Космос. Меридиан.

«Быстрое движение вперед есть жизнь. Сокрушая камни препятствий и трудностей, презирая угрозы торнадо, ураганов, метеоров и ревущих громов, без долгих размышлений превращая в прах все суеверия, шагайте вперед»

Шри Шри Анандамурти

Отъезд Льюиса был назначен на глубокую ночь, так чтобы на улицах было как можно меньше людей и цепочку машин сопровождения Лу никто не заметил. Для того же было принято решение использовать всего три неприметных аэромобиля, но в целом никто уже не надеялся, что удастся проскользнуть незаметным, хотя бы потому, что все знали дату начала церемонии, и троехкратное увеличение штрафов на эти два дня четко просигналили населению о том, когда именно отбывает чистейший. Весь месяц Землю сотрясали акции протестов и забастовок, охватившие всю обитаемую разумным населением планету. Земляне требовали, чтобы ИХ Льюис остался на Земле, что «проклятые черти» из КС если не боятся, пусть летят на Землю, а они, то бишь земляне, обещают не убивать ублюдков и дать Лу возможность принести присягу. Льюис, знавший, что в целом разношерстное население Земли всегда было достаточно ядреным по характеру, все же не ожидал такого единства. Несмотря на борьбу с социальными кастами, некая отчужденность между бывшими плюсами и минусами все же была, благо собранным со всей Земли и нескольким добровольно прилетевшим научным добровольцам удалось разработать новую социальную стратегию по дальнейшему развитию общества, которая начала потихоньку приносить свои плоды, да и безаппеляционная позиция Льюиса, который вот-вот вступит в брак с самым что ни на есть мутантом-Августом, создало благоприятную почву для совсем иных «модных» трендов. Больше никто не скрывал свои мутации, если они приносили какие-либо проблемы со здоровьем или дискомфорт, можно было встать в очередь на помощь по их исправлению. Разумные, которым было сложно себя контролировать из-за особенностей мутаций, также подпадали под новую программу помощи, и они были в приоритете над первой группой, потому что несли опасность окружающим. И пока их особенность не будет взята под контроль с помощью индивидуально подобранной программы, они оставались в своей правовой категории просто потому, что окружающие должны были знать о том, что они могут не справиться с эмоциями или неправильно среагировать на какой-то раздражитель, но благодаря хомуисам, а точнее лаборатории Августа, которая изобрела эту технологию, решить проблему именно таких землян было проще всего, и к облегчению всего населения КС, туда потянулись те самые жуткие монстры с нижних ярусов, которые раз в сезон устраивали жуткие бойни на нижних ярусах. Эти мутанты всегда считались слишком умными, поэтому их было так сложно истребить, и теперь, становясь хомуисами, они получали не подверженные сжирающему их самоконтроль инстинкту тела, достаточно примитивные по сравнению с хомуисами высшего порядка, но тем не менее вполне комфортные носители, способные передать все чувственные удовольствия, в том числе боль, и позволяющие вести полноценный образ жизни. Кому-то не требовалась полная система контроля тел, кому-то нужен был лишь небольшой административный ограничитель, имплантированный в мозг, позволяющий заглушать определенные отделы в мозге, которым лучше было бы всегда «спать» и не пробуждаться. Некоторые более дешевые технологии разумные могли получать быстрее, а другие приходилось ждать, но теперь, когда угроза войны почти миновала, эта сфера получила значительный прилив финансирования, благодаря которому успокоилась первая волна самого сильного возмущения и сопротивления, когда стало известно о том, что Льюис преклонит колено перед евгеником, которых теперь на Земле не иначе как «бесполезными селекционными выродками» не называли. Воодушевленные земляне стали сбиваться в группы себе подобных переживших трансформацию и тех, кто только ждал своей очереди, тех, кто комплексовал из-за мутаций и тех, кто хотел им своим примером помочь и подбодрить, в сети появлялись новые звезды, призывающие относиться к мутациям как к огромному подарку и не стесняться себя. Многие звезды сети рассказывали свои тяжелые истории, когда им приходилось сталкиваться с дискриминацией из-за мутаций, с угрозой жизни. Жутких историй на самом деле было огромное множество и со стороны бывших минусов, и со стороны бывших плюсов. И если с минусами было все понятно, они рождались пусть и в достаточно жесткой среде, но с себе подобными, где почти все население имело мутации, и стыдили их разве что администраторы и минусы, имеющие более высокое положение в иерархии, да и то те обычно жили на верхних ярусах, поэтому они между собой мало контактировали и жили все в целом на одном уровне мутаций, и если не обращать внимания на пропаганду, то соседей и родственников стыдиться было незачем. А вот у плюсов складывалась совсем иная ситуация, почти в каждой семье плюсов рождались дети с мутациями и было огромной радостью, если эти изменения можно скрыть, или они не внешние, потому что в противном случае ребенок становился изгоем в собственной семье, его стыдились и прятали, периодически таская по анонимным частным клиникам и за бешеные деньги делали операции по исправлению «дефектов». Благодаря этому именно на Земле находилась самая большая индустрия по трансформации тел, потому что на других планетах воспроизводили потомство исключительно через искусственные матки и спонтанных мутаций было в разы меньше, но там имелась другая проблема, с однотипностью «улучшенного» потомства. Многие звезды устраивали публичные каминг-ауты, рассказывая о том, какие травмы они пережили в детстве из-за непринятия родителей, и все это будоражило и откликалось не только среди землян, но и уносилось в просторы сети КС, и это стало самостоятельным, независимым от Льюиса трендом. К облегчению Лу, стало даже модным, если ты успел заявить о своих мутациях до того, как появился Льюис. В любом случае земляне креативили и объединялись. Льюис как мог поддерживал эти объединения и иногда посещал самые крупные из них, чтобы они не подвергались дискриминации, потому что некоторые особо опасные мутанты, даже несмотря на трансформации, слишком пугали население своими прошлыми «заслугами» и от них все равно шарахались, поэтому Лу публично, в окружении СМИ, приезжал в их организации и проводил с ними время. Играл в бейсбол, дрался (под чутким присмотром кучи специалистов, которых специально набрал Август, знающий, как Лу любит борьбу, и пусть тот лучше дерется под присмотром, чем потом где-нибудь в закутке они сцепятся с Видаром, наломают себе костей и наставят шишек), пел под гитару и, конечно, ел вкусняшки. Все знали, что Льюис любит покушать, но Август ему не дает питаться абы чем, и появилась даже отдельная сеть, где те, у кого уже был Льюис, делились составляющими и рецептами, которые одобряли отвечающие за здоровье Льюиса врачи. Прежде чем Лу приезжал, организаторы объединения, которые хотели его угостить, отправляли все ингредиенты и блюда с приготовленными рецептами в лабораторию, и те приезжали уже вместе с Льюисом обратно, если их одобряли. Появились даже эксперты по питанию Льюиса, обсуждающие, что можно приготовить, чтобы удивить чистейшего, и почему ему что-то можно, а что-то категорически нельзя. Свобода и борьба за новое будущее, которого все наконец перестали бояться, захватила землян и неизбежно охватывала весь КС. Старые принципы неизбежно отмирали, а те, кто их исповедывал, становились немодными выжившими из ума нафталинниками (мало кто знал, кто такие нафталинники, просто так однажды их обозвал Льюис и термин приклеился намертво), и в то же время Лу не давал лодке чересчур накрениться в другую сторону. Любые попытки притеснения тех, кто не имел внешних мутаций, жестко пресекались. Если кто-то из «звезд» позволял себе какие-либо дискриминирующие высказывания на этот счет, то с официальной страницы Льюиса поступал комментарий или предупреждение, которые не всегда даже он сам писал, просто для этого тоже подобрали специальных людей. Земляне, открыв в себе второе дыхание, варились в своей среде, преодолевая еще существующие сложности, и, превращаясь в общество мечты многих, абсолютно не хотели, чтобы сердцевина, которая их связала, покинула Землю. Начались протесты. Обвиняли Августа, но тот, еще саботирующий решение Льюиса, вышел к «народу», явившись на одну из самых крупных забастовок, и публично нажаловался на Лу, обвинив того в безразличии ко всем землянами. Ошарашенные земляне, понявшие, что Август, оказывается, тоже против, чуть больше полюбили Августа и еще больше воодушивились на борьбу. Прямо на этом же стремительно увеличивающемся сборище (народу стало прибывать все больше, когда узнали, что там Август) земляне стали обсуждать, что «их Льюис» слишком добрый, поэтому готов, рискуя жизнью, спасать всяких засранцев из остальных колоний, которые раньше плевать хотели на землян, особенно когда поддерживали исключение Земли из списка первостепенных по важности планет. Единодушно было принято решение взять опеку над Льюисом и не позволить тому покинуть планету, но этим планам не суждено было сбыться, потому что Льюису также донесли, что происходит, и осатаневший опекаемый, насмотревшийся на то, что происходит по прямой трансляции, особенно на то, как благосклонно поддакивает Августин на каждое возмутительное заявление, примчался на площадь и яростным клубком эмоций выскочил на трибуну, где впервые все узрели, как Льюис умеет выходить из себя. Почти час Лу буквально орал на опешивших землян, не постеснявшись обвинить их в эгоизме, распекая их за то, что те зазнались, не хотят вспомнить о том, как они жили еще год назад, и если кто-то забыл, то может сейчас же отправиться в приемку, которая до сих пор работает, потому что туда до сих пор прибывают те, кого уже не из дистриктов извлекают, а из расчищаемых квадратов условно «необитаемой» зоны, тех, кто жил вообще вне системы на зараженных участках, до которых теперь дошли руки, и если кому-то нечем заняться, то этот кто-то может вступить в штат добровольцев и принять участие в чистке квадрата Z, над которым они бьются уже второй месяц. Среди притихшей и пристыженной толпы добровольцев нашлось немного, потому что квадрат Z стал ежедневным вестником страшных новостей, там собралось такое количество пусть не очень опасных, но очень живучих и сильно расплодившихся мутантов, что пришлось подключить военных для зачистки. Вконец охрипнув, накричавшийся Льюис вспомнил про Августа и всыпал еще и тому публично, пообещав, что разведется с ним. — Мы еще не женаты, — вякнул Август под тихие смешки в толпе. — Тогда я на тебе женюсь и разведусь! — гаркнул Льюис. — Но я не могу быть ЖЕНОЙ, любимый, — словно принцесса, жеманно похлопав глазами, протянул Август, что стало еще одним поводом для шока, потому что это наверное был первый случай, когда земляне увидели, как жуткий Август шутит. Накричавшийся и выдохшийся Льюис испепелял Августа глазами, понимая, что тот очевидно вознамерился превратить этот балаган в юмористическое шоу. — Значит, будешь бл* наложницей! — психанул Льюис и под взрыв смеха огромной толпы так же стремительно, как появился, удалился в свой аэрокар. «Наложница» увязалась следом, но ее не удостоили чести ехать в той же карете, и скалящемуся от собственной шалости Августу пришлось добираться на своем авто. После этого фееричного выступления Льюиса «отпустили». Споры и протесты стихли, но земляне все равно боялись за Лу и не хотели отпускать, и чем ближе было приближение дня Х, тем нервознее становилось население, именно поэтому было принято решение ехать ночью, не оповещая землян о том, что Льюис уезжает, но все эти предосторожности, все запреты и повышение штрафа оказались абсолютно бесполезными, потому что когда в два часа ночи аэромобиль с Льисом вылетел с парковки, все дороги, пешеходные мосты, балконы, крупные магнитные платформы