Если мы проиграем войну, ей следует поступить в балаган — она прирожденная лицедейка. Битва королей, Тирион III.
Джейме вышел на балкон и поглядел вниз. У ворот замка толпились люди, а городские стражники осматривали их и пускали внутрь. Они распевали песни, веселились и, казалось, совсем позабыли о том, что еще вчера их же приятелям было совсем не до веселья. Вчера его разбудили крики и грохот: горстка горожан пыталась пробиться в замок. Вечером Королевские гвардейцы внесли через ворота клетку. Джейме поначалу подумал, что это привезли нового обитателя его зверинца. Отчасти, так и было, только в клетке сидел совсем не зверь. Человек — пленник — что-то злобно выкрикивал стражникам, но они не обращали на него никакого внимания. Вскоре и Джейме надоело на него смотреть. Не увидев на этот раз ничего интересного, он вернулся в покои. Она все еще — а где ей быть? — сидела тут. Сегодня на ней было красное с золотом платье, а волосы служанка уложила в сложную высокую прическу. По правде говоря, в последнее время она начинала его раздражать. Джейме проводил с ней сутки напролет с самого детства, рассказывал истории и всякий раз надеялся, что в один прекрасный момент она откроет рот и заговорит. Увы, чуда не происходило, и он с каждым днем все больше и больше ощущал какой-то странный звериный голод, который ничем не удавалось утолить. Он поморщился и подошел к большому зеркалу, перед которым она сидела. Джейме внимательно изучал отражения. Оба лица были словно искусно высеченные статуи: золотые волосы, зелёные глаза, высокие скулы. Его волосы, правда, были короче, но если на обоих надеть береты, отличить их друг от друга будет невозможно. Лишь одежда и помогала окружающим людям понять, кто есть кто. Ее всегда наряжали в красивые платья, а он носил камзолы, расшитые золотом. Они были до кончиков пальцев одинаковыми, она отражала его куда лучше любого зеркала, но Джейме никак не мог понять, чего же ему в ней не хватает. Железное сердце забилось чаще, и голод снова дал о себе знать. — Ты мне уже надоела, — высокомерно заявил он. — Вот прикажу — и тебя разжалуют в кухарки. Ответом ему послужила тишина. Этим утром в замке было довольно шумно и многолюдно: король устраивал очередной пир. Приехали леди и лорды в красивых шелковых одеждах, менестрели, шуты, фокусники и танцоры. Городских стражников тоже стало больше, и Джейме натыкался на них чуть ли не в каждом коридоре Красного замка. В многочисленных внутренних двориках артисты демонстрировали свое мастерство, а публика поддерживала их, изо всех сил хлопая в ладоши. Джейме, может быть, и сам посмотрел бы одно из представлений, но железное сердце не позволяло ему таким любопытным. Он снова взглянул на куклу, молчаливую копию его самого. — Если бы ты только могла говорить, — пробормотал он и тут же одернул себя. У него было железное сердце, как говорил король, он не должен был нуждаться в разговорах. Размышления прервал стук в дверь. — Войдите! — распорядился Джейме и поспешно отошел от зеркала. Не хватало ещё, чтобы его застали за таким глупым занятием. — Сир Джейме, — это был его воспитатель, мейстер Пицель, — время для урока истории. — Мы почти готовы, — угрюмо ответил он. Конечно, Джейме не был «сиром», но благодаря королю это полунасмешливое прозвище переняли все при дворе. Он не был настоящим рыцарем и его это очень сильно огорчало. По правде говоря, ему даже не разрешали фехтовать с мастером по оружию — король боялся, что он ненароком поранится собственным мечом. «У тебя железное сердце, — твердил самому себе Джейме. — Ты не должен огорчаться». Он взял куклу за холодную фарфоровую руку, и они вместе вышли из покоев, сопровождаемые мейстером Пицелем. Погода стояла чудесная, лето длилось всего первый год, и до начала следующей зимы было еще далеко. Мейстер привёл Джейме и куклу к каменной скамье под сенью раскидистой яблони. В руках у него была книга. При виде неё Джейме поморщился, — чтения скучнее и придумать нельзя — но у него было железное сердце, и он молчал. — В прошлый раз вы здорово продвинулись, сир Джейме, — проговорил Пицель, — надеюсь, сегодня мы пройдем еще больше, — он потянул за алую атласную закладку и