A Little Piece of Heaven

Почти всё время они проводят втроём. Он таскает ребят по лесам и болотам, показывая особенно грибные места. Кеша находит там бабочек, но ловить получается плохо, и они, как три партизана-энтомолога ныкаются по кустам, издалека разглядывая цветастых красавиц и слушая выдержки из энциклопедий. Жилин же то и дело подбивает их на разнообразные авантюры по типу «отвоевать площадку у местных хулиганов». Ему подобные вспышки конструктивного поведения претят, но под отчаянными Кешиными уговорами он каждый раз сдаётся. Зимой они катаются с горки на найденных картонках, играют в снежки до одурения и даже устраивают себе рыбалку. Смотря на мерзнущую в ведре рыбу, он неприятно дёргается, и Жилинские ехидные комментарии ситуации нисколько не помогают. А вот от радостных Кешиных криков, напротив, ему и самому становится весело. В мае, после всех итоговых контрольных, которые он каким-то образом умудряется не завалить, встаёт вопрос о летних каникулах. — Папе дали путевку в Геленджик, — хвалится Жилин. — В санаторий. Фруктов объемся, — мечтательно закатывает он глаза. Изображать мальчишку у него иногда получается даже слишком хорошо. Кеша восторженно рассказывает про дачу, и про лес рядом, и про речку, и… — А-а ты, Игорь, что летом делать будешь? Он зависает. Постоянно бегающие между стройками родители ничего про каникулы не говорили. Не то чтобы это большая проблема, он и раньше почти всё время проводил в одиночестве, так что какие-то три месяца проблемой не станут. Он сообщает об этом товарищам, и каждый реагирует по-своему. Жилин лишь фыркает, а вот Кеша впадает в самый настоящий ужас. — Как же так? Э-это же лето, каникулы! Нельзя быть летом одному! Смотря на возмущенное лицо друга, он пытается возразить, что все в порядке, но тот с непривычным упорством перебивает его: — Может быть, я… Я мог бы попросить родителей, чтобы… чтобы ты поехал с нами? Ве-ве-ведь это не дело, когда летом дома один сидишь! — Кеша вскакивает, но, не дождавшись ответной реакции, тут же смущено начинает тараторить: — Ну… ну, или нет. Если ты не хочешь, то н-не буду. К нему наконец-то возвращается возможность говорить, и, вскочив следом, он хватает уже явно паникующего друга за плечи. — Хочу, я очень хочу! Если твои родители согласятся… Он знает, что не нравится Кешиной маме, особенно после того случая, когда они вернулись после очередного похода все в тине и с пустыми руками. — Согласятся. Я очень хорошо попрошу. Стараясь игнорировать насмешливое Жилинское хмыканье, он думает, что действительно счастлив будет провести рядом с Кешей целое лето. Мало ли какие опасности могут подстерегать того в деревне, тут же быстро добавляет он. Под жалостливыми глазами родители одноклассника действительно очень быстро сдаются, а его собственные сдаются еще быстрее, явно обрадованные, что можно будет не следить за ним целых три месяца. В деревне из опасностей обнаруживаются только гуси, что с громким гоготом разбегаются от него прочь, и Кешина бабушка, готовая, кажется, закормить их обоих до смерти, постоянно причитая на тему худобы обоих мальчишек. Они помогают ей на огороде (по крайней мере он пытается, но живая природа слишком ему чужда), по полдня проводят на речке в компании рыбачащего деда (он даже один раз просит поуправлять лодкой, но тонкие руки еще слишком слабы для такого; что ж, работа может подождать), гуляют в лесу, помогая с заготовками грибов (Кешина бабушка удивляется, как могла пропустить такие обильные места, он лишь загадочно улыбается в ответ, отправляя в ее корзинку найденные подосиновики), а по вечерам валяются на сеновале, разглядывая непривычно звёздное небо. Кеша рассказывает про созвездия, а он лишь ахает в ответ, умело делая вид, что никогда не