Голубых кровей

      Одна из основных аксиом семейства Блэк гласила, что Сириус значился любимым племянником Альфарда, но только Андромеда знала, что это не так. Безоговорочной фавориткой всегда оставалась именно она, но почему — поняла далеко не сразу.       Андромеда запомнила его образ слишком хорошо, и с годами он никуда не желал исчезать из её головы: идеально выглаженные бежевые мантии, белоснежные рубашки с подвёрнутыми рукавами, вечно оттянутый воротник с расстёгнутой верхней пуговицей и неизменно острые носы лакированных ботинок. Когда он брал её на руки ещё совсем малышкой, в отличие от сестёр и кузенов, Андромеда не шугалась: наоборот, она пыталась ухватиться своими крохотными пальчиками за его нос и смеялась до колик в животе, подставляя пухлую щёчку для мокрого поцелуя — лёгкая щетина дяди её вовсе не смущала, только приятно щекотала и обдавала древесными нотками дорогого одеколона. Правда, лучше всего в таких далёких, но бесконечно тёплых воспоминаниях сохранилась его безмерная любовь к чтению. Не отец, не мать, не, уж тем более, Вальбурга с Орионом — Альфард читал ей вслух сказки народов мира и время от времени пересказывал покрытые пылью легенды, когда-то услышанные им из путешествий по разным странам. Альфард был одним из немногих в их семье, кто действительно довольно много знал, и именно от него Андромеда переняла порой чрезмерную любознательность, раздражающую многих дотошность, и — что она считала немаловажным — тягу к литературе.       Дома у Альфарда хранилась богатейшая, пышущая великолепием коллекция книг и по размерам ничуть не уступала библиотеке на Гриммо. Закрывая глаза, без каких-либо сложностей Андромеда могла визуализировать бесчисленные роскошные полки, наполненные пропахшими временем и мудростью страницами древних фолиантов. Аблау, Арнетт, Бэрроу, Бёрк — фамилий было слишком много, известных и не очень, авторов-классиков и авторов-новичков. Андромеда не могла досконально запомнить всех, да и не хотела. На всю оставшуюся жизнь она выучила лишь один знаковый для неё экземпляр.       В тот знойный летний вечер, расположившись как можно удобнее и потягивая мохито, Андромеда полулежала на подушках в гостевой комнате дяди и неотрывно поглощала страницу за страницей. Книжонка оказалась старенькой, прилично потрёпанной, с уже пожелтевшими листами и начавшими тускнеть чернилами, но оттого была не менее ценной. Андромеда и предположить не могла, что найдёт нечто подобное среди большущего разнообразия хранящихся у дяди работ, и не удержалась от зацепившего её названия — «Синдром среднего ребёнка».       «Глава 1: Роль среднего ребёнка в иерархии семьи.       Давайте для начала разберёмся с основными характеристиками детей по старшинству.       На старшего ребёнка стараются возлагать большие надежды. Его принято с самого раннего детства приучать к ответственности не только за себя и свои поступки, но и за действия своих младших братьев и сестёр. Зачастую именно старшие дети больше всех помогают родителям. По данным социологического опроса за тысяча девятисотый год, проведённый сотрудниками Отдела коммуникаций и общественных исследований Министерства магии Франции, около семидесяти семи процентов респондентов ответили, что с младшими детьми им помогают старшие дети».       Сделав очередной глоток, Андромеда отложила книгу и уставилась в потолок — на ум моментально пришла Белла, которую, если они никуда не выезжали всей семьёй, на рождественских и летних каникулах родители часто просили посидеть со скучающей Нарциссой, не беря во внимание тот факт, что у неё уже нарисовались свои планы. Ещё больше Белла злилась, когда ей навязывали компанию Андромеды и заставляли везде таскать её с собой, чтобы — не дай Мерлин — она лишний раз не позорилась и не шаталась с маггловским отребьем, которых гордо именовала своими друзьями. Тряхнув головой, Андромеда фыркнула и бросила взгляд на коротенькую заметку рядом с только что прочитанным абзацем: «См. последний форзац». С неприкрытым интересом она долистала до самого конца и заметила небольшое примечание, явно нацарапанное почерком её дяди:       «26.12.1941.       Родители снова не отпустили Вальбургу на празднование Рождества к Эйвери. Зато заставили взять меня и Сигнуса на ярмарку в Хогсмиде — её лицо надо было видеть. Конечно же, в глаза маме она ничего не сказала, точно побоялась последующей реакции, но добрую половину «выгула» называла нас балластом, свалившимся ей на голову. Но нам не привыкать. Зато поели мороженого».       