Голубых кровей

      В нос ударил омерзительно-резкий запах хлорки, заставив Беллатрикс поморщиться и подавить рвотный позыв. В последний раз она слышала его лет так десять назад, не меньше, когда вместо неё в больнице лежала одиннадцатилетняя Нарцисса с воспалением лёгких: сестра всегда была слаба здоровьем, и каждый день в течение двух недель родители таскали с собой старших дочерей в Мунго в качестве группы поддержки для младшей. Они почти что не возражали — Андромеда вела себя бойчее всех и никогда не чуралась колдомедиков, в тайне мечтая через пару лет примерить белоснежный халат на себе. Белла не разделяла её восторгов, но предпочитала держать своё мнение при себе ради довольства сестёр, поклявшись больше никогда не переступать порог этих белёных, удручающих стен. Конечно же, она ошиблась.       Глаза всё ещё застилала непроглядная пелена, но тошнота наконец отступила, позволив без опаски вздохнуть полной грудью. Беллатрикс попыталась пошевелиться со всей возможной осторожностью — как оказалось, очень даже зря; низ живота протяжно заныл страшной, не виданной ранее болью, беззастенчиво напомнив причину, почему она здесь оказалась. Ей не удалось сдержать тихий, полный отчаяния стон.       В голове почему-то пронеслись воспоминания первого убийства. Беллатрикс было всего двадцать; маггле, громко ревущей и корчащейся в мелких судорогах в ногах у своей мучительницы, — давно за сорок. Крупные слёзы не давали пленнице возможности заметить, что трясло не только её одну — рука Беллатрикс дрожала, пока её губы безжалостно проговаривали: «Круцио» раз за разом, не позволяя жертве передохнуть ни на мгновение. Оглушающие крики женщины, постепенно переходящие в предсмертные вопли, ещё добрый месяц стояли в её ушах сладостной музыкой, а запах её грязной крови около полугода дурманил разум, став самым прекрасным ароматом, когда-либо ею услышанным. Крови было много. Правда, не меньше, чем в этот раз.       Беллатрикс разучилась плакать ещё в раннем детстве и всей душой ненавидела чьи-либо слёзы, свои — в первую очередь, считая их ярчайшим проявлением слабости. Но именно они помогли ей избавиться от помутнения в глазах и вновь обрести зрение, чтобы хорошенько оглядеться по сторонам. На компактной тумбочке справа от койки лежало небольшое зеркальце — Беллатрикс с большим трудом попыталась дотянуться до него свободной рукой, но слабость взяла над желанием верх: зеркало ловко выскользнуло из её ладони, звонко разлетевшись на мелкие осколки на кафельном полу. Беллатрикс громко чертыхнулась. Кто-то слева от неё оживлённо пошевелился, и она только сейчас поняла, что всё это время её крепко держали за руку.       — Проснулась? Как ты себя чувствуешь?       Беллатрикс нехотя повернула голову к источнику звука и обнаружила перед собой полусонное, обеспокоенное и посеревшее лицо мужа. Встретившись с ним взглядом, ей остро захотелось разреветься подобно маленькому ребёнку.       — А как ты думаешь?       И хотя она совсем не хотела ему грубить, ответный вопрос так и сочился ядом. Беллатрикс не успела посмотреть на себя в зеркало, но была на сто процентов уверена: в отражении ей бы криво улыбнулась ещё более бледная, жалкая, смертельно уставшая версия самой себя. Посмотрев на озадаченного и не менее расстроенного Родольфуса, она вдруг ощутила прилив беспричинного стыда и бесконечного отвращения к себе. Беллатрикс прикусила язык и отвернулась, тем не менее сильнее сжав его ладонь.       — Прости меня. Я… я не хотела.       Родольфус редко злился на неё, почти никогда. Пожав плечами, он как ни в чём не бывало тепло улыбнулся, убрав свободной рукой с её лица свисающий локон.       — Я всё понимаю. Нашёл, что спросить, когда ты только что очнул…       — Я не только об этом, — Беллатрикс прервала поток его слов, сглотнув в попытке утихомирить рвано забившееся сердце и сдержать надвигающийся плач.       