Мистер мамочка

      Я не хотел быть отцом. Я всегда знал, что никогда не смогу им стать. Даже моя собственная мама не оставляла меня с моей сестренкой больше чем на полчаса до тех пор, пока Элли не научилась самостоятельно заливать хлопья молоком. И даже после этого мама оставляла километровый список с пояснениями, как, куда и зачем мне надо делать.       Мой отец был моряком и видел я его лишь пару раз в год. Это был еще один повод задуматься. Если он не смог, то почему у меня должно получиться? Папа посылал мне открытки из каждого порта, где он побывал. Они всегда пахли морем и дешевым табаком. Запах моря у меня всегда ассоциировался с отцом. Он редко бывал на суше, и его друзья-матросы прозвали его Посейдоном.       Мне тоже нравилось море с самого детства. Каждое лето мы с мамой проводили в небольшом домике в Монтауке на побережье. Обычно папа заглядывал к нам на пару дней и учил меня ловить рыбу или вязать морские узлы. У него была небольшая лодка с парусом и мотором на случай штиля.       Мне было двенадцать, когда я пошел в команду по плаванию, мама и Пол (мой будущий отчим. Тогда они просто встречались) поддержали меня. Но едва успел закончиться сезон, как меня вышибли из команды за слишком низкие оценки. За свою жизнь я сменил двенадцать школ. Внушительный список, верно ведь?       Лет в четырнадцать начал тусоваться с не самыми приятными ребятами. Мы катались на скейтах, разрисовывали дома граффити. Но я не думал, что все так повернется.       Все вечеринки, тусовки и общение с этими ребятами привели меня в камеру допроса 25 участка полиции Нью-Йорка. Передо мной было два пути: сдать всех и получить условный, либо сесть за хранение и распространение наркотиков, угон, кражу и взлом с проникновением. Я никогда не был шибко умным, но был весьма наблюдательным. Я рассказал, все что знал. Сержант со странной фамилией Хирон выбил для меня кучу общественных работ и программу профориентации от полиции.       Пол тогда жутко разозлился и уговорил маму отправить меня к отцу. Мама плакала, но согласилась. Мне было всего шестнадцать, но я уже угробил свою жизнь. Я был даже не на дне. Я пробил дно.       Отец жил в паршивом мотеле у самой пристани. За окном все время орали чайки, ругались грузчики и слышался лязг разгружаемых контейнеров. Три недели в месяц он был в рейсе и не мог взять меня с собой. Вечерняя школы была обязательной к посещению по условию моего соглашения с сержантом Хироном. За мной присматривал друг отца — смотритель порта. Ну, как присматривал. Дал работу в порту. Мама часто звонила мне, мы встречались в ее кондитерской. Там меня всегда ждал синий кекс и мамина теплая улыбка.       Тогда я злился на Пола, маму, себя, весь мир, за то что был так несправедлив ко мне. Но сейчас я как никогда рад, что прошел через это. Это спасло меня.       Я закончил вечернюю школу. О колледже и мечтать было непозволительной роскошью. Я подал документы в армию США. Четыре года я провел в морском патруле во Флориде. И только встав в ряды новобранцев полицейской академии Нью-Йорка, я вздохнул с облегчением, поняв, что я стал другим человеком. Тем кем может гордиться семья.       Если вы все еще в раздумьях, не знаете, зачем я рассказал свою жизнь, то… Просто прочтите первое предложение и поверьте мне на слово — я самый худший кандидат на роль отца.       Все началось с того, что я разбил полицейскую тачку.       — Джексон! — заорал сержант Питерс. Мой босс. — Это четвертая машина за этот месяц, — отчасти это было правдой. Технически это первая машина, которую я разбил самолично. Одну взорвал псих, другую переехал преступник на грузовике, а третью… лучше не вспоминать тот случай. — Пойми своей пустой головой, что машины не сыплются с небес, по воле богов. Они стоят денег. Денег, которые честные налогоплательщики выложили из своего кармана, чтобы у тебя была возможность заплатить за аренду и не жить на улице, — каждый раз когда он орал, он брызгал слюной. Я стоял в двух метрах от него и надеялся, что меня пронесет. Но не тут то было. Сержант Питерс установил сегодня свой личный рекорд по разбросу слюны в радиусе двух метров от себя. — Скройся с глаз моих, Джексон.       — Есть, сэр, — кивнул я.       Не успел я обрадоваться, как в дверь постучали и зашел сержант Хирон:       — Привет, Фред, — он скользнул по мне взглядом. Это было явно не к добру. — Мне нужен Джексон. Свежее лицо для работы под прикрытием.       — Он весь твой, если я его не увижу ближайшие пару недель, — зло бросил Питерс.       — Отлично, Фред, — Хирон повернулся ко мне. — Идем за мной.       Я знал некоторых детективов из отдела нравов, и они были вполне неплохими парнями. Но там работает одна высокомерная блондинка — Аннабет Чейз. Одного ее самодовольного вида и брошенного в вашу сторону взгляда хватит, чтобы почувствовать себя полным ничтожеством.       Я пропущу момент инструктажа (как назло от Чейз) и добрую часть моей работы под прикрытием. Скажу лишь, что я вернулся к тому, чего старался избегать последние тринадцать лет. Я стал драгдилером и толкал травку на улице, жил в паршивом мотеле, провонявшем плесенью и рвотой и поверить не мог, что докатился до жизни такой.       Все произошло во вторник. Все самые паршивые вещи происходили со мной именно во вторник. Ума не приложу, чем прогневил богов, что они наслали на меня проклятье вторников. Вот все люди как люди — ненавидят понедельники, потому что они начинают неделю. А я терпеть не могу вторники — они причина худших дней в моей жизни.       Вот и первый вторник февраля не стал исключением. Полиция готовилась к этой облаве почти две недели, если не считать те полгода разработки. Мы были в Бронксе. В самой жуткой его части — рабочие кварталы. Десятки, если не сотни квадратных миль заводов, складов, мастерских и ни единой живой души на улице.       В какой-то момент все пошло не по плану. Копы ворвались слишком рано. Началась пальба. Я отстреливался как мог, спрятался за баками и ждал. Один из банды приставили пушку к виску этой Чейз. Он был в десяти метрах от меня. Баки скрывали меня ото всех, но я все прекрасно видел. Ситуация была патовая. Проверив свой «Смит-и-Вессон» на наличие патронов, я нажал на курок, хорошенько прицелился и пустил пулю промеж глаз этого засранца.       Лицо и блондинистые волосы Чейз оказались забрызганы кровью. Я спрятал пистолет в кобуру и подошел к Хирону:       — Ты что натворил? — шокированной спросил он.       — Эм… Спас жизнь офицеру полиции, — ответил я. Все это явно не было похоже на благодарность.       — Ты себе смертный приговор подписал, — вмешалась Чейз. Кто бы сомневался. Она вечно во все лезет.       — Достаточно и простого «спасибо», — ответил я ей. — Так когда я вернусь в патруль? — я жутко соскучился по семье и своей теплой и уютной кроватке.       — Не в этой жизни, — покачала головой Ла Ру. Я немного ее побаивался. — Ты грохнул Тони Валко — правую руку Гонсалеса. У тебя мишень на лбу, — она ткнула меня в грудь. — Придурок.       — Ла Ру, — одернул ее сержант Хирон. — Мы сейчас вернемся в участок и все обсудим. Ты попадешь под программу защиты свидетелей, как только дашь показания, — он повернулся ко мне.       — Нет. Не дам, — твердо сказал я.       — Что, прости? — наехала на меня Чейз.       — Ты знаешь, — я посмотрел на Хирона. — Я не скажу ни слова, пока моя семья не будет под защитой, и я не увижусь с ними.       — Нам все равно нужно вернуться в участок, — ответил Хирон. Он старался избежать конфликта, ведь Чейз и Ла Ру явно хотели сказать мне пару ласковых.       Чейз надела на меня наручники, слишком сильно затянув их. Я все еще был под прикрытием.       В допросной меня ждала мама. Пол был на работе, Элли в школе. Их отсутствие вызвало бы излишнее внимание. Да и самый дорогой мне человек стоял напротив меня.       — Мам, — она бросилась ко мне на шею, чуть не придушив в объятиях. — Все хорошо.       Дело Гонсалеса забрали ФБР. Их агенты теперь будут охранять дом родителей.       — Перси, во что ты опять ввязался? — в ее глазах стояли слезы. Это разрывало меня изнутри.       — Я уеду на некоторое время из города, — я старался сам не расплакаться. Мне тридцать лет, а я все еще маленький маменькин сынок. — Я попал под программу защиты свидетелей. Мне нельзя оставаться в городе.       — Это надолго? — спросила она.       Такого взгляда я не видел с тех самых пор, как меня отправили жить к отцу. От этого я чувствовал себя пацаном, вновь попавшим в переплет. Хотелось не отпускать маму из объятий, забыть все, что случилось сегодня. Но я должен быть сильным, ради нее.       — Я не знаю. По крайней мере, пока не поймают плохого парня, что заварил всю эту кашу. Поцелуй Элли от меня. Скажи, что я люблю ее, хоть она и заноза в заднице, — я старался быть максимально уверенный и расслабленным. Мама ни в коем случае не должна знать, что половина Нью-Йорка охотится за моей головой.       — Перси!       — Я люблю тебя, мам, — я надеялся, что голос не выдаст меня.       — Я тоже тебя люблю, мой маленький полицейский, — она еще раз меня обняла.       Мне было больно возвращаться в отдел нравов, оставляя маму. Но там меня поджидало еще больше боли. Эта всезнайка Чейз копнула слишком глубоко. Так глубоко, что чуть не захлебнулась.       — Вы оба под программой защиты, — голубоглазый блондинчик в куртке ФБР и пижонском костюме стоял у доски с фотографиями рядом с Хироном.       Я глазам своим не поверил. Это был малыш Джей — младший братишка моей старой знакомой Талии Грейс. Это он круто взлетел — агент ФБР в неполные двадцать пять. Грейс кивнул мне. Я кивнул в ответ.       — Надеюсь вы забросите меня на Аляску в такую глушь, чтобы там только пингвины плавали, — хмыкнул я.       — Пингвины живут на Южной полюсе, — наша Воображала вновь отличилась.       — Перси, ты не понял, — сказал Грейс. — Ты, детектив Чейз и ее дочь переезжаете в Энсинитас, округ Сан-Диего, Калифорния. Семья привлечет меньше внимания, чем мать-одиночка и одинокий парень.       — Семья? — мы с Чейз воскликнули практически одновременно. Это все больше напоминало неудачный розыгрыш.       О том, что это реальность напоминали лишь кровавые разводы на волосах и одежде Чейз.       — Я так понимаю, решение уже принято, — Джейсон кивнул мне. — И вылет в ближайшие три-четыре часа.       — Да, старина, — он похлопал меня по плечу. — Сожалею, что все так вышло.       Помнится, прошлой пятницей я изливал ему душу за бутылкой текилы и жаловался на эту выскочку Чейз. Она даже в патруле не служила, а сразу заняла теплое кресло в нравах.       — Мне надо увидеться с дочерью и… привести себя в порядок, — заявила Чейз.       — Ваша дочь с агентами ФБР, будет, — Джейсон посмотрел на часы, — через час. Принять душ можете и здесь. Агенты…       — Я и сама справлюсь, — вспылила Чейз и стремительно вышла из офиса.       Мы с Джейсоном отошли к комнате отдыха. Здесь был единственный приличный кофе во всем участке. В холодильнике я нашел контейнер с сэндвичами, со стикером «Чейз» на крышке. Я смял бумажку и выкинул в урну. Грейс как раз разлил нам кофе, плеснув туда секретный ингредиент из жестяной фляжки, которая скользнула во внутренний карман его пиджака.       — Кто будет охранять мою семью? — задал я самый волнующий меня вопрос. И моментально скривился, лишь откусив этот сэндвич. Да она издевается! Морковь и шпинат — лучший перекус для копа на работе. Она умудряется насмехаться надо мной, даже не присутствуя при этом лично.       — Ты ведь понимаешь, что это личное? — Джейсон тоже скривился от такого перекуса. — Я лично этим займусь. Я и Пайпер. Будем изображать молодоженов, поселившихся по соседству.       — Так вы теперь можете трахаться как кролики под самым носом босса. И вешать лапшу на уши про «достоверность образа»? — хмыкнул я.       — Иди ты, Джексон, — он швырнул в меня листиком шпината. Тот грустно упал по средь стола.       — Спасибо, дружище, — я сказал это искренне. Видимо, Джейсон понял это.       — Я прекрасно знаю, что для тебя значит семья. И никому не доверю ее защиту, — даже тень улыбки исчезла с его лица.       Именно в тот злополучный вторник жизнь сделала очередной кульбит и понеслась под откос.