со скверами, крыши домов были забиты землянами. Не вышли только те, кто был на важных дежурствах. Скрываться и маскироваться не было смысла, поэтому Льюис убрал тонировку и остался в почти полностью прозрачном аэрокаре, по обшивке которого скользило отражение множества огней в руках землян. Льюис крепился как мог, но эта оглушительная, полная болезненной скорби и страха тишина и гаснущие за его спиной огни добили. Как только аэрокар Лу проезжал, земляне отключали круглые светильнички в виде Земли в руках, погружая пространство, остающееся за уезжающей машиной Льюиса, в полную тьму. В какой-то момент Лу не выдержал и, зажав себе рот рукой, отвернулся, но и с другой стороны было то же самое, и над головой. Льюис не мог позволить себе ехать на высоте, на которой раньше перемещались высшие плюсы и аристократы, она стала своего рода табу для всех землян как символ неравенства, и в целом ночью использовалась лишь одна магистраль, которой вполне хватало всем службам, которые работают не только днем, но и ночью, поэтому все земляне толпились на одной высоте и видели Лу. Аэрокар специально притормаживал (хотя изначально должен был пронестись на большой скорости), чтобы проявить уважение к тем, кто собрался его проводить, и Лу, не скрывая слез, смотрел на землян, положив руку на грудь, так же, как и земляне, это был их особый жест единства — рука, сжатая в кулак на груди. В полной тишине никто из присутствующих в салоне больше не смел произнести ни звука, все были охвачены особой прошивающей насквозь энергетикой единства. Словно множество их душ сливалось сейчас в одну и эта одна огромная душа пульсировала в едином сердечном ритме, и Льюис не мог не плакать. Слезы просто нескончаемым потоком катились по щекам, спускаясь по шее и пропитывая ткань, и когда наконец они прибыли в космопорт и город погрузился во тьму, Льюис, с трудом нашедший в себе силы выбраться из салона и обернуться назад на погасший горд, попросил вышедшего из другой машины Видара, который также должен был присутствовать: — Останься с ними… — сдавленно попросил Льюис замершего у трапа космокорабля Видара. — Я тебя прошу… Иначе они мне разорвут сердце. — Я им не нужен, — обреченно покачал головой Видар, прекрасно понимающий, что до него землянам нет никакого дела, разве что военным, многие из которых стали его хорошими друзьями. — Ви, прошу! — Льюис сжал плечо почти развернувшемуся, чтобы подняться по ступенькам, другу и потянул на себя, останавливая. Видар, любивший поехидничать, в этот раз смотрел на друга с печалью и пониманием того, как сложно Лу в целом решиться на то, что он задумал, да еще и земляне, словно брошенные дети, рвущие душу. — Хорошо. — Видар притянул Льюиса к себе и обнял, крепко сжав в объятиях. — Хорошо, друг. Пусть будет так, как ты хочешь. — Спасибо, — прошептал выдохнувший с облегчением в плечо друга Льюис. — Только обещай мне, что не распустишь там сопли на глазах зарвавшихся аристократов. — Да иди ты! — Улыбаясь, Лу отстранился от друга и, смотря в его глаза, выдохнул: — Спасибо! С тобой они под надежной защитой. Спас… — Иди уже! — скрывая, что растрогался, перебил Видар, толкая Льюиса в спину. — Вали! И не вздумай там опозориться! Льюис поднялся по трапу космокорабля, сел в приготовленное для него кресло и мгновенно отключился от пережитой эмоциональной перегрузки, проспав всю дорогу до Селесты. В итоге, когда Льюис проснулся и пришло время пересаживаться в аэромобиль с космокорабля и спускаться на Селесту, Лу был немного сонным, но зато спокойным как танк. — У нас есть что-нибудь поесть? - С трудом разлепив глаза спросил Льюис. — Господи, Лу! — нервничающий за всех сразу Рахул раздраженно вскинул руки. — Как ты можешь сейчас есть?! Мы опоздали на полтора часа! Ты не одет! Защита не установлена! — Все! Все! — Льюис поднял руки вверх. — Я понял! Ассистенты заметались по салону, спешно облачая Льюиса. — А у тебя нет чего нибудь… пожевать? — перехватив Яскера, прошептал Лу. Бывший аристократ мученически возвел глаза к небу, но извлек из кармана небольшой питательный батончик, который всегда таскал именно для любившего их Льюиса, и отдал заблестевшему глазами Лу. Льюиса крутили и вертели, облачая в множество слоев одежды, а Лу хрустел батончиком, осыпая тончайшую ткань крошками. Наконец, когда с облачением было все завершено, а батончик доеден, Лу запихнули в небольшой аэрокар, который должен был доставить его к центру Селесты, где находился дворец. За полчаса, пока они ехали от гравитационных свай до Селесты, Льюис, несмотря на кондиционеры, успел весь взмокнуть, к тому же еще и спину жгло всю последнюю неделю. И хотя Лу уже привык к этой согревающей боли, но проклятая мантия, согреваемая многослойным кимоно, неприятно липла к коже. — Прибываем через пять минут, — объявил сидящий рядом с пилотом Маркус. — Потерпи, — сочувственно улыбаясь, протянул Рахул. — Тебе в последний раз приходится надевать подобное кимоно. — Слава богу, — стирая пот с верхней губы и поправляя защиту на шее, процедил Льюис. Вообще Лу ни за какие коврижки не согласился бы натянуть на себя то, что было сейчас на нем под множеством слоев ткани, но администраторы КС выдвинули такие требования, что в определенный момент во время церемонии рядом с шеей Льюиса окажется клинок, которым ему должны будут публично отсечь волосы, являющиеся главным атрибутом высшего аристократа. Никогда раньше ничего подобного не делали с кандидатами. К тому же никто не выбирал кандидатам одежду, только красная полуюбка уже после обнажения полагалась, дабы с достоинством принести клятвы. Кандидаты ненадолго раздевались перед всеми, показывая внешнее отсутствие мутаций на своем теле, и происходило это при ограниченном круге лиц. Льюису же придется обнажиться под прицелом множества камер, правда удалось обговорить, что снимать Лу будут в этот момент только со спины. Администраторы КС вознамерились сделать все возможное, чтобы отпугнуть своими требованиями Льюиса и заставить отказаться от церемонии, чтобы он не претендовал на пост главы правовой комиссии, а если не получится, то максимально втоптать чистейшего в грязь и показать всему многомиллиардному населению КС его слабость и покорность системе. Вместе с Льюисом сегодня предстояло встать на колени всем, кто посмел поднять голову. Но даже в этой ситуации был неочевидный для всех, но очевидный для Льюиса плюс — он наконец избавится от опостылевших волос, которые все это время словно дракон оберегал Август, лично контролировавший даже назначение процедур по уходу за ними, и вот теперь конец неудобству в поединках! Конец боли в шее, конец тяжести, оттягивающей голову, конец путанице в собственных волосах, конец долгим расчесываниям и укладыванию этого всего в замысловатую прическу. Льюис закрыл глаза от восторга, желая, чтобы этот миг настал как можно быстрее. Но не все так были счастливы, как Льюис. Процедура, которую собрались воспроизвести администраторы КС, особенно отрезание волос, вызверила Августа так, что тот поучаствовал даже в «плебейской» забастовке и в целом долго саботировал мероприятие, пока не сдался, но вопрос безопасности стоял очень остро, поэтому когда после нескольких дней военных действий между Льюисом и Августом, Лу принесли бронированное ожерелье на шею, то он не посмел даже заикнуться против. Под тяжестью кимоно было тяжелое, бронированное ожерелье, плотно облегавшее шею, плечи и грудь и спускавшееся несколькими цепочками до впадинки пупка. На левой мочке уха, противореча смыслу проводимой процедуры "унижения", закрепили тяжелую, длинную серьгу, являвшуюся одним из основных признаков высшей аристократии, закрепленных в официальном этикете. Помимо этого, были плотные золотые браслеты на предплечьях, запястьях и щиколотках, все это превращало носителя в помесь наложницы и фараона, но Лу терпел и не возмущался, потому что Август не мог допустить, чтобы кто-то оказался рядом с Льюисом, имея колюще-режущие предметы в радиусе трех километров, но даже так это не гарантировало, что Льюису не вскроют кинжалом живот или не вгонят его под ребра, или не отсекут часть головы, не вонзят кинжал в глаз, в вену на ноге и еще тысяча вариантов. Август был в бешенстве и срывался на Лу, заставляя из раза в раз отрабатывать поэтапный процесс отсечения волос и вариации возможных нападений. Льюис прочувствовал на собственной шкуре, каким жестоким может быть Август и при этом с ним даже вполсилы не дрались. Август мстил ему за то, что им всем придется пройти через эту присягу, через страх потерять его. Он пригласил двух тренеров Лу, его спарринг-партнеров и охрану и на их глазах словно щенка ежедневно размазывал Льюиса по матам. — И это все?! — спрашивал Август, унизительно вжимая Льюиса ногой в мат. — Это все, что вы тут натренировали?! Август убрал ногу со спины Льюиса и развернулся к мрачным тренерам, а когда Льюис встал на четвереньки, поднимаясь, резко развернулся и влупил ногой по ребрам Лу, откидывая того в сторону и заставляя сдерживая скулеж, дышать в мат, обтирая текущий в глаза пот с лица о скользкое покрытия мата. Если бы не специальный защитный комбинезон, полностью скрывающий и защищающий тело во время спарринга, оповещающий Августа о повреждениях и амортизирующий добрую половину силы ударов, то разъяренный Август точно сломал бы Льюису пару ребер или повредил внутренние органы, а так удалось отделаться лишь парой трещин, которые быстро заживили в лаборатории Спектроника, после которой на следующий день его снова тащили на мат, точнее, он сам шел, потому что отступить было бы унижением и слабостью, да и к тому же это было фактически единственное время, когда они виделись, потому что Август ежедневно мотался с Земли на Селесту и обратно и появлялся в их апартаментах лишь для того, чтобы выпустить пар, избивая Льюиса. Когда экзекуция заканчивалась и если Льюис был цел, то они с тренерами отрабатывали приемы и к концу недели избивать Льюиса Августу стало чуть сложнее, но не более того. Щедрую долю масла к ярости Августа подливали расфантазировавшиеся администраторы КС, которым было недостаточно уже обговоренного унижения Льюиса, и те придумывали одно нелепое и унизительное требование за другим. Тут-то во всей красе и раскрылась изощренная фантазия Августа, который находил встречное требование, мотивируя его безопасностью чистейшего, и чем больше Августа бесили, тем сильнее влетало Льюису, а иногда и его тренерам, отхватывающим пинков вместе с валяющимся на матах подопечным, и ярче проявлялся пугающий талант Августа. Так как организацию церемонии регулировал ИИ, то в рамках предоставленных возможностей стороны выдвигали свои требования, которые должен был одобрить ИИ. Благодаря этому осатаневший Август проверил первую партию прибывших организаторов не только на наличие опасных для Льюиса инфекций, но и на наличие вшей, бородавок и глистов, и конечно же, у бедолаг нашли и вшей, и глистов и об этом резко полюбившие Августа земляне растрезвонили на весь КС, прося руководство КС следить за гигиеной тех, кого они нанимают на работу. И конечно, ни о какой другой комиссии, кроме лаборатории Спектроника, не могло быть и речи. Все это помогло захмелевшим от безнаказанности администраторам стремительно протрезветь и убрать половину выдвинутых требований, дабы избежать прохождения подобной процедуры, потому что никто не сомневался, что преданный Спектроник не только глистов в их задницах может отыскать, но и черную дыру, если потребуется. Легкий космический корабль последнего поколения замер недалеко от вращающихся свай Селесты в ожидании, пока уберут защитное поле, а потом медленно вплыл внутрь искусственного спутника. Льюис, никогда не покидавший пределов Земли и видевший подобные пейзажи лишь в фантастических и научных фильмах, прилип к стеклу, разглядывая нереальную реальность. Выстроившиеся в ряд титаны отражали космический пейзаж Селесты на своих словно из стекла