Hold it against me

— Ной, бабушка Полли звонила. Спрашивала, почему у тебя снова телефон недоступен, — Эдди шла бок о бок со мной, покрепче закутавшись в джинсовую курточку от холодного ветра. — Видимо, я забыл поставить его на зарядку сегодня ночью, — пожимаю плечами и виновато устремляю взгляд в землю, от чего длинные волосы спадают на лицо, частично закрывая серовато–зелёные глаза. — Она так и подумала, — по-доброму хмыкнула девушка, — Просила передать тебе, что лучше поторопиться домой, потому что приготовленная ею тыквенная запеканка уже начинает остывать, а ты ведь знаешь, как она не любит, когда её еду пробуют через время, и, цитирую, «она теряет "себя" и становится не такой вкусной, как была сразу после приготовления». — Я в чём-то с ней согласен, нам и впрямь придётся поторопиться, но только мы перед этим по-быстрому забежим в ближайший магазин и купим корм для тех бездомных собачек рядом с железной дорогой, — я сразу погрустнел, когда вспомнил о тех пушистых хвостиках, чья жизнь была обречена на скитания. Все приюты были переполнены, и брать их было некуда. Оставалось только ходить и подкармливать, ну и по возможности играть, когда время свободное было. — Твоя любовь к животным, наверное, сильнее, чем любовь бабули Полли к готовке, — хихикнула Рэй, потрепав меня рукой по волосам на голове, которые недавно обрели нежно–розовый цвет благодаря усердным стараниям и трёхчасовой возне в ванной комнате. — Не буду спорить, — отозвался я, слегка улыбнувшись. Эддисон Рэй — моя лучшая и единственная подруга. Она понимает меня как никто другой, поддерживает в трудную минуту, не издевается надо мной из-за цвета волос, как это делают мои одноклассники. Бо́льшую часть времени я провожу именно с Эдди, и я очень ей благодарен, что она смогла найти ко мне подход. Честно говоря, я довольно необщительный чисто из-за своих комплексов. Я не считаю себя красивым, каким-то особенным, меня почти всегда не устраивает, как я выгляжу, но, должен признать, новый цвет моих волос мне очень даже нравится. Эддисон иногда называет меня из-за них сахарным облачком. Познакомился я с ней, когда фостерная семья приютила меня к себе восемь месяцев назад. Органы опеки забрали меня у отца, который спился из-за смерти мамы. У неё было слабое сердце, и она, узнав об измене, умерла от сердечного приступа. Я не очень люблю вспоминать подробности, но скажу, что очень убивался из-за смерти мамы и винил в этом отца, который решил найти успокоение, став алкоголиком. Он совсем забил на меня, на мою учёбу, на моё здоровье. Он приводил к нам домой ту самую женщину, с которой изменил, и трахался с ней прямо на диване в гостиной, пока я сидел в своей комнате и глотал жгучие солёные слёзы, закрыв уши, чтобы не слышать громких стонов, доносящихся с нижнего этажа. Тогда вся моя жизнь стала напоминать мне один страшный сон, из которого я никак не мог пробудиться. Очень благодарен тем людям, которые взяли меня к себе. Пусть им за это и платят, но я уверен, что они правда заинтересованы во мне и моей личной жизни. Отец каждый месяц перечисляет мне по двадцать долларов на карточку, даже пару раз пытался встретиться, но я наотрез отказываюсь. Не хочу даже знать его после всего того, что он сделал мне и моей маме. Сейчас в доме из детей только я, их старшая родная дочь учится в Канаде, — я видел её лишь раз, когда она приезжала на Рождество, — поэтому всё внимание уделяется только мне. Больше всего я получаю его от весёлой бабушки Полли. Она сама родом из России, говорит, что жила где-то в Сибири, где даже до конца весны бывало не таял снег. Я люблю слушать истории из её молодости, сидя рядом с ней на диване и параллельно наблюдая за потрескивающими дровами в камине, иногда даже смеюсь, когда она забавно ругается на русском языке. Она действительно дарит мне то тепло, которого мне так не хватало после смерти мамы. Иногда его бывает даже чересчур много, так как бабушка Полли сидит дома на пенсии, пока Сара и Лукас ( мои приёмные родители ) приносят деньги в семью. — Чёрт, забыл свои карманные деньги дома, — я с досадой в голосе сказал кассирше, что брать мы ничего не будем, на что она недовольно закатила глаза и уже собралась убирать товар, как Эддисон положила десятидолларовую купюру. Я непонимающе уставился на неё, но та лишь отмахнулась. Еда изголодавшимся