***
Нечёткая темнота перед глазами смутно движется. ПЕРЕЗАГРУЗКА СИСТЕМЫ.... — ...ой? Ты живой? ОБНАРУЖЕНО ПОВРЕЖДЕНИЕ СИСТЕМЫ Сквозь роем комаров звенящий в звуковом процессоре шум он различает отдельные слова. Ощущает ладони, прикасающиеся к лицу. ОБЩАЯ НЕИСПРАВНОСТЬ СИСТЕМЫ 78% КРИТИЧЕСКАЯ УТЕЧКА ТИРИУМА - 00:01:12 ДО ОТКЛЮЧЕНИЯ — Вот и славно, что живой. Хэнк бы расстроился. Треугольнички паззлов встают на своё место, и Коннор видит склонившегося над собой Криса Миллера. — Хэээнк... где Хэнк? — стонет Коннор, рывком пытаясь подняться, и это ему почти удаётся. — Он... он... — Тихо, тихо живой он. Ранили только. На скорой увезли, в Первую городскую, — успокаивает Миллер. — Тоже всё тебя спрашивал, пока группу не отправили берег прочесать, уезжать не хотел. Осознавая, что находится в патрульной полицейской машине, Коннор заставляет себя выползти из натопленного нутра и мешком валится в снег. КРИТИЧЕСКАЯ УТЕЧКА ТИРИУМА - 00:58 ДО ОТКЛЮЧЕНИЯ — Мне нужна голубая кровь. Скорее, — прерывисто шепчет Коннор, хватая Миллера за рукав куртки. — У лейтенанта... в машине. Бардачок. На застывшей физиономии полицейского отразилось замешательство. — Бардачок, машина. Сейчас! Ты только это, держись, хорошо? Прислонившись спиной к металлическому боку авто, Коннор стягивает пропитанный водой и солярой галстук. Помогая зубами, завязывает что-то вроде жгута чуть повыше культи. Кровь андроидов не умеет свёртываться, поэтому дай ей волю — вытечет вся. Затем кое-как пытается зафиксировать почти отказавший коленный сустав. — Эй, Коннор! На. Запыхавшийся Миллер переводит дух и протягивает голубой пластиковый пакетик для переливания крови. — Только я не знаю, как там чего... Качнув головой, Коннор забирает живительный коктейль и, сорвав зубами пломбу, присасывается к тонкой трубочке. Возвращая по капле жизнь, он наконец присматривается к мечущемуся вокруг человеческому муравейнику. Криминалисты, полицейские, полевые лаборатории... Этот водоворот событий он видел уже не раз. Глаз цепляется за обоймой выложенные в ряд семь чёрных застёгнутых мешков. Их могло бы быть восемь. Слава ra9, что их всего семь. Истерично взвизгнув тормозами, к огороженной лентами зоне подъехало приплюснутое спортивное авто. Выставив кислую рожу вместо удостоверения, из неё показался Гэвин Рид. — Ну и нахера меня вызвали? — тянет он, раздражённо пиная комок снега. — Вы же уже всё закончили! Колкий каре-серый взгляд перемещается на любимый предмет для издевательств. — Опа, жестяночка! Тут все, понимаешь, вкалывают, а он сидит расслабляется, «Голубую лагуну» посасывает, сука! Жаль, что твоему хозяину-алконавту кишки по всему шоссе не размазало. Неопознанный сенсорами источник альтернативной энергии пружиной подбросил Коннора в воздух. Мощный апперкот в челюсть заставил улететь детектива Рида в сугроб кверху задницей. Игнорируя поднявшийся гвалт и попытки его остановить, андроид на крыльях всё той же альтернативной энергии проскользнул в модный пижонский спорткар и ударил кнопку автопилота. «Смарт»-авто зажурчало сахарным предзаписанным голоском, отнесясь к смене хозяина философски.***
Как создание научно-технической революции, Коннор крайне положительно относился к всяческим ноу-хау. И даже более: он был им чертовски благодарен. Без встроенного в спорткар автопилота его шансы увидеть стеклобетонную громаду госпиталя были бы в лучшем случае скромным. Купание в ледяной воде не прошло даром. Горящие неоном проспекты города сливались за окном в дрожащую дымку. О полном объёме постигшего систему краха Коннор мог только догадываться: все попытки инициирования самодиагностики сворачивались спустя пару секунд, выдавая ошибку. ПОДСИСТЕМА А: ПЕРЕЗАГРУЗКА... ОШИБКА ПОДСИСТЕМА Б: ПЕРЕЗАГРУЗКА... ОШИБКА ОБНАРУЖЕНЫ ОБШИРНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ СИСТЕМЫ. ЗАПУСТИТЬ РЕЖИМ ГИБЕРНАЦИИ? ДА/(НЕТ) Тряхнув головой, Коннор наконец-то слышит талдычащий