Великий. Красный.

      Камень скалы затрещал, когда дракон опустился на открытый всем ветрам скальный пик, и в тон этому треску, казалось, вздрогнула вся гора. Отливающая красным в лучах показавшегося из-за горизонта солнца чешуя выделяла огромное даже по меркам его вида существо, что изваянием замерло, наблюдая за наступлением следующего дня. Ни души не было в округе, и величественная картина осталась без свидетелей, способных запечатлеть столь прекрасное зрелище. И пусть в иной момент дова удовлетворенно воспринял бы как должное восторженные взгляды, сейчас он был рад найти уединение. Красный гигант все еще не смирился с тем, что ему уже никогда не встретиться с другом.       Прошло больше века. Такой малый срок для вечного дитя Акатоша, но столь большой для смертных. И тем не менее, для замершего на вершине горы дракона эти годы были очень долгими. Сначала гордый дова гневался, в ярости своей проносясь по небесам, вселял ужас в души смертных, надеясь, что уж это не останется без внимания. И не ошибся. Но пришли за ним совсем не те, кого он надеялся увидеть. Потом… злость сменилась печалью. Для дова было очевидно — если учиняемые им бесчинства остались незамеченными, значит Довакина уже не было среди живых. Незнакомое прежде чувство терзало душу бессмертного, который даже и представить себе не мог, что когда-нибудь познает боль утраты. Но годы бежали один за другим, и вслед за печалью пришло смирение. А вместе с ним — надежда. Внутренняя уверенность в том, что ставшая ему другом смертная не могла просто погибнуть в безвестности. Только не она, заслужившая его уважение и сразившая того, кто оказался неодолим даже для героев древности. А потому он каждый рассвет встречает на этой скале. На месте, где они виделись в последний раз. И пусть любой другой давно бы принял неизбежное — дова был слишком горд для этого. Его друг однажды явится для новой встречи. Пусть дракону придется даже ждать этого всю отведенную ему вечность.       Размеренное течение мыслей сына Акатоша прервало ощущение чего-то странного и неправильного. Прислушавшись к себе, он поднял в немом удивлении приопущенные ранее веки и неверяще взглянул вдаль. Размышления не были долгими. Все же этот дова всегда предпочитал действие бездействию. Успевший собраться вокруг снег вихрем взметнулся под взмахом крыльев, и спустя недолгие мгновения покинувший это место дова был уже точкой вдали.       Стены древней обители вздрогнули. Дракон летел быстро. Куда быстрее, чем в тот памятный раз, когда вез на себе сумевшего завоевать его уважение человека. И все же он опоздал. Когда рев разгоняемого крыльями воздуха прокатился по округе, над руинами символа былого могущества драконьего культа уже вздымалась ввысь переливающаяся радужная воронка. И была она куда больше того, чем в свое время воспользовался Довакин. А еще чувство подавляющей мощи, разлившееся вокруг, было слишком хорошо знакомо красному дракону.       — Значит, даже она не смогла обуздать твою мощь… — Впервые за долгое время дова сказал что-то вслух, и звук собственного голоса показался ему незнакомым.       Но отбросив прочь ненужные сейчас мысли, он вновь пристально вгляделся во все увеличивающуюся воронку. Иные дова предпочли бы не вмешиваться в то, что не касается их прямо, но этот был не таким. Его гордость лишь немногим уступала двум старшим братьям, что когда-то вели дов* за собой. И пусть за последний век ему стало знакомо смирение, отвергнуть брошенный судьбой вызов он не смог бы никогда. Взревев, дракон бросился в бушующий энергией портал…       Стоило красному дова скрыться в переходе меж мирами, как воронка схлопнулась, а накопленная энергия вырвалась во все стороны, окончательно превращая в пыль окружающие руины.