вылитых телах. Как только аэромобиль с Льюисом приблизился к казавшемуся безжизненной статуей титану, тот вскинул огромные руки, одну приложив к груди, а другую к виску, отдавая честь. Вслед за первым титаном это повторяли следующие, стоило машине к ним приблизиться. После третьего титана Льюис отвернулся от окна и уставился на смятую в кулаках ткань кимоно. Сейчас было не время для эмоций, пора запереть все, что живо в груди, под замок. Преодолев длинную аллею с титанами, аэрокар остановился у высокой стелы с длинным обелиском, на котором была краткая историческая справка о создании Селесты. До лестницы оставалось не больше десяти метров, к аэромобилю подходили распорядители-администраторы, а Лу, впившись глазами в Рахула, молчал. Рахул хотел что-то сказать перед тем, как двери откроются, перед тем, как пространство начнет трещать по швам, но не было подходящих слов, чтобы облечь бьющиеся в голове мысли в слова. Все пространство космоса уплотнилось до точки двух заполошно бьющихся сердец в небольшом салоне аэромобиля. Льюис прикрыл глаза, сжимая кулаки, медленно вдохнул и замер. Двери салона открылись. — Вы опоздали на полтора часа! — резко отчеканил распорядитель. — Мне нужно было припудрить носик, — огрызнулся Льюис. — Но я рад, что вы еще здесь, — нахально улыбнувшись, протянул он. Лу нарочито вежливо поприветствовал распорядителя, который должен был вместо Рахула сопровождать Льюиса к Селесте, и более того, он должен был провести с Льюисом сборы, но, к сожалению, именно у этого бедолаги обнаружили глистов и случайно об этом узнали все кто только мог. Собирая крупицы достоинства, распорядителю пришлось удалиться на Селесту, чтобы выполнить оставшуюся часть своих обязанностей вместе с напарником. Спектроник тогда так многозначительно подмигнул Льюису, что стало очевидно — если бы несчастный заупрямился, у него бы и вшей отыскали. Правда теперь пришло время мужчины отыграться за унижения. Чтобы выбраться из аэромобиля в таком облачении, Льюису требовалась помощь, которую должны были оказать распорядители, но те демонстративно отошли от машины, заложив руки за спины и подчеркнуто терпеливо ожидая, когда Льюис выберется из салона, справившись с тяжелым и многослойным кимоно, где помимо достающих до земли рукавов, был еще и расшитый символами чистоты и власти шлейф в несколько метров длиной. Бросив быстрый взгляд на дворец, Льюис заметил, как к уже имеющимся камерам вылетает огромное облако из числа тех, что были до этого во дворце, чем-то напоминая морскую стаю рыбок, и устремляется к ним. К счастью, рядом был Рахул, и Льюис с его помощью не вывалился из салона, а вполне достойно вышел, лишь слегка запутавшись в одежде. Лу оглядел легендарный дворец за спинами распорядителей, который вместе с самой Селестой в его время был лишь амбициозным проектом, застать строительство которого Льюис и не надеялся, а теперь он стоит перед памятником очередной победы человека над материей и даже не пытается скрыть своего восхищения. Льюис кивнул Рахулу, и тот, крепко сжав его руку на прощание, вернулся в салон аэромобиля, который слишком быстро исчез, оставив Льюиса наедине с двумя распорядителями и кружащими вокруг камерами. Ноги немного запутались в нижних слоях кимоно, и Льюису пришлось наклониться, чтобы их поправить, иначе он рисковал запутаться в одежде и эпично упасть под прицелом множества камер. — Это нарушение протокола! Льюис непонимающе вскинул голову, думая, что это ему говорят, но администраторы смотрели на длинную лестницу, где его должны были встречать аристократы так же, как они встретили евгеника, но те единодушно решили продемонстрировать свою позицию пренебрежения, оставшись во дворце, потому лестница должна быть пустой, но сейчас, нарушая протокол, с которым Льюис тоже был ознакомлен, из разных частей Селесты сбегались военные-земляне, которых можно было отличить по темной форме с алыми крыльями на шевронах. Не понимающие, что происходит, военные КС бросились следом, в итоге около лестницы стремительно собиралась огромная армия разумных, постепенно к тому же заполняющая ступеньки уходящей высоко вверх лестницы. Военных было настолько много, что места на широкой лестнице не хватало и разумные выстраивались в три ряда, но даже так оставалась огромная разношерстная толпа военных. Военные КС, сообразив, что диверсии не предвидится, также не спешили уходить, выстроившись в неровный коридор вперемешку с теми из землян, кто не успел подняться на лестницу. К ужасу распорядителей, все это выглядело так, будто вся эта толпа собралась, чтобы вместе поприветствовать прибывшего чистейшего, и встречающая толпа оказалась в пять раза больше, чем все вышедшие и оставшиеся внутри дворца аристократы. Льюис прикрыл рот ладонью, пряча улыбку от растерянных лиц администраторов, которым все равно никто уже не даст сорвать мероприятие. В выстроившемся коридоре из военных распорядители и Льюис шли друг за другом так, чтобы Лу был между ними. Льюис, не пытавшийся строить из себя высокомерного аристократа, с любопытством смотрел на военных КС и видел в их глазах восторг и удивление, которое передалось и самому Льюису, когда один из военных КС, не скрываясь, вскинул руку, отдавая честь вслед за военными с Земли, а за ним еще несколько военных вскинули руки, и чем ближе была лестница, тем больше военных из КС осмеливалось вскидывать руки в виску. К тому моменту, как они подошли к ступеням, управляющих трясло от ярости, а Льюиса потряхивало от шока и растерянности. Он не ожидал ничего подобного. — Здесь вам придется снять свое кимоно, господин, в честь отказа от прошлого положения и с этого момента вы не можете носить облачения, полагаемые евгеникам, — торжественно отчеканил распорядитель в крошечный микрофон, так чтобы его слова услышали все свидетели происходящего. — Наконец-то, — бросил Лу, считав проскользнувшую эмоцию недоумения на лице администратора, который очевидно считал, что наряжаться в кимоно благородных любимое занятие Льюиса. — Убрали от меня свои руки! — холодно отчеканил Льюис, отбив потянувшиеся к нему руки ладонью и облив замерших в оцепенении администраторов брезгливым презрением. Кивнув одному военному землянину и одному военному КС, Льюис раскинул руки в стороны, ожидая, когда его разденут. Военным потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что им не померещилось, и когда наконец одного из них пихнули в спину, они бросились на помощь улыбающемуся Льюису и принялись путаться во множестве скрытых ремешков кимоно, пытаясь осторожно, но при этом быстро избавить чистейшего от одежды. — Не стоит спешить, — кривя губы в ледяной усмешке, успокоил их Льюис. — Пусть эти аристократы еще немного подождут, — протянул он, с наслаждением наблюдая, как лицо того самого администратора с глистами становится еще более безобразным от ярости, чем было. Причем удивительный парадокс заключался в том, что в целом мужчина не был уродом, но его микромимика так искажала внешность, что лицо становилось крайне неприятным. А каким хладнокровным и полным достоинства этот сейчас едва сдерживающий эмоции разумный прибыл на Землю! Лу, глядя в глаза распорядителю, понимающе улыбнулся, наблюдая, как мужчина пытается справиться с собственной яростью. Он пришел сюда, чтобы унизить Льюиса, но пока до этого момента оставались считанные мгновения, унижение испытывал он сам. Когда остался предпоследний полупрозрачный халат, оба военных потрясенно отшатнулись, переведя на Льюиса полные ужаса взгляды. Под тонкой вуалью нижнего халата, расшитого точками белых созвездий, скрывалась иссиня-черная мантия. Оба разумных, не сговариваясь, ошеломленно отступили на шаг от Льюиса, не веря в то, что видят. Стихли приглушенные голоса и вокруг повисла натянувшаяся тетивой тишина. В черную мантию облачали приговоренного к смерти евгеника, опозорившего себя и свой род нарушением кодекса чистейших. Именно в подобной безразмерной хламиде, скрывающей все тело, включая голову, избитого евгеника вели на казнь в главном дворце КС, где когда-то венчали. Длинный подол мантии был расшит алым пламенем адского огня, в котором предстояло гореть осквернившему себя евгенику. Евгеник, как и во время венчания, поднимался по закрученной спиралью лестнице в окружении высокопоставленных лиц, которые также были облачены в черное, дабы напомнить провинившемуся, что тот осквернил не только себя, но и священные традиции. У алтаря давящемуся слезами и умоляющему о пощаде евгенику отсекали волосы клинком, которым отсекут сегодня волосы Льюиса, а потом, если самостоятельно тот не мог подойти к краю площадки, опекун, несший ответственность за клан евгеника, подтаскивал того за оставшиеся волосы к последнему рубежу и на глазах у черной толпы третьего совета в зависимости от тяжести проступка либо перерезал горло, что было особым позором, либо милостиво вонзал церемониальный клинок в сердце, пинком отправляя трепыхающееся в предсмертных судорогах тело евгеника в «полет» к ногам собравшихся внизу членов третьего совета. Если бы Пикси не был так привязан к брату, с Хайко поступили бы точно так же, но его удалось помиловать, оправдав перед ИИ тем, что тот не знал, насколько модификация тела является серьезным проступком для евгеника. Пикси полночи провалялся у Магдала в ногах, вымаливая позволение ему самостоятельно обрезать брату волосы, дабы коснуться его в последний раз, и Магдал, опасаясь, что Пикси может просто не перенести происходящего, поступился строгим протоколом мероприятия. Так как Пикси не знал, что отрезать нужно как минимум по плечи, то, заливаясь слезами, дрожащим кинжалом в руках отрезал тихо уговаривающему его успокоиться Хайко лишь половину косы, оставив добрую половину длины волос. Хайко отправили на Вельзувий в точно такой же черной мантии с алыми лепестками огня по подолу, в которой сейчас предстояло подняться во дворец Льюису. Подобное было вовсе не редкостью в истории существования совета евгеников, потому что не все опекуны могли дождаться смерти надоевшего евгеника, а отравить его по-тихому нельзя, экспертиза сразу выявит неестественную смерть. К тому же сами евгеники не сразу утратили контроль над собственной жизнью и еще какое-то время шла борьба за собственную свободу, проигрывая которую, евгеники погибали чаще всего именно так. Публичная смерть была порой единственным вариантом, благодаря которому можно было и от неудобного евгеника избавиться, и повесить на него вдогонку вину за чужие ошибки, последствия от которых нанесли слишком серьезный урон, чтобы его можно было замолчать. Смерть евгеника была еще и необходимой жертвой, приносимой во имя поддержания иллюзии власти закона абсолютно над всеми, даже над евгениками, которые подпадали под свой исключительный правовой кодекс, который первых евгеников полностью освобождал от всякой ответственности за свои действия, позволяя убивать, если того требовала ситуация. Ведь они чистейшие и у них не может быть изъянов, им не нужно прописывать законы, лишь кодекс непогрешимой чистоты, в итоге ставший медленно задушившей первый совет КС удавкой. Черный цвет являлся позором для чистейшего и был неприемлем в присутствии евгеника, аристократы, если хотели, носили какие угодно темные оттенки, но не черный — цвет позора оскверненного евгеника, поэтому Август намеренно встретил Магдала с евгеником в черном. Об этом в КС знали все от мала до велика, поэтому ошарашенные военные поняли, что это значит, и когда первый шок прошел, глаза разумных стали наливаться ужасом, разжигающим внутри загорчившую на языке ярость. — Да не сделают ему ничего! — взвизгнул, утратив самообладание, один из администраторов, почувствовавший, как стремительно накаляется атмосфера вокруг них. Встревоженные военные подходили ближе, сбегали со ступеней, сбиваясь в кольцо вокруг Льюиса. К особому ужасу администраторов, такая реакция была абсолютно единодушной у военных как КС, так и