Останься

Было примерно часа два ночи, капал незначительный дождь, а Дима отправился домой после того, как провел чуть ли не целый день за съемками нового бомбезного видоса вместе с НИколаем Соболевым у НИколая Соболева дома. Парни пожали друг другу руки на прощание, и Масленников пошел на стоянку к своему ярко-зеленому Гелику. Дима вяло открыл переднюю дверь машины — для этого потребовалось целое усилие — со вздохом сел в кресло, поставив одну ногу на край выхода. — Что же, а дома-то меня никто не ждет… — прошептал он в пустоту. Он сам не очень понял, в какую. То ли во внутреннюю пустоту, которая была с ним постоянно, то ли во внешнюю, окружающую его дома. Да, внутри у него тоже была пустота. Он ни в кого не был влюблен, он не надеялся, что в ближайшее время кто-то появится в его жизни. Ему было грустно, ему было больно, одиноко, хотелось кричать, но он не мог. Этот ком в груди не давал ему ни расслабиться, ни посмотреть на жизнь под другим углом. Дима страдал и мечтал, чтобы кто-то пришел и буквально спас его от этих переживаний, негативных мыслей и чувств. Но шел второй месяц, как он гнил один в своей двушке и замерзал по ночам. Размышляя, он просидел так минут пять. Затем опомнился. Спрятал ноги, резко, будто с новыми силами хлопнул дверью машины и завел последнюю. Еще минут двадцать, и он будет дома. Вырубится и проспит до завтрашнего вечера. Хорошо, что завтра свободный день. Дима врубил на среднюю громкость музыку любимого исполнителя — Никиту Мастяка. Бит так качал, что мужчина начал кивать головой в такт. На дорогах ночной Москвы было непривычно пусто. Масленников стоял на светофоре, когда чуть впереди увидел парня в черной куртке, с надетым на голову капюшоном. Парень ловил тачку. Лишь подъезжая к путнику ближе, Дима понял, что этот человек ему знаком. Ночной путник увидел ярко-зеленый Гелик и замахал руками, явно привлекая к себе внимание водителя. Это был Эмиль. Гелик подъехал к краю дороги, на котором сигналил Эмильен и остановился. Парень сел в машину. — Бррр, — Эмиль скукожился, — ночью прохладнее, чем днем, — путник протянул водителю руку. — ЗдорОво, — сказал Дима устало и пожал руку другу, — ты как тут? Эмиль помедлил, но все же ответил: — Да я от девушки, — он грустно шмыгнул, — расстались. Она тут неподалеку живет. — Блин, сочувствую, брат. — Спасибо, — на лице Эмиля промелькнуло подобие грустной улыбки. В машине повисло молчание. Масленников обратил внимание на дорогу, по которой за все время, пока они стояли и разговаривали, проехало примерно две-три машины. Ночные огни, отсутствие людей на улице — все это заставляло Диму чувствовать какое-то разочарование, то ли в себе, то ли в своей жизни. Он не хотел быть один. Душа, сердце, тело — до изнеможения просили тепла, нежности, любви и постоянно долбили ему об этом ритмичными ударами в мозг. — Дима, — голос откуда-то извне заставил мужчину отвлечься от своих мыслей. — А? — Ты-то откуда едешь, Дим? — Да я от Соболева. Видос снимали. Так, кхм… Куда тебя отвезти? Домой? Эмиль смотрел куда-то в сторону, не отрывая взгляда от чего-то и отстраненно отвечая другу. — Домой… не. Было бы здорово посидеть у тебя или у меня, поболтать… Мне не хочется сейчас оставаться наедине с самим собой. Дима не хотел отказывать другу, поэтому согласился. Да и что-то внутри него хотело побыть с Эмилем, а не оставаться на ночь в одиночестве, как обычно. — Хорошо, — сказал он, умалчивая о своей жуткой усталости, — посидим, поговорим. Едем ко мне. — Спасибо, — еле слышно ответил Эмиль и улыбнулся Диме. Ярко-зеленый Гелик сорвался с места и умчался в глубь ночной Москвы.