"Одиннадцать негритят"

Мой страшный список из одиннадцати пунктов подходит к концу. Я вычеркиваю строку за строкой, взирая на прошлое, будто со стороны. Иначе психика не выдержала бы. Даже моя. Два ГАИшника. Один, с разнесенной вдребезги челюстью, денег не взял. Гордость или глупость? В любом случае, он имеет право и на то, и на другое. Второй, с простреленными ногами, оказался менее принципиальным. В его положении любая принципиальность – непозволительная роскошь. Он теперь до конца жизни вряд ли расстанется с инвалидным креслом. Целая семья: мать, отец и двое маленьких детей. Разбилась на своем автомобиле об опору моста. Я стрелял по колесам. Ни просить прощения, ни предлагать помощь – некому. Родственников я не нашел. Честно говоря, не сильно и упирался. Даже представить себе не могу, как пошел бы к ним на поклон. Единственное из известных мне средств выражения скорби – деньги. Что я мог еще предложить? Я уже общался с родителями погибшей девушки. Ни им, ни мне легче от этой встречи не стало. Алкаш, после перестрелки потерял и семью, и работу. Но что-то подсказывает мне, что он бы и так спился. Я возможно лишь выступил катализатором. Не мне судить, да и ответственности за содеянное это не отменяет. Как и в случае со Светой. Встреча со мной не являлась первопричиной расстройства ее психики. Даже если я и ошибаюсь в этом, то уж точно не ошибусь в другом: происшествие легло на благодатную истероидную почву. Но так уж случилось, что она единственная, кто в силу обстоятельств смогла принять от меня помощь во искупление грехов. И за это я ей очень благодарен. Хотя понимаю, что всему придет конец, как только она узнает о том, кто я. Еще одна жертва – молодой парень. Ранение плеча по касательной. Этот даже обрадовался моему появлению. Тот еще пройдоха. Пытался развести меня на бабло, подсадив на чувство вины. Не на того напал. Отстегнул ему столько, сколько считал нужным и ушел. Даже рожу бить не стал. А вообще хотелось. И сильно. Вот они мои десять негритят. Остался всего лишь один невычеркнутый пункт. Последняя загадка и последняя надежда на истинное прощение.