собакам была куплена, и на мои слова «я тебе верну деньги», Рэй попросила меня не устраивать цирк, и ещё сказала, что тоже хочет поучаствовать в «волонтёрстве», так что беспокоиться мне незачем. Я ещё раз подумал, что мне очень повезло иметь такую подругу. — Эдди, тебе, наверное, холодно. Иди домой, я сам справлюсь. — И что, хитрое сахарное облачко, хочешь оставить меня без тыквенной запеканки? Даже не пригласишь к себе в гости? — она наигранно надула губки, продолжая упёрто идти против порывистого ветра. — И в мыслях такого не было! — я категорично замахал головой. — Тогда давай обойдёмся без этого твоего опекунства. Ты ведь не хочешь, чтобы мы замедлились, и твои собаки оставались голодными? — девушка посмотрела в мою сторону и ответила за меня: — Не хочешь. Вот и отлично. Мы, кстати, уже почти пришли, если память мне не изменяет. Переступив через железные пути и пройдя ещё несколько метров, мы зашли в небольшой двор, в котором находился заброшенный домик. К нам сразу же выбежало несколько собак, которые радостно лаяли и махали своими хвостами. Следом за ними потянулись ещё пара. Они были самыми старшими из всех, так что шли с большим трудом. В первую очередь мы с Эдди насыпали корм старшим собакам, а потом покормили младших. Я переживал, что кому-то достанется меньше, но Рэй пыталась доказать мне, что голодной сегодня эта стая точно не осталась. Погладив на прощание каждую собаку, я по привычке взял подругу за руку, и мы направились ко мне домой, уже мечтая, как будем пробовать невероятнейшую тыквенную запеканку. Когда мы достаточно далеко ушли от железных путей, я услышал ужасный скулёж позади нас. Мы с Эддисон обернулись, и я увидел, как пёс из той стаи пытается вытащить застрявшую переднюю лапу. Я рванул с места, бросив на землю все сумки, которые были. Моя подруга тоже кинулась на помощь бедняге, которая, скуля от дикой боли, пыталась выбраться. Где-то сбоку я слышал гудок приближающегося поезда, я ощущал вибрацию на земле, поэтому мы с Эддисон как можно скорее пытались высвободить пса. Он сильно дёргался, поэтому очень замедлял процесс. Поезд уже был виден на горизонте и с каждой секундой всё приближался и приближался. — Я приподниму эту деревянную планку, а ты резко вытаскиваешь лапу, — скомандовал и получил кивок от подруги, — Тогда насчёт три. Раз, два, три! Я что есть силы приподнял деревянную планку, но этого было недостаточно, чтобы массивная лапа пса смогла выбраться. — И чёрт тебя дёрнул пойти за нами! — Отчаянно прикрикнула на животное  Эддисон, с мокрыми от наступающих слёз глазами. Я попытался снова приподнять планку, но Рэй замотала головой и стала перекрикивать гудящий поезд: — Давай сделаем это вместе! Пёс сам вытащит лапу, как только почувствует облегчение. Выбирать не приходилось, и мы вместе ухватились за объект заточения. Теперь собака могла выбраться, но она в шоковом состоянии смотрела на приближающийся поезд и не могла пошевелиться. — Чёрт, нас же сейчас расплющит по этим самым рельсам! — В страхе прокричала девушка. — Ну же! — в истерике крикнул я, с огромным усилием удерживая вместе с Эддисон деревянную планку. Чёрный пёс дёрнулся, будто его ударили током и, вынув лапу, отскочил подальше от железных путей, хромая в сторону того заброшенного дома. Мы как можно быстрее покинули то место, где были только что, и заменили его на более безопасное, рядом с деревьями, без сил рухнув на траву. Сердце выпрыгивало из грудной клетки, я пытался отдышаться. У Эддисон тряслись руки. Она вытерла дорожку слёз со щёк и прерывисто выдохнула. — Какая же ты добрая душа, Ноен. Когда-нибудь твоя доброта выйдет тебе боком... — Подожди, то есть ты хочешь сказать, что мы не должны были спасать ту собаку? — с удивлением переспросил, повернувшись к подруге. — Должны были, но поезд был уже на волоске от нас. А если бы мы не смогли вытащить того пса? Ну вот не получалось бы, и всё. Ты бы до последнего был на этих чёртовых рельсах, пока поезд не распластал бы тебя по ним? — девушка поднялась с земли и отряхнулась, шмыгая носом. — Я не хочу думать об этом. Главное, что мы спасли собаку, — отрезал я, тоже вставая с травы. До моего дома мы шли в полном молчании. Каждый боролся наедине со своими мыслями. Это был первый раз, когда мы с Эдди так долго ни о чём не говорили и, кажется, были чем-то обижены друг на друга.