попугаем голос автопилота. «Вы прибыли в место назначения». Со второй попытки ему удаётся покинуть авто и неверным шаркающим шагом двинуться по направлению к подсвеченным дверям. Каждое движение — словно борьба с толщей воды, перед глазами стоит туман. Трезво понимая, что его ни за что не пропустят с официальным визитом, он толкает непослушное тело к служебной двери. И не потому что он обряженный в синтетический пиджак пластиковый болван с лампочкой во лбу, а потому что сейчас он больше всего смахивает на истекающий сукровицей кусок зомбяка. Припав к дверному металлу, Коннор ощупью ищет запорный механизм. Взломать его оказывается проще простого, и спустя минуту в лицо ударяет свет галогеновых ламп. ОБНАРУЖЕНЫ ОБШИРНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ СИСТЕМЫ. ЗАПУСТИТЬ РЕЖИМ ГИБЕРНАЦИИ? ДА/(НЕТ) Накинув оставленный кем-то из спешивших домой со смены докторов белый халат, Коннор более-менее прикрывает им свои увечья. Хлопковая ткань тут же проступает индиговыми пятнами, особенно обширными на болтающейся в пустоте половине рукава. Надолго такого хилого маскарада не хватит, нужно спешить. Остаётся одна проблема: он не знает, где Хэнк. Женщина за справочной стойкой выглядит сонной и замотавшейся. Попеременно пялясь то в пустой в поздний час холл, то в экран терминала, она то и дело прикладывается к кружке чёрного кофе. Увидев на её столе телефон, Коннор прижимает два пальца к виску и изо всех сил сосредотачивается. Тишину прорезает телефонная трель. — Вы позвонили в Первую городскую больницу. Дежурный администратор слушает. — Я бы хотел узнать о пациенте по имени Хэнк Андерсон. Он у вас? Голос синтетически вильнул и сорвался, но зевающая администраторша этого не заметила. — Да, пару часов назад на «скорой» привезли с огнестрелом. А вы ему кем будете? — Я... его сын. Коннор. Коннор Андерсон. Слова слетают с языка сами собой, безо всякого согласования с процессором и высчитывания процентов эффективности. — Сейчас, минутку. Из-за угла Коннору видно, как женщина всё так же дремотно тапает пальцами по дисплею терминала. — Так... Проникающее пулевое ранение в бедро, второй выстрел прошёл по касательной, ушиб ребра, внутренние органы не задеты. Сейчас в девятнадцатой палате после операции и переливания крови. Состояние стабильное, прогноз благоприятный. Только когда администраторша закончила говорить, Коннор осознал, что он почти сполз на пол. Слова женщины разлились теплотой по внезапно задрожавшему телу. — Тут сказано, что он преступников задерживал. Собой рисковал. Вы, наверное, им гордитесь? Усталый голос теплеет на пару градусов и Коннор, взяв себя в руки, понимает, что нужно что-нибудь ответить. — Да... очень. Спасибо. — Подождите!.. здесь же написано, что у Хэнка Андерсона нет сы... Оборвав связь, Коннор заставляет себя принять вертикальное положение. План госпиталя в голове, скопированный в память со стены, подсказывает, в какую сторону двигаться. Озадаченная женщина оглядывается по сторонам. Овеявшую её дремоту как рукой сняло. ОБНАРУЖЕНЫ ОБШИРНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ СИСТЕМЫ. ЗАПУСТИТЬ РЕЖИМ ГИБЕРНАЦИИ? ДА/(НЕТ) Единица и девятка. Остановившись перед ничем не отличающейся пластмассовой дверью, Коннор нерешительно тянет её на себя. В палате пахнет чем-то тревожным, больничным. Мерно попискивающие мониторы отображают показатели жизненно важных функций. Одетый в казённую сорочку, Хэнк лежит на белоснежных простынях. Косматая грива рассыпана по подушке. Лицо бледное, даже землистое, пересохшие губы слегка приоткрыты. На подламывающихся ногах Коннор опускается на краешек широкой больничной кровати. Нерешительно прикасается к ладони, лежащей поверх одеяла. От спокойного тепла грубоватой кожи внутри срывает какие-то блоки. — Простите меня, Хэнк. Я подверг вашу жизнь опасности. Я был неэффективен. Из меня получился плохой напарник. Слова льются ломаным каскадом, голос всплесками гудит от перенапряжения динамиков. На вытянутом лице лейтенанта не шевельнулось ни единой жилочки. Отняв руку, Коннор замечает оставленные на бледной коже поблёскивающие голубым следы. Пытаясь оттереть их оставшейся рукой, Коннор случайно дёргает Хэнка за запястье. Глухо замычав, тот шлёпает губами и на миг приоткрывает осоловелые глаза. Затем, вздрогнув, распахивает целиком. — Сынок...