Я не хочу, черт побери, быть твоим другом.

      Чимин ложится на кровать, закрывает глаза и старается не расплакаться. Юнги сидит рядом, сжимает его руку в своей и смотрит на хмурые брови. Когда Чимин ответил Чонгуку, Юнги даже не успел подумать: все было так быстро и внезапно, что сознание вернулось к нему только тогда, когда Чимин встал с кресла.       Юнги впервые почувствовал, как в груди что-то задрожало, вспыхнуло и рассыпалось в прах. Он смотрит на губы Чимина, вспоминает как близко они были к губам Чонгука, и тяжело вздыхает.       У Чимина любовь, в жертвах собственное сердце, а у Юнги просто мечты. Это самое ненормальное, что могло бы произойти. Чимин не выглядел так, чтобы отдать свое сердце Юнги или позволить последнему себя так искренне любить. Он отталкивал, притягивал, а после снова отталкивал. Иногда Юнги верит, что Чимин действительно сможет ответить ему, однако чужое дыхание в грудь и громкий шепот выводили из фантазий. — Я бы хотел.       Чимин бы хотел, он столько раз признавался в этом Мину, что сердце прыгало от жгучей боли недосягаемости.       Пак знал, что Юнги не против. Однако дарить боль человеку, который столько всего для него сделал, Чимин не мог. Да, это симпатия, это глухое «ты мне нравишься», однако навряд ли что-то большее. Потому что любовью Чимин заражен и знает, что это такое. Он открывает глаза и чуть улыбается Юнги. — Со мной все хорошо. Правда. Надоело, — Пак привстает, а после крепко обнимает парня. — Нет того, чего я не смогу пережить. Я попробую еще раз, и точно, обещаю, что мое сердце остынет.       Юнги кивает, нет желания задеть Чимина, сказав, что это полный бред. Он верит, что все будет по-другому.

***

      У Чонгука перед глазами Чимин. Где бы он не был, где бы не находился, он видел Чимина. Не самого Пака, а лишь его силуэт. Он чувствовал его присутствие, его, черт возьми, тёплое дыхание. Это сводило с ума, Чон действительно не понимал, что с ним такое происходит.       И подобная иллюзия у него почти целую неделю.       Однако наступает утро среды, когда Чонгук начинает понимать, что это не то, чего он добивался. Это совсем не тот исход, который должен был. Чимин становится другим, он раскрывается перед людьми, он больше не боится. А Чонгук оказывается для него кем-то вроде пыли. Такой старой, но родной пыли. Которую хочется стереть, да только она настолько въелась в мебель, что стереть её будет невозможно.       Чимин должен был сломаться, возненавидеть Чонгука, остаться врагом, но вот сам Чимин сделал все совсем иначе. Он просто забыл. Сделал вид, что Чонгука для него больше нет и никогда не было.       Чонгук не пытался как-то вновь сблизиться, это было бы чем-то ужасным, да только сердце почему-то предательски болело. Может, потому что они были друзьями или потому что это Чимин, и этим все сказано? В любом случае точного ответа он не знал, но мог отлично выследить каждый шаг Пака. Каждое его движение, каждое слово и каждую улыбку, что дарилась многим людям. Чонгук хмурил брови, стискивал зубы и не сводил с этого взгляд.       В один из дней Намджун решает пригласить всех к себе. Не то чтобы никто не видел, что происходит между этими двумя, нет, все всё отлично понимали, но только помочь никак не могли. Это было дело только двоих, а иначе, если бы кто влез, стало бы только хуже.       Джин к Чимину с расспросами не приставал, стараясь придерживаться недосказанности, а Юнги просто был рядом, как обычный друг. Это было вполне тем, что устраивало многих.       