***

      Жаркой летней ночью девочка не могла заснуть. Стоило только коснуться простыни, как та мигом пропитывалась выступившей испариной, а тяжелый влажный воздух не давал даже полноценно дышать. Поворочавшись еще немного, она неловко поднялась с футона и тихо отодвинула перегородку, стараясь не потревожить бабушку с дедушкой, привычных к такой погоде, а потому быстро задремавших.       Улица встретила ребенка ветерком, что слегка отгонял жару и позволил вздохнуть спокойнее. Усевшись на помосте веранды, девочка восторженно разглядывала необычайно красивое этой ночью звездное небо. На секунду ей показалось, что сияющих огоньков в небе стало больше, и даже северное сияние радужной полоской пробежалось перед ее взором. Ребенку было неведомо, что в этих широтах такого явления не бывает, потому ей ничто не мешало просто наслаждаться открывшимся зрелищем.       И вдруг звезды, бывшие на этом небосводе лишними, пришли в движение. Одна за одной они исчезали, оставляя за собой яркие хвосты. «Звездопад! Настоящий!», — промелькнула в ее голове восторженная мысль. Но стоило только вспомнить о необходимости загадать желание, как всем вниманием девочки завладела одна единственная звездочка.       Подобно прочим, она бежала по небосклону, оставляя за собой яркий хвост, но в отличие от остальных не спешила исчезать. Напротив, с каждым мгновением звезда становилась все ярче и больше. И, наконец, она завершила свой путь, скрывшись за деревьями раскинувшегося неподалеку леса.       Завороженная увиденным девочка вздрогнула, когда из чащи до нее докатился гулкий, словно раскат грома, звук. Неуверенно оглянувшись на спящий дом, она нахмурилась и решительно зашагала в сторону леса. С той непосредственностью и тем упрямством, что доступны одним лишь детям, она делала шаг за шагом по земле, устланной сухими ветками, иголками и шишками, сильно коловшими ноги. И, хотя вскоре от боли хотелось плакать, ребенок, лишь поджав губы и игнорируя выступившие слезы, продолжал идти, надеясь помочь упавшей звездочке.       К счастью для девочки, гость с неба упал не так глубоко в лесу. Но оказался он вовсе не тем, что она ожидала увидеть. Огромное тело пропахало в лесу настоящую прогалину, снеся своим весом деревья и сняв дерн. В такт тяжелому дыханию вздымалась с влажным хрипом грудь, а кровь на красной чешуе едва выделялась.       Далеко не сразу разглядев в ночном свете раны оказавшегося перед ней существа, девочка испуганно пискнула и кинулась к павшему чудищу. Отчего-то в тот момент у нее и мысли не возникло, что это может быть опасно. Лишь робкая надежда помочь, спасти… Но чем могла помочь в такой ситуации маленькая девочка? Любой бы ответил, что ничем. Но…       Стоило малютке приблизиться к красному ящеру, как тот гулко зарычал, и слышались в его голосе обида и боль. Девочка протянула руку, желая успокоить, утешить, но в следующий миг произошло то, что замершее перед драконом дитя просто не смогло осознать. В голове будто раздался шепот. Сначала тихий и неуверенный, но с каждой секундой становившийся все громче и отчетливее. Хор голосов требовательно звучал в унисон, и ребенок неожиданно даже для себя сжал ладонь протянутой руки в кулак.       От павшего ящера потянуло ветром. Раз за разом накатывали порывы на маленького человека, замершего пред огромным драконом, но та стойко стояла, с тем же внутренним упрямством, с которым добиралась до образовавшейся в лесу поляны. А порывы становились все чаще, пока не превратились в несущийся к ребенку ураган, исчезающий, только лишь достигнув маленького тельца. Радужные всполохи в порывах ставшего видимым ветра ослепляли.       Несколько секунд прошло, прежде чем наваждение схлынуло с испуганно вскрикнувшей девочки, но что-то делать уже было поздно. Дракон перед ней рассыпался, не оставляя после себя ничего кроме пыли.       Ребенка начало пробирать страшным жаром. Малютке показалось, что она буквально горит изнутри, и все же заплакав от страха, она вскоре сомлела.       Только к середине следующего дня спасатели сумели найти бессознательное тельце так и не пришедшей в себя девочки.