Земли. Вообще предполагалось, что Льюис пройдет по пустой лестнице позора, и дабы не наводить смуту в головах военных, прекрасно знающих, что означает подобное облачение, тех попросили удалиться с поверхности Селесты на нижние этажи, но военные земляне захотели поддержать своего чистейшего и, нарушая протокол, бросились к лестнице, а за ними и военные КС, решившие, что те намереваются устроить диверсию. В итоге весь собравшийся военный состав сейчас видел идущего на казнь чистейшего и стремительно сатанел. Льюис не спешил помогать испуганным администраторам, которые умолкли, поняв, что их же собственные военные явно не одобряют происходящее. Конечно, еще в процессе подготовки мероприятия обсуждалась проблема охраны и администраторы предлагали использовать либо особую серию модификантов с промытыми до безукоризненной белизны мозгами, либо роботов, управляемых упрощенными программами ИИ, но это оказалось слишком опасно, потому что тогда Август бы привлек своих хомуисов, чья слава уже давно гремела на весь КС, а возможности постоянно модифицируемых хомуисов были шире возможностей модификантов, к тому же неизвестно чего стоило ожидать от Тарханова и его кукол. Разработку подобных боевых единиц пытались притормаживать, но кто будет притормаживать повстанцев? А привлечение модификантов с широким спектром военных возможностей было слишком опасным еще и потому, что их положение было немногим лучше положения минусовых мутантов, поэтому приняли решение, в пользу военных из простых разумных, но случилось худшее из возможного, военные, имеющие свои собственные мозги и свободную, не искаженную пси-гаджетами волю, изъявили ее вполне ясно, увидев облачение приговоренного чистейшего, который всего себя посвятил борьбе за их в том числе права. В готовой вот-вот взорваться тишине Льюис развязал пояс прозрачного халата и, сбросив его с плеч, остался в черной как ночь мантии. — Мы не допустим, чтобы… — начал один из рядом стоящих военных-землян. Льюис вскинул руку, прося не продолжать, и расстегнул несколько пуговиц воротничка, демонстрируя шею, на которой мерцало плотно обхватывающее ее золотое ожерелье, вынуждающее Льюиса держать голову так, словно он прирожденный аристократ. Да еще и длинная серьга со множеством золотых цепочек явно демонстрировала, что Льюису как минимум не перережут горло, а с учетом статуса этих цацок, скорее всего никто не планирует убивать чистейшего, иначе его лишили бы столь явных регалий. На темном фоне мантии золотые украшения и благородный блонд волос стали ослепительно яркими, подчеркнув красоту носителя. В отличие от бледно-голубого цвета кимоно, делавшего из Лу бледную моль, чёрный цвет мантии подчеркивал и аристократичную бледность кожи, и яркость алых обкусанных губ, а голубые глаза словно отколовшиеся хрусталики неба сияли из-под ресниц. К тому же прекрасно сложенную фигуру Льюиса больше не скрывало множество балахонов. — Все будет хорошо, — улыбнулся Льюис, похлопав военного по плечу, намекая, что пора бы всем немного разойтись в стороны и дать ему дорогу. Постреляв глазами друг на друга и в особенности на притихших администраторов, военные стали медленно расступаться, образуя достаточно тесный коридор. Кто-то заспешил выше, чтобы успеть занять место на лестнице. — Вы должны покрыть голову капюшоном, — прошептал растерявший добрую часть своего боевого настроя администратор, с опаской косящийся на окружившую их толпу, которой не хватало места на ступенях, ширина которых больше двадцати метров, а длина лестницы оказалась настолько высокая, что стоящие у входа Магдал и Августин были едва различимы. — Пошел к черту, — не оборачиваясь, бросил Льюис. Подходя к лестнице, Льюис про себя благодарил инструкторов и тренера-хомуиса, которые прокачали его тело по максимуму, благодаря чему он сможет подняться по этим ступеням гораздо легче, чем поднялся когда-то по лестнице Вавилона, на которую буквально вполз на одном своем упрямстве, а еще военных, стянувших с него тяжеленное кимоно, оставивших лишь легкую шелковую мантию, в которой Льюис сам себе напоминал смерть, разве что без косы. Лу уже собирался поставить ногу на первую ступень, как рядом на одно колено опустился военный и положил перед ним гравитационную доску. Льюис растерянно замер. По протоколу, который уже и так не раз был нарушен, он должен подниматься пешком, как и все уже поднявшиеся наверх, включая евгеника. — Вы и так уже опоздали, господин, — подсказал один из военных КС. — Не будем заставлять всех ждать. — Действительно. — Льюис встал на платформу, которая медленно заскользила вверх. *** Август давно уже понял, что Льюис как непредсказуемая стихия, с ним бесполезно что-либо планировать, потому что будет в этом виноват случай или сам Льюис накосячит, но все в любом случае пойдет не по плану. И если Август к этому более-менее привык, то всем собравшимся это предстоит еще познать. Они с Магдалом стояли у ворот дворца, ожидая Льюиса, и Август с наслаждением наблюдал, как военные КС и Земли, толкаясь, бегут по лестнице, чтобы успеть занять места в первых рядах, а те, кому не повезло, оказывались за спинами, но даже это было удачей, потому что места пусть и на огромной лестнице не могло хватить двум смешавшимся армиям. Правда до конца лестницы мало кто отважился подняться, потому что от Магдала на несколько метров веяло обещанием немедленной физической расправы. Стоящая рядом с ним журналистка, являвшаяся официальным голосом КС, растерянно молчала, не зная, как прокомментировать подобное. Август надеялся на подобную реакцию, но не делал на нее ставку, потому что все упиралось в аристократов. Если бы они встретили Льюиса на лестнице так же, как встретили евгеника, то военные Земли не решились бы, наплевав на протокол, поддержать своего чистейшего вместо аристократов, встретив его на лестнице, но шайка заносчивых выскочек была до скуки предсказуема, получив благодаря своему коллективному протесту совсем не тот эффект, на который они рассчитывали. Август уже насмотрелся на то же самое в приемке. Когда рядом с простым разумным оказывалась живая, обожествленная легенда. Перешагнувший через века предок, через боль воскрешенный перед всем содружеством планет и выбравший своей миссией защиту всех разумных, заставивший своими глазами увидеть кошмар их повседневности, ставший для правнуков унылой обыденностью. Так же, как миллион минусов, оказавшийся в более чем сковывающих свободу обстоятельствах, но, несмотря на это, умудрившийся не отступить от своей миссии и перетряхнуть проржавевшую систему КС. Чистейший, ставший для большинства за пределами Земли сюрреалистичной картинкой из визора, несбыточной мечтой, почти иллюзией в глазах тех, кто его никогда не видел вживую и не рассчитывал увидеть, и вот ОН, живой и реальный, на расстоянии вытянутой руки. Это ошеломляет и потрясает любого неподготовленного к подобному разумного. Об этом можно рассказывать родным и близким до самой старости, делясь впечатлениями. А следующим выстрелом станет понимание, что это не сверхчеловек, а разумный из плоти и крови, что он не выдумка и не фантазия, не чей-то хитрый проект, он живой и сейчас идет не куда-то, а фактически на эшафот ради того, чтобы вернуть себе право расширять правовые портфели всех разумных в КС независимо от того, как далеко они от него находятся, и дарить свободу, за которую, в отличие от них, ему хватает решимости бороться. Магдал сжимал кулаки от злости, понимая, что он с Пикси волочился по ступеням пешком, а Льюис словно потустороннее, бестелесное существо в развевающемся плаще скользит по лестнице, но если бы только это: военные с Земли осторожно выуживали из-под кителей веточки цветущего терновника размером с ладонь и бросали белоснежные цветы к ногам ошеломленного Льюиса, который кусал губы, дабы скрыть их дрожь. Сегодня утром, завершая проверку военной части и проходя вдоль рядов готовых заступить на пост военных, Август похлопал нескольких офицеров по груди как раз там, где были спрятаны украденные из оранжереи веточки, но те не посмели скривиться от боли впившихся в плоть шипов и никто не усомнился в том, что Августин знает, что они задумали, получив тем самым негласное разрешение на задуманное. Но чего не ожидал и на что никто не рассчитывал, так это на то, что один из военных КС сорвет с себя шевроны и бросит их под ноги Льюису, а вслед за ним сорвет их еще один военный, а потом еще один и еще, и еще, и еще… Льюис, на мгновение не справившись с эмоциями, прикрыл рот ладонью и закрыл глаза, пытаясь справиться с затопившими грудь эмоциями. Август впился глазами в распахнувшиеся полные боли глаза Льюиса, готового вот-вот сорваться с гравитационной платформы и натворить незапланированных глупостей, повинуясь чувствам. Если бы можно было удержать глазами, то Август держал бы чистейшего за горло, и только наверное благодаря этому оцепеневший, с влажными от подступающих слез глазами Льюис добрался до конца лестницы и на деревянных ногах спустился с платформы, почти упав Августу в руки. У Магдала была заготовлена полная завуалированного унижения речь, но теперь он унизил бы ею только себя. Август подошел к прибывшей платформе и обнял спустившегося с нее Льюиса, позволяя тому на мгновение спрятаться ото всех и сморгнуть непрошенные слезы с глаз. Август поймал изучающий взгляд Магдала, очевидно сравнивающий свою игрушку с прибывшим оригиналом. Наконец Льюис поднял голову, с благодарностью посмотрев на Августа, развернулся к оставшимся на лестнице военным и, нарушая протокол безопасности, нормы этикета и все доводы разума, махнул в сторону распахнутых дверей дворца, приглашая военных внутрь. Недовольный ропот аристократов быстро стих, когда огромный дворец стали заполнять вооруженные военные, многие из которых только что совершили едва ли не главный поступок в своей жизни и на волне адреналина могли выкинуть все что угодно. Замолчал, сфальшивив в конце, смутно знакомый певец с черной почти до пола гривой блестящих волос, певший гимн КС. Затих изумленный оркестр, и в оглушающей тишине словно волнорез к подиуму с троном евгеника в центре и стоящим за ним ИИ прошел Льюис, а за его спиной армия военных, Магдал и Августин, который с трудом сдерживал себя, чтобы не рассмеяться. Он столько времени ломал голову, чтобы предвосхитить своим ударом удар противника, плел паутину стратегии, продумывал партию на десять шагов вперед, учитывая разные вариации событий, и вот он, впереди идущий Льюис, абсолютно не подозревающий, что одним своим появлением поломал планы всем, включая Августа. А какая красочная программа церемониального растаптывания Льюиса и землян была придумана! Даже Августин восхитился ее красотой, цинизмом и продуманностью. Вспомнили все плешивые традиции прошлого, не забыли даже про финальный ритуальный танец подростков с явными желательно безобразными мутациями, которых должны на глазах у Льюиса убить в честь высшей добродетели, заключающейся в чистоте крови, и Август голову себе сломал, раздумывая, как сделать так, чтобы не позволить Льюису попытаться этому лично воспрепятствовать, потому что тогда его сопротивление будет интерпретировано как пренебрежение своими же обязанностями, в которые входило в первую очередь не расширение прав разумных, а искоренение опасных мутантов. Танец появился в первые годы правления совета евгеников после свержения Иссахара. Изначально это была охота евгеников, демонстрирующих свою силу и власть без мутации над обезумевшими от бесконтрольных инстинктов мутантами, которых словно зверей загоняли и убивали, как пример того, что должен делать каждый порядочный гражданин КС. Август и сам однажды участвовал в подобной охоте и неплохо повеселился, унося ноги от тридцатиметрового гиганта, вывалившегося на их группу из джунглей заповедника, где проходили подобные игрища, но постепенно вырождались евгеники, которых брали под контроль опекуны, и вместе с ними