слышал о таком. Год летит за годом, смешиваясь в одну сплошную яркую полосу. Нудная школа, полная практически бесполезных для него знаний; выходные в компании друзей, обычно заканчивающиеся сбитыми коленками и ушибами, но уже даже Кешина мама перестает дергаться от каждого синяка, отпуская сына в очередной поход; лето в деревне, где у него остается только одна забота — отгонять от Кеши гусей, что так и норовят защипать его насмерть. Когда он понимает, что может управлять лодкой без особого напряжения, его начинают разрывать противоречивые чувства. С одной стороны — его ждет долгожданная работа на родной и любимой реке, а с другой — оставлять Кешу здесь в одиночестве совершенно не хочется. Он несколько дней мечется туда-сюда, не зная, что ему делать, но в конце концов приходит к выводу, что однажды оставить друга ему в любом случае придется, они не смогут все время быть вместе, а работа не ждет. Он врёт другу и его семье, что его срочно зовут в город родители, и те верят без всяких вопросов, лишь Кеша напряженно хмурится, провожая его на автобус. Он старается игнорировать чужой взгляд, прожигающий на сквозь, но получается плохо. С каждым шагом идти становится всё сложнее. А что, если с другом что-то случится? Он же не может просто так бросить его тут. — Тебе правда нужно уезжать? — расстроенно спрашивает Кеша. Он скрипит зубами и отвечает, с силой заставляя себя не оборачиваться: — Они сказали, что там что-то срочное. Ему чудится, что ложь сочится из его рта вязкой кислотой и прожигает траву под ногами. Кеша лишь вздыхает. Они долго смотрят друг на друга через заднее стекло, пока покосившаяся остановка не скрывается из виду. Он плюхается на сидение и несколько раз звонко бьет себя по щекам. Работа. Его ждет работа. Дома он несколько дней выжидает, наблюдая за родителями, обычно уходящими ранним утром и приходящими едва ли не за полночь; они вообще не обращают на него внимания, и такой расклад его более чем устраивает. В конце концов он решает — пора. Бутылка в морозилке как всегда полная и ледяная. Ему кажется, что водка — единственная причина, почему их холодильник до сих пор исправно работает. Пьёт он стопками, чтобы контролировать процесс в случае чего, и не закусывая, чтобы сильно не затягивать. Наверно, проще было бы навернуться с какой-нибудь крыши, но его тело сейчас слишком слабое для подобных выкрутасов. Он глотает рюмку за рюмкой, дёргается, как в припадке, тарабанит по столу, не в силах справиться с дрожью не привыкшего к алкоголю тела. В какой-то момент ему даже кажется, что ничего не выйдет, что он просто словит отравление и проведёт остаток недели, обнимаясь с унитазом. Он с трудом сдерживает подступающую к горлу тошноту и вливает в себя очередные пятьдесят грамм. Когда бутылка пустеет практически наполовину, он всерьёз начинает бояться, что ничего не выйдет. Очередной приступ тошноты накатывает с такой силой, что побороть его уже не получается. Он поспешно вскакивает, но, не удержавшись на ногах, падает вниз. Перед глазами чернеет, и последнее, что успевает ухватить его мутнеющее сознание — неприятный хруст сломавшегося от удара об пол носа. Когда он очухивается, его всего качает. Он чувствует приятный тёплый ветер на своём лице и морщится, силясь прогнать это ощущение. Вокруг слышны плеск волн и пение птиц, беззаботно кружащих в вышине. В первую секунду ему чудится, что он просто уснул на рыбалке, сейчас он откроет глаза, наткнётся на весёлый Кешин взгляд, и они вдвоём пойдут ужинать, а после ему, как всегда, придётся обмазывать сметаной обгоревшие плечи. Он открывает глаза, однако рядом нет не только друга, но и вообще ни одной живой души. Его встречает узкий ручей, пологие берега, поросшие камышом и рогозом и самое главное — лодка, старая и обшарпанная, с гладкими длинными вёслами, обтёсанными за многие годы работы. Получилось. Получилось! Не сдерживаясь, он вскакивает и кричит во все горло, едва не переворачивая лодку и пугая окрестных птиц. Первым делом он сбрасывает с себя одежду и ныряет в ручей, восторженно чертыхаясь от ледяной воды. Длинные белые руки неупокоенных душ будто бы в страхе жмутся от него прочь, боясь задеть даже случайно, а вот упитанные крупные караси, напротив, не обращают на него никакого внимания, зная, что им ничего не грозит. Он ныряет до самого дна и, зачерпнув полные горсти мелких ракушек, всплывает на поверхность. Вымыв глину, он кидает свои находки на дно лодки. Жилин точно будет рад получить подарок отсюда. Наплюхавшись, он снова забирается в свое суденышко и, обсыхая под неярким солнцем, осматривает снаряжение. Рупор и свисток, хоть и потрепанные временем, но ещё вполне рабочие, как и шокер. Он выпускает несколько коротких зарядов и ухмыляется. Работа не ждёт. На переправе как всегда оживлённо. Другие лодочники радостно приветствуют его, перекидываются шутками, посвящают его в новости последних пары десятков лет, которые он пропустил. Он подобным пока похвастать не может, вряд ли кого-то будут интересовать его оценки, так что он старается запомнить, как можно больше, чтобы потом пересказать Жилину. — Как там, кстати, твой этот? Помяни чёрта. Он не сдерживается и выплескивает всё накопившееся за последние несколько лет, коллеги лишь смеются в ответ. Эта ситуация до боли знакома им всем. Работа приносит мир его душе. Мёртвые, удивительно покладистые сейчас, не бунтуют, видя перед собой десятилетнего пацана, и покорно выворачивают карманы в поисках оплаты. Так в его распоряжении появляются разнообразные штуковины, которые в другое время были бы ему совершенно не интересны, но сейчас можно будет похвастаться перед мальчишками во дворе и даже обменяться на что-нибудь: ножички, патроны, фантики, марки, зажигалки и даже пара початых пачек жвачки. Когда наступает время его дежурства, он радостно вскакивает на нос лодки и со злым весельем осматривает берега в огромный военный бинокль, который сейчас даже держать тяжело. Надавать зазнавшимся небожителям по голове всегда приятно. Поначалу всё тихо, и он даже начинает скучать и опасаться, что сегодняшний рейд пройдёт без происшествий, но в конце концов его терпение вознаграждается. Он замечает двух чертей с удочками, даже не пытавшихся спрятаться в зарослях камыша. Радуясь простому делу, он тихо подходит к берегу и, оказавшись совсем близко, не сдерживаясь, орёт в мегафон: — Рыбалка запрещена!!! Черти поворачиваются к нему, но, вместо ощущения ужаса и поспешного сбегания, начинают издевательски крыть его матом. Становится все веселее и веселее. Он спрыгивает на берег с шокером в руке, черти лишь насмешливо фыркают. — Согласно статье 256 уголовного кодекса незаконная добыча водных биологических ресурсов… — Начинает зачитывать он вызубренные ещё в начале веков слова речного закона, но не успевает закончить, как один из чертей вскакивает и подхватывает его под подмышки. — Шкет, остынь, — ржёт второй, пока его тащат к берегу с явным намерением вручить мёртвым рукам. Он дрыгается и пинается, пытаясь вырваться, и, наконец, умудряется вывернуться и ударить обидчика шокером. Это ступорит на несколько секунд и его самого, которых второму хватает, чтобы вскочить и броситься наутёк. Выпутавшись из свалившейся на него туши первого черта, он бросается следом и нагоняет нарушителя уже у самой дороги. Пара водителей, каким-то образом проезжавшие мимо, уже хотят было остановиться, но поняв, что здесь работает Рыбнадзор, как можно скорее скрываются из виду. Он не сомневается, что они собирались на рыбалку, но