открыл книгу на нужной странице. Глаза его хищно блеснули. Джейме сел на каменную скамью и принялся читать. Кукла сидела неподалёку и, наверное, рассматривала крупные яблоки на дереве. Выглядела она печальной. Джейме тряхнул головой, прогоняя эти мысли. — Дом — Ланнистеры, — медленно начал он, — девиз — «Услышь мой рёв!». Лорд — Тайвин Ланнистер, Хранитель Запада. Вдовец, наследников не имеет, — это имя для Джейме было лишь словами на бумаге. — Очень хорошо! — подбодрил старый мейстер, но голос его звучал отстраненно, а глаза изучающее всматривались Джейме в лицо. — Я не знаю ни одного Ланнистера, — слова эти не были обращены ни к мейстеру, ни к кукле. Он нахмурил брови. — Верно, — Пицель пытался скрыть ликование в голосе, но горящие глаза его выдавали, — лорд Тайвин к нам не захаживает, — если бы у Джейме было настоящее сердце, он бы обязательно спросил старого мейстера, что его так обрадовало. — Почему мы постоянно читаем именно это? — не выдержал он, указывая на увесистый том. Всякий раз, когда Джейме просил Пицеля рассказать ему что-нибудь интересное, старик непременно притаскивал «Происхождение и историю великих домов», но даже в ней мейстеру удавалось найти самые скучные отрывки — что-нибудь про Мейегора Жестокого или вроде того. — Я хочу узнать про Рыцаря-Дракона! — Уж поверьте, сир Джейме, этот рыцарь — не самый лучший пример для подражания. Что можно сказать о человеке, который… — Говорят, что он был самым смелым гвардейцем. Он притворился таинственным рыцарем, чтобы участвовать в турнире, и победил! — Это все слишком старые истории, чтобы действительно в них верить. Эйемон Таргариен усадил на трон своего бастарда, который отказался от войны с Дорном. Мартеллы до сих пор считают, что Таргариены их не покорили. — Бастарда? — Джейме впервые об этом слышал. — У короля Эйегона и королевы Нейерис был всего один сын — Дейерон Добрый, — возразил он. — Дейерон-дурак, простите за грубость, — проворчал Пицель. — Кто вообще рассказывает вам такое? Джейме притупленно опустил взгляд: — Сир Эртур Дейн. — Что ж, мне следует напомнить сиру Эртуру, что долг Королевского гвардейца — защищать и выполнять приказы, а не учить истории. — Пицель пригладил рукой бороду и продолжил. — Когда королеву обвинили в измене, именно Драконий Рыцарь сражался за нее в суде поединком. Стоило ли ему так беспокоиться, если это были всего лишь слухи? — Он защищал свою сестру, — Джейме совсем не понимал, к чему клонит Пицель. — Вы еще так юны, сир Джейме, — покачал головой старик. — Он защищал свою любовницу. Вряд ли Рыцарь-Дракон видел разницу. Не успел он об этом подумать, как раздался шум. Из-за кустов вышли мужчины в золотых плащах, городские стражники, гремя своими доспехами. Они возбужденно о чем-то говорили. Джейме насчитал двенадцать человек, и вид у них был угрожающий. Один из стражников указал пальцем на Джейме: — Вот сидит котенок, — усмехнулся он, — у Безумного короля живет котенок. — Безумный король воспитывает железного котенка, — издевался другой. — Сир Джейме, — спрашивал третий, — с какой стороны у тебя сердце? — У него вынули сердце. Он должен расти злым, черствым, жестоким, с ненавистью к людям. Стражники обступили Джейме и их голоса смешались. Мейстер Пицель тут же спрятался за скамью, но старый воспитатель не волновал его. Больше всего он переживал за куклу, его беззащитную копию, разглядывавшую яблоню. Он уже жалел о том, как еще утром хотел отослать ее на кухню. Джейме так волновался, что забыл про свое железное сердце. — Посмотрите, — сказал кто-то из золотых плащей, махнув рукой в сторону куклы, — вот чучело, вот кукла. Котенок играет с куклой. Ему не показывают живых людей. Чучело, куклу с пружиной, дали ему в товарищи. Был бы у меня меч, вы бы уже ответили за свои слова. Тогда другой закричал: — Я оставил в деревне сына и жену! Мой мальчик, стреляя из рогатины, попал в грушу, висевшую на дереве в парке лорда. Лорд велел высечь мальчика розгами за оскорбление власти, а его слуги поставили мою жену к позорному столбу. Стражники кричали и наступали на Джейме. Тот, который рассказывал про мальчика, выхватил меч и ткнул им в куклу. Железное сердце пропустило удар. Другие