Просто история

— Вот очень тебе нужно было выебнуться. Протискиваясь между опаздывающими на поезд людьми и их дорожными сумками, которые в отдельных случаях были бы больше их самих, поставь те друг на друга, я поудобнее перехватил телефон, выслушивая оправдания на том конце. Завернул за угол, пытаясь понять по сомнительным описанием местности, где же этот придурок находится. Чуть не наступил на шпица, пытаясь увернуться от листьев зачем-то оставленного прям в проходе куста и, как вишенка на торте, почти сбил с ног человека, столкнувшись с тем на лестнице. — Нет, меня не волнуют твои якобы благие намерения. Зачем вообще нужно было приезжать в незнакомый город, без интернета, и с таким топографическим кретинизмом, никого не предупредив? К слову, вылавливание тебя из муравейника не входило в мои сегодняшние планы. Найдя, кажется, отдалённо похожее на описание место, чуть затормозил, дабы перевести дух и собраться с мыслями. «Жуткая сувенирная лавка» и «вид из окна́ на ту штуку, где рельсы», тоже были. Проблема заключалась лишь в том, что похожих мест на вокзале хоть жопой жуй. — Так, давай ещё раз. Потому что ярко-жёлтую куртку я не вижу. — Уже неважно, — неожиданно раздался голос за спиной, — я нашёл тебя раньше. И, одарив своей самой виноватой, но счастливой улыбкой, он в один шаг оказался около меня, обнимая. Ощущаю его холодный нос и губы у себя на шее, и где-то внутри зарождается вина. С заминкой, неуверенно обнимаю его в ответ. Он отстраняется, бессовестно целует прямо у всех на виду, и в глазах уже не остаётся и капли сожаления или совести. Он берёт за руку, как и тысячи раз до этого, переплетая наши пальцы и ведёт в сторону выхода, будто действительно знает, где тот находится. Беззастенчиво и громко рассказывает, насколько же сильно тот отморозил себе зад, и что мне нужно будет приложить все усилия, дабы согреть его. Он всегда был таким, сколько я его помню — громким, открытым, и уже не раз получал за это кулаком в лицо или ещё куда-нибудь. Казалось, будто его никогда не волновало, кто он, и как к этому относятся окружающие, тем самым вытащив меня из своеобразной депрессии несколько лет назад. Осмелившись наконец признаться одному из одноклассников в симпатии, я тем самым до окончания школы своеручно обрёк себя на постоянные насмешки и брошенные взгляды отвращения. Саша был единственным, кто тогда подошёл не для очередного высера. Он был тем самым человеком, который понимал меня как никто другой, а потому мы быстро нашли общий язык, из-за чего все и стали клеймить нас парочкой. Впрочем, слухи в скором времени стали правдивыми. — Жесть, ну и кислятина у тебя на лице. Неужели не рад меня видеть? — Задумался. — Какая же ты всё-таки скотина, Минаев. И почему я только люблю тебя? Грустно улыбнувшись и для успокоение совести поцеловав того в висок, я повёл уже менее недовольного Сашу к выходу.