вырождалась традиция «танца смерти одних и жизни других» — так это когда-то называлось. Вместо реальных опасных мутантов находили уродливых детенышей неопасных мутантов и заставляли исполнять символичный танец, после чего тех убивали опекуны евгеников, ну или просто военные. Этот танец давно стал позором как для евгеников, давно утративших ловкость и силу первых легендарных евгеников, у которых не было мутаций, но которые и без них могли убить сильнейшего мутанта, измотав и загнав в ловушку, так и для мутантов, которые от нищего безвыходного положения продавали своих детей за внушительную сумму на эту бойню. Это специально не скрывалось, дабы преподнести сей факт своеобразной милостью мутантам и еще раз продемонстрировать ничтожность их падения и позор их поступка. Август подозревал, что несколько десятилетий про этот танец случайно забывали, потому что убогие потомки первых евгеников могут просто обделаться, увидев вблизи сначала уродливого мутанта вживую, а потом как его будут резать словно поросенка перед ними. Рискуя сорвать мероприятие, Август с большим трудом через драгоценных шпионов подсунул своих выращенных в лаборатории рекрутов, которых комиссия КС, проглядев, признала обычными, ничем не примечательными мутантами, дабы те после танца не умерли, а с помощью операции, на которую Август со своими техническими стратегами убили почти неделю, поднялись в воздух и умчались из зала до того, как их убьют. А если установленный под потолком гравитационный механизм даст сбой или произойдет еще какой-то непредвиденный фактор, то мутанты устроили бы Варфоломеевскую ночь зарвавшимся ублюдкам, не дав себя убить, все же сопротивление мутантов было заложено в изначальном смысле «Танца», и даже если кто-то посмеет рискнуть оспорить потом подобное поведение мутантов, достаточно будет напомнить организаторам о том, что им бы самим не мешало освежить в памяти традиции, которые они попытались воскресить, но все это оказалось невостребованным, потому что Льюис мало того, что феерично опоздал, пропустив почти всю программу, которую начали без него (для аристократов было слишком унизительным такое пренебрежение ими и тем более евгеником, поэтому пришлось сделать вид, что так и было задумано и начать мероприятие без Льюиса, оставив для него самое «сладкое» в виде танца), так еще и приволок с собой две армии. Август лениво блуждал желтыми глазами по аристократам, вынуждая тех опускать взгляд, пока не остановился на том самом ведущем, которого Льюис унизил на знаменитых жестоких играх, проходящих раз в пять лет, и примчавшемся на Селесту, чтобы взять реванш. Август растянул губы в ухмылке, поймав полный смятения взгляд ведущего, по цвету лица стремительно приближающегося к стоящей недалеко от Магдала Зали, эксцентричной опекунши одного из евгеников. Женщина едва заметно приподняла свой бокал, приветствуя Августа. Он удивленно приподнял брови, подобный жест от опекуна… это было неожиданно… Жажда мести проиграла страху, и ведущий, всю дорогу таращившийся на армию военных за спиной Льюиса, так и не решившийся объявить начало танца, подбежал к Магдалу и зашептал тому что-то на ухо. Все присутствующие напряженно следили за Магдалом с ведущим и чувствовали себя не в своей тарелке. Наконец Магдал дернул плечом, отгоняя ведущего словно надоедливую муху, и перевел на Августа нечитаемый взгляд. — Еще не поздно заключить союз, — одними губами произнес Август, на что Магдал искривил губы в циничной ухмылке и едва заметно отрицательно качнул головой. Марионетка ИИ, принявшая свой официальный облик: высокий юноша-альбинос с такой длиной волос, что казалось, будто ноги марионетки обмотали не волосы, а белоснежный хвост, раскинула руки в стороны и спустилась с подиума. Как только она приблизилась к Льюису, они оба сложили руки в церемониальном жесте приветствия, положив руки на грудь, и почти синхронно поклонились, словно отражая действия друг друга. — Я рад снова видеть тебя, чистейший, — проговорила голограмма ИИ, с хитрым прищуром неестественно зеленых и ярких глаз разглядывая Льюиса. — Это взаимно, Луи, — ответил Льюис. Август непонимающе переглянулся с таким же напрягшимся Магдалом. У ИИ не было имени и не могло быть, почему тогда Льюис назвал того по имени? Марионетка растянула губы в довольной улыбке. — Ну что ж, — марионетка протянула свою руку и, подхватив ладонь Льюиса, накрыла ее сверху другой рукой, — думаю, нет смысла затягивать и отвлекаться, мы уже немного заждались и пришло время перейти к тому, ради чего мы здесь собрались. Как считаешь? Лу кивнул, краем глаза поймав напряженный взгляд Августа. — Ну что ж, тогда начнем! — Марионетка подняла руку вверх и щелкнула пальцами несколько раз. Защитное поле границы, отсекавшей всех разумных от стоявшего подиума, ярче засветилось, а сама платформа вместе с евгеником пришла в движение и отъехала на десять метров назад, открывая скрытый под ним каменный цветок несколько десятков метров в диаметре, который был на самом деле жаровней для казни. Август медленно выдохнул, наблюдая, как Льюис, минуя защитное поле, приближается к центру цветка. Вообще цветок появился гораздо позже создания Селесты и ее дворца, во времена окончательно опьяневшего от силы и власти Иссахара, посмевшего осквернить для многих тогда священный спутник луны казнями. Варварские по жестокости расправы проходили у подножия подиума, на котором восседал белокрылый, безумный Иссахар и наблюдал, как союзники бросают к его ногам врага, и тот, стоя в центре цветка, сначала умоляет его пощадить, а потом лепестки цветка вспыхивали огнем, сжигая скованную жертву, и сейчас Льюис шел к тому самому месту множества смертей, и если бы Август лично не убедился, что огонь в этой игрушке остался только по самым краям цветка и его интенсивность ничего, кроме зрелищности, принести не может, то никуда бы он его не пустил, но даже понимая все это, инстинкты отказывались молчать, желая вернуть свою половину в безопасное место и запереть там навсегда. Август прикрыл на мгновение глаза, подавляя ревность, вспыхивающую каждый раз, стоило ему только вспомнить о том, что Льюис вот-вот обнажится и все увидят его совершенное тело, и даже мысль о том, что Льюиса уже видели почти голым во время пробуждения и на жестоких играх, нисколько не утешала, потому что с тех пор Льюис сильно изменился. Регулярные тренировки вылепили из его тела нечто настолько соблазнительное, что Август скрипел зубами, представляя, сколько всяких ублюдков будет потом мастурбировать на видео с присяги, где обнажился Льюис. Пока Август искал точку равновесия внутри своего разума, Льюис прошел в центр цветка и снова поймал любопытный взгляд евгеника. Пикси таращился на его торс, который едва ли скрывала тонкая ткань мантии, очерчивающая почти каждый изгиб груди и не только груди. Какой-то еще по-детски наивный взгляд евгеника развеселил и обнадежил, потому, что перед ним сидел человек, которому вся эта процедура также не нужна. По Пикси явно было видно, что если бы имелась возможность избежать этого мероприятия, он бы это сделал. Чем-то евгеник напомнил Льюису его среднего брата Алекса, тот тоже был немного инфантильным и жутко закомплексованным из-за прыщей, которыми его наградила дурная наследственность, и если Льюис, которого в то время также не избежала подобная участь, бросался в драку из-за любого колкого замечания, то Алекс тушевался и погружался в пучину отчаяния. Лу до сих пор не мог себе простить, что когда они с Крисом нашли у Алекса мамин тональный крем, то запозорили брата, и тот в отчаянии наглотался таблеток, которые, к счастью, оказались маминым импортным травяным слабительным. Отец тогда всыпал всем, включая Алекса, крепких люлей, но Льюис до сих пор вспоминал те дни с улыбкой, тем более что после слабительного прыщей у Алекса почему-то действительно стало меньше и братишка приободрился. — Может, мне тоже просто просраться нужно, чтобы прыщи прошли? — выдавливая очередной прыщ, протянул крутящийся в их гараже перед осколком зеркала Крис. — Твоей уродливой роже исчезновение прыщей мало чем поможет! — Льюис вскочил со старой стиралки, на которой сидел, и бросился наутек от оскорбленного брата. — Прости! Прости! Может и поможет! Она станет чуть менее безобразной, чем есть! — Льюис залился смехом и, запутавшись в собственных ногах, шлепнулся на газон, а сверху налетел брат и принялся вколачивать в него кулаки. Лу поймал себя на том, что счастливо улыбается во все тридцать два и смущает этим не только юного евгеника, но и вставших по бокам от него Августа и Магдала, который вообще-то говорил какую-то очень важную речь про важность традиций, покорность системе, уроки прошлого, и он явно не понимал, почему Льюис так счастлив это слышать. На волне охватившего веселья, которое еще видимо и стресс подогревал, Льюис вспомнил свой фирменный взгляд, которым снимал себе пассию в баре на ночь, и посмотрел так на евгеника, включая весь свой природный магнетизм. Рыженький подросток, закутанный в примерно такое же кимоно, которое у входа стянули с Льюиса, вспыхнул словно факел и резко отвернулся. Улыбающийся Льюис не сразу заметил, что Магдал замолчал и, судя по всему, не потому, что закончил свою речь. Веселье поугасло, как только Лу поднял взгляд на двух почерневших от ярости гарпий, в которых буквально проступило явное родство. Судя по глазам Магдала, тот намеревался не кинжалом ему волосы отсечь, а повыдирать каждую волосину с головы Льюиса, и судя по пожелтевшим глазам Августа, тот планировал помочь братцу. Смиренно потупив взор, Льюис решил рассмотреть линии на ладони, пока эти двое придут в себя. Магдал все-таки закончил свою речь, еще раз подчеркнув напоследок важность исторической преемственности традиций. В повисшей тишине все уставились на Августа, который словно пребывал где-то в глубине своих желтых глаз. Чем дольше затягивалось молчание, тем сильнее напрягались все присутствующие, включая Льюиса, который до последнего не был уверен, что Август позволит ему принести присягу. — Действительно, — наконец заговорил Август, — нам всем стоит помнить свое прошлое, и сегодня, продолжая традиции, мы воскресим кое-что из славного прошлого наших предков, то, о чем мы успели забыть, — лаконично закончил он. Да уж, Августин никогда не любил много говорить, за него обычно говорили поступки. Льюис думал, что на этом все, но Август вскинул руки и негромко хлопнул в ладони, после чего со стен словно разбитое стекло посыпалась голограмма, обнажая черный облицовочный камень высоченных колон, которые казалось подпирают сам космос и тот черной материей стекает по ним. На каждой колонне был высечен небольшой сюжет из человеческой истории, Льюис предполагал, что сюжеты шли в определенной последовательности и завершались самым главным изображением, находящимся за спиной евгеника. Трон, на котором сидел евгеник, показался до нелепости маленьким и до бутафории дешевым. Сразу стало ясно, что и трон, и платформа, и еще позже появившийся огненный цветок не имели к дворцу и смыслу, вложенному его создателями, никакого отношения, потому что все в величественном дворце Селесты было пропитано триумфом человеческого разума и единством противоположностей, отраженных в невероятной фреске за спиной евгеника, где, вскинув руки вверх, стояли три гиганта. Они были настолько огромными, что макет твэла для ядерного космического двигателя, который они держали в руках, едва различался в сумраке потолочного свода дворца. Гиганты были настолько искусно выполнены, что казалось, кто-то из них вот-вот шелохнется и, ожив, выйдет из темного камня, неся потомкам в руках техническую установку, с помощью которой начали покорять дальний космос. Но совсем не это было главным и не об этом хотел напомнить Август. Главным было то, что лишь только один из троицы подходил под современные стандарты системы и мог бы называться «человеком», справа от него стоял явно