присоединились к нему. — Вот тебе, котенок! — смеялись они, — потом мы доберемся и до твоего Безумного короля. С каждым новым ударом меча Джейме вздрагивал, будто люди в золотых плащах кололи его самого. Внутри у него будто что-то оборвалось, и он испугался: вдруг с его железным сердцем что-то не так? Но оно продолжало биться в груди, заставляя его бояться за куклу больше, чем за самого себя. Когда они закончили, Джейме готов был поклясться, что кусок железа внутри него раскалился добела и жжет изнутри. Стражники кричали: — Да здравствует Роберт Баратеон! Да здравствует Эддард Старк! Долой Безумного короля! Из темной арки вышли еще несколько золотых плащей, и Джейме хотел было приказать им схватить неверных, но стражники махали своим товарищам. — Идите к народу и скажите, что скоро все войска перейдут на его сторону… — донесся до него разговор, но он уже никого не слушал: ни стражников, ни вспомнившего, что он может говорить, мейстера Пицеля. Джейме подбежал к кукле. Все ее платье было изодрано, а в груди и на шее зияли черные дыры. Кое-где торчали пружины. Признаков жизни она не подавала. — Она умерла! — закричал Джейме. — Она умерла! — и железное сердце совсем не мешало ему.***
Квиберн снял очки, потер переносицу и взглянул на часы. Половина второго. Как бы он ни старался, ему, похоже, не успеть. Третий день, который ему выделили, подходил к концу, и к девяти утра необходимо было явиться в Красный замок с результатом, которого у него не было. Что, в свою очередь, означало, что из Красного замка ему уже не выйти. На столе перед ученым (что само по себе звучало очень громко: мейстерскую цепь ведь у него отобрали) лежала девушка шестнадцати лет. С первого взгляда могло показаться, что она спит. Только продолжать думать так мешали три колотые раны в груди. Девушка была мертва. Можно ли говорить, что кто-то мертв, если он никогда не жил? Несколько дней назад, около десяти часов вечера, в дверь его маленького домика сильно постучали. «Рановато», — подумал Квиберн. После повторного стука, от которого дверь грозила слететь с петель, ему все же пришлось отворить. На крыльце, к его удивлению, ведь ждал он совсем не их, стояло двое Королевских гвардейцев; он понял это по белым плащам, которые казались желтыми в свете уличных фонарей. Один держал в руках что-то большое, завернутое в темно-коричневую бумагу. Квиберн уже прикинул, что это нечто могло быть с него ростом. Они бесцеремонно вошли в дом, чуть не ударившись головами о низкий потолок. На столе горело всего две свечи, и они потребовали зажечь еще. Когда он это сделал, первый положил сверток на стол, а второй протянул ему небольшой свиток, на котором Квиберн успел рассмотреть печать с драконом. Ученому без цепи. Препровождая при сём повреждённую куклу, Малый совет Эйериса Таргариена, второго своего имени, короля андалов, ройнаров и первых людей, владыки Семи Королевств, Защитника государства, приказывает Вам ее исправить. Срок — три дня. В случае, если кукла приобретёт прежний здоровый и живой вид, Вам будет выдана награда, какую Вы пожелаете; в случае невыполнения грозит Вам строгая кара. Десница Его Величества… И в этом месте десница поставил свою печать. Когда ночные визитеры скрылись, он развернул ее и не удержался от вздоха. Она была взрослая. Все куклы, которых он видел в лавках, и которых соседки приносили ему на починку, достигали возраста, ну, двух лет. В основном это были младенцы. Будь эта кукла живой, ей было бы лет шестнадцать, не меньше. Зачем нужна такая взрослая кукла? Он почувствовал, как по спине пробежал мерзкий холодок. Гвардейцы рассказали ему, что до происшествия (о котором они умолчали, так и оставив его происшествием) она умела сидеть, стоять, улыбаться и танцевать. Кукла была дорогая и талантливо сделанная — только варвары могли помешать ее «карьере». Чья она была? Безумного короля? Для удовлетворения его низменных нужд? Кто с ней так расправился? Что вообще плохого могла кому-то сделать кукла? Он взял одну из свечей и приблизился к ее лицу. Пальцами приподнял кукольное веко, и оттуда на него взглянул грустный потухший изумруд. Квиберн закрыл ей глаза. Смотреть на нее было невыносимо, а