уже успел привыкнуть к отсутствию кузена в своей жизни, и, хотя безумно по нему тосковал, уже мысленно свыкнулся с мыслью, что такое тот ему не простит. Как же радостно знать, что наихудшие опасения у людей зачастую не оправдываются, правда? Несмотря на свою растерянность, он довольно быстро смекнул, почему Джэхён хотел уединения, и куда именно он шёл: перед ужином весь дом приходил в невиданное оживление, а посему не очень подходил для приватных разговоров — чего только стоит миссис Чон и тётя Сана с её неуёмным желанием сунуть нос, куда не просят. Рассудив таким образом, Чимин шустро поднялся со стула, до этого им оккупированного, и заскользил вслед за омегой, который, само собой разумеется, остановился у портрета их дальнего родственника, под которым скрывался небольшой тайный ход. При всей своей воспалённой фантазии Чимин так и не понял, почему из всех возможных мест он вёл именно в ванную, но его изрядно веселила мысль о том, что это — дело рук какого-нибудь предка-вуайериста. Так или иначе, но они с Джэхёном облюбовали этот ход ещё с детства: во-первых, кроме них о нём никто то ли не знал, то ли просто не пользовался, что обеспечивало гарантийно удачное место для пряток и обмена секретами, а во-вторых, небольшой лаз с отменной звукоизоляцией также исключал любую возможность быть услышанными. Вот и сейчас, Чимин, тяжело кряхтя и издавая не самые благозвучные звуки, всё-таки втиснулся в неожиданно маленькое пространство — с тех пор, как он в последний раз здесь был, прошло года три, не меньше. В последнее время они предпочитали использовать чулан под сценой в репетиционном зале на первом этаже — в более просторном помещении можно было не только кое-как уместиться, но и с комфортом выпить вина, выхваченного из тайных запасов покойного дедушки, поэтому Чимин уж и забыл, как тут, в сущности, тесно. Внутри лаза его уже ждал Джэхён, нервно покусывающий губу и смотрящий куда-то в сторону обратного входа, как раз-таки выходящего в ванную. Чимин осторожно подлез рядом, еле устраиваясь напротив таким образом, что их ноги плотно соприкоснулись: как уже было сказано, лаз не был рассчитан на посиделки, да ещё и двух человек одновременно. — Прости, — Чимин вздрогнул, так как за минуту неожиданно уютного молчания успел довольно глубоко уйти в себя. — Я не хотел срывать на тебе зло. Мне просто нужно было время подумать и… отпустить. Это так долго было моей жизнью, что на протяжении 16-ти лет я чувствовал себя частью того, чему никогда не принадлежал. Ха, на самом деле, я только сейчас стал задумываться о том, хотел ли этого вообще. Всё это время меня окружали мама с бабушкой, которые талдычили о том, какая это честь — быть избранным природой и, прости Господи, мирозданием, и я им искренне верил, ни на секунду не задумываясь, чего хочется мне. Иногда пластик кажется золотым, и чтобы понять, что это — пластик, нужно посмотреть с другой стороны. И я понимаю, что ты, наверное, не захочешь со мной говорить после… — Ты идиот? — фыркнул Чимин, чувствуя волну облегчения, разом прокатившуюся по всему организму. — Это не у меня увели из-под носа то, на что было положено 16 лет моей жизни, так что единственный, кому здесь следует извиниться — это я. — Ну, боюсь, что по итогу ты далеко не в выигрыше, — вздохнул Джэхён. — Сам посуди: у меня в мои 16 есть целый ряд языковых и физических навыков. Я говорю на пяти языках, владею киокусинкаем*, крав-мага* и фехтованием, могу играть на скрипке, пианино, и к тому же великолепно танцую хянъак чонджэ*, не говоря уже о знании истории. А теперь ко всему этому у меня прибавляется абсолютная свобода передвижений: я смогу путешествовать по миру, действовать без оглядки на долг перед хранителями — на самом деле, я безумно благодарен тебе за то, что я смог в полной мере это осознать. На самом деле, я даже начинаю в чём-то понимать Чанёля… — на последних словах Джэхён широко раскрыл глаза, будто сказал что-то, что не должен был, и поспешно прикрыл рот рукой. — Да кто такой этот Чанёль?! — немного раздражённо возопил Чимин, слышавший это имя уже несколько раз, каждый из которых заканчивался полным отказом от объяснений. — Ты не знаешь? — осторожно уточнил омега, и, получив утвердительный кивок, слегка настороженно продолжил: — Пак Чанёль — он же Чёрный Турмалин, — восьмой путешественник во времени, идущий сразу после Юнги. Очевидно, ты уже слышал это имя раньше, но, полагаю, что хранители отказались тебе что-либо объяснять, — Чимин вновь кивнул, и Джэхён, задумчиво почесав бровь, вернулся к повествованию: — В общем, сказать, что он сильно не угодил хранителям — ничего не сказать. В ложе его классифицируют как предателя, а из отчётов и прочей документации активно изымаются все куски с его упоминанием. — То, что он никому там не нравится, я уже понял, — махнул рукой