Ты слышишь — кончилась война

Вирль, хозяин станции, появился в комнатах Шоквейва, когда он думал, что о нем уже все забыли. Кроме ИИ, разумеется. Не то чтобы Шоквейва тянуло выходить и смотреть, как здесь живут меха; когда он поинтересовался, заперт ли он здесь, и сказал, что хотел бы понаблюдать, ИИ сразу дал ему доступ к видеопотокам камер во всех общественных местах. Больше поводов выбраться за пределы отведенного пространства Шоквейв искать не стал. Возможно, ИИ был прав, и с такой приметной внешностью смешно надеяться, что когда-нибудь получится жить, как до войны. И до войны Шоквейв вряд ли пошел бы напиваться в компании незнакомцев, пусть и в заправке с «прекрасным видом на звездные скопления», коннектить интерботов или играть в азартные игры с автоматами. Больше здесь развлечений не было. — Если ты сможешь аккуратно это снять и пригнать эндоскелет, чтоб не болтался, будет очень хорошо. А то правда, от меня уже даже кошка шарахается, а незнакомые гражданские так вообще отработку сольют! Так что, сможешь? — У меня в прошлый раз это заняло слишком много времени и причинило неудобства, а других медиков у нас нет, — вмешался ИИ. — Если мне дадут инструменты и дезинфектор, — согласился Шоквейв, долго не раздумывая. Вирль, видимо, попытался улыбнуться, и от его правой щеки отстал и повис кусок тонкого металла с прослойкой разлагающейся биоткани; консервантом запахло гораздо резче. На его нагретое оружие, маячащее где-то на уровне линзы Шоквейва, ИИ внимания не обращал. Эм-излучение Вирля не было агрессивным, так что стоило ожидать неприятных сюрпризов вроде общего заражения топливной системы, вызывающего перегрев всего корпуса. Медотсек находился уровнем выше. Довольно просторный, с прозрачными шкафами вдоль стен и глифами названий не только рядом с препаратами, но и рядом со скальпелями, кюретками, пилами и полировочными машинками. Полное самообслуживание. Лопасти мешали Вирлю удобно сесть. На спину он ложиться отказался, заявив, что это в принципе опасно и для спины, и для лопастей, и для ремонтной платформы. На желтую вставку в орудии-честплейте немедленно потекла зловонная темная жижа, стоило Шоквейву начать вытаскивать винты и клепки, удерживавшие донорскую деталь. Вирль косился разноцветными линзами на большое стенное зеркало. Левая, что была ближе к той стене, похоже, не функционировала, потому что он старался смотреть правой и постоянно чуть поворачивал голову. Гнезд оптосенсоров было не видно — все скрылось под жирными слоями грязи, создав жутковатый контраст в приглушенном освещении: черные круги вокруг тусклых линз и светлый оголенный металл искусственных челюстей, которые Шоквейв только что очистил. — Очень вероятно, что опасные микроорганизмы попали в шлюзы и баки. В промывании необходимости нет, но желательно выпить специальное средство. Обычный дезинфектор может обжечь поврежденные шлюзы и уничтожить не все вредные бактерии. — Брр, — Вирль глухо стукнул лопастями по краям платформы. — Этому фейсплейту квартексов семь было, не меньше. Но некоторые я и по десять квартексов носил. Вот от чего это зависит? — От многих факторов, — ответил Шоквейв; он был немного занят попытками отстранить нечто, свисающее с потолка и напоминающее камеру, и вдобавок сомневался, что Вирль откажется от идеи прикреплять к себе детали дезактивов. Не хватало только увеличить число жертв-доноров, рассказав о каких-то ограничениях. — Дружок, если ты лезешь под руку, так сделай хотя бы свет нормальный, — потребовал Вирль. Нечто преобразовалось в подобие настольной лампы, закачалось из-за изменившегося центра тяжести и чуть не ударило Вирля в правую линзу. Тот нецензурно выругался. Учитывая поток света, ударивший прямо в единственный функционирующий оптосенсор, это