постоянно возникающие все новые вопросы отвлекали от работы. Покоя не давала и маячившая на задворках сознания мысль, что где-то он эту куклу уже видел. И видел ее живой. На следующее утро, дождавшись открытия рынка, он купил себе еды; столько, чтобы не покидать дом три дня. Квиберн едва не забывал есть, пытаясь разобраться в механизмах, заставлявших куклу двигаться, но тщетно. Удары, которые она приняла, повредили главный механизм, а при транспортировке, очевидно, потерялось еще несколько деталей. Он искал их на полу, но ничего не нашел, кроме пыли и пары своих же старых пуговиц. — Прости меня, девочка, — сказал он тихо, еще раз оглядывая ее целиком, восхищаясь ручной вышивкой, которой было отделано ее темно-красное с золотом платье, тоже испорченное. Только сейчас он понял, что у куклы, должно быть, было имя. Конечно же, должно было быть. Но какая теперь уже разница. Квиберн собирался одеться и пойти сдаваться в Красный замок. Починить ее ему не удалось, и он не видел смысла оттягивать неизбежное и ждать девяти часов. Интересно, ему отрубят голову, сожгут живьем в дань памяти о драконах или просто отправят в темницу и будут ждать, пока голод и сырость сделают остальное? На улице, несмотря на поздний (или уже ранний?) час ему удалось поймать извозчика. Кукла сидела с ним рядом, положив золотую голову ему на плечо, и будто бы вздыхала от каждой кочки. Их остановили. Волнения в городе вспыхивали все чаще, и не было ничего удивительного в том, что дороги патрулировала городская стража. Нащупав в кармане письмо от Малого совета, он вышел из повозки, чтобы разрешить все возможные недоразумения, и, если будет нужно, даже продемонстрировать свою безмолвную свидетельницу — куклу. Каково же было его удивление, когда он увидел их — собственными персонами. — Квиберн, старина! — Мы уж думали, мы тебя не увидим! Это были одни из зачинщиков восстания — Старк и Баратеон. Вернее, они это восстание подхватили — в таких беспорядках уже нельзя было выяснить, кто первый начал. Они происходили в каждом королевстве. Поэтому он и не ожидал их здесь увидеть: вверенные им владения располагались достаточно далеко от Королевской Гавани. — За такую встречу нужно выпить, — громогласно заявил Баратеон тоном, не терпящим возражений. — Здесь неподалеку есть отличное место, где привечают гостей всех мастей. — Да, минутку, — ответил Квиберн, оборачиваясь, чтобы прихватить с собой свою пациентку, — я только… Ни извозчика, ни повозки на мостовой не было. Как и куклы. — Негодяй! Догоним его? У тебя там остались какие-то вещи? — Никаких вещей, — ответил Квиберн, ощущая, однако, что его руки дрожат. — Только кукла… Взгляды у лордов-повстанцев были такие, что пришлось объяснять им все: и ночной визит Королевской гвардии, и странную куклу с него ростом, и дыры от меча в ее груди, и приказ, и странное ощущение дежавю, что когда-то он с ней уже встречался. По их лицам он видел, что они близки к тому, чтобы счесть его помешавшимся. — Вот что, — выдал, наконец, Нед Старк, — сейчас мы пойдем выпить к нашим друзьям, а потом решим, что делать. Спрячем тебя где-нибудь. Куклу ведь все равно не удалось починить — так зачем ее искать? Меньше чем через полчаса они оказались у какого-то циркового балаганчика. Квиберн не часто выходил из дому: его помощь повстанческим силам заключалась в основном в лечении раненых, если таковые имелись. В случае успеха ему обещали вернуть мейстерскую цепь. Кстати, о цепи — еще одно дело в последнее время было причиной всех его мигреней. Так что так оно и было — свою скромную обитель он покидал нечасто, и на выступления бродячих артистов попадал не так уж и много раз. Однако ему и его друзьям здесь оказались рады; клоун в парике, но уже без грима, усадил их за стол и принес им несколько кусков пирога. — Жаль, что вас не было на последнем нашем выступлении, — вздохнул он. — Зато как оно закончилось! — захохотал Роберт Баратеон, упоминая заварушку, в которой участвовал старший брат Неда, Брандон. Четыре дня назад он угодил в темницу Красного замка, подняв переполох во время одного из цирковых выступлений. Нед одернул его, чтобы он смеялся чуть тише. — Леди Серсея наверняка