***

В отеле пахло сыростью. Не сильно, однако если начать думать о запахе, то непременно начнёшь его улавливать. Даже не знаю, пахло ли так старое постельное бельё, или, может быть, ковёр под ногами, однако больше не замечать не получалось. Отели ниже среднего класса, к сожалению, теперь ассоциировались не с самыми приятными воспоминаниями, даже просто раздеться в этой комнате казалось чем-то гадким. Так я и просидел в куртке на кровати, дожидаясь, пока Саша примет с дороги душ. Ещё одна деталь. Обязательная процедура. Каждый раз слышал это. Хочется свалить отсюда к чертям собачьим. Дверь с неприятным скрипом открылась, впустив в спальную клубки пара. Спокойствие пришло лишь с видом слегка раскрасневшегося из-за горячей воды парня, одетого в старую футболку, которую, кажется, я забыл у того несколькими месяцами ранее. На нём она смотрелась куда лучше. По крайней мере, не выглядела как платье в пол, с неудачно подобранным по фигуре фасоном. Он посмотрел как-то грустно, но после, вздохнув и выдавив что-то вроде улыбки, направился в сторону кровати, кидая полотенце на пол. Подошёл вплотную, воображая из себя любящего родителя, начал стягивать с меня верхнюю одежду, причитая, что за девятнадцать лет можно было бы научиться разуваться в помещении. Припомнил, естественно, как он неделю уговаривал меня подмести квартиру, когда я жил у него после очередной ссоры с отцом. — Тебе тут пишут, — вытащив телефон из кармана куртки и бросив его в мою сторону, Саша поудобнее устроился на подушках, заложив руки за голову и не без ехидства продолжил. — Я уж думал, ты из-за принципиальности про друзей загоняешь. — Ха-ха, — закатив глаза, я глянул на загоревшийся экран смартфона, поджав губы. — Это не совсем друг. Он приподнялся, будто сказанное мной было чем-то из ряда вон выходящее. Заглянул в глаза, пытаясь убедиться, что это только шутка. — Я думал, мы договорились. — Мы просто поговорили тогда. А ты никогда не думал переключится на кого-нибудь ещё? — Ага, смотрю на тебя, и прям завидно. — Не делай из меня виноватого, будто это я выстроил тебе эти сраные рамки. Посмеявшись, он схватил пачку сигарет и, несмотря на всё ещё мокрые волосы, подошёл к окну, открыв то полностью, впуская в помещение холодный воздух приближающейся зимы. Вечно он убегает от разговора, будто действительно верит, что если проблема не обсуждалась, значит, её попросту не существует. Легко постоянно ограждать себя от мира и уверять всех и каждого, будто ты доволен жизнью, и нет чего-то такого, что по-настоящему тревожило бы тебя. Он обесценивал себя, тем самым давая повод окружающим время от времени пользоваться его добротой и взглядами на жизнь. Позволял вытирать о себя ноги ради комфорта других. Я не был исключением и никогда этим не гордился, однако это правда. Отталкивающая, возможно, заставляющая посмотреть на всё под другим углом. Осознав через несколько месяцев отношений, что Саша совершенно мне безразличен, я без зазрения совести начал искать кого-то другого. Обманывал его больше полугода, а когда всё открылось, он лишь позволил делать всё, что хочу. Это было удобно, а потому я не бросил его. Мы продолжали ходить на свидания, целоваться и заниматься сексом. Мы проводили много времени вместе, со стороны казалось, что ничего не изменилось. Но это было не так, я перестал чувствовать давление обязательств перед ним, и наше общение стало проще. Но ближе к вечеру я всегда оставлял его одного. Возможно, я чувствовал бы что-то вроде стыда и раскаяния, если бы он имел хоть немного самоуважения. Я всегда приходил к нему с проблемами, а он, в свою очередь, делал всё возможное, дабы вытащить меня из очередной задницы. Так продолжалось несколько лет, пока всё не надоело. Но привычка всё равно осталась. И по сей день, временами, ловлю себя на не самых приятных мыслях. — Ты же обещал, что не будешь больше. — Это другое. Кажется, он мне действительно нравится. — Повезло же ему, и много он знает? — развернувшись, выпустив из лёгких клубок дыма, он посмотрел так, как и сотни раз до этого, когда я рассказывал ему об очередной ночи. — И что ты собираешься делать? — Вы оба мне не безразличны. Просто по-разному. Ты же знаешь. — Секс по дружбе? — он вновь рассмеялся, усаживаясь на подоконник, опасно облокачиваясь назад, одной лишь ногой зацепившись за батарею, которая не давала ему свалится с пятого этажа. — Называй как хочешь. Устало плюхнувшись на кровать и устремив взгляд на потолок, обнаружил там огромное пятно. Видимо, крыша протекала. — Просто оставишь меня здесь? Я закрыл глаза, сцепляя челюсти, пока по телу из-за холода бегают мурашки. Вновь открываю, чувствуя на ногах его холодные руки. Он сжимает пальцы, и я через ткань ощущаю впивающиеся ногти. Но хватка быстро ослабевает, он пальцами спускается ниже, а сам, сгорбившись, припадает лбом к моим коленям. Его плечи опускаются, когда он выдыхает, и всё затихает. Хочется успокоить, огладить затылок, зная, ему это нравится. Обнять, утешая, будто маленького ребёнка, споткнувшегося о торчащую из земли корягу, счесавшего себе колени об асфальт. Но останавливаю себя, так и не притронувшись. Знаю, будет только хуже. — Не уходи. Хотя бы сегодня. Смотрю на него в упор и отчего-то чувствую тоску. Кажется, я впервые действительно задумался, каково ему было все эти годы. Как это, любить, зная, что тобой пользуются, но желание находится с человеком превышает отголоски разума. Всегда, смотря на него со стороны, думал, «ни за что не позволю себе полюбить». Не хотел полностью отдаваться кому-то. Не хотел, чтоб кто-то играл в моей жизни более важную роль, чем я сам. — Хорошо.