Чонгук приходит раньше всех, и Намджун встречает его с широкой улыбкой на лице. Он проходит внутрь, садится в одно из кресел и берет в руки пачку открытых чипсов с крабом, которую до безумия любит Нам. Чон с юным любопытством рассматривает новую квартиру Намджуна, что была подарена его родителями, и думает, что она просто идеально для Кима. Все в коричневых тонах, много полок, прикреплённых к стене, огромный диван, — родители Намджуна явно хорошо знали своего сына, раз подстроили все под его вкус. Это вызвало толику зависти, хотя и Чонгук мог бы тоже позволить себе подобное. Да только родители пока не восхищены его характером и не позволят жить одному. — Чонгук, пока мы одни, я бы хотел поговорить с тобой, — Намджун садится на диван и снимает очки, что обычно носит, когда читает. — Если о Чимине, то я против, — не трудно догадаться о чем должна была пойти речь, поэтому он прерывает её прежде, чем она наберёт обороты. — Я думал, ты глуп, но оказалось - нет. Ты прав, я о Чимине, — Нам мягко усмехается, стараясь не накалять обстановку. — Я не хотел лезть глубоко и не буду, просто прошу, не испорти этот вечер. Эти ваши тёрки не приводят ни к чему хорошему. И я обращаюсь к тебе, потому что всегда это начинаешь ты. — Я не собирался что-то делать. Почему вы думаете, что я настолько ужасен?       Намджун горько усмехается, а после опускает голову, прикусывая губу. — Ты назвал Чимина перед всеми педиком, убеждая нас, что это отвратительно. — Хен…       Чонгук хмурит брови и тяжело вздыхает. — Я не осуждаю тебя, однако попытайся быть проще. Чимин не заслуживает такого отношения к себе, — Намджун улыбается, хлопает по плечу и отправляется в прихожую, где секунду ранее раздался громкий голос друзей.       Чонгук убеждает себя, что все нормально и ему ни в коем случае не стыдно, однако это действительно не так. Особенно, когда он видит улыбающегося Чимина, видит его искренний смех и взгляд, полный безразличия к нему.       Он пьёт стакан холодного пива, пристаёт к чуть пьяному Джину и виснет на таком же Намджуне. Чимин такой веселый, такой обычный. И Чонгук действительно хочет перестать винить себя во всем. Но не может.       Во время всего вечера Чонгук ловит пару взглядов Юнги и один смелый взгляд Чимина. Это было так неловко, неожиданно, но как-то необходимо. Все друзья лишь смеялись, пили, играли в карты, в которые Чонгук играл непозволительно плохо. Он наблюдал за удрученным лицом Чимина, который должен был исполнить желания друзей, так как, на удивление, проиграл. И его это слегка забавляло. — Ребят, ну вы чего так? Мы же не дети, подумаешь — проиграл, — ноет Пак, мило хмуря брови. — Нет-нет, не увиливай, — Джин хрюкает и заливается смехом, как и все остальные. — Я первый. Станцуй нам что-нибудь. Нет, не что-нибудь. Давай какой-нибудь сексуальный танец, — Джин икает, а после улыбается. — Что за чертовщина, хен?! — Чимин заваливается на рядом сидящего Юнги и ноет. — Я не хочу этого делать, Юнги.       Мин тихо смеется. — Попробуй, — шепчет он в ушко, приблизившись.       Чимин поднимает свои красные щеки и тоже икает. — Ладно, — бурчит он.       Чонгук чувствует, как от этого «ладно» у него спирается дыхание. Он наблюдает за чуть пьяным Чимином, сглатывает, когда тот снимает с себя рубашку и остается в одних чёрных штанах. Чимин смотрит на Юнги, словно никого другого в этой комнате нет и этот танец посвящается только ему. И, однако, это действительно било по самолюбию. Чонгук уверен, если бы не все произошедшее, Чимин бы сейчас смотрел бы только на него.       Пак ставит на телефоне незамысловатую мелодию и начинает двигаться. Плавно и нежно, как какая-то пушинка в воздухе. Он закрывает глаза и ложится на пол, а после подаётся вверх бёдрами. Этот жест вызвал толику восторга со стороны друзей, и до безумия странные чувства в Чонгуке.       Страшно было то, что Чонгуку это нравилось.       Нравилось только в исполнении Чимина.       Чон частенько видел подобные танцы от девушек, что в процессе снимали с себя одежду, и это не вызвало тех чувств, что у него сейчас. Это что-то неизвестное.       Когда заканчивается песня, Чимин ложится на пол и просто дышит. — Вау, Чимин… — Джин начинает чуть ли не пищать, пока остальные все еще приходили в себя.       