спит. — О, нет, она не спит, — тут же откликнулся клоун, — она шьет себе новое платье. Позвать ее? Леди, насмешливо подумал Квиберн, скривив губу. Желание иметь другую жизнь обычно всегда сквозит в звучных сценических именах. — Только если она сама захочет, — ответил Старк. — Вдруг ей с нами не слишком интересно. Пока они разговаривали, Квиберн рассматривал убранство вагончика: цветные ширмы, барабаны, обклеенные дешевой, но яркой цветной бумагой, обручи, булавы, мячи всех размеров и цветов. Бедность пестрела в каждом предмете. Из-за этого все всегда и начиналось — из-за бедности. Люди, которым нечего терять, способны на многое. Клоун вернулся, неся в каждой руке по кружке эля, а за ним, на своих двоих шла его пропавшая кукла — тоже с кружкой эля. — Здравствуйте, господа, — вежливо поздоровалась она, поставила кружку перед Квиберном и села рядом с клоуном. — Вам не стыдно? — не выдержал он. Гнев никогда не имел власти над его душой, но сейчас он явственно ощутил, что выходит из себя. Он почти целиком поседел, думая о том, что с ним случился, а она сидит здесь в каком-то цирке… Она подняла на него зеленые глаза, в которых сверкнуло неудовольствие. — Отчего же мне должно быть стыдно? — Я двое суток пытался оживить Вас, чуть не сошел с ума, когда извозчик пропал, а Вы… Она с непониманием посмотрела на клоуна, а он уже был готов рассердиться — на гостей. — Кого вы сюда привели? — Зачем же Вы притворялись мертвой? Зачем сбежали? Роберт тронул его за рукав: — Дружище, успокойся. Ты пугаешь Леди Серсею. — Я хочу, чтобы кукла ответила. — Кукла?! — воскликнула она, вставая. Ее зеленое платье, совсем простое, но так сочетающееся с ее глазами колыхнулось за ней, как морская волна. — Это я — кукла?! Квиберн посмотрел на нее еще раз. Волосы у нее были те же, только не уложенные в прическу, а распущенные; платье было другое, но она могла его поменять. Ее лицо выражало куда больше эмоций, чем когда она лежала у него на столе: тут были и гнев, и ярость, и непонимание. И самое главное, на ее груди не было ран. Это была превосходная, взрослая, здоровая кукла. — Я ведь рассказывал вам, что на днях мне доставили куклу, — повернулся он к друзьям, ища у них поддержки и понимания.— Вот она… — Если он еще раз назовет меня куклой, я за себя не ручаюсь, — заявила девушка, садясь обратно, скрещивая руки на груди. Ее щеки покраснели от возмущения. Они сидели молча некоторое время: кукла прожигала его взглядом, клоун кипел, словно чайник, Роберт ел, а Нед смотрел то на него, то на куклу. — Я понял, — вдруг выдал он. То, что происходило дальше, Квиберну пришлось переваривать гораздо дольше, чем вчерашний неудачный ужин из гороха. Кратко говоря, это была настоящая, живая девушка. Хозяину балаганчика и его жене, тогда еще живой, шестнадцать лет назад подкинули кулек. Содержимое его сейчас сидело напротив и всячески отрицало свою причастность к миру игрушек. — Ты потерял куклу, — произнес Старк, — а я — брата. Разница в том, что мой брат жив и его еще можно спасти. Леди Серсея, Вы нам поможете? — Как? — спросила она, наклоняя голову. — Я не понаслышке знаю, какая Вы чудесная танцовщица. И актриса. Что Вам стоит сыграть куклу? — Куклу?! — вскричал Квиберн, хором с девушкой. И тут его осенило. Вот оно. Вот тот самый способ проникнуть в Красный замок, над которым он ломал голову последние недели. Такое точно должно сработать. — Квиберн говорит, что вы с ней просто близнецы. Подмены могут и не заметить. — Мной будут… играть? — спросила она, вынужденно обращаясь к Квиберну. Он развел руками. Нед, тем временем, продолжал. — Мой брат сейчас в темнице в Красном замке. А у нас там появится свой человек. Мы могли бы вытащить его оттуда… Если Вы согласитесь нам помочь. Без него восстание может затянуться. — Кукла, значит, — произнесла Серсеячерез пару минут, и все вздохнули в облегчении. — Хорошо. Но у меня есть свои условия. Молчать я не буду. Делайте, что хотите, а скажите им, что научили меня говорить. — Хорошо, — кивнул Квиберн, внутренне ошалевший от такой прыти. — Во что мне переодеться? — спросила она и грустно улыбнулась. Квиберн подумал, что так, наверное, и выглядела кукла, когда ее пришли убивать.