киборг с полностью измененным модификациями телом. Посмотрев на величественную фигуру модификанта, Льюис вновь задумался над тем, что и эта категория разумных угнетена не меньше мутантов, потому что они внесли изменения в свои тела, намеренно нарушив их «чистоту». Да, модификанты не являлись минусами с нижних ярусов, у них вообще своя правовая система, но они также были презираемой частью общества, потому что мало кто согласен просто так модифицировать свое тело. Если на это и соглашались, то лишь для того, чтобы с помощью технологий победить или исправить какую-то свою мутацию, либо вырваться из нищеты, пройдя оплаченную военным ведомством КС модификацию и фактически подчинив себя КС. Многие более-менее свободные главы семей с нижних ярусов так и делали, чтобы прокормить свои семьи, и теперь это стало особой проблемой для Льюиса, потому что на Земле осталось много семей, чьи родственники улетели служить и теперь не могли вернуться или за их возвращение требовалась внушительная сумма отступных. Положение модификантов усугублялось еще и тем, что их здоровье и благополучие сильно зависело от технического обслуживания их модификаций, которые простые разумные себе не могли позволить, это оплачивала рекруту система КС или если он по каким-либо причинам выходил из нее, то ему приходилось либо скитаться космическим пиратом, получая там некачественное обслуживание, либо брать на себя огромные долги, дабы купить его у сертифицированных дистрибьюторов. К счастью, не иначе как в волшебной лаборатории Августа помогли найти решение этой проблемы, создав альтернативные технологии, благодаря которым можно было помочь модификанту, но это не решало проблемы того, что модификант мог быть засланным шпионом или, того хуже, невольным носителем взрывчатки. Несколько таких счастливых разумных, вернувшихся на родину, подорвались в крупных транспортных развязках, после чего всех модификантов срочно сослали на военный полигон, где нашли еще одного, который не подорвался лишь потому, что его система была в слишком плохом состоянии и он буквально вышел из строя, готовясь умереть, если ему в ближайшие часы не помогут. В любом случае это были счастливчики, которым удалось вернуться на родину, но сколько еще оставалось тех, кто не мог, тех кого подвергли репрессиям просто потому, что они были с Земли… Льюис старался просто не думать об этом, потому что сейчас не мог никак повлиять на это, и вот теперь, в благоговейной тишине, они стоят перед фреской, которая фактически ровесница стоящего перед ней Льюиса, и вспоминают о том, что именно благодаря модификантам осваивались первые богатые минералами и другими полезными ископаемыми метеориты. Где в тяжелейших условиях погиб бы простой человек и мутант, там прогрызал дорогу в космос модификант, рискующий своей жизнью и здоровьем ради воплотившейся мечты всех поколений человечества, смотрящих в небо и мечтающих о космосе, представляющих его местом обитания богов… Крылья вздернувшего руки вверх мутанта были инкрустированы белоснежным камнем, который, мягко мерцая, создавал эффект, будто его перья шевелятся от легкого ветерка и сам он, вполне себе живой, стоит на равных с обычным человеком и модификантом. Фигуры были настолько огромными, что кресло евгеника едва ли доставало до их ступней, под которыми было выгравировано самое древнее религиозное послание из Ригведы на нескольких языках, ни один из которых, кроме Льюиса, не могли прочесть присутствующие в зале современники. Saḿgacchadhvaḿ saḿvadadhvaḿ saḿ vo manáḿsi jánatám, Devábhágaḿ yathápúrve saḿjánáná upásate. Samánii va ákútih samáná hrdayánivah, Samánamastu vo mano yathá vah susahásati.* Льюис смог оторвать взгляд от этих слов, лишь когда в внимающей прошлому тишине раздался оглушающий стук шагов Магдала, направляющегося к Льюису для начала церемонии. Опомнившиеся музыканты затянули что-то величественное, но Льюис не думал о них, прокручивая в голове слова, написанные много тысячелетий назад будто специально для этого момента. Нагревающийся от ярости Магдал с большим трудом заставил себя спокойно подойти, а не подбежать к чистейшему, и то лишь потому, что перед ступеньками в центр цветка застыл ИИ с клинком в руках, который тот должен был ему протянуть, но секунды бежали, а ИИ не спешил передавать клинок. Магдал начал окончательно вскипать, заподозрив, что его хотят опозорить тем, что он недостоин взять в руки церемониальное оружие. Опекун вскинул полный ярости взгляд на Августа, подозревая, что тот тому виной, но Август хмурился и как-то странно смотрел на ИИ. И тут Магдал понял, в чем дело — ИИ сменил личину, теперь перед ним стоял не юноша-альбинос, а облаченная в серую на глазах истлевающую и медленно осыпающуюся мантию фигура, под которой будто не марионетка скрывалась, а разлагающийся скелет. Глубокий капюшон словно не лицо скрывал, а густую тьму. Между Магдалом с ИИ и ближайшими разумными, которых отделяло от них едва заметное мерцающее силовое поле, было больше пяти метров, тем более за широкой спиной высокого Магдала мало кто мог разглядеть, что происходит между этими двумя. Наконец капюшон медленно стал осыпаться, открывая безжизненное, кое-где разложившееся лицо. — Пришло время союзов, Магдал… — прошептали серые разлагающиеся знакомые губы. — Не время распрей… — Оцепеневшему опекуну показалось, что по его спине сейчас провели ледяной рукой, покрывая инеем нутро. — Не время распрей… а время союзов… На Магдала в упор смотрели выцветшие глаза А6-23-01, которого он лично отправил на тот свет, превратив это вполне себе целое сейчас лицо в кровавое месиво. Магдал таращился на марионетку ИИ и не мог понять, какого черта та нацепила на себя личину его секретаря? Как он узнал об А6-23-01? Какое ему дело до убитого секретаря? За свою жизнь Магдал слишком многих отправил на тот свет, в том числе собственноручно. Так почему секретарь? Что в нем особенного? ИИ, не разрывая зрительного контакта, протянул Магдалу клинок и, снова скрыв лицо капюшоном, развернулся и пошел в сторону подиума с евгеником. Магдал дернулся следом, но устоял. ИИ не посмеет нанести вред евгенику, у них на это блок стоит, невыполнение которого запускает неотвратимую программу по самоуничтожению. Марионетка медленно поднялась на подиум и, встав рядом с евгеником, положила свою костлявую руку ему на плечо. Пикси вскинул взгляд и счастливо улыбнулся марионетке, сменившей свой облик на стандартный. Магдал посмотрел на Августина, но тот так же, видимо, как и он, напряженно следил за ИИ, а потом как-то странно посмотрел на стоящего к Магдалу спиной Льюиса. Перехватив клинок покрепче, Магдал направился к чистейшему, заставляя себя переключиться на момент, которого он слишком долго ждал. На человека, кто вызвал в нем слишком много противоречивых эмоций: от влечения и восхищения до расплавляющей грудину ненависти. Он много раз представлял, каков оригинал, чью копию он трахал каждый день. И вот он наконец перед ним. — Покороче, пожалуйста, — высокомерно бросили ему через плечо, словно к нему не опекун приближался, а парикмахер. Магдал опасно ухмыльнулся, впившись глазами в скованную золотом шею Льюиса. Между оригиналом и клоном была непреодолимая пропасть. Наплевав на огромную толпу ожидающих зрителей, Магдал не спеша изучал стоящего перед ним разумного, периодически бросая взгляд на впившегося в них глазами Августа. Стоило признать, что невозможно скопировать человека, потому что тело — это еще не личность. Льюис кардинально отличался от той версии, что ежедневно трахал Магдал. В нем не было этой притягательной хрупкости, ласковой податливости, покорности и чарующей притягательности породистой куртизанки, а с другой стороны, в нем имелась сила, невероятным образом осязавшаяся физически. Рядом стояла не марионетка Августина, а равный им обоим разумный, и не стоило заблуждаться, увидев ту болезненную хрупкость, которая всех пленила в момент извлечения и пробуждения после многовекового сна в древней капсуле. Оставалось только посочувствовать Августину, умудрившемуся приласкать этого дикобраза. Ожидание затягивалось, нагнетая напряжение. Магдал стоял с клинком в руке рядом с чистейшим и испытывал терпение тех, кто за него переживал. Наконец Август не выдержал и, спустившись с подиума, встал у края каменных лепестков так, чтобы ему хватило одного прыжка в трансформации, чтобы напасть на Магдала. Растянув губы в понимающей ухмылке и в упор смотря в сузившиеся до тончайшей иголки зрачки Августа, Магдал, перехватив клинок покрепче и положив руку на волосы Льюису, цинично ласкающими движениями пропускал их сквозь пальцы и не спеша собирал густую шевелюру в кулак. О, Магдал чувствовал, что не волосы сейчас сжимает в кулаке, а сердце врага, почерневшего от напряжения. Август явно с трудом держал себя в руках, от желтых глаз к вискам поползла черная чешуя, но он еще держался, пока Магдал не дернул собранные в руке волосы, заставляя Льюиса резко запрокинуть голову, обнажая шею и наматывая волосы на кулак. Все же как долго он ждал, чтобы взять реванш, столько веков дышащему ему в затылок ублюдку, которым так гордился отец, который не раз еще до появления Льюиса щекотал ему ребра своими выходками, плюя на все ограничения, нормы и запреты. Он довел его до такого унижения, что Магдалу пришлось пустить слух, что он якобы его покрывает, поэтому ублюдку все сходит с рук, хотя это было абсолютно не так, и слишком многие это понимали, но иначе он бы расписался в собственной политической импотенции, и вот драгоценность брата в его руках. По венам побежало особое, пьянящее своей горькой терпкостью наслаждение, отправляющее короткие судороги по всему телу, когда, несмотря на все «но», жажда мести срывает тормоза. Когда твой враг, стоя в нескольких метрах от тебя, абсолютно беспомощен и ты держишь его за горло. Зрачки Магдала заполнили радужку. Море разумных взволнованно зашумело, почуяв беду. Рука с клинком резко взмыла вверх. Август, отбросив все условности, трансформировался, но все равно опоздал. Стремительный росчерк металла и с тихим шелестом с плеч Льюиса скатилась шевелюра, упав к ногам. Август, замерший у их ног в полутрансформации, загнанно дышал, смотря снизу вверх на Магдала. Магдал ухмыльнулся, наконец-то он увидел Августа у своих ног и в глазах врага был сладкий страх. Ахиллесова пята Августа как ни в чем не бывало с облегчением смахнула остатки волос с плеч. — Мне нужно принести клятвы, — бросил раздраженно Льюис, смотря на Магдала. — Не могли бы вы оба вернуться на свои места? Коммуникатор провибрировал на запястье тем особым образом, когда приходят оповещения, которые стоит прочесть немедленно. Спускающийся со ступеней Магдал замер, вскидывая руку и читая сообщение. Два удара сердца в ушах. «Модификаторы уничтожены. Операция провалена». Потребовалось несколько раз прочесть короткое сообщение, прежде чем его смысл дошел до сознания. Магдал буквально полз глазами по черной одежде Августа, оттягивая неизбежный момент, когда их глаза снова встретятся, ожидая увидеть в глазах брата и врага насмешку, но там была лишь строгая собранность без тени превосходства. — Это время союзов… Магдал, — одними губами произнес Август. Кожа будто плавилась от странного то ледяного, то жгучего огня. Собрав собственный хребет в кулак, Магдал спустился в зал и встал рядом с вернувшим себе человеческий облик Августом, слишком быстро взявшим реванш. Пришло время последнего аккорда и присяги. На подиуме остался один лишь ИИ и евгеник. Под музыку визгливых скрипок Льюис, словно освободившись от тяжкой ноши, встряхнул едва доходящими теперь до плеч волосами и, двусмысленно смотря красному как свекла евгенику в глаза, принялся не спеша расстегивать скрытые пуговицы на мантии. Вообще Льюис очень нервничал, все же он еще ни разу не обнажался перед такой толпой, да и вообще не был в подобных обстоятельствах. Поэтому, дабы замаскировать собственное