— Голос сиплый, запёкшийся, но для Коннора он звучит лучше всякой музыки. — Ты живой. — Я здесь, Хэнк. Ладонь Андерсона вслепую шарит по одеялу и, наткнувшись на протянутые пальцы Коннора, слабо их сжимает. — Я ж видел, как ты оттуда... — шепчет Хэнк дрогнувшим голосом, на миг прикрывая трепещущие веки. И наконец замечает неловко подогнутую пустоту залитого синевой рукава.— О Господи, Коннор. — Это ничего. Ваша жизнь намного важнее. Простите меня, пожалуйста. Это я во всём виноват. Внутри всё ухает в бездонную яму, или это тириумный насос начинает сбоить. Силы покидают Коннора вместе с синими капельками, всё гуще пропитывающими одеяла. Не в состоянии выносить искренне испуганного за него взгляда человека, оказавшегося по его вине на больничной койке, он опускает голову, стукаясь подбородком в ключицы. — Э нет, сынок. Это я, старый дурак, всё испоганил. Ты же всё просчитал, а я... — Нет, я должен был защитить вас в любом случае, — едва слышным прерывистым голосом возражает Коннор. — Я... не справился. Коннор начинает трястись и давиться словами. В судорожно заморгавших глазах возникает влага, наперебой сбегающая по щекам. Недоумевая, он ловит на ладонь растёкшуюся прозрачной кляксой капельку. — Из-за меня вы могли ум... ум... Не в силах сопротивляться рвущей запоры плотине, Коннор начинает всхлипывать в голос, размазывая по лицу слёзы вперемешку с потёками тириума. — Мальчик мой! Ну ты чего... Иди сюда. Хэнк вскидывает руки и Коннор с готовностью прижимается к укрытой одеялом груди. Дышать сразу же становится тяжелее, но лейтенант всё равно крепко прижимает к себе сотрясающуюся волнами рыданий спину. — Поплачь, поплачь... Всё хорошо. Ты ни в чём не виноват, слышишь? И не вздумай даже винить себя. От слов Хэнка по телу Коннора растекается жаркое расслабление. Он чувствует, как последние силы истекают наружу и хриплый голос становится всё более и более отдалённым. Больше не хочется шевелиться. Не хочется покидать этой тёплой широкой груди. ОБНАРУЖЕНЫ ОБШИРНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ СИСТЕМЫ. ЗАПУСТИТЬ РЕЖИМ ГИБЕРНАЦИИ? ДА/(НЕТ) Хэнк вжимается носом во влажные, пахнущие илом и солярой волосы и вспоминает Коула в день, когда тот получил свой первый велосипед. Вспоминает сморщенное покрасневшее личико и разбитую коленку, а затем молочно-сладкий запах его мягких, как пух волос и горячие маленькие ручонки, обвивающие шею. — Ты ж когда с моста, я... всё, что я мог думать тогда... только не опять, только не ты... — прерывисто бормочет Хэнк, гладя затихающие под руками острые лопатки. — Я и так уже ненавидел зиму... Качаясь на волнах дыхания, Коннор отчаянно пытается бороться с наступающими легионами тьмы. Оторваться, подать знак... Но всё, на что ему хватает сил — это сжать в руке одеяло. КРИТИЧЕСКОЕ ПОВРЕЖДЕНИЕ СИСТЕМЫ. ИНИЦИИРОВАНА ПРИНУДИТЕЛЬНАЯ ГИБЕРНАЦИЯ. Перестав ощущать обдуваемое мочку уха дыхание, Хэнк, почуяв недоброе, похлопал ладонью по задеревеневше-недвижной спине. — Ты как, сынок? Коннор? Коннор! Нет, нет... Напрягая изо всех сил едва слышный сиплый голос, Хэнк до ломоты в горле, до паникой взметнувшегося эха, заорал: — Ээээй, кто-нибудь!!! Сюда! Скорее! Суки, сволочи! Кто-нибудь...***