наверняка было крайне неприятно. — Дружок говорил, ты больше не чувствуешь Тандеркрэкера? В оффлайне приходили пугающие галлюцинации, но Шоквейв уверен был, что это только память. Что-то подсознательное, наложившееся на старые воспоминания — он же хотел заблокировать их, но все время откладывал, такую операцию на себе нельзя было выполнять без страховки, чтобы попросить Саундвейва или кого-то еще, нужно было выделить время, найти аргументы, суметь все объяснить, — приходило во время гибернации, заставляя возвращаться в онлайн с перегревом, на платформе, сырой от конденсата и охладителя. Что-то травмировало Шоквейва сильнее не завершенной ворны назад эмпураты. Близость смерти, а может, потеря смысла всей жизни, отсутствие необходимости сражаться и искать выходы, потому что сражаться было больше не за что. У него дернулась левая рука, и он чудом не выронил скальпель и не оставил царапину на искусственных деталях. Меха, от которого он ожидал подобного меньше всего, умер, чтобы Шоквейв мог жить. Как иронично, что это совпало с потерей смысла жизни — и, наверное, самого желания жить. — Нет, — он не мог понять, вычищал ржавчину на этом участке или нет; на мгновение даже перестал понимать, к чему эта деталь относится. — Раньше, на Кибертроне, я иногда ощущал… хоть что-то. Не свои ощущения. А теперь ничего. — Может, из-за чужих деталей не чувствуешь, — линзы Вирля слабо замерцали, но в голосе не слышалось никакого сопереживания. До этого он говорил, не двигая челюстями, а тут вдруг шевельнул верхней — прямо под пальцами Шоквейва: — Не думаю, что Леозак его добил. Тандеркрэкер сам нарывался везде, где можно и нельзя, хотя не боец ни разу. Говорил, что Праймус его хранит. Не думаешь, что после твоего спасения хранить перестал? Кажется, это вздрагивание было смехом. — Нет, не думаю. Я не верю в Праймуса. Свет чуть ниже, — Шоквейв поправил лампу, которая в первые мгновения тоже шевелилась и меняла форму сама по себе. Искусственный фейсплейт Вирля при любом освещении казался маской смерти. Нужно было отключить его. Здесь не было диагностов и систем жизнеобеспечения, но операции рядом с невосстановимыми оптосенсорами и относящимися к ним участками нейросети часто делают, погрузив пациентов в стазис. Особенно когда не слушаются руки. Если бы Шоквейв сразу сказал, что нужно притащить в медотсек его терминал и установить туда специальные программы… Приходилось действовать очень осторожно. — Сейчас нужно подержать голову Вирля в одном положении, — обратился Шоквейв к ИИ. — Я буду проверять работоспособность левого оптосенсора. Он постарался сделать все как можно быстрее. К счастью, ничего не мешало добраться до тонких проводов под линзой, в норме скрытых сервоприводами подвижного щитка над ней. Вирль, по всей вероятности, отключил чувствительность, а может, она в принципе отсутствовала после эмпураты, доведенной до конца, или после кустарных переделок этой уродливой конструкции с донорскими линзами, держащимися на честном слове. Подсоединение контактов и покрытие оголенных кабелей изолирующими прокладками прошло в полной тишине. Потом Шоквейв ушел на другой конец медотсека — очищать и убирать по местам инструменты. Жидкое средство от большинства патогенных микроорганизмов, безопасное для шлюзов, он видел в прозрачном шкафу, но доставать пока не стал. Этим мог заняться и сам ИИ. Как и проследить за тем, чтобы пациент все выпил и его самочувствие не ухудшилось. Вирль приблизился за какие-то доли наноклика, очень быстрый для меха такого размера и веса. — Тут еще у некоторых шлаковый вид. Кто раны вовремя не зарастил нормально, кто присадками балуется. Дружок их будет тебе присылать. — Я постараюсь им помочь в меру своих сил, — пообещал Шоквейв, не оборачиваясь.