Андромеда вдруг снова вспомнила о Белле, проведя очевиднейшую параллель с Вальбургой. Нахмурившись, она вернулась к первой главе и продолжила чтение:       «Говоря о младшем ребёнке: он всеобщий любимец. Ему достаётся внимание не только родителей, но и всех остальных членов семьи, притом как добровольного, так и вынужденного. И хотя многие родители ни за что в этом не признаются, но именно младший ребёнок чаще всего ходит у них в фаворитах. Вновь обращаясь к данным приведённого выше опроса, стоит отметить, что уже около восьмидесяти двух процентов респондентов ответили, что больше всего времени, заботы и любви они уделяют самому младшему из детей».       Андромеда опять отложила книгу и протёрла глаза. Здесь даже не пришлось напрягать память и пытаться что-то вспомнить: Нарцисса определённо была любимицей родителей, и этот факт без сомнения подтвердила бы Белла, будь она здесь. Нарциссе покупались лучшие игрушки, лучшие платья, и любой её самый изощрённый каприз мог быть сиюминутно исполнен. Не то чтобы Беллу с Андромедой так уж сильно обделяли, но отец готов был носить свою маленькую ma chérie на руках, а про мать и говорить ничего не стоило — она души не чаяла в своей юной копии и растила её подобно будущей королеве. Андромеда вздрогнула и постаралась отогнать подальше неприятные мысли, пока жгучая ревность не захлестнула её с головой. Она обратила внимание, что рядом с последним предложением было ещё одно замечание: «См. тот же последний форзац». Те же чернила, тот же почерк:       «15.07.1941.       Сигнусу на день рождения подарили последнюю модель Чистомёта, которой даже пока нет в продаже. И главное за что? За то, что в этом году за экзамены он заработал аж три «Слабо» и ни одного «Превосходно»? Что такое справедливость? Нам с Вальбургой, кажется, этого понять не дано. Она тоже сидит в немом шоке — ей за все «Превосходно» в прошлом году сказали: «Так и должно быть, милая».       Андромеда выгнула бровь и вычислила ещё одну закономерность. Интересно, а младший ребёнок, любимый у младшего ребёнка, — тоже ещё одна забавная закономерность? Она решила подумать об этом чуть позже и перешла к самой интересующей её части. Вернувшись к моменту, на котором она остановилась, Андромеда продолжила:       «Среднего ребёнка принято характеризовать «ни так, ни сяк». Он ещё недостаточно взрослый, чтобы разделять привилегии старшего ребёнка, но и недостаточно маленький, чтобы получать любовь и заботу в том же объёме, что и младший ребёнок. Ему приходится разрываться и примыкать то к старшему ребёнку, то к младшему в попытках урвать себе крохи внимания родителей. По данным рассматриваемого нами выше опроса можно сделать вывод, что средний ребёнок почти всегда обделён: около восьмидесяти шести процентов респондентов ответили, что не уделяют должного внимания среднему ребёнку в той мере, в какой бы хотелось».       Андромеда не заметила, как задержала дыхание и перестала моргать, пока читала эти строки. Каждая буква, каждое слово, каждая строчка находили в её душе болезненный отклик. Ей не нужно было долго думать, чтобы вспомнить, как часто мать с отцом проводили время с Беллой и Нарциссой и как редко — с ней. Сколько свободы и доверия они дарили старшей дочери и сколько — ей. С каким трепетом они выслушивали проблемы младшей дочери и с каким показательным равнодушием — её. Чувство ненужности собственным родителям намертво отпечаталось на сердце и не могло быть оттуда стёрто.       Андромеда так и не узнала, что же написал на последнем форзаце Альфард о себе. Когда она уже собиралась добраться до туда, в комнату неожиданно зашёл дядя, чтобы узнать, как у неё дела и нужно ли ей что-нибудь. Увидев обложку в её руках, он как-то грустно улыбнулся, но не стал ругаться, — на её памяти дядя, кажется, вообще не умел ругаться — лишь попросил отдать ему книгу и больше ничего не брать из библиотеки без его разрешения. На следующий же день Альфард купил Андромеде новенький экземпляр и без лишних слов, с пониманием и нежностью, какой она никогда не чувствовала от своих родителей, потрепал её по волосам.       Кое в чём всё-таки Андромеда была не права. Не только она знала, что была любимицей своего дяди. Он и сам знал это лучше всех на свете.