Пересказ

Зер0 переносит их обоих наверх, прямо в центр офиса. Даже после того, как пол под ногами становится достаточно твердым, а всполохи света на сетчатке блекнут, возвращая окружению привычные очертания, Риз не разжимает пальцы, вопреки тому, что ответная хватка заметно ослабевает. Зер0 несколько мгновений смотрит в окно, оценивая ситуацию на крыше, где сцепились Зейн и Катагава, после чего окончательно освобождает чужую руку и, явно не ожидая встретить сопротивление, делает быстрый, но несильный рывок в сторону люка. Риз пошатывается, но они оба остаются на месте, и тогда Зер0 наконец обращает голову в его сторону: – Я убью его. / Заставлю его молить / О легкой смерти, – Риз впервые слышит этот голос таким приглушенным, ненавидящим, как гудение грозового неба, которое вот-вот разразится молнией. От такой перемены толпы мурашек разбегаются по спине – то ли от страха, то ли от возбуждения, – и вместо того, чтобы отпустить Зер0, он усиливает давление настолько, что даже сквозь защитный костюм чувствует выпирающую косточку на тонком запястье. В голове ни единой оформленной мысли – только туго сплетенные между собой жгуты боли и облегчения, смятения и злого торжества, благодарности и желания, жадной потребности. В их тяжелых витках прочная ниточка застаревших сомнений – извечный кнут и узда – теряется, исчезает из виду настолько, что Риз находит в себе силы просяще, с придыханием прошептать: – Останься… – не сводя глаз с Зер0 и не чувствуя под ногой тормозов, катясь вниз с крутого склона собственных запретов. – Два первоклассных убийцы – много чести для него… Останься, хоть раз, прошу тебя… Ассасин неподвижен и нечитаем. Риз смотрит на него так пристально, в упор, что все вокруг его силуэта размывается, становится мутным и неважным. Но проклятая темнота шлема отражает лишь его помешательство. Тогда, окончательно прощаясь с рассудком, он отпускает чужую руку, чтобы приникнуть ладонью к стеклянной поверхности там, где могла бы находиться щека. – Сними его. Я хочу знать, что это ты. Хочу знать, кто ты. Я… так устал, Зер0 – сам того не замечая, он все еще говорит тихо, почти шепотом. Произнесенное застывает в неподвижном воздухе на несколько долгих мгновений, за которые Риз успевает пройти путь от слепой, бесшабашной смелости до недобро звенящей пустоты в голове, а затем – до ужасающего осознания. Укол реальности оказывается жгучим и болезненным. Что он делает? Какого черта позволяет себе? Риз спешно убирает руку и задерживает дыхание, ожидая худшего. Не зная – откуда он мог бы знать, – что там, в чужой голове, рушатся стены и крепости, освобождая то, что так долго билось в насильном заточении. И позволяя себе снова дышать лишь тогда, когда Зер0, секунду помедлив, подносит руки к шлему и негромко произносит: – Будь готов к сюрпризам. – Уже давно готов, – твердо, без тени сомнения, ловя каждое движение напротив в нетерпеливом ожидании. И тогда Зер0 снимает шлем. Ризу кажется, что он никогда не видел ничего красивее. Лицо Зер0 как будто нарисовано уверенными прямыми линиями – словно талантливый художник набросал его черты точными и отрывистыми движениями в намерении переосмыслить и усовершенствовать приевшиеся, вульгарные земные каноны. Первым, что ловит на крючок его уязвимое внимание, становятся глаза. Риз вздрагивает, глядя в них вот так, напрямую, и где-то на периферии сознания задается вопросом: кого именно защищает непроглядное стекло шлема? Самого Зер0 – или тех, кто осмелится встретиться с ним взглядом, рискуя оледенеть в светящейся морозной белизне? Хотя, имея шанс разглядеть эти глаза вблизи, Риз все-таки угадывает едва различимые границы белой радужки и белого зрачка. Глаза контрастно окружены темно-синими ореолами, повторяющими их аккуратный вытянутый разрез. Таким же глубоким синим цветом люминесцируют узкие полосы, расчерчивающие матово-серую кожу на худом лице. Одна такая – самая длинная – тянется от уха до уха поперек лица, пересекая тонкий и прямой нос, приплюснутый и слабо выраженный – что-то среднее между носом рептилии и человека. Несколько более коротких линий вторят ей, подчеркивая и без того отвесно острые скулы – Риз, сам того не понимая, тянется провести по ним пальцами и замирает в сантиметре, вопросительно глядя в глаза напротив. И вконец теряет голову, когда Зер0 сам сокращает ничтожное расстояние, двинувшись вперед. Кожа Зер0 оказывается горячей и гладкой и не оставляет ни единого шанса отстраниться. Риз прослеживает кончиками пальцев синие дорожки на скулах и скользит к другим, вертикально рассекающим блеклые губы и высокий лоб. Касается ненавязчиво, изучающе, пропуская вдохи и выдохи и пьянея от того, что дозволено, не запрещено. Происходящее бесповоротно обретает статус фантасмагории, когда ассасин прикрывает веки так, как будто наслаждается прикосновением. Риз замечает, что у Зер0 нет ресниц – на лице вообще нет ни намека на какую-либо растительность. Ни щетины, ни волос, ни бровей. Череп слегка вытянут – выходит, инопланетная форма шлема – не прихоть, а необходимость. Кто же он? Пришелец? Мутант? Жертва эксперимента? Может, последний эридианец, чем черт не шутит? Впрочем, это бы объяснило, почему он такой… совершенный. Пальцы Риза зачарованно замирают на чужой щеке. Зер0 открывает глаза. Эмоции на его лице читать невероятно трудно – прямо как в