***

— А почему вы оба такие грустные? Случилось чего? — обеспокоено поинтересовалась бабушка, когда мы зашли на кухню. — Нет, всё хорошо. На улице просто сильный ветер, немного замёрзли, — соврал я, не желая делиться с ней нашим подвигом, чтобы не тревожить. — Тогда я сделаю вам горячий чай, — отозвалась бабушка Полли и захлопотала на кухне. Мы с Рэй сели за обеденный стол, перед этим тщательно вымыв руки от грязи, в которой мы испачкались, когда спасали пса. Наши стулья стояли рядом, поэтому я сделал первый шаг к примирению, положив свою голову ей на плечо и взяв её за руки. Эддисон нежно поглаживала большими пальцами выпирающие костяшки на моих руках. Такие моменты навсегда хотелось запечатлить в своей памяти, чтобы они согревали в трудные времена. Мы могли себе позволить так обниматься перед бабушкой, так как она давно уже знает, что мы просто хорошие друзья и ничего больше. — А вот и тыквенная запеканочка с горячим чаем, — сказала пожилая женщина и тепло улыбнулась, ставя перед нами тарелки и чашки. Мы благодарно кивнули и с нетерпением взяли в рот по кусочку, блаженно закатив глаза. Запеканка просто таяла во рту, а при попадании в желудок приятно обволакивала горло своим теплом. — Профто объедение! — довольно заурчал я с полностью набитым ртом, отчего бабушка с Эдди дружно рассмеялись. Покончив с едой и поразговаривав по душам вместе с бабушкой, я с подругой пошёл в свою комнату на втором этаже. Мы хотели посмотреть какой-нибудь фильм вместе, но тут ей неожиданно позвонил отец. Родители звонили ей не так часто, так как узнавали через тётю с дядей, как их дочь поживает, поэтому кареглазая даже вышла из комнаты, извинившись. Я решил не терять времени и нашёл подходящую мелодраму. Мы с Эдди любим фильмы такого жанра и почти всегда плачем друг другу в плечо в конце. Я не вижу в этом ничего плохого, это же хорошо, когда ты привязываешься к актёру, разделяя с ним все его переживания, а потом даёшь волю эмоциям. Мне, например, становится легче, когда я от души поплачу. И плачу я не только из-за героев фильма... Да, из-за них тоже, но они уходят на второй план, когда я вспоминаю о своём прошлом. В комнату вошла, нет, даже не вошла, а впорхнула Рэй. Она приземлилась рядом со мной на кровать и в порыве эмоций крепко меня обняла. — Папа сказал, что они наконец возвращаются домой. А это значит, что я возвращаюсь домой тоже! — не выдерживая такого натиска адреналина, та даже взвизгнула от счастья в конце. — Вау, это же здорово! Рад за тебя, — искренне произнёс, улыбнувшись, но потом заметил, что подруга поменялась в лице, и дотронулся до её плеча, заглядывая в глаза. — А как же ты?... Как ты здесь будешь, один, без меня? — ещё минуту назад девушка была готова взлететь до небес от счастья, но сейчас  нервно прикусывала губу и часто моргала, чтобы поток слёз не вырвался наружу. — Мы будем переписываться, созваниваться, — я пытался всячески её утешить, но и себя в том числе. Я правда не представлял, что буду делать и как проводить время без её компании, но очень был рад, что она сможет вернуться к полноценной жизни со своими родителями. — Ной, я буду тебе писать. Каждый день писать! И звонить тоже. Слышишь? — она обняла меня за шею. — Не вздумай здесь расклеиться без меня. — Не вздумаю, — я слабо улыбнулся, уткнувшись носом в ключицу Эддисон. Мне будет тяжело без неё, но я справлюсь. Подруга ушла к себе домой упаковывать чемоданы, так что мелодраму я смотрел в одиночестве. Хотя, нет. Рядом со мной был мой небольшой плюшевый белый медведь, которого мама подарила мне на пятилетие. Несмотря на то, что ему уже одиннадцать лет, он хорошо сохранился. Я очень люблю обнимать его и думать о маме: о её светлой улыбке, о блестящих зелёных глазах, о её нежных руках. Мне было больно думать о том, что её уже нет рядом, но я знал, что она навсегда осталась в моём сердце и памяти. И пока я жив, она тоже жива.