Чимин, — но мне не менее интересно узнать, почему. — Это немного сложно, так как меня самого особо не ставили в известность. Однако же, внимательность к деталям может сослужить хорошую службу: благодаря парочке услышанных вскользь разговоров я могу сделать вывод, что он нарушил законы путешествия во времени, пошёл против воли Чон Хосока и скрылся от хранителей из будущего с хронографом подмышкой: до сих пор неизвестно, где он может быть, учитывая несметное количество укромных уголков мира. Из-за этого была потеряна связь со всей веткой будущего дальше Юнги: их путешественники не могут отправиться к нам, потому что неконтролируемые прыжки не отбросят тебя дальше, чем на 200 лет, а мы, соответственно, не можем попасть в будущее, потому что оно, видимо, покрыто мраком даже для путешественников во времени. — Уф, теперь я не удивлён, что этот Чанёль — своего рода Волан-де-Морт для ложи хранителей. Но зачем ему хронограф, если он и так мог им пользоваться наравне со всеми путешественниками во времени? С чего бы ему вдруг портить отношения с теми, кто, по идее, отвечает за его безопасность? — По идее. Официальная позиция ложи такова, что Чанёль — эгоистичный молодой юноша, который по незнанию и глупости угробил миссию всей их жизни, но мне кажется, тут дело не только в глупости, вернее, совсем не в ней. Понимаешь ли, мне почему-то совершенно иррационально кажется, что Чанёль имел какие-то основания не доверять ложе, из-за чего, собственно, и укрылся с хронографом хрен пойми где. Согласись, на фоне массовости поисков, которые продолжаются до сих пор, вариант того, что он сделал это просто ради того, чтобы нарушить ещё парочку правил в прошлом, не выдерживает никакой критики. — «Не доверяй нефриту», — процитировал Чимин, и на вопросительный взгляд пояснил: — Это было в одном из видений, — про часть с алмазом он тактично промолчал. — Это же Чон Хосок? — Да, нефрит — это его камень, — подтвердил Джэхён, после чего внезапно, поджав губы, склонился в его сторону, сгибаясь пополам и как-то отчаянно обнимая за плечи, утыкаясь носом куда-то в ключицу. — Пожалуйста, будь осторожен. Ты невольно стал частью огромного механизма, и если раньше я игнорировал это, потому что был ослеплён навязанными мне идеалами, то сейчас я как никогда понимаю, насколько высоки ставки в этой игре. Подумай дважды, прежде чем ввязываться во что-то не регламентированное: я не хочу, чтобы тебя стёрли из истории, как это случилось с Чанёлем. — Я буду, — клятвенно заверил его Чимин, изо всех сил обнимая в ответ. Какое-то время они молча сидели в душном закутке, переплетясь друг с другом конечностями и наслаждаясь не хватавшей обоим близостью. Что ни говори, но обе омеги страдали своего рода тактильным маньячеством, из-за чего испытывали почти физическую боль от невозможности спонтанно обняться всё это время. Когда они вылезли, изрядно потрёпанные и в пыли, энное количество времени ушло на то, чтобы привести себя в порядок. По спуску в столовую они выяснили, что пропустили весь ужин, и пришли уже к самому его завершению, но заботливый дворецкий Сонхва припас им основное блюдо и даже часть десерта. Реакция на их очевидное примирение была разной: Сана недовольно скривилась, явно бесясь от того, что теперь являлась единственным человеком, глубоко обиженным на Чимина; её муж, Мингю, вопросительно смотрел на жену, пытаясь угадать основную её эмоцию, чтобы тут же скопировать и «не злить». Бэкхён с Тэмином показали им два больших пальца, Джису — бывшая жена их ветреного дяди, оставшаяся с ними по причине финансовой зависимости, — приветливо улыбнулась, и даже миссис Чон удивлённо приподняла брови, впрочем, более никаких эмоций не демонстрируя. — Думаю, юные господа вполне могут поесть наверху, — вывел всех из для кого-то приятного, а для кого-то — невыносимо досадного удивления Сонхва. — Пожалуй, мне следует собрать им подносы, — с этими словами он степенной походкой направился на кухню, уже у самой двери сообщая, что принесёт их ужин прямо в комнату Чимина, потому что, «как мне кажется, юные господа хотят поговорить перед сном». Чимин благодарно улыбнулся ему в спину, и, словив презрительный взгляд тёти Саны, наконец-то поймал себя на мысли: «А жизнь-то, мать её, налаживается». — Чимин, пойдём, — потянул его за рукав Джэхён. — Заодно расскажешь мне ещё кое о чём очень интересном, — понизив голос, заговорщически дополнил он. Заинтригованный вопросом Чимин подумал, что Джэхёну хотелось узнать что-то о прошлом, раз уж он сам туда не попал, и, пока они добирались до его комнаты на последний этаж, мысленно перебирал в голове всё самое любопытное и захватывающее, что произошло с ним и Юнги за ту единственную элапсацию, которая прошла не в подвале с семью замками, куда не заглядывали, кажется, ни в какое время. Немного покопавшись в своей памяти, омега пришёл к выводу, что ему нужно рассказать Джэ, пожалуй, даже слишком много: как же, всё-таки, его радовало то обстоятельство, что они наконец-то примирились с мыслью о том, что один — путешественник во времени, а другой — нет. Однако же, внезапный вопрос Джэхёна огорошил и моментально вогнал в краску не готового к нему омегу. — Чимин-а, — начал он, пристально глядя в глаза кузена, — что тебя связывает с Мин Юнги?***