оттенках его голоса, – но Риз готов поклясться, что видел проблеск сожаления в хмуро сведенных надбровных дугах. Ассасин отстраняется, разрывая прикосновение, и приподнимает руки со шлемом в намерении вернуть его на место. – Стой! – вырывается у Риза раньше, чем он успевает это осознать. Рука оказывается протестующе лежащей на шлеме. Одна только мысль о том, что все закончится в это самое мгновение, о том, что лицо напротив останется в памяти сном, галлюцинацией, плодом воображения, – жалит, пуская яд по венам, толкая на безрассудство в последние секунды жизни. Очертя голову, он закрывает глаза и подается вперед, припадая губами к тонким губам ассасина. Как же долго, как бесконечно, мучительно долго он томил в себе эту одержимость. Вскармливал невысказанными словами, удержанными прикосновениями, взглядами украдкой. Так долго, что сейчас не может позволить себе отступить. Он ждет чего угодно. Что Зер0 исчезнет, отстранится, ударит. Откажется от него. Забудет. Страх лижет ребра изнутри прохладным, мокрым языком. Но пути назад нет. Ризу кажется, как будто проходит мрачная беззвучная вечность перед тем, как он слышит удар шлема об пол. Освободившиеся руки ассасина вплетаются пальцами в его волосы, жестко надавливая и тем самым устраняя и без того жалкое расстояние между лицами. Риз от удивления приоткрывает рот и широко распахивает глаза, но тут же вновь закрывает их, когда Зер0 начинает сминать его губы – настойчиво, с жадностью изнывающего от жажды путника, набредшего на колодец в мертвой пустыне. В легких как будто плещется лава. Риз целует ассасина так, как будто через несколько мгновений он – и вместе с ним весь мир – перестанет существовать: подставляется, кусает, хватается за пряжки и ремни костюма, по которому беспорядочно скользит руками, притягивает ближе, как можно ближе это невероятное, горячее, сильное тело. Ноги подкашиваются, а в голове ни единой мысли. Под закрытыми глазами переливается черно-красная пелена. Всего себя Риз посвящает тому, чтобы чувствовать, выпивать каждую секунду до дна. Пока можно. Пока он чувствует себя птицей, летя с обрыва навстречу скалистому, до дрожи пугающему своей неизвестностью «потом». Рука в грубой шершавой перчатке соскальзывает с затылка на шею, властно оглаживая большим пальцем концентрические окружности татуировки на коже. Вторая сжимает и оттягивает пряди на затылке. То, как Риз отчаянно вверяет ему свою уязвимость, то, как не скрывает, насколько остро нуждается в нем сейчас, – все это стирает в порошок и развеивает по ветру руины прежде непоколебимых, неприступных темниц для непрошенных мыслей и побуждений. Зер0 вновь и вновь прихватывает податливые губы и даже не задумывается о том, что делает это впервые. Просто позволяет разгулявшемуся в пустоши незнакомому порыву повелевать своим телом, до этого момента знавшим – и хотевшим знать – лишь о том, как причинять страдания и забирать жизни. Ассасин быстро перенимает движения чужого языка, и, когда его язык впервые проходится по нижней губе Риза, тот не удерживается и издает негромкий хриплый стон, теснее прижимаясь к бедру, которое оказалось между его ног, пока они оба искали способы оказаться друг к другу как можно ближе. Зер0 ощущает чужое возбуждение через плотную ткань костюма и спускается языком ниже, к шее, оттягивая мешающий ворот белой рубашки. Одновременно с новым стоном Риза снаружи раздается особенно громкий взрыв, сопровождаемый утробным воплем Катагавы. Риз слышит его как сквозь толстое стекло и еще несколько секунд отказывается признавать, что его время истекло, хотя они оба замирают – сцепившиеся, спаянные, растерянные. С «Маливаном» покончено, и искатель должен получить плату, за которой пришел, а лучший агент «Атласа» – ответить на все вопросы о собственном исчезновении в самый нужный момент. А это значит, что нужно охладить голову, залатать рваное дыхание и расслабить пальцы, впившиеся в чужую спину. Отстраниться. По собственной воле пресечь то, что только что кружило голову своей невозможностью, запретностью. Без надежды, что оно повторится вновь, а не превратится в одно из горчащих воспоминаний. Риз слишком долго не решается двинуться с места, и Зер0 первым отмирает, склонившись к его уху: – Сделай, что должен. / Я не отпущу тебя. / Только не теперь, – его голос не искажен оцифровкой: такой чистый и живой, что Риз не сможет без сожалений вспоминать о нем, когда он снова зазвучит из динамиков шлема. Сказанное льется живительным бальзамом на сердце, залечивая мелкие порезы, глубокие раны и старые шрамы. Если бы Риз мог останавливать время, то обязательно воспользовался бы этим, чтобы прокричаться вдоволь, выпустив наружу излишки щекочущего и распирающего грудную клетку счастья. Лишь теперь он находит в себе силы разомкнуть объятия. – Ты… Ты, кхм, не против, если мы… Ну, знаешь… Продолжим? Например? – Риз с трудом подбирает ускользающие из мечущегося сознания слова, краснея и с трудом проглатывая нервные смешки. – То есть, потом, когда спровадим… в смысле, наградим искателя? В ответ Зер0 кивает, поднося шлем к голове, и перед тем, как его нечеловечески красивое лицо исчезает за непроницаемой чернотой стекла, – о боги, дайте сил – слегка приподнимает уголки губ в намеке на улыбку. Сердце в груди Риза заходится в бешеном ритме. Он. Видел. Только что. Не может быть.