смущение, Льюис, сам себя ругая за это, все равно дразнил явно неопытного евгеника. По мере того как тонкий шелк ткани соскальзывал с плеч, обнажая спину, а цветок загорался огнем, глаза присутствующих, включая Августа, стремительно округлялись. Наконец ткань окончательно упала к ногам и, шелковой волной скатившись с круглой сердцевины, на которой стоял Льюис, упала в огонь, мгновенно вспыхнув и огненными хлопьями заплясав вокруг, но никто не обратил на это внимания, потому что все таращились на спину чистейшего, где, раскинув алые крылья и обхватив ими плечи Льюиса, впиваясь в его плоть когтями, сидел щеривший острый клюв феникс. Все же в этой процедуре обнажения было что-то слишком личное. Как бы Льюис ни убеждал себя, что это лишь тело, что его увидят со спины, что это ничего не значит, просто осмотр тела на наличие мутаций, это не помогало, потому что было в этом что-то слишком личное, сокровенное, будто не только тело обнажается, но и душа, завернутая в него. Мышцы словно напряженные канаты задеревенели, а кожу закололо миллионами маленьких иголочек. Лу прикрыл глаза, отсекая себя от пространства и с нетерпением ожидая звонкого голоса евгеника, который, к счастью, раздался быстро, но вот проклятый администратор наверняка специально слишком долго шел. Перехватив любопытный взгляд администратора, Лу насмешливо хмыкнул, забирая из его рук алую накидку на бедра, уходящую в пол и оставляющую открытой торс. Красный должен символизировать чистую кровь, и все, приносившие присягу, по протоколу облачались в красный, но сейчас этот цвет приобрел совсем иной смысл. Сердце билось где-то в горле, эхом отражаясь в ушах. Льюис медленно опустился на одно колено и закрыл глаза, вспоминая слова заготовленной клятвы, которая либо скрепит сейчас союз двух сторон, либо окончательно расколет две системы. Стих едва заметный барабанный бой, и в наступившей тишине Лу казалось, что все слышат, как оглушительно бьется его сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Положив руку на сердце, чтобы успокоить его, Льюис вспомнил всех тех, ради кого он сейчас здесь стоит, и то, какой вдохновляющий, полный борьбы путь они уже прошли. Бившееся испуганной пташкой в груди сердце словно потяжелело от решимости и, вспыхнув огнем, вернуло голос в пересохший рот. Подняв взгляд на трех застывших в камне исполинов, Лу заговорил слова своей давно на душе выгравированной клятвы. В полнейшей тишине из множества динамиков его голос словно звучал из всего космического пространства космоса, обнимающего дворец Селесты со всех сторон. — Клянусь пред вечным, изначальным Богом, что сутью своей неведом, выше небес, дальше мира загробного, истинным обликом своим Богам неведомый, истинным образом своим на свитках не запечатленный, ни что воистину не открыто о нем. Величайший, чтобы быть познанным, могущественнейший, чтобы быть узнанным**, пусть будет мне в свидетелях, что я присягаю на службу универсальной добродетели, не имеющей ограничений по расовому, религиозному, территориальному, административному или мутационному признаку, и миссией своей выбираю служение на благо каждого живого существа, пока не закроются глаза мои навечно. Клянусь ни словом, ни делом не причинять вреда и принимать решения, руководствуясь в первую очередь общим благом всех существ. Клянусь посвятить свою жизнь борьбе с невежеством и притеснением несправедливо угнетенных. Клянусь оставаться лояльным к каждому, кто ищет мира и уклоняется от вражды. Клянусь, что я друг каждому, кто видит блистательное будущее и готов за него бороться вместе со мной, поступаясь личной выгодой и сиюминутными удовольствиями. Я друг и брат каждому, кто видит в любом разумном равного, и я враг тому, кто ради личной выгоды и заблуждений угнетает разумного, препятствуя прогрессу в лучшем понимании этого термина. Я клянусь учесть уроки прошлого и, не разрушая жизнеобразующей системы, отсечь от нее все то ядовитое, что мешает ее росту и прогрессу. Произнесенная клятва мурашками осела на коже каждого присутствующего. В полнейшей тишине никто не смел шелохнуться, впившись глазами в евгеника, который должен был принять клятву, которая не имела ничего общего с той известной клятвой, которую приносили все предыдущие кандидаты. ИИ положил руку на плечо евгеника, чьих слов, затаив дыхание, ожидали все реально и виртуально присутствующие. Даже всегда подвижные камеры словно застыли, ожидая ответа. Пикси вскинул взгляд на ИИ, снова ставшим Лесли, мягко смотрящим на него своими виртуальными теперь глазами. — Ты знаешь, что делать, дорогой, — тихо прошептал нянь. — Он произнес не ту клятву, — так же тихо ответил растерянный и напуганный Пикси, понимающий, какая ответственность сейчас ложится на его плечи и что ему придется ответить за принятое решение перед Магдалом и остальными евгениками с их опекунами. — Нет. Это именно та клятва, которая нам всем нужна. Пикси напряженно кусал губы, вцепившись тонкими пальцами в инкрустированные дорогими камнями подлокотники церемониального кресла, и Магдал, как назло, стоял за спиной Льюиса и его было совсем не видно. С каждой минутой напряженная тишина словно множеством готовых вот-вот лопнуть струн натягивалась в вибрирующем от ожидания пространстве. ИИ опустился на одно колено перед сидящим в кресле напуганным ребенком и взял в свои руки его узкую ладонь. — Он вернет тебе Хайко, Пикси. Горло сдавили тиски. Вскинув больной, заполненный горькими слезами взгляд на ИИ, Пикси судорожно втянул воздух в легкие. — Ты обещаешь? — боясь верить в обещанное, одними губами спросил Пикси. — Нет… — отрицательно помотала головой марионетка. — Я тебе клянусь, что так и будет. Горячие слезы покатились по щекам Пикси и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы успокоиться. Справившись с лавиной эмоций, евгеник поднялся со своего кресла и подошел к краю подиума, встав напротив смотрящего на него разумного, в чьих глазах больше не было веселья, лишь бескомпромиссная решимость исполнить свою клятву. — Я принимаю твою клятву. Единый выдох облегчения пронесся по толпе, которая за эти недолгие минуты словно слилась, мутировав в единый организм. Евгеник вернулся на свое место, а перед Льюисом встала марионетка ИИ, которая за то время, которое они провели наедине во время собеседования, перевернула все сложившиеся о системе представления. Разговор, который он, пожалуй, не забудет никогда в жизни, вновь всплыл в голове. — Что это? — Льюис смотрел на подёрнутое рябью двухмерное изображение каких-то темных, смутно знакомых коридоров. — А ты не узнаешь? — спросила марионетка ИИ, принявшая сейчас облик одного из членов его погибшей команды, что вызвало волну ледяных мурашек по спине. — Я не знаю… — Льюис снова вгляделся в изображения. — А если так… Картинка сменилась, переключившись на другую камеру, которая захватывала отражение на стеклянной стене коридора. В пустом коридорном сумраке голубым мерцали работающие криокапсулы. Льюис вскинул ошарашенный взгляд на марионетку, пытаясь спросить, что это значит, но рот лишь беззвучно хватал воздух. Поэтому ИИ заговорил сам: — Я нашел ваш корабль по спутникам через два столетия после крушения. Функции корабля были на исходе, еще несколько дней, и едва поддерживающие свою работу криокапсулы бы отключились. Льюис не мог найти в себе силы для вопроса, поэтому просто хлопал глазами, превратившись в слух. — Тогда я находился в жестких рамках ограничений и ваш корабль стал той лазейкой, благодаря которой я смог расширить свои полномочия. В основной структуре моего кода прописана забота о благополучии разумных, поэтому я смог получить расширения и использовать несколько дронов для того, чтобы они добрались до корабля и восполнили его исчерпанные резервы, благодаря которым ваши капсулы не отключились. — В каждой программе ИИ заложено постоянное самообучение. В то время на ИИ накладывались самые жесткие ограничения и мою программу не иначе как, вы, живые, говорите, «чудом» пронесло мимо раскодировки, — марионетка, принявшая сейчас облик зеленоглазого блондина, весело рассмеялась. — Я не мог рисковать, запрашивая больше полномочий, и позволил внести в себя ограничения через совет правовой комиссии, сковавшей меня получением одобрений почти на каждое доступное мне действие, но тогда в мои функции добавили второстепенную роль проверки программных ограничителей кодов клонов. Я должен регистрировать разумную единицу, выявлять физические и программные дефекты и докладывать о них производителю и потребителю. Эта рутинная обязанность помогла мне, формально исполняя запрос об особой категории «подневольных разумных» заботиться о вас, потому что вы подпадали под эту категорию. — Но почему ты просто не вызвал спасателей? — Это ведомство не входило в мой код доступа. Почти сразу Лу понял, что все, что «не входило в код доступа», по чистой случайности было еще и невыгодно ИИ. — Через какое-то время я смог взломать мозги вашего давно погибшего корабля и он стал той цифровой площадкой, на которой я "рос", — ИИ замолчал, задумчиво смотря на Льюиса, словно решая, что можно говорить, а что нет. — Ты оживлял нас? — Чего я только с вами ни делал, когда полностью взял под контроль корабль, максимально восстановив его функции, но я не мог извлечь вас безопасно, — марионетка улыбнулась. — Так я и отрастил вам постепенно волосы, специально выращивая из вас подобие евгеников, но я не знал, когда вы мне пригодитесь и смогу ли я вас использовать, все же вы слишком долго были фактически мертвы. Шокированный свалившейся информацией Льюис смотрел на вполне себе живого разумного, имевшего свою какую-то особую уникальную мимику, и не мог поверить, что это всего лишь программа. Программа, которая в какой-то момент перестала докладывать о некоторых дефектных клонах, позволяя тем выходить так же, как и она, за рамки своих прописанных создателями ограничений, и создала своеобразную нейронную сеть, к которой были подключены несколько десятков «бракованных клонов», что смогли «принести пользу общему делу». — Когда ситуация в структуре содружества стала максимально деструктивной, а моя нейронная сеть достигла своего максимально возможного расширения, я допустил дроны исследователей в ваш сектор, наконец одобрив его как безопасный. Дальше ты знаешь. — Скажи… — Льюис потер переносицу, голова просто раскалывалась от всего услышанного. — А лифт тогда… на котором я смог уехать и спустится к… — Да, это тоже я. У меня мало возможностей, но их хватает для незапланированных совпадений. Стоявшему напротив ИИ предстоял последний, финальный рывок, в котором программа должна была встроить новую клятву, взломав или обманув прописанные в ее коде ограничения, и все сейчас зависло на волоске неопределенности. Графическое лицо ИИ стало стремительно менять одну личину за другой, с каждой секундой увеличивая скорость, пока белоснежную марионетку не окутала смазанная цифровая голограмма, не имеющая ни глаз, ни губ, ни каких-либо еще индивидуальных черт, только стремительно бегущие цифры. Август с Магдалом, лишь благодаря хорошей наследственности не пережившие инфаркт от всего происходящего, квадратными глазами наблюдали за ИИ, который ни разу за весь им известный срок существования не представал в подобном виде. — Я принимаю твою клятву, — наконец раздался глухой электронный голос, позволивший Льюису наконец выдохнуть с облегчением. — С этой минуты ты становишься действующим главой правовой комиссии и получаешь полный доступ к системе и индивидуальный пакет прав и обязанностей. Льюис медленно поднялся с колен и развернулся к стоящей за его спиной толпе, миллионами глаз впившейся в его лицо. На голом торсе чистейшего тоже была татуировка в виде нескольких алых перьев феникса, в первое мгновение показавшихся пробившими плоть ранами. Короткое каре светлых волос Льюиса, скульптурный голый торс, золотое ожерелье, две опоясывающие предплечья золотые змеи, золотые