теперь ещё минимум неделю носа из дома не покажут. Он с трудом дотаскивает тяжеленного черта до лодки и вяжет обоих имеющейся специально для этого верёвкой. Полдела сделано, осталось доставить обоих куда надо. Оба нарушителя очухиваются на полдороги и, смотря на него со смесью страха и злобы, начинают наперебой извиняться. Они не знали, они думали, что это шутка, они ошиблись и больше так не будут. Он лишь кивает в ответ, думая, что оно либо новички, либо идиоты. Скорее всего — и то, и другое. — Незаконная добыча водных биологических ресурсов, оскорбление сотрудника Рыбнадзора, нападение на сотрудника Рыбнадзора при исполнении, сопротивление аресту, — перечисляет он скопившиеся за неполные пять минут прегрешения незадачливых чертей. — Ну раз уж вы говорите, что попались в первый раз… — Черти смотрят на него с надеждой, и он в полной мере даёт им испытать это чувство, после чего улыбается широкой острозубой издевательской улыбкой. — Вам конец. На месте чертей он бы прямо сейчас сиганул в воду, но те насколько напуганы, что даже не дышат. Сбагрив своих несчастных попутчиков, он возвращается обратно на реку. Хороший сегодня день. Когда он осознаёт, что провёл здесь уже слишко много времени, то впадает в короткую панику, но почти сразу же берет себя в руки. Время здесь и на земле течёт по-разному, может, никто и не заметил. Может, он сейчас проснётся на кухонном полу с расквашенным носом, и единственное, о чем ему придётся волноваться — как объяснить это родителям. Он предупреждает других о своём отсутствии, вытягивается на дне лодки, и, думая о возвращении домой, вырубается. Очнувшись и ещё даже не успев открыть глаза, он сразу же осознаёт, что находится не дома. Вокруг витает неприятный медицинский запах, издалека слышатся голоса и металический звон, налитое свинцом тело будто сковано ремнями, а в горле сухо, словно последние несколько месяцев он провёл в пустыне. Он с трудом поворачивает голову и в зарешечённом окне видит низкое серое небо и голые скрюченные ветви деревьев. Чёрт подери. Чуть позже выясняется, что вернувшиеся вечером со стройки родители обнаружили его на кухне без сознания и тут же начали бить тревогу. В больнице диагноз поставили однозначный и абсолютно неутешительный — алкогольная кома. Так он и пролежал до конца октября. Всё это ему рассказывает Жилин, пришедший через несколько дней вместе с классом проведать его. Одноклассники, ожидаемо, проявляют ему участия не больше, чем дохлому голубю, с той лишь разницей, что голубем можно побросаться; Жилин смотрит своим так-тебе-и-надо-взглядом, и лишь только Кеша выглядит действительно расстроенным. — Иг-иг-игорь, как же ты так? — спрашивает он, едва сдерживая слёзы. На скуле у мальчика виден свежий синяк, и он решает, что уже достаточно засиделся здесь. Хулиганы, почувствовав толику свободы, снова взялись за старое. — Я не знаю… — врёт он и действительно чувствует вину перед другом. — Прости меня. Кеша шмыгает носом и слабо улыбается. — Поправляйся скорее. Их окликает учительница, и мальчики спешат к ней. Но прежде чем Жилин успевает отойти, он ловит его за рукав и тихо шепчет: — Привет тебе от ребят. Друг секунду непонимающе хмурится, после чего до него доходит. — Получилось? Серьёзно? Он кивает с широкой улыбкой и нашаривает в кармане пижамных штанов небольшой подарок — зажигалку с замысловатой гравировкой. Жилин вцепляется в неё, словно в слиток золота. — Сергей! — Потом расскажешь мне всё. — Сергей, Игорю нужен покой, идём! Жилин машет ему на прощание и выбегает из палаты. Он смотрит на захлопнувшуюся дверь, из-за которой слышна ругань учительницы, и берёт в руки энциклопедию про бабочек, принесенную Кешей. У мёртвых в карманах обязательно должно найтись что-нибудь и для него.