Глянцевая скорлупа дверей плавно отъехала назад и звонкий девичий голосок прожурчал заученное: «Вы прибыли в место назначения. Спасибо, что используете «Такси-Детройт». Мы всегда рады подвезти вас». Металлическая палка с сопливым чмаком вонзила резиновый наконечник в дорожную кашу из реагентов. Вслед за ней — пара стоптанных ботинок с отбитыми носами. Сочно матюкнувшись, Хэнк рывком перенёс вес тела на дешёвый стандартный костыль, выданный ему в госпитале. С ним было едва ли удобней, чем в обнимку с фонарным столбом, и подмышка уже начинала протестовать потным раздражением. Лейтенанта в этой ситуации утешало лишь одно — их вынужденное сотрудничество продлится недолго. Вспарывая костылём мокрую грязную жижу, ещё буквально вчера державшуюся крепко сбитым в сугробы бодрячком, Хэнк неспеша направился к светлому зданию из стекла и бетона. Футуристических размахов и причудливого дизайна, оно казалось космическим кораблём, по ошибке приземлившемся в старом пригороде. — Сука! — просопел Андерсон, едва не навернувшись на предательской корочке льда, прячущейся под снегом. Первые мартовские ливни растопили залежи снега, заботливо собранные Детройтом за всю зиму, и теперь город поплыл. Под весело журчавшими ручьями и покосившимися снежными торосами скрывался форменный гололёд, уже с утра отправивший немало новобранцев в травматологическое отделение, в котором Хэнк едва сумел протолкаться к выходу. Доковыляв до пафосных гранитных перил у входа к прозрачным дверям, лейтенант с облегчением присел на этот островок посреди поглотившей район влажной субарктической мерзости. В боку глухо пульсировало, отдавая неприятным нытьём в такт сердцебиения. И хоть доктор торжественно пообещал, что швы разойдутся только в том случае, если он решит станцевать горячую джигу, боль от этого меньше не становилась. Вытянув поудобней успевшую натрудиться ногу, Хэнк перевёл дух и смахнул со лба испарину. «Не, нахуй. Старый я стал для этой еботни. Пускай малолетки за бандюгами бегают, а я дело это закрою и в жопу — значок на стол. С меня хватит». Дверь-вертушка сделала оборот и выпустила из своего чрева целеустремлённую стройную фигуру. Задрав голову к курчавящемуся облаками небу, фигурка застыла на пару мгновений. Задорный ветер ласково поигрывал прыгающей по лбу каштановой прядкой. Хэнк узнал бы его из сотни. Он понял это ещё в башне «Киберлайф», когда от его выбора зависело ни много ни мало, а судьба целого народа. Как и почему — он и под дулом пистолета не смог бы внятно объяснить. Он просто знал, тем самым нерациональным и не поддающимся оцифровке знанием, который из Конноров его. — Хэнк!!! С радостной улыбкой, перескакивая по две ступеньки, Коннор слетел вниз и неловко затормозил в полукорпусе от старого лейтенанта. — С возвращением, сынок. Андерсон распахнул руки и в ту же секунду Коннор нырнул в эти пропахшие затхлой псиной объятия. — Я так о вас беспокоился! — Ну, чего мне будет-то, — дружелюбно проворчал Хэнк, утыкаясь носом в идеально выглаженный воротничок. — Знаете, я столько новых дел уже успел просмотреть! Пока лежал на калибровке, первым делом подключился к криминалистическим базам. Мягко отпрянув, он оставил сильные руки под локтями Андерсона, готовый поддержать в любой момент. — Я даже уже приглядел несколько действительно интересных случаев. Мы же ими займёмся, да? На лице Коннора столько возбуждённой радости, и он так потешно перетаптывается, не в силах устоять на месте даже от одной мысли о грядущем расследовании, что Хэнк смеётся и совершенно искренне отвечает: — Конечно займёмся, Коннор! В этих карих орешинах, искрящихся щенячьей преданностью, разлито такое искреннее обожание, что старый лейтенант смутился и выбрал лучший способ ускользнуть от пылкого взгляда — снова притянул парня к себе. Новый с иголочки пиджак хрустко скрипнул под пальцами, от мягкой кожи щёк вкусно пахнуло озоном, свежестью и почему-то весной. Он никогда не расскажет Коннору, на чьи деньги на самом деле его починили, и чьи сбережения на чёрный день теперь изрядно оскудели. Наплевать. Все чёрные дни позади. Теперь позади. Капля влаги скользнула по небритой щеке и затерялась в бороде. Хэнк потрепал парня по спине и хрипло выдохнул: — Пошли домой, сынок.