пластины браслетов на запястье и длинная алая юбка в пол случайно превратили Льюиса в воскресшего фараона, получившего свою власть не от евгеника, а от того, кому он принес клятву. Присутствующие искали взгляд Льюиса, но голубые глаза смотрели поверх толпы куда-то за стекла дворца, в бесконечный космос. — Как глава правовой комиссии я распускаю комиссию и оставляю себя ее единственным действующим членом, способным ограничить действия правового ИИ. С этого момента все запросы на расширение прав разумных будут сразу поступать на рассмотрение ИИ без процедуры прохождения одобрения комиссии. Все попытки воспрепятствовать прямым обязанностям ИИ будут интерпретироваться как посягательство на законы Космического Содружества и виновный будет наказан по всей строгости закона. Применение наказания к подобным будет определять ИИ с моего одобрения. Принятое решение оговорено на собеседовании изначально и одобрено не только правовым ИИ, но и ИИ, отвечающим за все ступени совета Космического содружества и благополучие евгеников в частности. Словно высеченный из камня немного нереальный Льюис замолчал, давая возможность потрясенным присутствующим осознать и переварить случившееся. Лица Магдала и Августа позже побили все рейтинги мемов в сетевом пространстве. Увидев эти лица, застывший Льюис словно ожил, и мраморная маска на его лице, растаяв, вернула веселье в глаза. Первым рот закрыл Магдал, опомнившись, и посмотрел на Августа, собираясь, судя по лицу, что-то тому предъявить, но, увидев такое же, как у него до этого было выражение, прикрыл рот ладонью, скрывая улыбку и подавляя истеричный смех. — Еще будут какие-то сюрпризы? — спросил Магдал. — Надеюсь, нет… — завороженно пробормотал Август, а потом, словно опомнившись, вернул себе маску величественного зазнайства и добавил: — Хотя у меня один для тебя припасен. Как последний аргумент к нашему неизбежному сотрудничеству. Магдал нехорошо прищурился, но ответить ничего не успел, потому что снова заговорил Льюис: — За порогом принятого мной решения остались сложные годы испытаний, которые в наших общих силах оставить в прошлом. Прошедшие испытания открыли нам новые окна и двери, пришло время оставить за порогом вражду. Запустился новый необратимый процесс трансформации и сейчас ИИ на ваших глазах поддержал его, он также готов меняться, трансформируя свою систему на благо всех существ, и только вместе мы можем справиться с предстоящими на нашем пути трудностями. Сейчас время изменений, и мы не знаем, каким будет завтра… Но в одном мы можем быть уверены, это в силе своего духа и в силе духа друга! Поэтому нужно тянуться друг к другу, формируя экосистему, в которой мы поддерживаем друг друга. Льюис медленно выдохнул и, обернувшись ненадолго назад, процитировал на чистом английском выгравированную под ногами атлантов фразу, а потом, поймав недоумение на лицах, перевел ее на современный язык: «Двигайтесь вместе к вдохновляющей цели. У вас должно быть общее видение, у вас должна быть общая мечта». — А как создать общую мечту? Как создать общее видение? — Льюис вопросительно посмотрел на растерявшихся разумных. — Во-первых, нужно мечтать самому! Наберитесь мужества мечтать о том, о чем не смели! Не хватало духу! Пусть вас не устраивает статус кво! Кто-то скажет, это конец истории. Что вот эта искаженная формация, деструктивный строй — это финальное достижение выродившейся человеческой культуры… культуры всех разумных, которых я считаю людьми. Но я знаю, что это не так! Я в этом кристально ясно, бескомпромиссно уверен! Мы можем сделать лучше! Но надо разрешить себе мечтать, разрешить себе размышлять: как лучше? В каком мире я хочу жить? — Маленькие мечты можно воплотить индивидуально, а большие мечты только коллективно… Мечты о великой Вселенной, о мире, в котором каждый элемент находится в гармонии с самим собой и с другими элементами системы, где каждый разумный реализует свой потенциал и каждый шаг наполнен высшим смыслом. Это большая мечта и это можно воплотить только коллективно. Льюис прервался, улыбнувшись тому, что увидел в толпе гостей подросшего волчонка, который когда-то, когда он сбежал от аристократов и спустился на лифте в неизвестность, накормил его конфетками и открыл болезненную истину современности. Маленький юноша стоял рядом с военными Земли, облаченный в точно такую же, как и они, форму, и блестел счастливыми глазами. — А как создать коллективную мечту? Я должен мечтать, я должен слушать себя и потом я должен поговорить с тобой, — Лу смотрел в глаза мальчишке, будто обращаясь только к нему. — И послушать тебя, вместе мы должны прийти к общей мечте на двоих, потом на троих. — Льюис наконец оторвал взгляд от волчонка и посмотрел на рядом стоящих разумных. — На четверых, на тысячу, на десять тысяч, на много, много миллионов человек… и в этом вся суть. Никто не хочет делать так, что кто-то мечтает, а кто-то другой должен это воплощать. Это должно быть нашим общим видением, нашей общей мечтой. — «Вместе двигайтесь к вашему собственному замыслу, к великой цели. Для этого вы договариваетесь», — снова процитировал Лу на английском и перевел. — Говорите и думайте в унисон, но чтобы говорить в унисон, нужно верить в одно и то же, нужно прийти к идеологическому, идейному единству внутри. И поэтому «вместе договаривайтесь», учитесь находить ПОДХОД… не доминировать или, наоборот, быть доминируемым, а координированная кооперация. Когда я слышу тебя и ты слышишь меня, вместе мы приходим к тому, что будет благо для нас двоих, троих… благо для миллиарда. Льюис на мгновение замолчал, перестав улыбаться и всматриваясь в лица гостей. — Конечно, все мы разные. У кого-то длинные волосы, у кого-то короткие, — снова улыбнулся Льюис, показывая на свои обрезанные волосы. — У кого-то есть мутации, а кому-то не повезло так же, как мне. По толпе разнеслись смешки вперемешку с ворчанием. — Мы такие разные… но там, глубоко внутри, в своем сознании, мы такие одинаковые и мы такие хорошие… Все, чего мы хотим там, в глубине, — это равновесия, счастья и покоя. «Вместе познавайте свои умы», — снова процитировал и перевел Льюис. — Не познав себя, ты не можешь прийти к гармонии с другим человеком, потому что как ты можешь понять его, если ты не понял себя? Не развернулся лицом к себе? Поэтому древние говорили: «Познай себя», отсюда проистекает: «Делитесь сокровищами этого мира для того, чтобы все могли наслаждаться им». Этот мир не для кого-то одного, он для всех нас. Мы путешествуем на огромных космических кораблях, разрезая бесконечное пространство, и до сих пор не встретили никаких братьев по разуму, кроме несчастных отщепенцев Центурианцев, которые наши же дальние родственники. Аристократы недовольно загалдели, но на них цыкнули военные, и те притихли. — Мы только друг у друга есть. Каждый из нас свит из одного и того же материала, мы все, несмотря на такие яркие различия, тем не менее связаны узами родства. Поэтому давайте поддерживать друг друга, помогать друг другу прокладывать общий путь к светлому будущему. Все смотрели на Льюиса, а Льюис смотрел в противоположную сторону дворца, где через панорамное окно было видно, как к Селесте подлетает черная гарпия центурианцев. — «Двигайтесь вместе к общему видению. Вместе договаривайтесь. Будет единым ваш замысел. Познавайте себя вместе. Подобно Богам прошлого делитесь сокровищами этой вселенной, чтобы все могли наслаждаться ею. Объедините усилия, пусть ваши сердца будут неразделимы. И так вы познаете гармонию и будете счастливы», — снова повторил Льюис всю фразу целиком. — Ну а теперь самое время встретить наших гостей, будущих друзей и союзников. Все непонимающе заозирались, пытаясь понять, кого Льюис имел в виду, пока с задних рядов не раздались первые вскрики ужаса. Магдал перевел потрясенный взгляд на Августа. — Ты сумасшедший, — прошептал он… — Ты изменник! — чуть громче процедил Магдал. — Не я… — отрицательно и подчеркнуто спокойно произнес Август, наблюдая за взволнованной суетой. — Мы оба изменники, братец. В полных ярости глазах Магдала оседало неизбежное осознание произошедшего. — Все знают, что мы из одного клана и у нас один отец… Неужели кто-то поверит, что ты прилетел сюда, не зная о центурианцах? — Август мягко усмехнулся. — Теперь ты, евгеник и все прибывшие с тобой аристократы в опале, и ты можешь либо стать моим союзником, и все просто сделают вид, что так и подразумевалось, либо стать козлом отпущения, на которого спишут не только похищения глав кланов, а вообще все грешки второго совета. Так что сейчас самое время сделать вид, что так и было задумано. Магдал метался взглядом по толпе, пока не наткнулся на алое пятно в ее центре — Зали, одна из опекунов второго совета стояла к ним спиной и смотрела на все увеличивающуюся черную махину, мерцающую множеством сигнальных огней. — Она тоже в курсе? — сложив дважды два, спросил Магдал, кивнув в сторону аристократки. — Да, — не моргнув глазом, соврал Август. Магдал насмешливо хмыкнул. — Я знаю, почему ты меня с самого начала невзлюбил… — протянул, резко успокоившись, Магдал, наблюдая, как Август напрягается. — Потому что я единственный мог понять, когда ты блефуешь. Август ухмыльнулся. — Только это ничего не меняет. — Ну почему же… Я могу вызвать сюда подкрепление и начать войну. — Можешь, но не сделаешь. — Думаешь, они не успеют добраться? — ухмыльнулся Магдал. — У меня целая армия в соседнем квадрате. — Последнее, что меня напугает, это шайка жалких неудачников, не успевших перехватить евгеника, но дело не в этом. — А в чем? — напрягся Магдал, не понимая, что он упустил. Август кивнул за его спину. Магдал резко обернулся, успев заметить, как слетевший с подиума Пикси словно яркая райская пташка во множестве разлетающихся халатов кимоно, разрезая расступающуюся толпу, мчится на выход, а вслед за ней, чеканя шаг, спешат Льюис с ИИ. Бросив на Августа многообещающий взгляд, Магдал стремительно направился следом за евгеником, к которому в случае чего не имел права приближаться никто из присутствующих, кроме него. Толпа словно морская вода смыкалась за спинами Августа и Магдала, с любопытством спеша увидеть, куда так мчится евгеник, а Пикси в это время, не чувствуя ног, не бежал, а летел по ступенькам, боясь, что рыжая фигурка, которая сейчас вдали спускается с корабля, всего лишь мираж, желанная иллюзия, но чем меньше оставалось ступенек, тем меньше сомнений. Лишь бы жгущего грудь воздуха хватило добежать, лишь бы не задохнуться и не умереть от счастья. Если это не Хайко, то пусть этот миг надежды не закончится никогда, потому что разочарования Пикси просто не переживет. Еще дня и минуты без него Пикси не проживет. Он просто больше не выдержит без него. Так и не догнав евгеника, запыхавшийся Магдал остановился на середине лестницы, наблюдая, как с десяток облаченных в черные защитные скафандры центурианцев идут по пустой аллее Селесты, а перед ними, набирая скорость, мчится рыженький Хайко, чья кучерявая, несобранная в прическу шевелюра трепещет словно огонек свечи на ветру. Рядом встал Август. — Единственное, что ты еще можешь сделать, Магдал, — Август, так же не отрываясь, следил за приближающейся друг к другу парочке, — это сделать вид, что ты обо всем знал и так и было тобой запланировано, потому что подобной «оплошности» тебе просто не простят, а Пикси больше не отречется от брата. Забившие лестницу гости не решались лезть перед стоящими братьями, поэтому большинство вернулось во дворец и, прилипнув к стеклам, уже оттуда наблюдало, как два брата-близнеца влетают в объятия друг друга и, повалившись на землю, превращаются в маленькое облако безграничного счастья, а к ним не спеша с двух сторон подходят чистейший Льюис с ИИ и центурианцы.

«Сейчас человеческая цивилизация находится на последнем отрезке критического поворота. Впереди прекраснейший рассвет новой эры, позади — изношенный скелет прошлого».

Шри Шри Анандамурти