Несколько часов назад Родольфус унёс её с рейда: белую как полотно, без сознания, истекающую кровью. Она плохо помнила, что случилось до и что произошло после — в сознании сохранились только его крепкие, заботливо держащие её руки и медленно стекающие по бёдрам липкие дорожки крови, капля за каплей высасывающие из неё жизненные силы. Такой любимый запах с металлическим привкусом перемешался с ненавистной хлоркой — правда, ярко-алые и уже коричневеющие пятна своей же крови на подоле платья радости вовсе не приносили. Наоборот, Беллатрикс впервые в жизни как никогда ощущала приближение собственной смерти.       Друэлла со всей присущей ей уверенностью заверяла дочь, что первая беременность просто обязана пройти легко, — уж в её-то возрасте чуть ли не беззаботно — но её жестоко обманули. Первый же триместр стал худшим периодом жизни Беллатрикс: непереносимость обожаемого сигаретного дыма по утрам, не уходящие боли в спине, опухшие к вечеру ноги и перманентное желание прочистить желудок отравляли каждый чёртов день как по расписанию. Периодически настроение со скоростью света катилось в бездну, заставляя огрызаться на окружающих. Больше всех обычно доставалось Родольфусу: порой Беллатрикс не понимала, как он смиренно терпит её перепады, сохраняя на лице поразительно убийственную маску спокойствия.       Словно преступница, она украдкой посмотрела на мужа, отчего-то боясь лишний раз заглянуть ему в глаза. Боковым зрением она всё же заметила, что его брови удивлённо поползли вверх, будто бы он не понял её слов. Но Родольфус знал и умел читать Беллатрикс как открытую книгу лучше всех, а потому предпочёл промолчать и не заставлять её уточнять, произнося то, что причинило бы ей ещё большую боль. И она бесконечно его любила за это.       — Ты не злишься на меня? — осторожно прошептала Беллатрикс.       Не то чтобы они мечтали о детях, но рождение ребёнка в их планы входило. Родольфус обрадовался будущему отцовству больше жены и готов был ежедневно носить её на руках за такой долгожданный подарок: о беременности они узнали прямо в его день рождения. Счастливая улыбка мужа скрашивала тяжёлые будни Беллатрикс — в глубине души она чувствовала, что и сама была безумно рада, но растущий по неделям живот и всё к нему прилагающееся сводили эту радость на нет. Она не могла и не хотела лишать себя дела всей своей жизни, отказавшись прекращать участие в вылазках Пожирателей смерти даже на время: ни Родольфус, ни родители, ни Нарцисса, ни сам Тёмный Лорд не смогли убедить её взять перерыв. Убеждения и мольбы родных Беллатрикс с чистой совестью пропускала мимо ушей: она настаивала, что им не удастся упрятать её дома до тех пор, пока ей не станет тяжело передвигаться. «Быстрее бы этот кошмар закончился», — недовольно думала она, выпивая с утра новую порцию зелья от тошноты. Беллатрикс захотелось истерично расхохотаться: её просьба была услышана.       — Честно? — призадумался Родольфус, подперев кулаком подбородок. — Немного. Но время вспять не повернуть. Пожалуйста, не вини себя. Ты потеряла слишком много крови и могла умереть, а это, — расцепив кулак, он убрал руку от подбородка и пропустил её волосы сквозь пальцы, — сейчас волнует меня больше всего.       Беллатрикс не удалось подавить грустную полуулыбку. Одна мысль так и не давала ей покоя.       — А если бы… — вдруг хрипло начала она, — если бы срок был больше и была возможность спасти кого-то одного, — она на секунду запнулась, почему-то уже заранее боясь услышать ответ, — кого бы ты выбрал?       Родольфус неторопливо склонил голову набок, как-то странно посмотрев на неё, будто увидел впервые. Усмехнувшись, он нагнулся к ней и осторожно поцеловал в макушку.       — Детей у нас может быть несколько, а жена у меня только одна.       Беллатрикс не стала шутить, что жён у него тоже может быть несколько, стоит только овдоветь или на худой конец развестись. Детей у них так и не появилось, но в самые худшие дни удушающих сомнений и терзающих душу переживаний слова Родольфуса помогали ей окончательно не сойти с ума от горя и чувства вины.