Особенно Юнги, взгляд которого уже давно блуждал по оголенной части тела. — Да, это действительно было шикарно. Не думал я, что ты на такое способен, — усмехается Намджун и отпивает два глотка пива из стакана. — Я выйду на секунду, — тихо говорит Чонгук и быстро встает с кресла. «Бред» — шептал Чону разум, когда тот ополаскивал лицо холодной водой. — Знаешь, — раздается рядом хриплый голос, и Чон дергается. — Я всегда знал, что гомофобы — это скрытые геи. Ты не ненавидишь Чимина, ты боишься его. Бегаешь, как зайчик от волка. — Юнги-хен, какого черта ты несёшь? — Чон хмурит брови и выплёвывает в раковину накопившуюся слюну. — Правду. Суровую правду. Я слишком долго за тобой наблюдаю, чтобы не видеть того, что в тебе происходит, — Юнги прислоняется к косяку двери и скрещивает руки перед грудью. — Просвети, раз такой умный, — Чонгук с вызовом смотрит на Мина, проклиная себя за свой длинный язык. — Оу, думаю в этом нет необходимости. Я лишь кое-что сделаю, а ты после этого спроси у себя, что же с тобой происходит. Ладно? — Юнги усмехается и уходит прочь, оставляя Чона в глубоких размышлениях. — Придурок, — шипит Чон, тяжело вздыхая. — И что он собирается делать?       Чонгук выходит из ванной, прочесывает волосы рукой и направляется в гостиную. Все пьяные и весёлые. Чонгуку нравится эта обстановка. Чимин уже одет и мирно сидит, уткнувшись в телефон. Его брови нахмурены, а губы вытянуты в небольшую трубочку. Чонгук часто замечал это у Чимина, но никогда особого внимания не уделял. Он садится на кресло и кидает взгляд на Мина. — Чимина, — зовёт Юнги и притягивает Пака к себе. — Есть одна просьба. — Да, что такое, Юнги? — Чимин приподнимает уголки губ и смотрит в глаза хена. — Поцелуешь меня?       Чонгук чувствует, словно до безумия тяжелое падает на его голову. Он раскрывает глаза, а его дыхание начинает исчезать напрочь. Намджун застывает, забыв, что хотел сделать ранее, а Джин громко икает. — Что? — Чимин сглатывает, думая, что Юнги просто шутит, однако взгляд, которым смотрел на него Мин, явно говорил об обратном. Он вовсе не играет. — Поцелуй меня, — повторяет Мин. — Хен… — Блять, что за нахер? Ты… блять, хен, — Чонгук не выдерживает, подлетает к Мину и хватает за воротник кофты. — Какого хрена, Юнги-хен. Что за дурачество? Это же ужасно. Ты тоже из таких, да? — Чонгук, успокойся, — сурово произносит Нам, пристав с дивана. — Не посмею, блять! Вы все, — Чонгук обводит взглядом друзей. — Все мне говорите, чтобы я не смел как-то шутить, что Чимин такого не заслуживает, что, прости господи, он такой хрупкий, такой восприимчивый, а сами позволяете подобное себе. Да, Юнги-хен? — сжав еще крепче воротник безразличного Мина, Чонгук стискивает зубы. — А что такое? Ты хотел бы быть на моем месте? — выплёвывает Юнги, прежде чем получает первый удар в скулу. — Чонгук! Хен! — взволнованный Чимин подлетает к Юнги, берет его лицо в руки, а после несколько секундного молчания кидает злой взгляд на Чона. — Ты просто ужасный донсен, отвратительный друг и человек. Я действительно не хочу тебя видеть ни рядом со мной, ни в этой, черт возьми, компании людей! Ублюдок.       Чонгук растерянно моргает, он действительно не понимает, что его заставило сказать все это. Он смотрит на Намджуна, кидает быстрый взгляд на Джина и понимает, что ему в самом деле не место здесь.       Ни в этом доме, ни в этой компании, ни в чьём-либо сердце.       Ком в горле увеличивался, сердце предательски болело. Он опускает голову и просто направляется на выход, без каких-либо слов. Вряд ли его жалкие оправдания кто-то будет слушать. За все время никто никогда не дрался меж собой, потому что считалось, что можно все решить разговорами. Однако слова Юнги вывели Чона из себя, и он даже не успел понять, что натворил.       На улице даже прохладный ветер не привёл Чона в чувства. В груди что-то разрывалось то ли от слов Чимина, то ли от слов Юнги. Чонгук не понимал. Но отчётливо осознавал с какой ненавистью Чимин обращался к нему, как смотрел на него. Это… больно?       Непременно.       Чон горько усмехается, не поднимает голову и идет прямо. Он не знает, где он, куда именно направляется, зато в определённый момент слышит рев тормозов и видит белый свет от фар.