Чимин находился на смотровой башне с огромными часами: пространство вокруг погрузилось в пурпурно-розовый туман, кажется, время было на стыке заката и уходящего дня — первое ещё не произошло, а второе уже проходило. В лицо бил прохладный, если не ледяной ветер, уши закладывало от огромной высоты и какого-то непонятного гула — словом, ощущения были так себе, на два из десяти. Попытавшись осмотреться, он предпринял осторожную попытку оторваться от стены, к которой до сих пор неосознанно прижимался, и прерывисто вскрикнул: пол под ним начал дрожать и осыпаться вниз. Стоило ему в панике замереть на месте, и всё прекратилось, но как только он вновь попытался двинуть ногой, старое покрытие снова пришло в движение, грозясь провалиться вниз вместе со своей ношей. — Вот дерьмо! — бессильно выругался Чимин, но, не найдя ничего лучше, чем просто продолжить стоять и смотреть, что будет дальше, с силой стиснул зубы, слыша неприятный скрип. Где-то закаркали вороны: спустя считанные секунды Чимин смог увидеть их полёт вокруг башни. Они не приближались к нему, не делали попыток изменить траекторию и улететь. Нет. Они просто кружили вокруг и каркали, каркали, медленно разжигая в душе животный, панический, всепоглощающий страх. — Хватит! Прекратите! — в конце концов не выдержал Чимин, срываясь на крик. Бесконечное карканье деморализовало, гул усиливался, а до этого предзакатное небо окрасилось кроваво-красным. Внезапно стройные ряды ворон разбавил орёл, держащий в клюве что-то, смутно похожее на тысячелистник. С до наглости сильной уверенностью он схватил соседнюю птицу, впившись ей в бок. Ворона уже не каркала — кричала. Тысячелистник упал к ногам Чимина. Тут же, откуда ни возьмись, послышалось громкое тикание часов: наученный горьким опытом, Чимин не стал отрываться от стены, чтобы идентифицировать источник звука, но предположил, что это — гигантский циферблат позади него, который он заприметил ещё в самом начале. От парализовавшего его ужаса он, еле сглатывая ком в горле, начал неспокойно отсчитывать количество ударов, чтобы как-то подуспокоиться. Один, два, три. Тиканье замолкло, но лишь за тем, чтобы через полминуты раздаться снова. Один, два, три… На этот раз оно дошло до шестнадцати. Тем временем орёл, успевший изрядно потрепать ворону, неохотно отпустил свою добычу, устремляя взор карих, почему-то кажущихся донельзя человеческими глаз на обомлевшего Чимина. С последним тиком на короткое мгновение наступила подкупающая тишина: непонятный гул стих, вороны замолчали, и у Чимина на секунду появилась надежда, что всё обойдётся. … Но в это же мгновение, стоило ему облегчённо вздохнуть, как шаткая поверхность, на которой держалась некая терраса, где и стоял Чимин, вне зависимости от его телодвижений начала грохотать и трескаться. Омега с затаённым страхом наблюдал, как пол по камешку отваливался от основного крепления, и летел в тартарары — даже не нужно было смотреть, чтобы понять, что высота была адской. … С крушением последнего камешка Чимин, издав душераздирающий крик, сорвался вниз.- - -
* — Beaucoup plus — Намного больше (франц.) * — Киокусинкай (яп. 極真, «высшая истина»), — стиль карате, основанный Масутацу Оямой в 1950-х годах. Считается одной из самых трудных и жёстких разновидностей карате. * — Крав-мага (ивр. קרב מגע — «контактный бой») — разработанная в Израиле военная система рукопашного боя, делающая акцент на быстрой нейтрализации угрозы жизни. Система получила известность после того, как была принята на вооружение различными израильскими силовыми структурами. * — Хянъак Чонджэ — Корейский придворный танец «чонджэ» (кор. 정재). Произошёл от представлений при королевском дворе, сначала включавших в себя не только танцы, но и другие формы искусства, такие как чультхаги (줄타기), кондоджиги (공던지기) и монматхаги (목마타기), со временем ставшие известными как придворный танец. Термин начал использоваться в эпоху династии Чосон. Чонджэ обычно исполняли перед королевской семьёй придворными чиновниками, иностранными представителями или во время празднеств, организованных государством. Чондже делится на две категории, танъак чонджэ (당악정재) и, собственно, хянъак чондже (향악정재). Танъак чондже происходит от танцев, распространённых при дворе китайской династии Тан и проникших в Корею в эпоху Корё, хянъак чонджэ же происходит от более поздних корейских придворных танцев.